Вильгельм. Ученик колдуна

Александра Лисина, 2023

Когда люди считают тебя нежитью – это необычно. Когда для подобных выводов есть основания – это уже становится интересным. Когда ты выглядишь как человек, но только среди тварей чувствуешь себя комфортно, это может показаться странным. Однако во всем надо стараться искать положительные стороны. Вот, к примеру, я не чувствую боли, не знаю страха и не способен умереть. И это здорово. Одна беда – никто не знает, кто я такой и откуда взялся. И вдобавок к этому каждый встречный пытается меня убить.

Глава 5

— Что это? — хмуро осведомился Нардис, прошлепав босыми ногами следом за мной на кухню и поставив в угол мокрое ведро вместе со шваброй.

Я покосился на чисто вымытый пол, а затем — на лежащую на столе флягу. Сравнительно небольшую, пузатую, абсолютно ничем не украшенную, но разбавляющую сгустившийся в помещении сумрак мягким серебристым блеском.

— Это — моя компенсация за причиненные неудобства.

— Ты нашел заказчика? — полуутвердительно спросил парень.

— Да. И убедил его больше нас не тревожить.

Нардис скептически хмыкнул, после чего подошел ближе, изучил размеры компенсации и кивнул.

— Серебро?

— Причем непростое, храмовое. Оно гораздо легче обычного, довольно прочное и почти не поддается воздействию темных артефактов.

— Тоже зачарованное?

— Само собой. Правда, обычная магия на него тоже воздействует слабо, поэтому тут использовано всего одно заклинание, позволяющее хранить внутри всего один состав… Тот, что будет налит туда первым. Но мне оно подходит идеально.

Нардис присвистнул.

— Занятная штука. Не поддающаяся магии, но при этом все равно каким-то чудом замагиченная… Интересно, сколько народу тебе пришлось убить, чтобы ее заполучить?

— Троих, — невозмутимо ответил я, доставая старую флягу и откручивая крышку. — Тех самых, что испачкали нам пол в прихожей. Само собой, заказчик был не рад, когда я их вернул, но выбора у него не осталось.

Это правда. Яд, который я использовал на Арриоле, на время делал человека покорным, безынициативным, но при этом легко внушаемым. Поэтому леди не только охотно мне все рассказала, но по первой же просьбе раскрыла свои кладовые и позволила осмотреть свозимый туда со всей империи товар. Артефактов там оказалось много, один другого дороже, но мне приглянулся только этот. Я посчитал, что после всего случившегося имею полное право забрать нужную мне вещь, поэтому спокойно покинул дом, предварительно убедив его владелицу навсегда забыть о моем существовании.

Поразмыслив, я решил, что нет резона делиться с ней своими догадками. Если Арриола узнает правду, то полагаю, ее бешенство будет столь велико, что она (если не сойдет с ума от ярости, конечно) с высокой долей вероятности надумает отыграться не только на мне, но и на детях брата. А мне бы не хотелось потом хоронить посланных ею убийц. Да и Кариур, я думаю, огорчился бы, если б узнал, что из-за этой дуры его славный род угас. Поэтому я не стал ничего пояснять и просто ушел, а Арриола пускай и дальше сидит взаперти. Полагаю, от этого всем будет только спокойнее.

Что же касается трупов, то их действительно было только три. Вероятно, леди не хотела ставить никого в известность, что по ночам в ее гостиной бывают воры и душегубы, поэтому охранников заранее отослала прочь. Что же касается идиотов, которые испортили мне новую пижаму, то я подумал, что будет лучше, если их следов не останется вовсе, поэтому на обратном пути забрал тела из палисадника и порталом закинул в те самые трущобы, где мы недавно охотились.

— Извини, — вдруг ни с того ни с сего буркнул Нардис, заставив меня озадаченно обернуться.

— За что?

— Я был не прав сегодня.

Я принялся аккуратно сливать кровь из старой фляги в новую.

— Что же привело тебя к такому выводу?

— Да я… — Нардис вдруг взъерошил волосы на макушке, а потом с досадой махнул рукой. — Саан, все так сложно! Но ты настолько похож на обычного пацана, что иногда я забываю, что на самом деле ты…

— Не человек?

— Не знаю, — признался парень. — Из-за проклятия ты выглядишь совсем не так, как должен в свои годы. При этом ты не ешь. Не спишь. Почти не дышишь… В общем, я зря на тебя накричал. Прости. Это больше не повторится.

Я кивнул и, выкинув пустую флягу, так же аккуратно завинтил крышку на подарке Арриолы.

— Забывчивость — одно из свойств человеческой натуры. Но сам факт того, что ты начал сомневаться, меня, можно сказать, радует.

— Почему?

— Потому что это означает, что я на правильном пути. Если у меня получается достоверно изображать эмоции, то рано или поздно они, наверное, вернутся.

Нардис вдруг вскинул голову и пристально на меня взглянул:

— Скажи, каково это — ничего не чувствовать? Жить, не ощущая вкуса самой жизни? Говорить только то, что думаешь. Не врать. Не бояться. Не переживать по пустякам.

Я повесил флягу обратно на пояс.

— Удобно. Просто. Понятно.

— Тогда зачем ты пытаешься вернуться к себе прежнему?

— Затем, что хочу понять, кто я. И почему стал таким, как сейчас.

— А у тебя хоть какие-то подвижки есть? — недоверчиво спросил мой компаньон. — Ну, за то время, что мы знакомы? Ты хотя бы иногда ощущаешь себя живым?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты так хорошо научился нам подражать, что я уже не понимаю, где ты искренен, а где твоя улыбка означает лишь то, что ты пытаешься вести себя как положено в обществе.

Я пожал плечами.

После смерти Кариура я не стал спешить и не сунулся к людям сразу. Сначала наблюдал за ними издалека. Ходил от деревни к деревне. Присматривался. Прислушивался. Изучал. Делал выводы. Затем приобрел компаньона, ставшего для меня отличным наглядным пособием. И только убедившись, что научился достоверно ему подражать, решил приступить к следующей фазе плана.

— Вильгельм? — настороженно переспросил Нардис, когда не услышал ответа.

Я встряхнулся.

— Не все так плохо. К примеру, я уже знаю, что такое сомнение, неудовольствие и досада.

— Только это?

— Отрицательные эмоции почему-то вспоминаются легче, — был вынужден признать я. — Но мне также знакомо и ощущение удовлетворения. Какая-никакая, но все-таки радость. Порой мне даже бывает забавно. Интересно. Однако в остальном я пока не уверен.

— Раньше тоже так было?

— Раньше я мог спокойно препарировать человека, чтобы узнать, как он устроен внутри. А сейчас меня раздражают чужие крики, поэтому если вдруг снова придется это делать, то я предпочел бы сперва заклеить испытуемому рот.

— Эм. И много ты… препарировал? — странным голосом уточил мой помощник.

— Достаточно, чтобы знать, как, куда и с какой силой нужно ударить, чтобы обездвижить, искалечить или мгновенно убить любое живое существо.

— А… Ну… А неживое?

— И неживое тоже.

Нардис воззрился на меня с откровенным недоверием:

— То есть ты и с нежитью не боишься экспериментировать?

— Я вообще ничего не боюсь, — напомнил ему я. — Не научился еще. Но в какой-то мере понимаю причину твоей сегодняшней вспышки, поэтому зла не держу.

— Ты не умеешь злиться, — не преминул напомнить этот упрямец. — И ярость тебе неведома. И обида. И вообще, я столько времени пытаюсь тебя достать, что уже становится неприличным с твоей стороны никак на это не реагировать!

Я изучающе на него посмотрел:

— Зачем ты пытаешься меня достать?

— Как зачем? — изумился Нардис. — Ты же сам сказал, что для снятия проклятия тебе нужно научиться чувствовать! Ну, вот я и учу! Правда, пока безуспешно.

— Так ты что, эксперименты на мне ставишь?

— А то, — осклабился этот поганец, мелкими шажками отступая к выходу. — Ты ведь на мне ставишь, не стесняешься. Чем я хуже? Да и кто, кроме меня, тебе поможет? Вот я и стараюсь. Изо всех своих невеликих сил. Надеюсь, ты оценил?

— А ну, стоять! — скомандовал я, одновременно пытаясь понять, что за эмоцию ненароком разбудил во мне этот балбес.

Но Нардис, как чуял неладное, стрелой выскочил в коридор и уже по пути на второй этаж радостно прокричал:

— Прости, не расслышал, что ты сказал!

То есть он не только нагло врет, но еще и издевается?

Я пнул стоящий под столом мешок с костями.

— Проснись!

А когда с пола поднялась целехонькая и радостно скалящаяся гончая, так же коротко велел ей:

— Фас.

Раздавшиеся вскоре негодующие крики, перемежаемые сочными ругательствами и проклятиями в мой адрес, я проигнорировал. А вот неожиданно проклюнувшуюся эмоцию, напротив, постарался сохранить и как можно внимательнее рассмотреть.

Это была не обида, не досада, определенно не злость, а что-то вроде раздражения… Но немного не такое, как раньше. Вернее, не так. Раздражение все-таки присутствовало, однако оно было не само по себе, а словно бы с какой-то примесью. Частичка удивления. Частичка недоумения. Недоверия. И, наверное, сла-абенькой такой благодарности. Все же я не приказывал Нардису меня тормошить. Только поделился фактами. А он хоть и поганец, но все же поганец полезный. Вон на сколько эмоций меня сегодня раскрутил.

— Отстань, псина костлявая! — вырвал меня из раздумий истошный вопль со второго этажа. — Живым не дамся!

И следом — грохот от упавшего на пол горшка. Почти сразу там же раздалось бодрое клацанье костей. Шум торопливо сдвигаемой мебели. Не менее торопливый топот, как если бы кто-то спасался от неутомимой Кости позорным бегством. Еще один вопль, только уже с обещанием обезглавить гончую особо зверским способом. Звонкий щелчок челюстей. Новый грохот опрокидываемых стульев и, судя по звуку, одного из комодов. После чего до меня донеслось пронзительное:

— У-у-уй!

Следом:

— Не смей лишать меня достоинства, тварюга окаянная!

И, наконец, совсем уж жалобное:

— Вильге-э-эльм, отзови свое чудовище! Честное слово, я все понял и больше не бу-уду-у!

Прикинув степень разрушений, которые могли учинить эти двое в процессе погони, я решил, что сохранность дома дороже, и мысленно скомандовал Кости:

«Спи!»

Наверху послушно бряцнули кости, куда-то со стуком укатился тяжелый череп. А еще через пару минут на лестнице послышались осторожные шаги, после чего на кухню заглянул отчаянно потирающий ягодицу, но отнюдь не присмиревший Нардис.

— Ну, что, эксперимент можно назвать удачным? Ты что-нибудь новое ощущаешь или же мой бедный зад пострадал зазря?

— Иди-ка ты… в лавку, — вежливо послал я его. — За продуктами.

— Какая лавка? — удивился Нардис. — Еще же даже не рассвело!

Тьфу. Не сообразил, что на улице темно, а людям по какому-то недоразумению приходится регулярно спать. А еще есть. Отдыхать. Ходить в уборную. И вообще, они тратили слишком много времени на всякую ерунду.

— Тогда иди спать, — поморщился я. — А утром в лавку. За едой для тебя и за пижамой для меня, потому что эта уже никуда не годится.

— А вот и не пойду! У нас денег нету! — радостно сообщил мне помощник, скалясь не хуже, чем недавно Кость.

Я замер.

— Как это нету?

— А вот так. Мы вчера почти все на зелья спустили, поэтому на пижаму точно не хватит!

Так. А вот это уже нехорошо.

Деньги — та самая вещь, ради обладания которой люди готовы были на все. На медные, золотые и серебряные монеты они постоянно что-то покупали, меняли, начиная с продуктов и заканчивая дворцами. А еще деньги нередко ценились смертными гораздо больше свободы или жизни, поэтому из-за них частенько грабили и убивали. Наконец, они имели скверное свойство заканчиваться, поэтому их запас постоянно требовалось где-то пополнять.

Откуда они берутся у простых людей, я, правда, не вникал, но в моем положении источником денег являлись другие люди. В том числе мертвые люди, у которых, кто бы что ни говорил, всегда можно было чем-нибудь поживиться.

* * *

— Что может быть хуже кладбища? Только городское подземелье, — проворчал Нардис, сердито шлепая по вонючим лужам. — Ты вообще в курсе, сколько тут всякой заразы водится? И почему нельзя было сделать это утром?! Всего-то ничего осталось подождать!

Я быстро покосился по сторонам, но шаг не замедлил. И не стал напоминать, что с рассветом мои сила, скорость, реакция и даже мысленная активность резко упадут. К тому же спать мне было не нужно. Нардис тоже теперь вряд ли уснет. Ну, так и зачем тратить время, если еще несколько часов в Дамане будет достаточно темно, чтобы спокойно навестить местное захоронение?

Прелесть подземелий заключалась именно в том, что они позволяли незаметно попасть почти в любую точку столицы. Говорят, когда империи еще не существовало, Даман был не в пример меньше, чем сейчас, а дома по большей части строили из дерева, то на город частенько нападали. И чтобы не потерять все добро в огне, горожане не поленились создать многочисленные подземные убежища, куда запросто можно было попасть из подвала любого приличного дома.

С годами под городом образовался настоящий лабиринт. Потом его, конечно, забросили. Укрепленные камнем стены частично разрушились. Многие проходы завалило. Какие-то, напротив, были перекрыты умышленно. Само собой, со временем это место облюбовали преступники, бездомные, городские сумасшедшие, но на них мне как раз было, как выражаются люди, плевать. Главное, что тут не болталось ни любопытных, ни патрулей. Ну, а редкие облавы можно было засечь задолго до того, как имперские ищейки нападут на наш след.

— Тьфу на тебя. Отстань, — раздраженно буркнул Нардис, когда ему в бок ткнулась зубастая черепушка. — Тебя еще не хватало!

Кость с довольной ухмылкой пробежала дальше, а потом принялась вовсю резвиться в тоннеле, с азартом прыгая по лужам и зубами пытаясь поймать взлетающие в воздух водяные капли. Грязь и вонь ей ничуть не мешали — на зачарованных костях все равно не оставалось ни пятнышка. Зато брызги от ее прыжков взлетали до небес и по закону подлости так и норовили осесть на плаще Нардиса.

Плюх! Плюх! Плюх!..

— Вот зараза, — ругнулся он, когда костлявая псина в очередной раз промчалась мимо, облив его водой из большущей лужи. — Она что, специально?!

Плюх!

— Саан тебя задери! Хватит меня пачкать!

Клац!

Острые зубы щелкнули прямо за спиной парня, после чего его снова окатило с головы до ног, и Нардис все-таки взмолился:

— Вильгельм, да усыпи ты ее, наконец! Она ж когтями клацает по полу так, что с другого конца города слышно!

— Здесь нет посторонних, — ровно отозвался я, размышляя, не слишком ли активным сделал имитирующее заклинание.

Хотя насчет шума Нардис был, пожалуй, прав — в каменном тоннеле гуляло довольно громкое эхо, поэтому гончей стоило соблюдать осторожность.

Кость, получив приказ, действительно стала перемещаться тише. Только теперь вместо луж она заинтересовалась разбегающимися во все стороны крысами. И если раньше она с разбегу прыгала в воду, то теперь принялась охотиться на грызунов и, прицелившись, давила их тяжелыми лапами.

Чавк! Чавк! Плюх!

— Фу! — скривился Нардис, когда неподалеку от него образовались сразу три кровавые лужи.

Чавк! Чавк! Чавк!..

Еще три крысы с придушенным писком обратились в фарш, а вошедшая в раж гончая принялась лихо гоняться за оставшимися. Крыс, правда, нашлось не так уж много — большая часть все-таки сообразила удрать куда подальше. Но тех, у кого мозгов не хватило забиться в щели, Кость с удовольствием начала преследовать, так что, даже когда она скрылась за поворотом, оттуда довольно долго раздавались характерные чавкающие звуки.

А потом все неожиданно стихло.

Нардис облегченно перевел дух. Я, напротив, насторожился. Но когда мы, благоразумно обходя оставшиеся на полу кровавые ошметки, добрались до гончей, то обнаружили, что она отыскала себе новую забаву. И в этот самый момент шустро рылась в гниющей под стеной куче, откуда вскоре добыла громадную кость.

И ладно бы, если бы псина просто ее разгрызла или бросила, где нашла. Но нет. Имитирующее заклинание требовало от нее конкретных действий, поэтому добычу гончая не бросила, не сломала. А вместо этого принесла мне и с гордым видом продемонстрировала, словно самая обычная собака, ожидающая честно заслуженной похвалы.

Мда.

Забрав у нее пожелтевшую от времени берцовую кость — судя по размерам, коровью, а не человеческую, — я без затей зашвырнул ее в первое попавшееся ответвление.

Псина от этого простого поступка чуть не взвыла от радости. По крайней мере, именно так я расценил ее гулко клацнувшие челюсти и целую череду высоких прыжков, выражающих крайнюю степень нетерпения. Когда же костяшка улетела далеко во тьму — а бросил я далеко, от души, — зверюга, прочертив когтями глубокие борозды в полу, резво развернулась и со всех лап понеслась за добычей, по пути не забывая давить не успевших спрятаться крыс.

— Жуткое зрелище, — вполголоса заметил Нардис, когда костяная псина, вильнув лысым хвостом, скрылась в темноте. — Если увидишь такую ночью, точно обгадишься со страху.

— А-а-а-а-а! — как по заказу, донеслось из глубины того тоннеля, куда умчалась Кость. — Нарук, беги!

— Что за-а-ау-у!..

Клац! Бульк! Чавк!

Два одновременно прозвучавших вопля тут же оборвались, а мы с Нардисом быстро переглянулись.

Кто это болтается по подземным тоннелям посреди ночи? Воры? Убийцы? Контрабандисты? Или здесь в кои-то веки что-то понадобилось городскому патрулю?

Спустя несколько секунд из темноты снова раздался дробный цокот когтей.

— По-моему, твоя псина принесла что-то не то, — дрогнувшим голосом заметил Нардис, когда рядом с ним нарисовался громадный собачий скелет, сжимающий в зубах окровавленный мужской ботинок.

Я с сомнением оглядел добычу питомицы.

Ботинок обычный, старый, разношенный и явно не казенный — местные вояки предпочитают носить сапоги. Значит, не стража. Это хорошо. А вот свежая кровь на подошве — уже не очень. Хотя, если подумать, приличному человеку в столь позднее время делать в таком месте нечего, ну, а судьба местных бандитов меня не волновала.

— Наверное, перепутала, — заключил я.

— П-перепутала?!

— Ну, да. Предлагаешь ей вернуться и извиниться перед пострадавшими?

Нардис тревожно посмотрел на мое невозмутимое лицо. Несколько раз вдохнул-выдохнул и, наконец, опустил плечи.

— Не надо. А вот тела стоит убрать, чтобы не опознали. А то мало ли, вдруг все-таки стража наткнется?

— Кость, ты слышала? — повернулся я к нетерпеливо приплясывающей псине. — Прибери за собой.

— Клац! — с готовностью отозвалась гончая. После чего послушно выплюнула ботинок и, вильнув хвостом, снова умчалась. Вскоре с той стороны раздался новый шум, подозрительный хруст, звуки торопливо разрываемой плоти, словно зверюга перемалывала останки бедолаг в труху. Нардис, услышав всю эту какофонию, поспешил зажать уши и убежал вперед. Я же, наоборот, задержался, чтобы оглядеть тоннель повнимательнее, а заодно отдал Кости еще один приказ, только уже мысленный и более конкретный.

Спустя четверть часа мы остановились перед нужным нам ответвлением. Собственно, это было не совсем ответвление — просто участок стены, заранее освобожденный от каменной облицовки и прикрытый для надежности старыми досками.

Доски Нардис, не дожидаясь команды, разобрал, открыв довольно узкий, вырытый прямо в земле лаз, куда едва мог протиснуться взрослый мужчина, да и то если встанет на четвереньки. Мне же там было вполне просторно, так что я даже не замедлился, пока пробирался к цели нашего путешествия.

Надо сказать, одно из преимуществ присмотренного нами кладбища (а в немаленьком Дамане таких насчитывалось целых три) заключалось в том, что располагалось оно довольно далеко от центра города. И, наоборот, очень близко к кварталу Бедняков, на границе которого мы обитали вот уже полгода. Наличие подземных тоннелей еще больше упрощало процесс перемещения из одного места в другое. Ну, а не предусмотренное строителями ответвление позволяло не тратить время на преодоление ограды и давало возможность проникнуть на территорию кладбища легко и, что намного важнее, незаметно.

Когда тесный лаз закончился и привел нас в довольно просторный коридор, созданный не так давно и исключительно нашими усилиями, я выпрямился, приставил к стене лежащую тут же деревянную лестницу, поднялся наверх и, выбравшись через дыру в полу, огляделся: толстые каменные стены, просевший потолок, тяжелая плита вместо двери, которую далеко не каждый сумеет стронуть с места, два пустых гроба со сдвинутыми набок крышками… Склеп был очень и очень старым. Настолько древним, что за давностью лет магическая защита на его стенах успела истощиться, да и о нем самом, похоже, давно забыли, поэтому о нашем присутствии, если судить по оставшимся в пыли следам, до сих пор никто не догадался.

Конец ознакомительного фрагмента.