Самые страшные сны Александры Е-Грин

Александра Е-Грин, 2012

Сборник коротких рассказов, которые хорошо читать ночью, укрывшись одеялом с головой. А еще, они имеют легкий молодильный эффект. Правда-правда. Вы когда-нибудь встречались с ужасом, который заставлял вас чувствовать себя беспомощным, словно вы – младенец? Скорее, открывайте книгу!

Вода.

Женечка собралась с мыслями, дала отмашку оператору и бодро произнесла в микрофон с логотипом «Наипервейшего канала»:

— Софья Прокопьевна всю жизнь проработала прачкой. Уж кому, как не ей знать толк в воде? Среди коллег она слывет мастером. И не зря — ее огрубевшие, сильные руки способны определить примеси в воде, лучше, чем любой специальный индикатор.

Крупный план, умело сработанный Николаем, запечатлел для зрителей натруженные кисти рук Софьи Прокопьевны.

— Я мечтала быть пианисткой. — Спокойно произнесла героиня сюжета. — Играла раньше. Музыка лилась сквозь мои пальцы так же легко, как и вода. Устраивали вечера. Все соседи приходили послушать. Хорошо было. Потом, вот, война. После нее еле оклемались. Нужно было продолжать жить дальше. Какая там музыка? Пошла в прачки. Сначала противно было за господами пеленки стирать. Потом уже, попривыкла. Вот так всю жизнь и стираю.

Женечка участливо поджала красивые губки, поймав себя на мысли, что эта реакция была проделана ею"на автомате", от чего итог, должно быть, получился слегка искусственным. Собственно, винить себя ей было не в чем — это всего лишь привычка выработанная временем. И Женечка просто вернулась к беседе, вышедшей далеко за рамки интервью:

— Софья Прокопьевна, расскажите, пожалуйста, каким именно образом вы определяете вредные примеси в воде?

— Это долгий разговор. Может быть, я прежде угощу вас чайком? — добродушно предложила прачка.

— Не беспокойтесь, пожалуйста. Давайте просто продолжим интервью. — Женечка старалась отказаться как можно вежливей, но хозяйка была настроена решительно. Спустя несколько секунд, она уже наливала воду в чайник.

— Вода требует особого внимания. К ней нужно относиться с уважением. — Софья Прокофьевна извлекла из буфета травяной чай и светлый сервиз. — Ведь, если хорошо подумать, то вода — самое простое и опасное оружие. Она может без труда проникнуть туда, куда ей вздумается, и принести с собой болезни и смерть. Как вы считаете, почему многие паразиты выбирают в качестве дома и средства передвижения именно воду? Они способны оценить подвижную и чистую среду…

— Софья Прокопьевна, так, не для камеры, поделитесь своим секретом, — закусывая пряником ароматный чай попросил Николай, — Ясное дело, что профессиональные секреты оглашать на всю страну не каждый согласен.

— Да, да! — Поддержала Женечка, — Вы наверняка слышали об аварийном выбросе опасных веществ на нашем хим.заводе? Про это сейчас все наперебой твердят. Беспокоятся…

— От чего же не поделиться? Поделюсь. Вы, пейте, пейте чаек, милые. — Ласково отвечала Софья Петровна. — Сейчас у меня хуже выходит, чем раньше. Тут сноровка, да наблюдательность важны. Вот если бы вы чуть раньше наведались в гости ко мне, то и моя напарница Нинка, вам бы подтвердила мои слова. Кстати, работа в паре, всегда легче и качественней выходит. Правда, пару добросовестную выбрать, страсть как тяжело! Да и обучить ее всему — это время. Я, между прочим, с войны еще, работаю по методу одной немочки. Она меня, как и я теперь своих напарниц, всему обучила. Вот только не стало ее давно… Быстро людей эта работа съедает. И Нинку тоже. Недавно совсем. Теперь новую ищу.

— А метод-то секретный, немецкий, он в чем заключается? — с нетерпением оборвала ее Женечка.

— Да в том, милая, что напарницу я подбираю себе с крепким здоровьем. — Прачка вдруг противно и высоко захихикала — Твой желудок, столь же нетерпелив, как и твой язык? Посмотрим. Глаза уже затуманились. Дыхание замедлилось. Кажется, дорогие мои, в воде которую вы пьете есть опасные для здоровья, я бы сказала, смертельные примеси.

— Но, почему вы позволили нам ее пить? — Завозмущался с полу Николай. Он лежал, скрученный болью в калач, почти у самых ног радушной хозяйки.

— Да потому, что вы не умеете слушать — с искренним сочувствием ответила Софья Петровна.

Соответствия.

Никодим Геннадьевич Штырь был в душе актер. И теперь, сидя на полусогнутых ногах напротив стола тренировался изобразить стул. Он долго размышлял над тем, какой он станет изображать стул, зачем и кому он понадобится и для какой пользы сгодится. Наконец, он определился и стал стулом к обеденному гарнитуру в стиле викторианской эпохи в небольшой столовой. Вот щедро покрытые жестким светлым волосом руки с длинными тонкими пальцами Никодима Геннадьевича вытянулись вдоль сломавшегося в пояснице неуклюжего тела, длинные ноги изогнулись в коленях, лицо застыло в маску (как чувствовалось Никодиму Геннадьевичу, красного дерева).

В таком вот положении его застала Мария Павловна Гай. Ничуть не удивившись состоянию своего хорошего знакомого Мария Павловна отчетливо поздоровалась:

— Здравствуй, Ник.

— Здравствуй, Маша. Присаживайся. Нет, не на оттоманку, а вот, изволь, на мою шелковую обивку. Я, знаешь ли, нынче стул. — Предупредил он все вопросы разом, пытаясь сохранить при этом, маску красного дерева, практически не шевеля губами.

— Ну, держись. — Предупредила Мария Павловна.

Уверенными шагами достигла она стула и со всего маху уселась прямо на колени слегка закачавшемуся Никодиму Геннадьевичу.

— Э, брат, да ты никак антиквариат! — хмыкнула Маша.

— Это я от любви к тебе голову теряю, — серьезно ответил Никодим.

— Брось, Ник. Мы с тобой уже говорили на эту тему, и решили к ней больше не возвращаться. — Мария Геннадьевна тоже посерьезнела.

— Помню, помню. — Маска красного дерева треснула и осыпалась под напором эмоций, обнажив нескладное, носатое лицо Никодима Геннадьевича. — Что бы ты меня любила, я должен быть красив.

— Это ведь так просто! — Она весело вспорхнула с его колен. А он снова пошатнулся и не удержавшись на ногах упал на паркет. Подниматься не хотелось, и он стал слушать ее щебет прямо с пола. — Ты разве не понимаешь? Я почти совсем люблю тебя. Осталось совсем немного.

— Что ты несешь? — холодно, одними губами сказал Никодим.

— Дай угадаю, — азартно отозвалась Маша, — ты теперь гранитная плита?

— В яблочко! — он действительно стал похож на неотесанный кусок красного гранита — злой румянец во всю щеку, изломанные в суставах конечности плотно сжаты и ледяной тон, — Но, это не отменяет твоей проникновенной речи.

— С прошлого нашего разговора совсем ничего не поменялось. — Мария одним легким движением снова оказалась рядом с новообразованной окаменелостью и скомандовала, — Никуша, отомри.

— Слушаюсь — тяжелый выдох, и он снова у ног сумасшедшей, — да, я не понял тогда и сейчас не понимаю. Если хочешь знать, я — ручей. Мои помыслы чисты, кроме тех, в которых фигурируют камень на твоей шее и воды сомкнувшиеся над твоей головой.

— Миленький, постарайся понять, ведь у тебя дар. Ты способен меняться не только в мыслях, но и физически. Только сейчас — дерево, камень, вода! — умоляла Маша, стоя по калено в бурном горном потоке.

— Дура. Это ведь все не имеет отношения к жизни. В этом нет собственной души! Как, скажи мне, как я вдруг возьму и стану тем, кого я не знал никогда и тем, кого мне нет желания наблюдать?

— Тогда, дорогой мой Никадим Геннадьевич, вам не получить моей любви. Вы ведь ради нее даже стараться не хотите.

Они разошлись по разным углам комнаты. Немного помолчали — просто люди. Но, не выдержав тишины, Никадим Геннадьевич вдруг влился в дубовую панель и принялся повторять выкрутасы резьбы.

— Опять ты за свое! — разочарованно сказала Маша. — Но уж я тебя проучу!

Вдруг откуда не возьмись, в ее руках возник топор. С ним наперевес, она пересекла комнату. Остановившись у дубовой панели, она занесла свое оружие. Никодим пытался укрыться от ее ударов в завитках и причудливых формах. Но, она находила его со снайперской точностью и он гиб под лезвием топора снова и снова, пока наконец, дубовая панель не раскололась на две части.

Все было кончено. Мария Павловна швырнула на пол тяжелый топор, отряхнула подол платья и вышла вон.

Всю ночь в комнате стояла тишина. Никто не открывал окон, никто не зажигал ночника.

За то, по утру в комнате Никодима Геннадьевича, объявился весьма привлекательный мужчина. Он нахально ходил по комнате Никодима в его пижаме, пил кофе по его рецепту из его же фарфора. В общем вел себя совершенно раскованно, будто это он и есть, тот самый Н.Г. Штырь. Собственно, были некоторые сходства. А уж если сравнивать с фотографией в паспорте, то Ник, запечатленный на ней был карикатурой, пародией на нового, привлекательного во всех отношениях. О том, что произошло прошлым вечером, он не вспоминал, точнее сказать, он и не знал о том. Можно сказать, что речь шла обо всей его минувшей жизни — стульях, камнях, ручьях, Марии Павловне Гай.

Конец ознакомительного фрагмента.