Институт эмоций. Второй семестр

Александра Глазкина

Учиться в городе у моря… Что может быть романтичнее? Вот только море зимой – серое и холодное. Город рушится на глазах. Таинственный злодей выкачивает из людей эмоции, используя знания, полученные в институте. Нужно вычислить преступника и вернуть в город былую гармонию. Но захотят ли герои рисковать своими чувствами и хрупким счастьем во имя призрачной цели? И не окажется ли долгожданная любовь главной ловушкой, из которой так сложно выбраться?

8. МАРЕК

Домой я заходить не стал, сразу двинулся по направлению к той части города, где, как я надеялся, все же отыщется магазин игр. А заодно и его прекрасная продавщица, которую мне так сильно хотелось увидеть снова. Вспомнив о нашей размолвке, я разозлился. Подумаешь, прогулялись вместе. В конце концов, я в городе не для развлечений. Сейчас начнется учеба, диплом надо писать, да и подработку не мешало бы найти. Потом на смену браваде пришло отвращение: уж себе-то врать зачем? Ни одно дело в мире сейчас не могло по важности затмить мое желание помириться с Висой.

Когда, месяц назад, я принял великодушное предложение Халле пожить в квартире ее мужа, я не знал, что меня ждет. Открываешь глаза и вместо обычного беленого потолка видишь изысканную лепнину и блики от солнца, пробивающиеся сквозь цветные витражи окон. Сложно понять, кто ты и где. Санна мой переезд восприняла с облегчением, которое даже не удосужилась скрыть. Отец — сдержанно, и я не смог разобраться, чем вызвана его реакция — таким же облегчением или разочарованием. А чего он ждал? Что я изо дня в день продолжу смотреть на их семейную идиллию? Нет, решение съехать было хоть и запоздалым, но правильным во всех отношениях!

Правда, как я быстро понял, сам по себе переезд мало что изменил. Если дома я отвлекался на внешние раздражители вроде тихих смешков и перешептываний, доносящихся из столовой, то теперь, предоставленный сам себе, столкнулся с внутренним разладом, от которого порой хотелось лезть на стену. Я с трудом заставил себя признаться, что за моими постоянными нападками на Санну скрывался страх пустоты, бесцельности собственного существования. Что у меня было? Друзья, с которыми я не общался уже много месяцев? Учеба в институте эмоций, где я то и дело яростно хлопал дверьми и тем вызывал пересуды? Или учеба по специальности, которую я выбрал вовсе не из любви к чертежам и расчетам, а в надежде, что она сулит мне интересные поездки? Путешествия, которые утратили смысл из-за того, что их не с кем было разделить? Общение с отцом, наполненное застарелыми претензиями и обидами?

Кто бы еще год назад сказал мне, что я буду терзаться подобными мыслями, я бы первый посмеялся! Двадцать лет — не тот возраст, чтобы разочароваться в жизни, полной заманчивых перспектив. Но, тем не менее, избавиться от навязчивых мыслей о тщетности жизни оказалось не так просто.

Напрасно я вспоминал чужие истории о болезнях, потере близких или битве за выживание. Они не утешали и не спасали от разочарования. Даже работа с Халле по проекту, которая помогла мне определить, что кроется за моим настойчивым желанием досадить отцу и Санне, закончилась, и я словно вернулся в исходную точку. Привыкнув к тому, что с самого утра мысли о собственной никчемности наваливаются на меня тяжелым грузом, я не сразу сообразил, что мое второе утро в Юблече стало иным. И дело оказалось вовсе не в Пуне, которая упорно старалась выцарапать из-под одеяла мои голые пятки. И не в том ворохе информации, что свалил на меня Левандовский. И даже не в чудесном перемещении под арками. Дело было в мыслях о Висе.

Я встретил девушку, которая смогла за один день вернуть мне веру в то, что жизнь имеет свои прелести. Встретил — и тут же испортил все, что мог. Я так и не понял, почему она так сильно обиделась на пустячную, казалось бы, реплику, но допускал, что за чужими словами мы часто видим свои потаенные смыслы. И теперь у меня появилась четкая цель: исправить свою ошибку. Охота за неведомым эмоциональным монстром пока еще казалась далекой и смутной, а вот увидеться и поговорить с Висой я мог уже сейчас. И не собирался это откладывать.

Следовало бы спросить у кого-нибудь дорогу, но я упрямо продвигался от здания к зданию, выглядывая знакомую вывеску. Улицу же я нашел сам, найду и магазин. Меня охватило странное, но стойкое ощущение, что если я разыщу магазин самостоятельно, то с Висой мне повезет. Глупо, конечно! И ровно в тот момент, когда я, замерзший и уставший, готов был сдаться и обратиться к владельцу ближайшей лавочки, я, наконец, увидел знакомую витрину.

Дверь оказалась заперта, хотя было только четыре часа. Может, все дело в ветре, который уже уверенно задувал с моря? Говорил же Стефан, что жизнь здесь затихает, когда ветер набирает силу? Над городом сгущались тучи, и создавалось ощущение, что сейчас уже глубокий вечер. Сквозь витрину я разглядел лишь тускло перемигивающуюся гирлянду, развешенную вдоль стеллажей с товаром. Отступил на шаг и запрокинул голову. В окнах второго этажа горел свет, и это обнадеживало. Если здесь все устроено, как в Валновице, то семьи, держащие бизнес, живут, как правило, в квартирах над своими лавками. Виса упоминала, что магазин принадлежит ее деду, значит, оставался шанс о ней разузнать.

Я вновь подошел к двери и решительно нажал кнопку звонка. Прижавшись лицом к стеклу, увидел в глубине лавки чей-то силуэт. Потом дверь распахнулась, и я понял, что расспрашивать о Висе мне не придется, потому что именно она и стояла на пороге.

— Привет!

— Мы уже закрыты! — неприветливо бросила она, и я понял, что она еще обижена.

Вот же черт!

— Да, я понимаю. Ээ, собственно, я тебя искал.

Сейчас она спросит, зачем. Но Виса молчала, и я, растерявшись, зачастил.

— Я тут подумал, может, продолжим экскурсию по городу? Ты такой чудесный гид. Обещаю, ни слова про внешность!!

Виса оглянулась, и я только сейчас заметил, что на ней надето что-то невообразимо нарядное, переливчатое. Похоже, я появился совсем не вовремя. При мысли о том, что я прервал романтическое свидание, мне стало дурно.

— Вообще-то, я занята, — ответила она после мучительно долгой паузы.

— Ясно. Тогда, может, в следующий раз?

— Может быть, — бросила она, и ясно, что это означало «никогда».

— Что ж, прости за внезапное вторжение, и… приятного вечера!

Я развернулся, чувствуя себя полным идиотом, сделал пару шагов и замер, осознав, что не услышал звон колокольчика над дверью. Резко развернулся и увидел, что Виса стояла, прислонившись к двери, и смотрела мне вслед.

— Вообще-то, — сказал я, поспешно шагая обратно, — я искал тебя, чтобы сказать, что ты мне очень нравишься. Сразу понравилась. И вчера я очень классно провел с тобой время. И еще я хотел извиниться, если чем-то тебя задел или обидел. Мне очень жаль, что так вышло. И…я…я просто хотел тебя увидеть… снова.

На этом мой запал иссяк, и в этот момент Виса распахнула дверь и отступила, приглашая меня войти.

— Я все равно не смогла бы пойти с тобой гулять, — улыбнулась она, — я праздную свой день рождения. И готова тебя простить, если ты сейчас не станешь ломаться и присоединишься к моим гостям!

Я проглотил и возражения, уже готовые сорваться с губ, и неуместную обиду при мысли, что не появись я на пороге, меня бы и не подумали приглашать, и твердо шагнул вперед. Виса заперла дверь и увлекла меня наверх.

В уютно обставленной квартире собралось человек пятнадцать. Виса представила меня по имени, потом усадила в свободный угол и вручила бокал, в который парень слева налил мне вина. Постепенно я освоился, начал запоминать имена, благодарно принялся за очень вкусное угощение (последний раз такую вкуснятину я ел на свадьбе Халле), и даже пару раз вставил шутки в оживленный разговор (судя по смеху, удачные). Стойко игнорировал заинтересованные взгляды девушек, которые пришли без пары.

Потом вдруг осознал, что две женщины на другом конце стола — это мама и бабушка Висы. Вот уж не входило в мои планы такое скорое знакомство с родственниками! Впрочем, как я вскоре понял, о нашей вчерашней прогулке они не знали, для них я был всего лишь одним из многочисленных друзей их девочки. Слишком многочисленных, раздраженно отметил я, когда очередной парень провозгласил тост в честь именинницы.

Именинница сияла. В буквальном смысле — ее наряд был расшит блестками, в которых дробились и переливались отражения света от ламп. На изящные запястья была накручена цепочка, а темная челка посыпана серебристым лаком. Мне никогда не нравились подобные излишества, но сейчас плевать мне было на них, когда Висе этот блеск так к лицу! Правда, кофта без конца сползала, обнажая хрупкое плечо, и от этого зрелища у меня возникло дикое желание вытолкать всех гостей из комнаты и зацеловать Вису до умопомрачения! Но, увы, приходилось терпеливо ждать.

У Висы то и дело тренькал от сообщений телефон. Она на них не отвлекалась, а вот на звонок среагировала. Встала, огибая гостей.

— Привет, Ян, — успела сказать до того, как уйти в соседнюю комнату и плотно закрыть дверь.

Я заметил, как мать с бабушкой обменялись настороженными взглядами, как заметил и пожимание плечами вернувшейся вскоре Висы в ответ на вопросительный кивок матери. Кто был этот Ян? Бывший парень? Непутевый братец? Так-так, по ходу, не только у меня семейные сложности! От этой мысли мне еще больше захотелось узнать что-нибудь о Висе.

Между тем, в комнату внесли пирог, Виса под аплодисменты задула свечи, и я быстро их пересчитал. Двадцать одна. Надо же, значит, она всего на год меня младше, а выглядела первокурсницей! После этого мама и бабушка покинули праздник, и все гости облегченно выдохнули. Какими бы милыми они ни были, но мы невольно чувствовали себя под присмотром. Теперь же все оживились. Шутки стали смелее, флирт — откровеннее. Парочки все теснее прижимались друг к другу в танцах.

В перерывах между танцами устроили игру в фанты. Именинницу развернули спиной к гостям, а нам маленькая блондинка раздала карточки, дубликаты которых и стала по одному вытаскивать.

— Что нужно сделать этому фанту?

Я нервно крутил в пальцах карточку. Если Виса заставит меня петь, то с ее теорией про людей, которые что-то делают идеально, придется распрощаться!

— Этому фанту нужно спуститься в магазин и принести нам игру: стеллаж слева от лестницы, третья полка сверху, вторая игра слева.

— Так ненавязчиво нас подводят к тому, что следующий пункт в программе — любимая Висой игра, — весело заметил кто-то.

Все рассмеялись, а Виса, развернувшись, пожала плечами:

— Можно подумать, у кого-то есть возражения? Ты уходишь? — поспешно спросила она меня, заметив, что я поднялся с дивана.

Мне показалось, или в ее голосе слышалось беспокойство?

— Ага, ухожу. В магазин. За игрой, — и отдал ей карточку.

В магазине царил полумрак, только гирлянда мерцала по периметру, отчего помещение казалось волшебной пещерой. Я старательно отсчитал названную игру, но коробку вытаскивать не спешил. Должно быть, здорово было расти в таком месте! В моем бы детстве столько развлечений! Отец покупал мне много игр: были у меня и лук со стрелами, и настольный футбол, и многоуровневый замок, собирать который было сплошным мучением. Но главным было то, что, несмотря на занятость, он всегда находил возможность поиграть вместе со мной. Самое светлое время, проведенное вместе.

Потом умерла мама, и мы, вместо того, чтобы сблизиться, стали отдаляться друг от друга. Картинки оставшегося детства: он — за ноутбуком, погруженный в работу; я — в своей комнате с играми, которые утратили прелесть, ведь их не с кем было разделить. Потом, уже подростком, я и сам почувствовал, что мне лучше одному. А сейчас внезапно уловил острое сожаление, что все это в прошлом — наша веселая возня, его внимание к моим успехам, осторожные попытки помочь мне в сборе сложных деталей.

Его реакция на мою новость об отъезде не прибавила облегчения. Он злился и недоумевал, чего ради меня несет в Юблеч в самый неблагоприятный для отдыха месяц, но я видел, что им руководит не беспокойство обо мне, а раздражение, что я принял решение самостоятельно, не посоветовавшись с ним. Папочка по-прежнему считал, что я нуждаюсь в его наставлениях! Надо было просто позвонить отцу, сказать, что уезжаю, и все дела. А еще лучше — позвонить уже из Юблеча.

Сейчас, очутившись в мальчишеском раю, я вновь мыслями вернулся в те времена, когда все отцовское время и внимание было посвящено только мне. Когда я знал и верил, что я — под его надежной защитой, и так будет всегда…

— Не заблудился?

Я не заметил, как Виса спустилась вниз. Теперь она стояла, прислонившись к дверному косяку, и от мерцания гирлянды в ее глазах переливались цветные смешливые искры. И тогда я осторожно притянул ее к себе и принялся целовать, пока мы оба не стали задыхаться.

— Это самый лучший подарок сегодня, — прошептала она зазывно, но когда я вновь потянулся к ней, приложила палец к моим губам. — Пойдем, гости заждались.

В последний момент я спохватился, что игру так и не взял. После поцелуя все из головы вылетело, поэтому я вытянул первую попавшуюся коробку и поспешил за Висой, успевая еще пару раз прижать ее к себе — на лестничной клетке и перед дверью в комнату.

Если гости и заметили подозрительно распухшие губы именинницы, то тактично воздержались от комментариев. Часть вечера мы играли в довольно забавную стратегию, хотя я никак не мог сосредоточиться, то и дело отвлекаясь на то, как Виса жестикулировала, как продолжала соскальзывать с ее плеча кофта, как на шее пульсировала синеватая, едва заметная жилка.

Впрочем, не один я пропускал важные ходы. Анджей все время хмурился и чертыхался, бросая на Вису сердитые взгляды. Но она лишь пожимала плечами. Так, это еще что за секретные перегляды? За весь вечер я не заметил, чтобы Анджей флиртовал с Висой. Скорее уж, он уделял внимание блондинке, которая вела фанты и имени которой я не запомнил.

Когда гости начали расходиться, Виса выбрала момент, чтобы шепнуть мне на ухо:

— Марек, с какой полки ты взял игру? Ты указания-то запоминал?

— Если честно, нет. А в чем дело?

— Ясно, — улыбнулась она, чмокая меня прямо в ухо, — просто мы договаривались с Анджеем, что я выберу игру-валентинку, и он сможет во время игры признаться Марике в любви.

Так вот почему он так сердился! Да уж, объясниться в нежных чувствах, имея на руках биржевые сводки, сложновато!

— К чему так усложнять?

— Я тебе завтра объясню.

Завтра? У меня потеплело на сердце. Остаться сейчас я никак не мог: в комнату вернулась мама Висы, начиная собирать посуду со стола; гости уже спускались по лестнице, а я еще пребывал не в том статусе, чтобы проявлять настойчивость. Но обещание скорой встречи кружило голову. Виса стала спускаться вслед за всеми по лестнице и, пользуясь суматохой и теснотой, я нашел и стиснул ее руку. Наши пальцы переплелись, она дразняще поглаживала мою ладонь, что по контрасту с внешней отстраненностью возбуждало еще сильнее.

Прощание, как часто бывает в больших компаниях, вышло сумбурным. Мне, как и остальным, достался дежурный поцелуй в щеку, но серые глаза из-под растрепавшейся челки обещали куда больше!

— Звони! — прошептала она. — Только дай мне выспаться с утра, ладно?

До конца квартала я шел вместе с частью гостей, но как только остался один, сразу достал телефон. Даже ветер притих, чуя торжественность момента. Виса ответила сразу, словно ждала.

— Разве завтра уже наступило?

Может, я льстил себе, но я слышал улыбку в ее нежном голосе.

— Нет, — ответил я, — но есть то, что я хочу сказать тебе уже сегодня.

— И что же? — похоже, поддразнивание становилось традицией в наших диалогах.

— Я без ума от тебя!