Вечер пахнет сиренью. Миниатюры и рассказы

Александра Глазкина

С годами приходит умение испытывать ностальгию, но без привкуса горечи, без сожаления о неотвратимости времени. Все мгновения детства живы, пересыпаны лавандой в дальних шкафах памяти и терпеливо ждут своего часа. Стоит услышать знакомую мелодию, уловить запах сирени, наткнуться на старую игрушку, и ты опять становишься ребенком, душа которого переполнена ощущением чуда и верой, что весь мир на ладони. Но теперь тебе еще дан волшебный дар – облекать воспоминания в слова.

Возвращение в тишину

Тишина — это не отсутствие звуков (как и молчание — не всегда отсутствие слов). Бывает, хочется остаться одному, посидеть в тишине, а потом отвлекают и раздражают то тиканье часов, то гудение воды в трубах. На осеннем пляже такого не будет никогда. Давно закрыты пивные беседки, из которых на всю округу разносился разудалый шансон. Не приходят к сцене отряды из школьного лагеря, разливая в воздухе нестройные песни. Не приезжают шашлычники, особым шиком для которых считается распахнуть дверцу машины и выпустить на волю все тот же шансон.

Нет, сейчас здесь ти-ши-на. Не отсутствие звуков, но звуки, в которых растворяешься сам или позволяешь им плавно проскальзывать в собственные ленивые мысли и ощущения. Шелест ветра в желтеющих кронах тополей, шуршание камыша, шорохи в придорожных кустах. Тихий плеск волн. Звон далеких колоколов. Деликатные крики редких птиц. И еще что-то, к чему невозможно подобрать слова: неясное, неуловимое, разлитое в остывающем, серебристом от тумана воздухе.

Досадуешь, что уединение прервано прибытием черного автомобиля. Но тут же невольно расплываешься в улыбке. Это наши старые знакомцы: папа-дочка-таксик. Летом они неспешно фланировали по кромке воды, девочка так и норовила схватить наш яркий надувной круг, таксик гордо уворачивался от попыток его погладить, а папа снисходительно наблюдал за этим с высоты своего роста. А потом они дружной компанией плескались в реке, щедро окатывая брызгами не успевших отвернуться.

Сейчас роли распределены по-другому. Бесстрашный папа погружается в серо-зеленые стылые воды, таксик настороженно обнюхивает растерявший краски песок, а дочка стоит с полотенцем наготове и что-то то ли напевает, то ли быстро-быстро рассказывает. На ней — модный стеганый жилет, крошечные розовые угги и шапка с помпоном, из-под которой задорно выбиваются льняные кудряшки. Она заботливо укутывает озябшего папу полотенцем, норовит прижаться к нему, не обращая внимания, что он мокрый. Таксик весело скачет вокруг, видимо, радуясь, что пытка холодом закончилась, и можно вернуться в прогретую машину.

И снова тишина. Только кажется, что безмятежную прозрачность вот-вот прервет металлический голос: «Осторожно, сезон закрывается. Следующая остановка — золотая осень».

Уезжаешь, не оглядываясь и не прощаясь, потому что знаешь — если вдруг захочется послушать тишину, есть, куда возвращаться…