Свободный Охотник

Александр Щёголев

Этот мир странен и необычен. Космос – но без планет и вакуума. Люди, которые обитают здесь, знают об этом пространстве многое – но Полная Карта потеряна и многие Проходы из одной части мира в другую забыты… И лишь Свободный Охотник каким-то чудом находит их, раз за разом уходя от преследования тех, кого он так легко делает своими врагами… Концентрированный технотронный антураж cочетается в этом романе с романтикой рыцарской сказки, не скованный никакими рамками полет воображения – с холодной рациональностью созданного автором мира. «Свободный Охотник» петербуржца Александра Щеголева дает повод говорить о появлении нового направления в отечественной фантастике. Сам автор называет это направление «кибер-фэнтези». Кибер-фэнтези – это магия современных информационных технологий, это новое слово в российской фантастике!

CONTINUE

LOAD (загрузка)

12.

Еще и еще раз — поражающие воображение картины Первой Атаки.

Сначала имитационная модель, подготовленная пятнадцать Единиц назад инженерами-тактиками врага. Бессчетное число стай — в одно и то же мгновение! — внедряются в Узлы слияния, замыкают Узлы ветвления, нейтрализуют пояса призматических ловушек, блокируют Входы-Для-Всех, заполняют трехмерное пространство. Сигнализация сходит с ума, и пусть. Гипархат Узора до смешного мал — всего десяток объектов, занимающих крохотный объем в центре колоссального Фрагмента. Мгновения достаточно, чтобы окружить их. Мгновение — и сломлен растерявшийся персонал…

Однако к этому секретному документу, украденному из информационного хранилища музея Славы, есть приложение: реальная запись Первой Атаки! Грянувшие события значительно отличаются от манящих имитаций, и это обстоятельство бесконечно радует стянутого коконом мальчика.

Он хохочет.

Отвратительная лохматая морда, прикрытая дыхательной маской, склоняется над ним…

На самом деле персонал атакованного гипархата Узора отнюдь не сломлен! И контроль Узлов не становится всеохватным, и технические Входы свободны. В занятых звероидами объемах обнаруживаются военные Тоннели, не учтенные в картах, по которым агрессор получает чувствительный ответный удар. И раскручиваются, плескаясь огненными каплями, вихри боев, быстро превращаясь в суетливую бойню. Увы, силы слишком уж неравны. Ни храбрость, ни ярость защитников не могут разжать звериную хватку, однако вполне способны скорректировать просчитанный заранее результат. И вот — короткая осада уже доносит до раздутых ноздрей гарь победы, крепости разделены, расчленены, уже почти захвачены, безнадежное сопротивление уже почти угасло, когда все вдруг кончается. Там, где были аккуратные пластиковые планеты, вспыхивают звезды. Одна за другой. Безымянные герои-инженеры, руководимые мужественным гипом, успели за столь малое время — успели! — накопить и запустить спасительную аннигиляционную волну, сжигая тайну Метро, сжигая себя вместе с тайной. В пространстве нет больше ничего. Лишь нестерпимая яркость. Лавина света накрывает системы записи: стоп, перегрузка информационных куполов.

Огонь, огонь, огонь… «Я люблю огонь!» Мальчик зажмуривает глаза, пряча поглубже эти прекрасные воспоминания. Именно так — пятнадцать Единиц назад, — и перестала существовать Полная Карта. Но где он сумел увидеть подобное, откуда в его памяти возникли столь странные картинки?

— Опять не то, — старчески ворчит кто-то. — Попробуем еще сместить спектр.

Отвечает монотонный голос декодера: «У вас, людей, на мозгах такая короста, что разбивать ее нужно камнем, а не модулирующими программами. Ты знаешь, что такое камень, старик?»

— Мне же больно! — обижается мальчик. Он тщетно растягивает руками кокон, пытаясь выбраться.

«Ваша Резвость, в соседнем Октаэдре раскручивается фотонная воронка, — сотрясает купол чье-то сообщение. — Прикажете заблокировать базу?» Это боец-оператор посмел напомнить властителю о своем существовании. Лингвистическая аппаратура неспособна передать то почтение и ту преданность, что наполняет пространство лаборатории.

«Пока подождем».

— Да выньте из меня эту дрянь! — кричит мальчик.

Он возмущен, он хочет освободиться и вырвать, наконец, застрявшие в ноздрях провода. Руками не получается, значит — зубами, зубами. Провода твердые, прямые, мучительно острые. Иногда они шевелятся, вызывая в носу гадкий зуд, а то вдруг нагреваются и оказываются нестерпимо горячи… «Это называется „нейро-антенна“», — вспоминает мальчик, гордясь своей сообразительностью. Да, но что такое нейро-антенна?

Вновь включается декодер:

«Возможно, нам и в самом деле следует заблокироваться. С фотонной бурей не шутят. Как ты думаешь, старик?»

— Неужели величайший из надстаевых испугался бури, идущей к тому же не в нашем Октаэдре? — насмешливо удивляется некто. — Я думаю, твоему вождю сильно не понравится, если мы по этой причине прервем исследования.

«Эй, вы там! — внезапно рычит зверь, обрывая спор. — Куда смотрите! Он вам модулятор перекусит!»

Морда, стянутая дыхательной маской, мгновенно возникает над коконом. Провода в носу пленника становятся нестерпимо большими, заполняют собой все, разрывают голову. «Больно!» — мечется пленник. Обступающий его пластик заволакивается красным. Наверное, это кровь. «Враги точно знали, насколько ценна служба Узора, — плачет он, — ведь без стратегической информации о сплетениях Нитей невозможно контролировать Галактику, невозможно организовать сколько-нибудь целенаправленное передвижение по Тоннелям и Узлам…» Кровь повсюду. Купол раскалывается…

Безудержный хохот сменяет боль и слезы, потому что вернулось время радости! В результате провала Первой Атаки звероидам не удался стремительный захват Галактики. Гипархат Узора взорван, Полной Карты больше не существует. Число Фрагментов огромно, а как проникать в них — неизвестно, разве что тычась по Тоннелям наугад. Война затянулась. Враг медленно, но все же распространялся вглубь, вширь, по каждой из десяти осей в Системе Координат. Увы, другие гипархаты, обслуживающие Метро, равно как и живущие собственными жизнями Фрагменты, также лишились Полной Карты, оставшись со стихией один на один. Конечно, в любом из административных и инженерных центров хранились копии каких-либо межфрагментарных маршрутов — тех, что использовались до войны. Кто-то обладал выходами на курьерские Прямые Тоннели, позволяющие двигаться вдоль Координат, кто-то тщательно оберегал, держа в строжайшем секрете, местные карты. Однако все это не позволяло преодолеть внезапную губительную разобщенность. А расколотость Галактики на куски, в свою очередь, неизбежно вела к тому, что люди целиком сосредоточились на обороне. Гипархаты — в Метро; Фрагменты — в пространстве; каждый — сам за себя. Глухая защита стала единственным средством сдерживать врага. Никто всерьез не думал о настоящей, сокрушительной контратаке, чтобы прямо в сердце, одним ударом, не думал, не планировал и не мечтал. Никто, кроме рожденного стихией мальчика, взрослевшего вместе с войной, чье прозвище теперь произносилось либо с ненавистью, либо с удивлением и гордостью…

— Священная Восьмерка! Что за мусор у него в голове?

«Ты прав, старик, мы зря расходуем отпущенное нам время».

— Я совсем не это хотел сказать, надстаевый.

«Ваша Резвость, фотонная буря смещается в направлении Сорок Седьмого. Какие будут приказания?»

«Уходим. Консервируем аппаратуру».

— Я остаюсь.

«Конечно, старик, возвращайся к своим подданным. Вас тут скоро здорово потрясет».

— И оставь мне парня.

«Ты хочешь продолжать исследования?»

— Хочу выполнить приказ вождя, довести дело до конца.

«Приказ вождя известен только мне.»

— Послушайте, вы, друзья мои лохматые, работать с ним — это мое право! Кто, в конце концов, придумал всю эту комбинацию?

«Я не могу рисковать пленным».

— Твари! Носитель Гнева вам в темя!

«Мы тебя прощаем, бывший властитель. Твое единственное право — ненавидеть нас».

— Тоннели вам в резонанс…

13.

…Тоннели здесь — словно червями изъеденные, словно сгнившие, осыпавшиеся, космическими ветрами растрепленные. И количество, огромное их количество! Сплетаясь в пучки, соприкасаясь трухлявыми плоскостями, призрачные ленты Тоннелей тянутся сюда со всех сторон трехмерного мира, чтобы слиться в сплошной бесформенный ком. Клубок, намотавший на себя брошенные концы Нитей… Однако первые впечатления обманчивы. Вовсе не к этому крохотному куску галактической паутины направлены вектора Метро, а наоборот, Тоннели выходят отсюда, расползаются отсюда по Фрагментам, ибо здесь их начало. Все просто. Это — Центр.

У Метро есть Центр, как же иначе. Который, что совершенно естественно, никаким образом не привязан к топологии или к нулям всевозможных координат, мало того, смешно сказать, расположен на самом краю Галактики. Он ведь Центр в историческом смысле, в легендарном. Легенды не нуждаются в унизительных проверках или доказательствах, вот почему было принято считать, что когда-то очень давно, бездну времени назад, Метро ограничивалось именно этим Фрагментом. Или (невозможно представить!) занимало еще меньший объем. И оттого, что кто-то не соглашается с подобными гипотезами, техническое состояние здешних Тоннелей и Узлов не станет лучше. Центр — самая дряхлая часть Метро, с этим трудно спорить. А значит, самая древняя. Центр не обновлялся никогда, из-за чего превратился в лохмотья, бестолково плавающие в трехмерном пространстве. Тоннели и Узлы слиплись комьями, скрутились жгутами, заполнили почти весь объем гигантскими невидимыми облаками, их здесь было понастроено бессмысленно много, и строились они с недопустимой спешкой, недопустимо близко друг от друга, при полном отсутствии хоть какого-либо плана, попросту наугад, словно древние инженеры соревновались — кто больше, кто дальше, кто быстрее, — эта непомерная скученность, очевидно, и была причиной всех бед…

Стая останавливается на границе Фрагмента. Слаженно рассредоточившись по Тоннелям и Узлам, построившись классическим «боевым октаэдром», стая ждет.

«Грани под контролем, Ваша Резвость», — докладывает стаевый, непосредственно руководящий операцией.

Их Резвость следит за ходом событий издалека, из штабной резиденции. Связь по Всеобщей приносит его высочайший отклик: «Партнер на месте?»

Да, партнер на месте. Вот он, спрятался во Входе, готовый шмыгнуть в трехмерное пространство, чуть что не так. Представлен всего одним кораблем — транспортного класса «Толстяк». Впрочем, партнер явно не опасается подвоха, если прислал на встречу один-единственный плохо вооруженный аппарат. Это понятно — стая звероидов вряд ли рискнет пересечь запретные грани, ведь по ту сторону — Центр.

Никто не смеет вторгаться в Центр, ни бойцы гипархатов, ни звероиды. Бортовые системы безопасности дают возможность оценить состояние рабочих плоскостей Тоннелей, их невообразимую скученность, оценить и ужаснуться. Не только атаковать, но и просто передвигаться здесь невозможно без редкостного знания маршрутов. Иначе выскочишь в одну из миллионов дыр и не найдешь траекторию входа. Навсегда потеряешь свой мир. Так и останешься в бесконечном Космосе, без связи и без надежды. Или, если повезет, выбросит тебя не в пространство, а в другую плоскость…

Как здесь живут люди?

И не сон ли все это?

«Покажите им нашего дурачка, — командует господин надстаевый. — Пусть убедятся».

От стаи отделяется «Универсал» с бортовым знаком «Плюс». Необычный для звероидов аппарат ползет к центру, повинуясь командам вожака. Включается Всеобщая. Внутри корабля обнаруживается человек, крепко схваченный капитанским коконом, и более никого, только этот одинокий обездвиженный пленник. Изображение уходит в канал связи. Пусть партнер убедится, что все без обмана!

— А мне? — говорит пленник, бессмысленно улыбаясь в нависающий над ним купол. — Мне тоже покажите дурачка. — Он вдруг обижается. — Почему мне не показали?

На его реплику никто не обращает внимания. Движение «Универсала-Плюс» сопровождается коротким самодовольным рычанием, и декодер исправно переводит: «Мы доставили того, кто вам нужен. Мы дарим вам его».

Только тогда пугливый «Толстяк» оживляется, неуклюже выбираясь в Тоннель. Операция началась…

Как здесь живут люди? Однако живут — на удивление всей Галактике. Древние маршруты никто не обновляет, потому что это бесполезная трата сил и средств. Ни один гипархат Пустоты не желает взвалить на себя обслуживание гигантского полуистлевшего клубка, потому что местные Тоннели и Узлы придется сначала уничтожать, и только затем, уже в освободившемся пространстве, скручивать новые. Что же удерживает людей в этом Фрагменте, расположенном на краю Галактики и носящем нелепое название Центр? Что позволило им добиться влияния, сравнимого с влиянием могущественных гипархатов? Возможно, та самая невозможность нормальной жизни, сделавшая их свободными от всего и всех. А может, вера в то, что именно здесь Метро получило свое Начало. Легендарная планета-источник, превратившаяся за многие тысячи галактических циклов во вселенскую Точку, целиком принадлежала Центру, независимо от того, существовала она когда-нибудь или была выдумана системными жрецами. Сила древних легенд заключена в простых словах, написанных с большой буквы. «…И вспыхнула Точка, и родилась из Точки Плоскость…»

Красивый сон, не хочется просыпаться…

Всеобщая принимает ответное сообщение, пришедшее из Центра:

— Наш подарок тоже готов, раскройте ваши пасти пошире.

Чтобы понять эти слова, декодер не требуется, потому что сказаны они человеком. Человеком, знающим свою силу, привыкшим повелевать. Это слова собеседника, равенство которого признает Их Резвость из династии Бархатных, и даже, наверное — страшно подумать! — тот, чье имя вслух не произносят… Пленник «Универсала» восторженно кричит: «Ух ты, обожаю подарки!» Пленник ни на миг не прекращает идиотски улыбаться, разглядывая картинки, которые дарит ему Всеобщая. Он напряженно размышляет: сон все это или не сон? Изображение высочайших собеседников заблокировано, зато отлично виден путь вперед.

Состояние Тоннелей здесь, по эту сторону границы, не намного лучше — близость к Центру дает себя знать. Прогрессирующая ветхость расползается по Метро, как опухоль в теле грешника. Структура плоскостей уже настолько нарушена, что своды попросту дырявые. И скопление Нитей здесь столь же бессмысленно, что и там, впереди. Плоскости наслаиваются друг на друга, сбивая с толку бортовые системы. Теснота и фотонный мусор.

Недоброе место.

Впрочем, построение «боевым октаэдром» позволяет избежать неожиданностей, так что стае звероидов нечего бояться. Операция началась.

— Ловите, мохноухие, — смеется бестелесный голос, — это теперь ваше.

Из подбрюшия «Толстяка» выталкивается некий предмет.

— Хочу посмотреть! — просит, вибрируя от любопытства, юный зритель из «Универсала». Он изо всех сил тянет шею, но капитанский кокон держит его крепко. К счастью, информационный купол отрабатывает прозвучавшую просьбу, приняв ее за команду. Изображение несколькими стремительными прыжками укрупняется, словно раздвигая борта корабля. «Подарок» виден в деталях: прозрачный овоид, внутри которого, в густом сплетении разноцветных волокон, висит ванночка.

— Фу, так это же Яйцо, — узнает пленник. — Какая гадость… — он перестает трепыхаться, полностью удовлетворенный, но слегка разочарованный. И вдруг спохватывается. — Эй, бластомеры! В такой кювезе человека не получить. Сами не видите, что ли?

Ванночка, называемая кювезой, и в самом деле очень странной формы. Подсаживать туда эмбрион нельзя, иначе вылупится из Яйца несчастный полуживой урод — если, конечно, не погибнет раньше срока. Инкубатор явно не годен к употреблению, хоть и новехонький. Зачем все это понадобилось?

Юный зритель хохочет:

— Кто-то кого-то здорово обжулил, ребята!

«Пора отключить дурака, — переводит декодер ворвавшееся во Всеобщую рычание. — По-моему, партнер уже убедился. Партнер, ты убедился?»

— В определенных ситуациях тебе можно доверять, твоя резвость, — откликается человек из Центра. — Так же, как и мне. Нельзя только злоупотреблять этим чувством. Надеюсь, я не сказал ничего обидного?

Пленник все отдаляется и отдаляется от стаи, погружаясь в пучины Центра. «Универсал-Плюс» управляется на расстоянии: бортовая система корабля замкнута на резиденцию господина надстаевого. Инкубатор, наоборот, скользит навстречу, быстро приближаясь, и узловые капсулы звероидов уже разматывают транспортный язык, чтобы принять этот странный подарок.

«Канал управления „Универсалом“ мы передадим, когда ваш объект будет осмотрен,» — сообщает свое решение Их Резвость.

— Согласен. Со своей стороны предупреждаю, что ключ от системы самоуничтожения инкубатора я тоже пока придержу у себя, вместе с кодом активизации Яйца и настроечными матрицами.

Операция завершается. Участники встречи вот-вот обменяются драгоценными дарами и растворятся в Метро, недолго осталось ждать…

Нет!

Тщательно просчитанный план рушится до смешного легко. Внезапно начинает пульсировать Всеобщая, отключаясь и через микро-миг снова включаясь — синхронно во всех капсулах звероидов, и в «Универсале», и в «Толстяке», и в каждом из прочих аппаратов, имевших несчастье оказаться в этой точке плоскости. Словно лихорадка охватывает системы связи. Больная нервная дрожь. Мало того, картинки под информационными куполами вдруг теряют объемность и цвет. И тогда Тоннели сотрясаются от дружных воплей: «Блуждающий текст!.. Он проснулся!.. Он нас видит!.. Это Носитель Гнева!.. Носитель Гнева проснулся!.. Носитель Гнева!..»

«Всем стоять! — ревет господин надстаевый. — Соблюдать строй!»

— Гоните «Универсал» к нам! — беснуется человек из Центра. — На максимальной скорости!

Однако поздно, связь уже полностью утрачена. Никто никого не слышит и не видит. Теперь лишь блуждающий текст сверкает в почерневших куполах:

«Есть существа, которые делом своей жизни полагают придумывание Меня. Меряя шагами выстроенную для них Келью, они самозабвенно делают это. Они устремляют взгляд в сияющую бездну, а глаза их видят только ими видимое. Они прилежно молятся Мне Придуманному, забывая о братьях, о матери, о детях, об истинном Отце своем, с наслаждением забывая обо всем, обо всем истинном. Ты — один из них?»

— Я? — удивляется пленник.

Слова рассыпаются. Ослепительные буквы кувыркаются в мертвом пространстве Всеобщей, безмолвно заглядывают в лица и морды, затем, невообразимо увеличившись в размерах, выпрыгивают из капсул и кораблей прямо в Тоннели. «Носитель Гнева» веселится.

Связь утрачена, однако бортовая система позволяет контролировать небольшой участок пути в зоне прямой видимости. Жаль, но хозяин «Универсала» не имеет возможности привстать, найти боевую маску и полностью подчинить бортовую систему своей воле, поэтому он просто смотрит. Он с искренним любопытством наблюдает за событиями, которые разворачиваются вокруг него. «Сплю или не сплю?» — думает он, и только эта неопределенность мешает получить удовольствие в полной мере.

Появляются новые действующие лица, проникшие в Тоннель сквозь многочисленные дыры. Они похожи на большие кристаллы, брошенные чьей-то исполинской рукой. Их пять. Они мчатся к месту событий, будто связанные одной нитью — устрашающе вращаясь, маневрируя между стенами, чтобы уйти из фокуса боевых призм.

«Толстяк» и в самом деле панически лупит по вертким мишеням из своего рассеивателя. Но промахивается, отправив убийственные импульсы к себе же в тыл. Впрочем, его неповоротливая туша почему-то не интересует летающие кристаллы. Не сбавляя хода, они огибают транспортный корабль Клона и мчатся дальше.

Дальше — инкубатор. Святой предмет для тех, кто называет себя «детьми Клона», он же источник гадливой ненависти для всех остальных обитателей Галактики. Совершенно беззащитен и потому обречен. «Толстяк», правда, успевает развернуть боевую призму, и даже ударить вслед загадочным объектам, отчаянно пытаясь спасти свою святыню. Но опять промахивается: оба импульса уходят к звероидам, в качестве новых «подарков», заменяющих прежний. Кто-то из стаи наверняка будет разложен по спектру, вряд ли это понравится Их Резвости…

Ничего загадочного в новых объектах, конечно, нет, хоть и носят они грозное название «зубы Странника». Сгустки сверхплотного света, полученные в тайных лабораториях. Созданы и посланы людьми, кем же еще. Чтобы управлять ими, Всеобщая не требуется, не нужны ни закрытые, ни открытые информационные каналы. Зубы Странника наводятся в цель по экситонному лучу — единственно возможный способ атаки, если связь не работает. Наведение «по лучу» — старинное дедовское искусство, возрожденное людьми Центра. В наше бездарное время, когда все накопленное стремительно превращается в прах, подобная бережливость должна только радовать.

Мальчик искренне радуется.

Первый из сгустков настигает инкубатор. Мгновение, и проекции двух тел полностью совместились. То, что невозможно в материальном мире, срабатывает на Плоскости — атакующий как бы входит в жертву, исчезает в ней. Меньший поглощается большим. Обычная тактика воров и контрабандистов. А также диверсантов, засылающих к врагам управляемые беспилотные снаряды.

Еще мгновение, и снаряд взрывается. Или, возможно, срабатывает система самоуничтожения, предусмотренная создателями Яйца. Овоид лопается, волоконная плацента жалкими лохмотьями разлетается по Тоннелю, тут же превращаясь в страшные огненные капли… «Как красиво!» — радуется мальчик. Он в восторге, он очень любит огонь.

Четыре оставшихся снаряда пронзают бурлящую завесу, умывшись чистым светом. Они устремлены к завершающей точке своей траектории. «Универсал-Плюс» прямо по курсу — такой же беззащитный, брошенный всеми, каким был инкубатор мгновение назад. Стая — далеко, вне зоны прямой видимости. Звероиды растерянно крутятся на месте. Связь заколдована, сожги их всех Желтый Глаз!

Связи нет. Черно-белые картинки в информационных безднах искажены, смяты под напором стихии. Пляшущие буквы вновь складываются в огромные бессмысленные фразы, ибо проснувшийся Носитель Гнева все швыряет и швыряет в Тоннели горсти своего Абсолютного Отчаяния:

«Эти существа ослеплены тайной гордыней. Их сжигает жажда высоты — чтобы оставшиеся внизу не сомневались в их избранности. Они мечтают быть ближе ко Мне, бесконечно сражаясь с трепыхающимися в них тварями. В точности, как ты сейчас…»

Нет, нападавшие просчитались! «Универсал» оказывается не столь уж легкой добычей, как это кому-то хотелось бы. Управление вовсе не потеряно — бортовая система неожиданно активизируется. Чья воля, чья сила помогла этому? Пленник не знает ответ. Так или иначе, но корабль уже развернулся, уже убегает прочь от Центра. И все же опытные хищники, поймав след, не собираются просто так отпускать жертву. Кристаллы замедляются, выписывая сложнейшие траектории. Ага, опять боятся ударов из призматического рассеивателя! Замедлились — значит в их планы не входит уничтожение корабля. Что ж, это тоже известная тактика: дружно совмещаешься с объектом, и ведешь его, куда пожелаешь. Два сбоку, один спереди, один сзади. Потому их и четверо, ровно столько, сколько надо. И никакое защитное поле не воспрепятствует подобной буксировке. И будет новый плен, новый позор…

Мальчик счастливо смеется. Ему ужасно нравится это приключение. Теперь он точно знает, что спит. Нет ничего приятнее, чем ощущать себя ненастоящим, прозрачным, маленьким.

Но управляющая программа, неизвестно кем вложенная в память «Универсала» и непонятно как пущенная в работу, учла все варианты. Боевая призма смотрит назад, причем, фокусировка оружия намеренно нарушена. Угол поражения выведен далеко за максимум. Уничтожить таким образом никого нельзя, зато и приблизиться никто не сможет, и еще, что особенно важно, обойти корабль с флангов будет трудновато. Сгустки прессованного света роятся возле пульсирующего сечения, тщетно пытаясь преодолеть преграду.

Этакой дружной компанией они и вползают в зону прямой видимости звероидов. Приказа все нет, есть только всплески абсолютной вселенской грусти:

«Зачем тебе быть ближе ко Мне? Ведь ты не смог полюбить Меня. И не сможешь, как бы отчаянно не мечтал. Потому что не смеешь увидеть Меня — и придуманного, и, тем более, истинного. Ты благоговейно трепещешь, трус, вместо того, чтобы понять Меня и простить, ты догадываешься, что стать ближе ко Мне можно лишь отправив собственное тело на съедение червям…»

Все кончено: включены штурмовые рассеиватели «боевого октаэдра». Передовые капсулы стаи рвутся вперед, решившись наконец помочь своему пленнику. И врагов больше нет.

И блуждающий текст, смутив души героев Космоса, уходит, распадается на кванты, вытекает в пространство сквозь дыры и Входы…

«Стаевый, отвечай! — возвращается во Всеобщую многократно усиленный рев, теперь уже совместно с изображением. Повелитель тварей разъярен до опасного предела. — Отвечай, обрубок воина! Когти вырву! — брызжет он мутной пеной. — Неуловимого не отдавать, вы слышите меня? Вернуть или уничтожить! Всех лишу права стрижки! Уничтожить дурака! Хвосты обратно в задницы повтыкаю!»

Операция закончилась. Сон продолжается…

14.

–…он и есть Неуловимый? — спрашивает голос. Опять человеческий голос!

«Для тебя он был Неуловимым, — отщелкивает декодер, — но я его поймал».

— Что ты поймал? Эту ошибку природы?

«Ты несправедлив, великий вождь. Я привез тебе врага. Взгляни, он тоже Истинный, у него меченая прядь. Мы сначала решили, что волосы седые, но проверка показала…»

— Я и так вижу, у парня на голове Печать. Какой формы?

«Печать в форме знака „плюс“, используемого людьми в математических операциях».

— Плюс? Любопытно. По каталогу проверяли?

«Ты же знаешь, великий вождь, что каталог неполон. Отсутствует геральдика древних родов Управления, отсутствуют многие довоенные символы…»

— Иначе говоря, и здесь неудача?

В ответ — молчание. Сон продолжается. Мальчик щурится, ожесточенно моргает, сражаясь с бьющим в глаза ослепительным светом. Голова — это колокол, звуки наполняют ее тяжким гулом. В комнате двое. Смешная симпатичная тварь вольно сидит на коврике, а человек, кутающийся в пестрый халат, меряет шагами залитое светом пространство. Над головами плавают пластины декодеров.

— Разве я несправедлив, друг Бархатный? — голос человека вспыхивает, как звезда. — Ловушки для этого парня придумал старик, а не ты. Он же нашел в Центре достойного партнера. Когда одна из сотен ловушек наконец сработала, тебе оставалось только не испортить дело. Но, согласись, в результате мы имеем сплошную неудачу. Даже девчонку ты упустил…

«Сожги меня Желтый Глаз! Как же было ее не упустить, друг Гладкий, они бы просто взорвали себя и моих бойцов. Вы, люди, умеете красиво умирать».

— Базу свою он все равно взорвал! — кричит человек. — Вместе с твоими инженерами! Обманул он тебя, король ощипанный!

Зверь, легко привстав, выпускает когти из подушечек пальцев. Несколько мгновений он терзает ковер.

— Было очень смешно, мне понравилось, — вдруг сообщает мальчик, громко и отчетливо. — Я, кстати, люблю огонь.

Собеседники смотрят на него.

«Великий, ты плохо сказал про меня», — вступает декодер.

— Забудь мои слова, друг Бархатный, если сможешь. Я сожалею о сказанном.

«А я сожалею, что был виновником твоего гнева, — соглашается декодер. — Когда мы сняли Неуловимого с корабля, ему действительно было очень смешно. Хохотал, не переставая. Потом у него началась икота. Хороший был солдат…»

— Когда вы добрались до него, он успел сделать себя чокнутым, — вновь вскипает человек. — А «Универсал», на котором наш враг покинул базу, оказался с игрушечной бортовой системой. Как же от всего этого не разгневаться?

— Нет, не чокнутый, — обижается юный пленник. — Неуловимый — он Истинный, он герой Космоса.

Вытащив из волос мерцающую серебром заколку, мальчик распускает длинную, ни разу не состригавшуюся белую прядь, и сосредоточенно наматывает ее себе на палец.

— Вы хорошо допросили придурка? — оглядывается на реплику человек в халате.

«О самом себе он не знает ничего. Охотно рассказывает новейшую историю Галактики. В точных дисциплинах ориентируется лучше моих первых инженеров. Совершенно серьезно рассуждает о том, как восстановить Управление и как выбрать нового Генерального Директора. Применялись все средства вашей психотроники, великий вождь».

— Я ему не завидую. Сделаем так: снова отправим парня к старику. Надо одолжить у партнеров из Центра специалиста по спектро-программированию мозга. И разберись, что это за Истинный такой нам попался, со знаком «Плюс»! Возьми в плен побольше историков. Наверняка в Галактике есть другие старики, кроме нашего, которые помнят о Печатях гипов побольше краденых каталогов…

Речь великого вождя распадается и складывается, бесформенными тенями летает по миру — как во сне. Колокол бьет, не переставая, седая прядь закрывает глаза. Сон…

–…Но все это неважно. Есть дело поинтереснее, иначе бы, сам понимаешь, я тебя не вызвал. Где инкубатор, надстаевый?

«Великий вождь…»

— Мне надоели неудачи. И я, не буду скрывать, давно присматриваюсь к династии Твердолапых. Среди них, конечно, нет таких храбрецов, как ты, друг Бархатный, зато работают они не в пример надежнее. За Мерцающие Усы я спокоен. Не отдать ли этим парням еще и Галактику? Вот теперь можешь говорить, Ваша Резвость.

Тварь внимает своему хозяину, приняв позу безусловного послушания. Однако, не сдержав чувств, меняет ее на позу вопроса:

«Великий вождь, ты странно мыслишь. Разве можно было предусмотреть такое совпадение — пробуждение Носителя Гнева и атаку сектантов? И почему ты называешь операцию неудачной? Обмен не состоялся, но Неуловимый — вот он, перед тобой. Партнер готов изготовить новый инкубатор, партнер полон решимости найти и уничтожить заговорщиков в своих рядах, партнеру все еще нужен Неуловимый. Обмен обязательно повторится, вождь. А Твердолапые — не воины, разве ты забыл?»

Человек в халате ложится боком на подстилку и снимает с одной из игл кусок мяса. Он жует лакомство, скалясь.

— Слушай, Бархатный, а чего, собственно, твои бойцы испугались? Отборная стая, гордость Голого Народа… Кого ты послал? Отборных трусов?

Их Резвость ложится брюхом на пол и прячет морду в лапах — от нестерпимого стыда.

«Было знамение… — униженно шипит он. — Носитель Гнева просто так в Метро не появляется…»

— А зачем, по-вашему, он появляется?

«Предупредить или покарать. Перед фотонной воронкой, перед разломом Плоскостей, перед Большим Резонансом…»

— Понабрались суеверий у людей, — с неожиданной горечью говорит вождь Гладкий. — Большой Резонанс им подавай. Скоро на задние лапы встанете, чтобы передними молиться. — Он выплевывает остатки еды и очищает пальцем рот. — Будете копить записи своих деяний и торжественно жечь их в храмовых поглотителях… К твоему сведению, король зверей, имя «Носитель Гнева» вы сами и придумали, маленькие напуганные тварюшки. До вас люди называли это явление Дыханием Истины. Иногда — Белым Странником. Потому что никакое оно не знамение, а просто блуждающий текст, выстригите это у себя за ушами, храбрецы!

«Убей, меня, великий, — стонет надстаевый. — Замени меня на кого-нибудь из Твердолапых. Они не испугаются блуждающего текста, они неграмотные».

Человек брезгливо смеется:

— Поднимись, Бархатный, мы пока еще друзья!

«Посади меня в блошиную яму, великий. Назначь вместо меня нестриженую самку из общей норы…»

— Я не Носитель Гнева, — смеется человек, — но сердиться тоже имею право, согласись. Особенно, когда есть из-за чего. Поднимись, друг. Ты узнал, кто взорвал Яйцо и чуть не увел «Универсал»?

Звероид отряхивается, приводя себя в надлежащий вид.

«Я узнал, хозяин. Их называют рабами Носителя Гнева. Секта изгоев, которая пополняется сбежавшими из разных Клонов бластомерами. Они преступники даже по понятиям Центра».

— Сами себя они называют рабами Белого Странника, — поправляет вождь. — Ослушаться Дедушку — да, это преступление… Вот ты сказал, что партнер найдет их и уничтожит.

«Конечно».

— Нет, друг Бархатный, не надейся. Как ты думаешь, почему заговорщики пощадили «Толстяк»?

«Из-за нехватки управляемых снарядов».

— Ошибаешься. Просто «дети Клона» никогда не убивают себе подобных, даже если они произошли на свет от разных Дедушек или считают друг друга предателями. Нашему партнеру очень непросто будет обеспечить безопасность при организации нового обмена. Он соврал, если обещал это.

Зверь осмеливается возразить:

«В следующий раз, хозяин, заговорщикам не поможет Носитель Гнева. Ни также Белый Странник, как называют его они, ни Дыхание Истины, как называешь это ты. А с людьми я справлюсь, тем более, с пустоголовыми бластомерами». — Бархатный неуловимо и зло бьет лапой воздух.

Вождь Гладкий ломает двумя пальцами иглу с нанизанными на нее кусками мяса.

— Я называю это блуждающим текстом и никак иначе, — напоминает он. — И знаешь почему? — Он резко встает. — Помнится, ты тут благородно возмущался — мол, какие заговорщики бесчестные, воспользовались высшим знамением ради трусливой атаки, мол, разве можно было предусмотреть такое совпадение… — Вновь он меряет шагами пространство своего жилища. Следить за передвижениями вождя очень трудно, ибо жилище его не имеет стен. Лишь голос его остается на одном месте — в голове у спящего мальчика.

Декодер формирует торопливый ответ гостя:

«Согласен, великий. Сбой в системе связи можно и нужно было предусмотреть. Что ты и сделал за меня. Именно ты приказал ввести в бортовую память корабля программу, которая запускается в случае обрыва канала связи. Я не снимаю с себя вину. Только благодаря твоему гениальному умению видеть суть событий, операция не закончилась катастрофой».

— Сколько слов, и все мимо, — вождь Гладкий вновь выплывает из тумана. — Дело обстоит гораздо проще. Рабам Белого Странника известны ритуалы, с помощью которых они умеют вызывать фрагменты блуждающего текста. А мне известно, что такая возможность существует. Вот и вся гениальность. А у тебя, надстаевый, отвратительно работает служба безопасности, если такие вещи тебе до сих пор неизвестны.

«Значит, это не было случайным совпадением?» — поражен звероид.

— Я рад, что ты наконец меня понял.

Ухоженный, переливающийся на свету хвост Бархатного нервно подрагивает, выдавая чувства звериного короля.

«Я заслужу твое прощение! — внезапно подпрыгивает тварь. — Я заставлю врагов жрать форс-пластик их собственных крепостей! Отныне причиной твоего гнева будет только жестокость моей мести!»

Вождь Гладкий не отвечает. Молчит, задумавшись о чем-то. Тянется пауза, превращая беседу в нечто ненастоящее, искусственное. Мальчик трясет головой, силясь стряхнуть тот камень, что тянет его разум обратно в бездну. Вождь поворачивается и смотрит на него — смотрит долго и странно.

— Вообще-то, друг Бархатный, я о другом хотел сказать, когда заговорил о наших неудачах.

«О чем, великий?»

— Рабы Белого Странника никогда не использовали тайные знания для решения боевых задач. Вызываемые ими тексты — это ведь святыня. Но, как видно, времена изменились. Святыни становятся оружием, вроде параболических аннигиляторов… Ненавижу фанатиков! Повсюду они, куда не сунься! Одни, чтобы испортить Всеобщую в контролируемой нами зоне, лезут грязными руками в сокровищницу Абсолютного Отчаяния, другие — вот, пожалуйста… — Вождь брезгливо указывает на пленного. — Изучить Метро, как никто другой в Галактике, чтобы потом сжечь бесценные знания вместе со своими мозгами. Это глупость, а не геройство. Не спорь, друг Бархатный, именно безответственная глупость. Он ведь даже с друзьями не делился секретами, хотя друзья его — наши злейшие враги. Разве что девчонка, которой ты позволил сбежать, могла что-нибудь знать, но я в это не верю…

Гость вовсе не спорит. Расслабленно щурится, застыв в позе почтительного внимания. Хозяин продолжает:

— Фанатизм съедает и нас, и наших врагов. Тебе не кажется? Быстрее, чем биокристаллические личинки съедают брошенную базу. Фанатики накапливаются в Галактике, как гной в волдыре, и когда-нибудь волдырь лопнет. Ох, как я их ненавижу…

«Прикажешь пленного усыпить?» — осторожно напоминает надстаевый.

Мальчик послушно закрывает глаза. Ему очень интересно, как можно усыпить кого-нибудь во сне, поэтому он подсматривает сквозь щелочку между веками.

— Подожди, хочу еще полюбоваться на это чудо. Зачем Неуловимому понадобилось ломать свою психику, если он и так был чокнутый? Я говорил, ведь говорил, что старик ошибается! Пытаться сделать фанатика нашим лоцманом — все равно, что Печатью гипа метить лысину… все равно, что шелудивого выстригать в надстаевые! — Великий вождь неожиданно становится весел. — Только и пользы от него — обменять на что-нибудь ценное… Не лоцман нам нужен, и даже не инкубатор, а карта. Комплект карт, друг Бархатный. В каком состоянии работы по созданию новой службы Узора?

Их Резвость, прогнувшись, чешет задней конечностью себя за ухом.

«Я скажу тебе правду, друг Гладкий. Межфрагментарных маршрутов, приносимых разведкой, недостаточно, лоцманы попадают в плен очень редко, а трофейные карты Фрагментов стыкуются между собой с большими вероятностями ошибок. Технические Входы обнаруживаются только случайно. Информационная подкладка наращивается медленнее, чем мы с тобой хотим. Я пока не понимаю Метро, великий».

И на том веселье кончается.

— Ты не понимаешь? — сдержанно спрашивает человек. — Может быть мне все-таки подружиться с кем-нибудь, кто рвется понимать больше тебя? Например, с четвертым из династии Твердолапых?

«Я заслужу твое прощение, вождь».

Мальчик открывает глаза, вновь попадая в придуманный кем-то мир.

— Зато я все понимаю! — радуется он. — Метро — это внепространственная энергетика, правильно? Вещество-волна. Входы — это преобразователи, Тоннели — это плоские волноводы, а Узлы — искривления плоскостей. Вот так.

«Я думаю, надо просто подождать, — говорит тварь, не обратив внимания на помеху. — Создать службу Узора труднее, чем разработать технологию синтеза собственных капсул. Карта будет. Я подарю тебе Метро, вождь Гладкий».

— Не получится! — опять встревает пленный. — Метро не материально, значит, Метро не существует!

Мальчик хохочет, не удержав распирающую его радость. Хохочет и хохочет, потому что он счастлив.

— О, Космос, — гадливо кривится друг Гладкий. — Хватит с меня. Эй, заткните ему пасть!

Возникает манипулятор — с механическим впрыскивателем наперевес. Пленному сделана инъекция, точно в висок.

— А мне не больно, — хвастается тот.

Вождь продолжает:

— Отправляй придурка обратно. Пусть старик займется делом, в конце концов, он больше всех мечтал взять Неуловимого живым. Пусть делает из него лоцмана, пока в Центре нам новый инкубатор не синтезировали. Я бы просто сжег мерзавца, я тоже люблю огонь…

Голос растворяется в мутном воздухе. Свет меркнет, побежденный хохотом. Сил к сопротивлению не было и не будет. Камень тянет на дно, которого нет…

15.

…сон, это камень, тянущий в глубины океана. Туда, где нет дна и берегов, нет верха и низа, а есть Десять Координат, помогающих разуму справиться с вращением бесконечной звездной воронки. И есть Центр. Именно там, в черной прозрачной воде, висит зернышко, посеянное Первым Генеральным. «И была Точка, и родилась из Точки Плоскость…» О, загадочный Первый Генеральный! Этим гениальным человеком было создано Управление, во главе которого он встал в качестве Директора. Какой мальчишка не мечтает быть Генеральным! И пусть для этого надо построить новое Управление, преодолев всеобщий разброд…

«Я, когда вырасту, буду Генеральным! — хохочет мальчик. — Я сложу из ваших кубиков новый дворец, покрепче старого!»

Зернышко прорастает, раскидывает во все стороны отростки Тоннелей, и рождается Метро, пространство скручивается в Узлы, и рождается Узор, сначала простой, но генераторы-Веретена расползаются по Галактике, наматывая тонкую ткань слой за слоем, укладывая на Плоскость Фрагмент за Фрагментом, притягивая их к Точке, и призрак становится всеохватным. Несоединимые края мира оказываются поразительно близки, и крохотная организация, названная когда-то Управлением, превращается в гигантское властное образование, каких еще не знала Галактика…

Власть — это право принимать решения за других. Право и обязанность одновременно. Как записано в Хрониках, все главные инженеры, руководящие ключевыми службами, были родственниками Первого Генерального — и это правильно! Делиться властью с кем-либо — больно, обидно, опасно, да и просто вредно для дела. Очевидно, авторитет и воля этого человека могли сломить любое недовольство или непонимание. Цель ему дали, а средства определял он сам. Когда Первый умер, новый Директор был назначен из своих же, и таким образом принцип власти определился.

Нет, все происходило не так просто, как должно было происходить. Хроники сберегли множество сюжетов, принять которые отказывается рассудок. Ненависть и смерть сотрясали Управление, прежде чем принцип власти определился окончательно. Но здравый смысл победил. Главные Инженеры Программ стали «гипами», передающими и принимающими свои полномочия по родовому праву; принадлежащие им технические службы стали «гипархатами»; и такая структура Управления как нельзя больше устроила покоренную людьми Галактику. Конечно, любому из зависимых Фрагментов гораздо удобнее платить дань, размер которой постоянен, властвующим семьям, чем иметь дело с ненасытными чиновниками, которые прорвались к должности на короткое время. И все встало на свои места. И начали рождаться Истинные, поколение за поколением, и были они прямыми потомками Первого Генерального. И оттого они сделались истинными хозяевами Метро, что Генеральный отныне выбирался только из круга Истинных, и еще оттого, что каждый из гипов мечтал иметь своим наследником только Истинного. А хозяевами мира они сделались, когда Управление незаметно и естественно встало над окостеневшими трехмерными империями, оставаясь при этом сном — только сном, утянувшим рассудок в черную бездну…

«Ничего, ничего, — азартно шепчет мальчик, — мы начнем сначала. У нас все будет новое — и слова, и мысли, и люди…»

Однако история — точная наука. Понимает ли он это? Любая управляющая структура таких масштабов, какой бы «новой» ни была, разрушится неизбежно и быстро. Управление, к примеру, начало рассыпаться, едва объект был достроен. И вовсе не бесконечные конфликты между светской и технической властями тому причиной. Гипархаты Пустоты перестали расширять сеть Метро за пределы Галактики, остановившись по Окраинам, ведь централизованное финансирование прекратилось, а средства, получаемые в виде дани от зависимых Фрагментов, уходили на поддержание Тоннелей в работоспособном состоянии. Гипы один за другим отказались выполнять приказы Директората по личному составу, связанные с увольнениями и назначениями, а сделать что-либо силой было затруднительно, поскольку в каждом из гипархатов обнаружилась собственная служба безопасности. Мало того, все поголовно специалисты готовились гипархатами самостоятельно, местными службами образования, то есть инженерам со стороны нечего было и надеяться на получение сколь-нибудь значимых должностей. Структурная организация Управления дошла до логического завершения, когда ключевые подразделения — гипархаты Узора, Входов, Транспорта, Связи, — объявили монополию на свои услуги и установили куда более жесткую систему оплаты. Причем, вырученные средства решили не передавать гипархату Кассы даже в виде процентов. Таким образом, гипархат Кассы оказался ликвидирован. Финансовая политика Метро стала определяться на регулярных совещаниях, первое же из которых учредило постоянно действующую Цезиевую Комиссию, исключительно для контроля за рестрикционным и реверсионным движением платежных средств. Впервые Генеральный не был избран, и разжиревшая его служба устроила бунт, нелепый и кровавый, захватив все шестнадцать гипархатов Энергии, что едва не закончилось галактической катастрофой. Однако бунт благополучно выдохся, зато пришло время маленьких конфликтов, время личных ссор и разделов имущества, перерастающих в большие междоусобицы, и вот теперь — теперь недоделенные Узлы контролируются короткошерстными солдатами…

«Я все равно буду Генеральным!» — хохочет мальчик, решительно прогоняя сон.

Неожиданно приходит парикмахер Ласковый, щелкает огромными ножницами. Шерстяная пыль наполняет мир, лезет в горло, мешает дышать…

16.

…Свободный Охотник бурно чихает и просыпается.

Стонет.

В его ногах сидит зверь. Человек пытается приподняться, и тот пугливо отпрыгивает в сторону. На морде зверя — дыхательная маска, в лапках — модулятор. Сознание возвращается. Это очень странно, когда возвращается сознание: его не было, и вдруг оно есть, и вдруг понимаешь, что его не было, и становится страшно…

— Ты кто? — стонет Свободный Охотник. — Ты ужасно похож на…

Нет, невозможно. Тварь похожа на Ласкового. Так похожа, что мурашки по коже. «Х-холодно…» — шепчет герой, прошибаемый снизу доверху крупной дрожью. У шпиона был брат? Близкий родственник? Кто он, этот двойник? «Я не могу двигаться, — шепчет герой. — Мне плохо».

«Формат счастья, — вспоминает он. — С индексом „сто“. Я же идиот, поэтому мне плохо. Меня не стало. Но если я знаю, что меня не стало, следовательно я есть?»

Судя по модулятору в цепких лапах, именно тварь нейтрализовала спектро-программу. Судя по самочувствию — это произошло только что. Из носа все еще торчат усы нейро-антенн, мешают дышать. Следом за способностью мыслить восстановятся рефлексы — надо успокоиться и терпеть, надо надеяться. Несомненно одно: Свободный Охотник лежит внутри своего «Универсала». Вокруг — родной корабль, испытанный жизнью и смертью, — разграбленный, варварски обысканный, опоганенный позорным пленом…

Зверь, подкравшись, осторожно кладет боевую маску пленнику на лицо.

Отлично! Режим контроля. Жалкое подобие бортовой системы сохранено, послушно отзывается хозяину. Всеобщая, разумеется, заблокирована наглухо. Канал энергии открыт, оболочка не нарушена, но информационная подкладка пуста. Лететь можно, если безразлично, куда врезаться. Впрочем, внешний контроль и так показывает, что снаружи — вовсе не ангар, а что-то плотное, тяжелое, тесное. Не только лететь, но и взлететь нельзя. Плен.

Декодер не стерт, запускается по первому требованию!

— Ты кто?

«Ты меня не узнал, Мастер Узлов?»

— Ты похож на того, кому я обещал одежду. Но ведь он погиб.

«Я не погиб, Мастер».

— Значит, мои глаза ошиблись? Или ты меня предал, Ласковый, устроил недостойный солдата спектакль? Стой, стой, не прыгай! Ты мне обязательно все расскажешь, но сначала объясни другое. Где мы находимся?

«В летающей крепости местного гипа».

— Какой гипархат?

«Гипархат Пустоты номер сорок семь».

— Почему я в «Универсале»? Хотя, понятно, так проще и надежней. Крепость обслуживают люди или тва… или Голый Народ?

«Крепость разделена на две части. „Универсал“ поместили к Голому Народу. Дыхательная смесь снаружи непригодна для людей, но я приготовил тебе дыхательную маску».

— Как ты смог меня разбудить?

«Модулятор мне дала твоя подруга, Мастер. Название программы мне неизвестно. Если ты решишь снова усыпить себя, там есть вторая доза, особая».

« — Ты встречался с Хозяюшкой?»

«Она спасла меня, нашла на свалке в Депо».

— Что ж, это многое объясняет. Где она теперь?

«Твоя подруга не могла сюда проникнуть, здесь она слишком заметна. Ее корабль ждет нас на границе с Пятидесятым».

— Прекрасно. Повзрослела девочка, не рискует попусту. Как ты нашел меня?

«Оказалось, что тебя охраняют хуже, чем ты заслуживаешь, как будто ты никому и не нужен. Прости, хозяин. По стаям прошел слух, что поймали великого гипа. Я восстановил прежние связи среди контрабандистов, предложил выкрасть великого гипа, и мне помогли. На это ушел весь запас валерианового концентрата…»

— Я никогда этого не забуду, Ласковый. Правда, спрашивал я тебя вот о чем: как ты вообще узнал, где меня искать?

«Твоя подруга указала точные координаты. Дала мне такие хитрые маршруты, что никто не обнаружил мою капсулу».

— А она как узнала точные координаты?

«Она постоянно следила за каким-то роботом-истребителем».

— Что? — изумляется Свободный Охотник. — Что ты сказал?

Герой смеется. Герой давится, захлебывается смехом, освобождается от проклятых ненавистных звуков, делавших его идиотом:

— Значит, твари не сообразили сбросить свой же кодированный маяк? Ну, раззявы! Ну, балбесы!

Он хватается рукой за боевую маску, плотнее прижимает волоконный интероцептор к глазам. Действительно, смертоносный аппарат, насквозь изъеденный инфо-грибком, как ни в чем не бывало занимает отведенный ему объем!

И вдруг герой понимает, что способен двигаться.

Он вырывает из носа антенны и вставляет их обратно в модулятор. Можно жить! На пальцах — следы крови. Он выползает из вскрытого кокона, принимает вертикальное положение. Дыхательная маска — раз; оружие — два; что еще? Что еще взять с собой?

— Я готов, — говорит Свободный Охотник. — Где твоя капсула, Ласковый?

Однако красивый побег приходится отложить, потому что шлюз открывается самостоятельно. В «Универсал» входит новый гость. Это человек — старый, седой, неторопливый, — сбрасывает на грудь дыхательную маску. Богатая одежда. Перламутровая прядь в ухоженных волосах.

— Итак, ты выздоровел, — удовлетворенно кивает старик. — Наконец-то мы можем побеседовать.

— Мы незнакомы, — с достоинством отвечает Свободный Охотник. — Незнакомым людям трудно беседовать о чем-нибудь серьезном.

Гость соглашается.

— Я — главный инженер программы «Пустота», мой титул — Сорок Седьмой. А твой знак мне известен, Истинный. Мало того, ты удивительно похож на своего отца. Когда-то я знал его, можно сказать, мы дружили с ним, дружили и семьями, и империями, но впоследствии…

— Что — впоследствии?

— Теперь это неважно, мальчик. У нас с тобой очень мало времени.

Включается декодер — на полную громкость:

«Хозяин, берем его с собой!»

Ласковый замер в боевой стойке: прижимается к полу, оскалившись, напружинив лапы, выгнув спину, и на спине его пучится горб микроформатного позитронного генератора, схваченного ремешками под брюхом. Короткое убийственное жало неотрывно следит за вошедшим.

— Тесновато здесь, — гость спокойно озирается. — А этот зверек, значит, твой друг? Хороший друг. Я распорядился, чтобы ему не мешали тебя повидать, чтобы не вспугнули раньше времени. И аннигилятор у него хороший, мощный. Хотя, должен предупредить, снаружи довольно много бойцов Голого Народа, а сам я не ценю собственную жизнь даже в одну Неделимую — или «монаду», как теперь принято называть платежные средства. И еще, мои юные враги. К сожалению, кровь у меня меченая, испорчена тварями почти пятнадцать Единиц назад, ее очень легко засечь по Всеобщей. Я — живой маяк, так что плохой из меня попутчик.

— Мою кровь тоже испортили? — спрашивает Свободный Охотник.

Человек улыбается.

— Не стоит волноваться, это весьма дорогая операция. Слишком дорогая, чтобы на тебя тратились. Ты для моих подстриженных друзей, увы, пока абсолютно бесполезен. Я даже удивлен, что тебе до сих пор сохраняют жизнь. Ведь поначалу мне стоило большого труда убедить их, что гораздо выгоднее Неуловимого не уничтожить, а купить или запугать, любым способом заставить Неуловимого поработать лоцманом. Хотя, я-то лучше всех понимал, насколько мало шансов…

— Нас сейчас видят? — перебивает его Свободный Охотник.

— Поначалу тебя контролировали непрерывно. Зверюшки опасались, что ты притворяешься. Но теперь они успокоились и отстали от тебя, один я остался на посту, ведь твоя ценность для них и для меня несопоставима… Ты еще так молод, сын гипа. Сколько тебе Единиц?

— Двадцать, гип.

— Надо же. Бывают же совпадения… Моему сыну также было двадцать Единиц, когда его отняли у меня. Мне иногда показывают его по Всеобщей, когда в очередной раз хотят моей помощи, даже поговорить чуть-чуть позволяют. Он уже совсем взрослый, ему тридцать пять.

— Твоего сына держат в плену, как заложника?

— Очень точная формулировка.

— А других членов семьи?

— Когда-то была жена, но она убежала, оставив записку всего лишь с двумя словами: «Гип Трусости». А я сделал все возможное, чтобы посланная вдогонку свора сбилась со следа, чтобы хоть жена спаслась, гордячка моя, и в результате потерял ее навсегда. Других членов семьи, к счастью, не имею.

Свободный Охотник садится обратно в кокон: ноги плохо стоят. Зато голос его упруг и подвижен:

— Спасибо, гип, твоя информация столь же ценна, сколь и неожиданна. Кстати, было еще упомянуто, что у нас мало времени.

— Да, мальчик, ты прав. Неизвестно, до чьих ушей успел дойти слух о твоем чудесном выздоровлении. Я принял меры, чтобы эта новость застряла в моих куполах, но с тварями ничего нельзя гарантировать. Впрочем, ты, наверное, имеешь в виду, что я неподобающе много говорю? Просто я хочу искренности, когда настанет твоя очередь говорить. В отношении меня ты вряд ли ошибаешься, это очевидно. Молодые солдаты не умеют прятать взгляд. Итак, я предатель, который был гипом Пустоты номер сорок семь, а стал гипом Трусости, пусть и вынужденно. Однако я совершенно искренен. Теперь решай: ответишь ли ты на мои вопросы?

Конец ознакомительного фрагмента.