Битва за Новороссию

Александр Широкорад, 2015

Как Дикая степь стала цветущей Новороссией – главным индустриальным и сырьевым регионом нынешней Украины? Кто освоил этот огромный край? Цари, полководцы и инженеры, использовавшие все ресурсы Российской империи? Или имела место спонтанная колонизация степи запорожскими казаками и беглыми украинскими крестьянами? Что представляло собой население Новой России в начале ХХ века? Как и почему большевики проводили «украинизацию» Новой России и к чему это привело? Были ли события 2014 года неизбежным финалом эволюции Украинской державы или имелась альтернатива? Что ждет Новороссию в ближайшей перспективе? Об этом и многом другом рассказано в книге историка Александра Широкорада «Битва за Новороссию».

Глава 3. Явление Слободской украины

С начала XVI века набеги крымских татар стали бедствием для Московского государства. Татары доходили до Москвы и Рязани. Само же Крымское ханство было прикрыто Дикой степью, малопроходимой для регулярных войск. Ну а с 1475 г. крымских разбойников «крышевали» турецкие султаны. Таким образом, если бы московская рать и достигла Крыма, им бы пришлось иметь дело с могучей турецкой армией, которая могла быть легко переброшена в любую точку черноморского побережья.

Поэтому стратегия Москвы в основном сводилась к пассивной обороне от набегов крымцев, а также помощи деньгами, оружием, «хлебным жалованьем» и т. д. донским и запорожским казакам, наносившим контрудары ханству. Замечу, что «контрудары» — это точное определение стратегии и тактики казаков. Когда очередной хан династии Гиреев вел свои орды на Русь или на Речь Посполитую, донские и запорожские казаки, действуя как порознь, так и совместно, нападали на крымцев в районе Перекопа, а также вторгались с моря непосредственно на полуостров.

Пассивная оборона московских правителей сводилась к строительству крепостей и засечных линий на юге страны.

С 1580 по 1590 г. русские строят южную линию городов-крепостей — Белгород, Воронеж, Валуйки, Елец, Кромы, Курск, Лебедянь, Ливны, Оскол, Царев-Борисов. Города-крепости соединялись между собой малыми укреплениями и «засечными чертами». «Засечные черты» представляли собой в 100 метров шириной полосы поваленных верхушками на юг деревьев, укрепленные валами. Вдоль всей черты располагались дозорные вышки и укрепленные пункты — остроги. Эти меры в известной степени ослабили набеги татар, прорывы крымцев к Оке стали редкостью.

Смута на Руси в начале XVII века существенно ослабила обороноспособность государства. С 1607 по 1618 г. татары разрушили города Болхов, Данков, Дедилов, Елец, Епифань, Калугу, Карачев, Козельск, Крапивну, Кромы, Лебедянь, Мещерск, Михайлов, Ливны, Лихвин, Перемышль, Путивль, Орел, Оскол, Ряжск, Серпухов, Серпейск, Царев-Борисов, Чернь, Шацк.

В июле 1632 г. 20-тысячное татарское войско разграбило Елецкий, Карачевский, Ливенский, Мценский, Новосильский и Орловский уезды. Только в октябре татары ушли домой. В июне 1633 г. 20-тысячное татарское войско во главе с Мубарек Гиреем разорило приокские уезды — Алексинский, Калужский, Каширский, Коломенский, Серпуховской, Тарусский и даже Московский за Окой.

В ответ Московское правительство в 1635 г. начало грандиозные по своим масштабам строительные работы на новой линии — Белгородской черте, протянувшейся на 800 км от реки Ворсклы (приток Днепра) до реки Челновой (приток Цны). Это была сплошная укрепленная линия с вновь построенными десятками крепостей, с валами и рвами. Белгородская черта проходила от Ахтырки через Вольный, Хотмышск, Карпов, Белгород, Корочу, Яблонов, Новый Оскол, Усерд, Ольшанск, Воронеж, Орел, Усмань, Сокольск, Добрый, Козлов до Тамбова. Строительство ее было в основном завершено к 1646 г., а доделки продолжались еще 10 с лишним лет.

О постройке Белгородской черты хорошо сказано у историка М.К. Любавского: «Итак, была полностью решена задача, которую ставило себе московское правительство со времен царя Михаила, — выстроена непрерывная укрепленная линия, начинавшаяся у верховьев Ворсклы и оканчивавшаяся у Волги. Выполнение ее потребовало от русского народа больших средств и усилий, но зато и вознаграждено было с лихвой. Русский народ получил возможность развивать свое земледельческое хозяйство на тучном черноземе при более благоприятных климатических условиях, чем в лесной области, и последствия этого факта выявились вскоре же по окончании постройки черты, как видно из приведенной докладной записки, поданной из разряда в боярскую думу. К черте хлынуло земледельческое население, и черноземные степи наполнились новыми селами и деревнями»^[34].

Да, действительно, от притеснений ляхов и Руины, устроенной щирыми гетманами, в Слободскую украину бежали тысячи малороссов.

«Московское правительство охотно принимало этих беженцев и населяло ими новые города, которыми обставляло Мурвскую и Изюмскую сакмы. Часть этих городов была построена внутри пространства, огороженного Белгородской чертой, как-то: Суджа, Мирополье, Сумы, Лебедин на верхнем Псле и его притоках, но большая часть выстроена была за Белгородской чертой — на притоках верхней Ворсклы и на Северском Донце и притоках. По притокам верхней Ворсклы были выстроены: на Ахтырке — Ахтырский город в 1657 г., на Рябине — Сенное Приворожье в 1671 г., на Мерчике и ее притоке Мерли — Богодухов в 1668 г., Городное в 1672 г., Краснокутск в 1668 г., Колонтаев в 1665 г., Рублев в 1677 г., Мурахва в 1656 г., на Удах − Золочев в 1676 г. и Ольшанка в 1674 г., на Може — Валки, Мерехва в 1656 г., Соколов в 1675 г., Змиев в 1657 г., на притоке Можа Водолаге — Водолага в 1677 г.; на самом Северском Донце: Маяцкий городок в 1664 г., Салтов в 1665 г., Лиман в 1672 г., Бишкин в 1673 г., Андеевы Лозы в 1672 г., Балаклея в 1658 г., Савинский в 1672 г., Изюм в 1664 г. и, наконец, на Осколе, недалеко от впадения его в Донец, возобновлен Царев-Борисов»^[35].

Казаки, крестьяне и мещане из Малороссии перемешивались с потоком переселенцев из центральных районов России. Активно участвовала в переселенческой политике и Русская православная церковь. Так, например, Святогорский Успенский монастырь на Донце ниже Изюма существовал уже в 1624 г. Раньше других селений был основан и Дивногорский монастырь на Дону, в 7 верстах ниже Коротояка. Со времен царствования Петра II началась раздача в этих районах обширных поместий петербургской знати, которые переселяли туда своих крестьян из великорусских губерний. Так, например, возникли села Андреевка и Старый Салтов, принадлежащие Апраксину и Шафирову.

Здесь мною описаны макропроцессы, проходившие на юге Российского государства. На деле же все было не так гладко. В Смутное время банды казаков, как малороссов, так и запорожцев, повадились грабить русское приграничье. Замечу, и тех, и других русские люди звали черкасами и так доносили о них местные воеводы в Москву. Кстати, и донцов в Москве часто звали черкасами, но что делать — и историки, и читатели должны сами вести идентификацию в соответствии с контекстом.

В 1620-е гг. русское правительство действовало крайне осторожно. Банды черкасов выдворялись с русской территории, причем воеводы применяли силу против черкас крайне ограниченно. Всем черкасам, желавшим принять российское подданство, предоставлялись земли в «засечных чертах». Кто нес службу справно, впоследствии оставался на местах, а тех, кто буйствовал, занимался грабежом, бегал без позволения в Речь Посполитую и обратно, отправляли в Сибирь или в низовья Волги.

Всех черкас, не желавших принимать русское подданство, выселяли. Осевшие же на русских землях малороссы пользовались одинаковыми правами с уроженцами Московского государства. Воеводы, а они тогда были столь же вороваты, как и нынешние губернаторы, периодически наказывались Москвой за притеснения черкас.

Вот, к примеру, в конце 1636 г. «новоприезжий» малоросс Григорий Шахворостов отправился в Москву жаловаться на белгородского воеводу Афанасия Тургенева, незаконно завладевшего его имуществом.

Чтобы показать законность своих действий, воевода обвинил Шахворостова в воровстве, пьянстве и игре в кости. Челобитчик просил провести расследование злоупотреблений воеводы и вернуть свое имущество.

9 августа 1639 г. белгородский воевода Петр Пожарский получил грамоту с распоряжением отдать добро Шахворостову. Чем дело кончилось для Тургенева, установить не удалось, но, как видим, с должности белгородского воеводы его турнули.

«В 1639 г. черкашенин Андрей Федоров бил челом на путивльского воеводу Г. Пушкина, обвиняя его в присвоении своего имущества и “животов” своих товарищей. Если судить по челобитной, то у выходцев из-за рубежа было отобрано 880 овец, 12 лошадей, 13 волов, семь коров и другого имущества на общую сумму 970 руб. По утверждению Гаврилы Северинова, переехавшего из Польши в Чугуев 15 августа 1645 г., его ограбил воевода Денис Ушаков. Последний забрал у черкашенина трех лошадей, сбрую и одежду, а самого Гаврилу посадил в тюрьму, лишив пищи и воды»^[36].

Судя по всему, и тут Москва оказалась на стороне переселенцев.

Одной из причин, почему русское правительство сравнительно охотно разрешало малороссам селиться на своих территориях, был недостаток свободных людей на Руси.

«Дело в том, что начало строительства укреплений Белгородской черты на Изюмской сакме (Короченский и Яблоновский участки) весной 1637 г. совпало с занятием Азова донскими казаками. Кроме того, властями учитывался опыт заселения Козлова в 1635 г. Тогда много зависимых крестьян сумело записаться в казаки и стрельцы, что вызвало резкое недовольство помещиков. Теперь правительство требовало верстать в службу только лично свободных людей»^[37].

Соотношение черкас и других категорий служилых людей в гарнизонах российских крепостей по росписи 1648 г.

Серьезной проблемой у переселенцев было разное отношение к браку у казаков и в Московском государстве. Так, заключение брака и развод часто производили светские власти — старшина или сход местных жителей. Соответственно, процедура развода была простой и быстрой. А вот в Московии признавался только церковный брак, а случаи разводов были единичными. В итоге периодически возникали случаи, когда русские воеводы отправляли жену к прежнему мужу, а она уже ухитрилась выйти замуж за другого.

В 1640-х годах поток беженцев из Речи Посполитой усиливается. Польские послы периодически просят царя не пропускать беженцев в пределы России. Если раньше польские власти поощряли набеги черкас на русское порубежье, то теперь они почти каждый раз производили розыск и возвращали русским воеводам лошадей и прочее имущество, захваченное бандами черкас.

Особо на этом настаивал в 1647–1648 гг. польский посол в Москве киевский каштелян Адам Кисель. В 1648 г. он подписал с боярами договор, согласно которому: «…ежели Крымская Орда не усмирится, великие государи наши, будучи себе братья, заодно стоять будут… и ясновельможные паны, гетманы Коруны польской и великого князя Литовского с воеводами его царского величества, а воеводы с панами гетманами всегда ссылку чинить будут, и, как в вечном докончаньи сказано и крестным целованьем закреплено, один другого оберегать будут, через земли свои не пропускать будут и заодно против общих врагов стоять».

Совместные большие походы, правда, не проводились, но специальные русско-польские операции против татар и банд черкасов были. Хорошо был налажен и обмен разведывательной информацией.

С началом восстания Богдана Хмельницкого по указаниям Москвы пограничные воеводы стали действовать еще более осторожно и ни в коем случае не помогать повстанцам, дабы не вызвать конфликта с сопредельной стороной.

«Польское правительство, ссылаясь на договор 1648 г., пыталось привлечь Россию к борьбе против восставших черкас. Предпосылки для этого были, т. к. Б. Хмельницкий заключил союз с крымским ханом. Союз антипольский, но Крым был давним противником России. Против Крымского ханства был направлен упоминавшийся ранее договор Российского царства и Речи Посполитой. Кроме того, формулировка русско-польского соглашения предусматривала совместную борьбу “с общими врагами”, а не только с татарами. При этом из Крыма доходили слухи о том, что одним из условий союза татар с запорожцами было обязательство Хмельницкого выставить 10 тыс. казаков на помощь хану, если он предпримет поход на Москву»^[38].

Весной 1649 г. казаки Хмельницкого учинили погром в Киеве. Как писал С.М. Соловьев: «На улицах началась потеха: начали разбивать католические монастыри, до остатка выграбили все, что еще оставалось, и монахов и ксендзов волочили по улицам, за шляхтою гонялись, как за зайцами, с торжеством великим и смехом хватали их и побивали. Набравши на челны 113 человек ксендзов, шляхтичей и шляхтянок с детьми, побросали в воду, запретивши под смертною казнию, чтоб ни один мещанин не смел укрывать шляхту в своем доме, и вот испуганные мещане погнали несчастных из домов своих на верную смерть; тела убитых оставались собакам. Ворвались и в склепы, где хоронили мертвых, трупы выбросили собакам, а которые еще были целы, те поставили по углам, подперши палками и вложили книжки в руки. Три дня гуляли казаки и отправили на тот свет 300 душ: спаслись только те шляхтичи, которые успели скрыться в православных монастырях»^[39].

Одновременно Хмельницкий послал в Москву чигиринского полковника Вешняка с грамотой к царю. «Нас, слуг своих, — писал Богдан, — до милости царского своего величества прими и благослови рати своей наступать на врагов наших, а мы в божий час отсюда на них пойдем. Вашему царскому величеству низко бьем челом: от милости своей не отдаляй нас, а мы бога о том молим, чтоб ваше царское величество, как правдивый и православный государь, над нами царем и самодержцем был».

Царь Алексей отвечал очень осторожно, что вечного докончания с поляками нарушить нельзя, «а если королевское величество тебя, гетмана, и все Войско Запорожское освободит, то мы тебя и все войско пожалуем, под нашу высокую руку принять велим».

В июле 1649 г. порубежные воеводы получили из Москвы инструкцию, в которой содержалось предписание не давать Польше ни единого повода для претензий. Казаков из Малороссии принимать на царскую службу только женатых с семьями, а холостых отправлять на Дон. Но и семейных казаков не держать в пограничных с Польшей городах, чтобы избежать конфликта с Речью Посполитой, а отправлять их в городки на южные границы для защиты от крымских татар.

Как видим, царь Алексей Михайлович делал все, чтобы избежать войны с Польшей. В свою очередь гетман прекрасно понимал, что воевать в одиночку с Речью Посполитой означало заведомо обречь себя на поражение. Поскольку Москва по-прежнему отказывалась принимать Малороссию в свое подданство, Хмельницкий отправил послов к турецкому султану. И вот в 1651 г. Махмед IV признал Малороссию и запорожцев своими вассалами, пожаловав им тот же статус, которые имели Крым, Молдавия и Валахия.

Спору нет, Богдан страдал запоями, и, судя по фамилии, алкоголизм у него был наследственный, он был склонен к резким поступкам, но в этом случае гетман решил лишь попугать Москву. И, надо сказать, его замысел полностью оправдался. Алексей Михайлович и его бояре всерьез поверили, что гетман решил податься к туркам, и начали форсировать мероприятия по возможному соединению Украины с Россией.

«В апреле 1650 г. в Москву поступили известия о подготовке совместного похода гетмана Богдана Хмельницкого и короля Яна-Казимира, заключивших к этому времени мир. Вернувшийся в Рыльск 23 мая 1650 г. русский лазутчик Василий Харин подтвердил подлинность изложенных выше известий. ссылаясь на сотника Войта из Барылоски, он добавлял, что польские войска во главе с королем первыми вторгнутся на территорию России»^[40].

В конце лета 1650 г. войско крымского хана и отряд запорожцев во главе с Тимофеем Хмельницким двинулись на Нижний Дон. Донские казаки усиленно готовились к обороне. Кроме того, «казаки с Дона посылали на Миус к запорожцам своих станичников с речами, что “они, донские казаки, с ними, запорожскими черкасы, люди одное православные християнские веры”, вследствие чего “им, запорожским черкасам, сложась з бусурманы, на них, православных християн, войною приходить не годитца”. Донские казаки напоминали также, что до настоящего момента запорожцы всегда с ними “бывали в дружбе и в с[с]ылке, и зипун добывали сопча” (т. е. вместе, сообща ходили в походы). Ответ на это запорожских казаков был уклончив. Из их войска отвечали, что они пришли войной не на донских казаков, а на “горских черкас”, но при этом отмечали, что если крымский хан им велит “идти войною не токмо что на них, донских казаков”, [а] хотя и на государевы ближние городы — и они де пойдут”, поскольку “не послушать де им крымского царя нелзе” (т. е. нельзя), так как они связаны с ним условиями военного союза, да и во время войны с поляками “крымской де царь со всею ордою им, черкасам (запорожцам), помочь чинил”. Впрочем, через две недели стояния на Миусе запорожцы пошли обратно»^[41].

Историки спорят, почему и крымцы, и запорожцы повернули обратно. Во всяком случае, это была еще одна попытка шантажа Богдана.

В своей большой монографии современные украинские историки Ю. Мирошниченко и С. Удовик отмечают: «История достижения царской протекции Б. Хмельницким изобилует детективными сюжетами и достойна отдельного описания. Здесь есть все: и шантаж, и многослойная дипломатия, и недюжинная изобретательность»^[42].

Осенью 1653 г. в Москве был созван Земский собор. На соборе было решено удовлетворить просьбу Богдана Хмельницкого и войска Запорожского и принять православный украинский народ «под высокую руку» русского царя. 1 октября, при закрытии собора, царь Алексей торжественно заявил, что Россия будет вести войну с Польшей, если последняя будет удерживать Малороссию силой.

9 октября из Москвы в Малороссию выехало великое русское посольство в составе ближнего боярина Василия Бутурлина, окольничего Ивана Алферова, начальника московских стрельцов Артамона Матвеева и думного дьяка Лариона Лопухина. При посольстве были стольники, дворяне, стряпчие, толмачи и охрана из двухсот стрельцов.

31 декабря посольство прибыло в Переяслав. А незадолго до этого Хмельницкий разослал по всем казацким полкам универсал с указанием прибыть в Переяслав на Великую раду представителям казачества, горожан, духовенства и других слоев населения. Все выборные должны были прибыть в начале января 1654 г.

Вечером 7 января 1654 г. (по старому стилю) у Богдана Хмельницкого с полковниками, судьями и есаулами состоялась тайная рада, и все собравшиеся единодушно «под государеву высокую руку поклонились». После тайной рады в тот же день была назначена и явная.

Исход выборов был предрешен заранее: толпа закричала: «Волим под царя восточного православного! Лучше в своей благочестивой вере умереть, нежели ненавистнику Христову, поганину достаться!»

Ну а теперь мы перелетим через 80 бурных лет, крайне важных для Гетманщины, но менее важных для Слободской украины.

Откроем великолепное описание Российской империи, сделанное в 1725–1727 гг. обер-секретарем Сената Иваном Кирилловым. Вот, к примеру, описание «Белогородской провинции»: «Прежде разделения губерней до 710 году был украинский Белогородский полк или Белогородский разряд… А с 724 году все те украинцы положены в подушной оклад на полки армейские и гваризонные против крестьян, да с них же вместо помещикова дохода до 40 копеек з души и содержится на тех четырегравенных деньгах выбранная ис тех укранцов конная лантмилиция»^[43].

Показать бы это описание самостийным историкам. То-то бы они радовались: оказывается, Белгород в 1725 г. был украинским городом! Увы, нет, не украинским, а украинным, то есть пограничным, и конная ландмилиция была пограничной охраной. Русский язык нужно знать, господа самостийники, — «Сидоров поехал За границу: в Малороссию, в Германию, а Петров — На границу (на украину)»!

Отметим, что все фамилии, упомянутые Кирилловым в Белгороде, великорусские: воевода Петр Лачинов, купеческий фискал Иван Панкратов и т. д. А в Чугуеве к 1725 г. было 214 казаков из крещеных калмыков, из тех, которые в 1709 г. пришли к Полтаве с Аюк-ханом.

В уездах Белгородской губернии были пять донских слободских полков — Сумской, Ахтырский, Рыбенский, Изюмский и Харьковский. Все они с 1726 г. подчинялись Военной коллегии, то есть входили в состав русской армии. Кроме того, в Белгородской губернии дислоцировались четыре драгунских полка — Новгородский, Ингерманландский, Астраханский и Пермский. К ним были приписаны 241 076 душ в Белогородской провинции.

Рядом с Белогородской находилась Севская провинция. В Севске дислоцировался украинской Севский полк (опять-таки пограничный полк). Главными городами провинции были Карачев, Брянск, Рыльск, Путивль. Как видим, многие из этих городов знакомы нам по драме «Борис Годунов». Они принадлежали России еще при Василии III.

Фактически украинские полки — это подобие военных поселений Австрийской империи XVIII века и России начала XIX века. В 1713 г. Петр I из пяти расформированных пехотных полков и семи тысяч ратных людей бывшей Белгородской черты создал ландмилицию. Первоначально ландмилиция была пешей, но к 1723 г. переведена в конную. В 1736 г. ландмилиция была переименована в Украинский Ландмилиционный корпус, в 1762 г. корпус переименовали в просто Украинский, а в 1763 г. число полков сократили до одного конного и десяти пеших. Все эти полки получили собственные названия, им назначили постоянные квартиры в городах. Однако задача Украинского корпуса не изменилась, и полки по очереди занимали Украинскую линию. И, опять же, речь идет не об украинских полках незалежной «Украинской державы» (к тому времени Гетманщина уже была упразднена), а пограничных полках, защищавших окраинную пограничную линию.

Украинская (окраинная) укрепленная линия была построена в 1731–1742 гг. русским правительством для защиты южных границ империи. Линия возведена между Днепром и Северским Донцом по берегам рек Орели, Берестовой, Береки, на территории, расположенной севернее установленной в 1713 г. границы с Турцией, то есть она находилась на значительном расстоянии от Гетманщины, которую нынешние «оранжевые» историки называют Украиной.

Любавский писал: «Для защиты этой линии были поселены 9 ландмилицких полков — Борисоглебский, Лихвинский, Ряжский, Козловский, Белевский, Орловский, Ефремовский, Слободской и Тамбовский. Под этим именем выступают в настоящем случае все те же служилые люди, которых селило московское правительство в украинных городах и которые были известны под именем детей боярских, солдат, драгун, стрельцов, казаков и т. д. Петр Великий, как известно, перевел их на подушную подать и причислил к разряду государственных крестьян. Но вместо рекрутской повинности на них была наложена служба в особом ландмилицком корпусе, предоставленном в распоряжение Киевского генерал-губернатора для борьбы с татарами. Часть этого ландмилицкого корпуса и была поселена на новой Украинской линии. [Фельдмаршал] Манштейн, видевший эту линию, сообщает в своих записках, что ее охраняют 20 тыс. драгун из милиции, размещенных по крепостям и селам, нарочно для них выстроенным. В мирное время они получают на одну треть менее обычного войскового жалованья, а взамен им отданы участки пахотной земли, которую они обрабатывают. Это войско набрано в Курской и Рыльской областях из 20 тыс. бедных дворянских семейств, так называемых однодворцев, т. е. владельцев одного только двора, которые сами пашут свои земли»^[44].

В 1752 г. на службу в Россию из Австрийской империи прибыл сербский полковник Иван Хорват и «привел с собой целый отряд сербов с военной границы, черногорцев и других выходцев, а в следующем, 1753 г. пришли полковники Иван Шевич и Райко де Прерадович и также привели разный сброд из славянских земель. Правительство решило использовать эти элементы для охраны окраины от татар и частью от запорожцев. Отряд Хорвата был водворен на жительство в заселившемся и отчасти уже укрепленном районе по верхнему Тясмину, Выси и Синюхе и верхнему Ингулу. Центром этого района сделались крепость св. Елизаветы (позднее Елизаветград), которую выстроил Хорват. Сверх того был сооружен ряд земляных шанцев и форпостов, в которых должны были стоять поселенцы. Край этот и получил название Новой Сербии. Отряды Шевича и де Прерадовича были выдворены на востоке запорожских владений, между Северским Донцом, Бахмутом и Луганью. Центром поселений стали крепости Бахмутская (сущ. с 1703 г.) и Белевская (основана в 1731 г.), а самый округ получил название Славяносербии.

Новым поселенцам были отведены в вечное и потомственное владение удобные земли, определено денежное жалованье, предоставлены беспошлинные промыслы и торговля»^[45].

В 1770 г. собственно сербов насчитывалось не более тысячи человек, то есть 1/25 всего населения Новой Сербии и Славяносербии. Но в образованные ими области на тех же основаниях влилось множество других элементов. Так, в Славяносербию в 1752–1755 гг. приехали молдаване, валахи, болгары, черногорцы и образовали несколько военных поселений, называвшихся «ротами». Туда же прибывали и прощенные правительством раскольники.

Из составленного академиком Гюльденштедтом описания Елизаветградской провинции видно, что в Новой Сербии в 1773–1774 гг. состав населения был самый разнообразный: сербы, болгары, молдаване, валахи, греки, малороссы из Гетманщины и запорожцы, великороссы (раскольники и православные), выходцы из Польши, беглые из центральных областей России и др.

В 1764 г. «Новосербский корпус» был преобразован в Новороссийскую губернию, а Славяносербия с Украинской линией — в Екатерининскую провинцию, подчиненную Новороссийской губернии. При этом Украинская линия, проведенная в 1731 г. для защиты русских пределов со стороны Запорожья, была уничтожена, а взамен ее возвели крепости Богородицк (на реке Самаре) и Луганск (на реке Лугани, правом притоке Донца). В следующем, 1765 г. Новороссийская губерния состояла уже из трех провинций — Елизаветинской, Екатерининской и Бахмутской.

Читатель уже обратил внимание, что в главе «Явление Слободской украины» я говорю в основном о делах военных. А что делать? Это погранзона, и тот же Грушевский в главе «Слобожанщина», посвященной Слободской украине, волей-неволей, но тоже говорит исключительно о военных делах.

Любопытна история основания Харькова, данная Грушевским: «В 1654 году встречаем первых поселенцев в Харькове, на следующий год они строят здесь город»^[46].

Вот и все. Сами, мол, щирые украинцы пришли и город основали.

Позже возникла целая мифология об основании Харькова. По одной из версий, город основал атаман Иван Каркач, по другой — некий Харитон по прозвищу Харько (надо полагать, из-за размеров «харизмы»). Наиболее романтична история о неком Андрее Квитко, который якобы похитил малолетнюю дочь киевского воеводы и бежал с ней в места не столь отдаленные, где и основал город.

На самом деле на месте нынешнего Харькова было русское городище домонгольского периода. 28 марта 1656 г. царь Алексей Михайлович отправил указ чугуевскому воеводе Сухотину (Чугуевская крепость в 86 верстах от Харькова) строить крепость Харьков. Строителем крепости был назначен Воин Селифантов. Крепость была построена к 1658 г.

Если бы большевики росчерком пера не отдали бы Харьков Украине, стоять бы воеводе Сухотину и военному инженеру Воину Селифантову на пьедестале в центре Харькова. Но москалям не место на современной Украине, даже если они построили первую столицу УССР. Из всех мифологических персонажей самостийники выбрали Харько. Кандидатура Квитко тоже рассматривалась, но у него с происхождением нелады — есть в роду москали, да и не должен щирый украинец соблазнять дочек московских воевод. И вот 22 августа 2004 г. в Харькове был открыт конный памятник гарному казаку Харько с копьем в руке и колчаном с луком и стрелами. Автор памятника — вездесущий Зураб Церетели.

В книге Грушевского за главой «Слобожанщина» следует глава «Культурная жизнь Восточной Украины». Цитирую: «С точки зрения общественной, как видим, Гетманщина и Слобожанщина с их строем все более теряли свою ценность. Народное и казацкое самоуправление отчасти было уничтожено московским правительством, а что в нем не было отменено — приобрело характер старшинского панского самоуправления. Мещанское самоуправление было придавлено, духовенство также. Сельское население порабощено»^[47].

Браво, Михаил Сергеевич! Нынешним либеральным и самостийным «геббельсам» у него учиться надо. Ловкость рук, и две принципиально разных территории — Гетманщина и Слободская украина — объединились в одно целое, да и административное устройство у них одинаковое.

Ну а дальше на семи страницах «украинский Карамзин» ведет речь только о Гетманщине, и ни слова о культуре Слободской украины. Нечего сказать и мне. Слободская украина была пограничным форпостом России. Набеги крымских татар случались чуть ли не ежегодно. Население представляло собой причудливую смесь великороссов, малороссов, сербов, валахов и т. д. Высшее начальство из Москвы и Санкт-Петербурга в Слободской украине не бывало и не навязывало местным помещикам свой образ жизни. Кто носил «оселедец», кто — бороду, кто — немецкий парик. Все поселенцы разговаривали на русском языке, пусть на разных диалектах, но всегда понимали друг друга. Управление велось непосредственно из Москвы или Петербурга, суд велся по царским законам (Уложению царя Алексея Михайловича от 1648 г.).

К середине XVIII века Слободская украина все больше походит на центральные губернии империи, хотя часть населения с малороссийскими корнями сохраняет свои бытовые особенности и малороссийский диалект русского языка. Екатерине II оставалось лишь законодательно уравнять административное устройство Слободской украины с остальной империей.

Указом российской императрицы от 28 июля 1765 г. был принят манифест «Об учреждении в слободских полках приличного гражданского устройства, и о местопребывании канцелярии губернской и провинциальной». Этим манифестом было ликвидировано деление Слобожанщины на полки и образована Слободско-Украинская губерния. Она состояла из пяти провинций: Ахтырской, Изюмской, Острогожской, Сумской и Харьковской. Административным центром губернии стал Харьков.

25 апреля 1780 г. Указом Екатерины II вместо Слободско-Украинской губернии было учреждено Харьковское наместничество (губерния) с центром в Харькове. Торжественное открытие наместничества состоялось 29 сентября 1780 г. Его лично открыл генерал-губернатор граф П.А. Румянцев-Задунайский. А 21 сентября 1781 г. был утвержден герб наместнического города и гербы уездных городов.

Попробуем подвести итог. Все украинские историки, вплоть до весьма умеренных, утверждают, что Дикая степь была колонизирована украинцами. Беру в руки издание Министерства просвещения Украины «Исторический атлас. 8 класс». Там на стр. 17 карта «Гетманская держава Кирилла Разумовского. 1750–1764». Я уж не буду говорить, что оный Кирилл не был монархом, а всего лишь царским администратором с весьма ограниченными правами. Забавно, что на карте особым цветом обозначена «Слободская Украина (Слобожанщина) — территория казацко-селянской колонизации».

А вот сравнительно умеренная монография А.В. Воронянского «История Украины» (Харьков, 2008). Она рекомендована Министерством образования и науки Украины для студентов ВУЗов. Обратим внимание на названия разделов: «Политическое устройство Гетманщины и Слободской Украины во второй половине XVII в.», «Хозяйственная жизнь Гетманщины и Слободской Украины во второй половине XVII в.»^[48]

Получается, что речь идет о едином каком-то государстве. На самом деле, как уже говорилось, никакой инициативной колонизации малороссами (об украинцах как народе тогда не слышали ни Москва, ни Варшава) никогда не было.

Повторяю еще раз, на территорию России допускались только беженцы из Малороссии, добровольно принявшие российское гражданство. Остальных выдворяли, иногда и силой. В подавляющем большинстве переселенцы занимали места, выделенные им воеводами, и лишь изредка происходил самозахват земли, но не под города, а под паланки, пасеки и т. д.

Я прочет сотни документов, и нигде нет упоминаний о какой-либо языковой проблеме в Слободской украине. Официальным языком повсеместно был русский. Черкасы (переселенцы из Малороссии) говорили на диалектах русского языка, ныне именуемых суржиком. Все они были понятны без перевода. Да и сейчас и я лично, и миллионы русских людей хорошо, без перевода, понимают суржик.

Ну а объявлять Слободскую украину частью не существовавшей тогда «Украинской державы» — полнейший бред. Тогда к какой державе надо присоединить «Рязанскую украину», «Амурскую украину» и т. д.? Слободская украина — это окраина Российского государства, население которой в силу своего пограничного статуса имело особые привилегии — «слободы», и ничего более.

Примечания

34

Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М.: Издательство Московского университета, 1996. С. 305.

35

Там же. С. 307.

36

Папков А.И. Порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой (конец XVI — первая половина XVII века). Белгород: Изд-во «КОНСТАНТА», 2004. С. 215.

37

Там же. С. 217.

38

Папков А.И. Порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой (конец XVI — первая половина XVII века). Белгород: Изд-во «КОНСТАНТА», 2004. С. 261.

39

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959–1961. Кн. V. С. 551.

40

Папков А.И. Порубежье Российского царства и украинских земель Речи Посполитой. С. 271.

41

Куц О.Ю. Донское казачество времени Азовской эпопеи в 40-х г. XVII в.: политическая и военная история. М.: Старая Басманная, 2014. С. 558.

42

Мирошниченко Ю.Р., Удовик С.Л. Русь-Украина. Становление государственности. Киев: Ваклер, 2011. Т. I. С. 542–543.

43

Кириллов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М.: Наука, 1977. С. 174.

44

Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. С. 309–310.

45

Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. С. 380.

46

Грушевский М.С. Иллюстрированная история Украины. М.: «Сварог и К»; ООО «Чистые родники», 2001. С. 420.

47

Грушевский М.С. Иллюстрированная история Украины. М.: «Сварог и К»; ООО «Чистые родники», 2001. С. 422.

48

Воронянский А.В. История Украины: учебное пособие для студентов высших учебных заведений. Харьков: Парус, 2008. С. 144.