Чемульпо – Владивосток

Александр Чернов, 2017

Легко рассуждать об ошибках предков, сидя в кресле за компьютером. Тем более, если ты всерьез увлечен историей флота, душа твоя искренне болит за поражения Родины в давно отгремевшей войне, а знания позволяют судить об их причинах. Только вот исправить в прошлом ты уже ничего не можешь, даже если бы очень этого хотел… А вдруг? Вдруг тебе выпадет шанс? Шанс, которого теоретически просто не может представиться? Именно такой шанс выпадает на долю главного героя этой книги. Но, взглянув глазами Всеволода Федоровича Руднева, командира крейсера «Варяг», на рейд порта Чемульпо за сутки до знаменитого боя с японской эскадрой, он осознаёт, что знаний фаната морской истории, патриотизма и личной смелости может оказаться не достаточно для того, чтобы выйти из неравной схватки победителем. Однако жребий брошен! Настало время проверить железом и кровью его идеи, теории и расчеты. «Готовятся к бою орудия в ряд, на солнце зловеще сверкают!..»

Глава 5

Разворошенный муравейник

Рейд Чемульпо, Корея. 26–27 января 1904 года. 20:00–00:35

— Всеволод Федорович, при всем моем уважении, но вы сошли с ума!!! Это уже ни в какие ворота не лезет! Нигде, ни в одном уставе ни одного флота, я не слышал об упоминании подобной чуши! Я отказываюсь заниматься этим! Простите великодушно, но вам надо скорее показаться лекарю для освидетельствования на предмет полного и неповрежденного рассудка! Может, нам еще и подштанники команды вдоль всего борта натянуть, чтобы восьмидюймовые снаряды назад к японцам отлетали? Ну, кто вам сказал, что у японцев будет настолько повышенная чувствительность взрывателей, кто?!

«Как знакомо! Прямо любимый Цусимский форум на сто восемь лет вперед, только вот в морду там с экрана получить нельзя было, а тут очень даже можно, господин старший офицер пошел на принцип…»

— Вениамин Васильевич, умоляю, расслабьтесь, выпейте стаканчик коньяку. Вам можно, вам орудия не наводить, и давайте на полтона пониже, хорошо? Чем вам не нравится идея завалить перед боем леера и, главное, натянуть вдоль борта НАД ватерлинией противоминные сети с койками в ячейках? Как нам это может навредить?

— Да весь мир будет смеяться! Что же это за крейсер, который идет в бой, вывесив за борт противоминные сети с койками? Как нам это поможет, кроме того, что нас обсмеют? И потом, вы предлагаете на выстрелах вывесить сети над ватерлинией, то есть их придется обрезать и по прямому назначению потом использовать уже нельзя будет, так как они будут слишком коротки, правильно? Опять перевод корабельного имущества?

— Зачем резать? Сложить вдвое — и все дела.

— А ВСЕ леера завалить? Это ладно, хотя полкоманды за бортом может оказаться на первом же повороте, но тут хоть смысл есть, да и заваливаются они. А вот зачем весь этот цирк с койками и сетками, простите великодушно, не улавливаю-с.

— Запарили вы меня с ревизором да баталером этим имуществом! Наша задача — уберечь крейсер! Корпус, машину, пушки и людей! Этого достаточно, и это уже очень сложно! Практически невыполнимо, черт подери!!! Все остальное: якоря, сети, уголь, настил палубный — для боя и похода не критично; при необходимости в жертву нашей задаче принесем и не поморщимся. Зарубите себе на носу! Мне надо, чтобы сети прикрывали надводный борт до уровня батареи, чтобы наши пушки могли свободно действовать при этом…

Поймите же, у японских снарядов отмечена повышенная чувствительность, они взрываются, попав в любое препятствие, причем мгновенно. Если на пути такого снаряда, за пяток футов до его попадания в борт, окажутся койка, трос или кольца противоминной сети, то он взорвется там. Нам грозит душ из осколков, это неприятно, но переживем. Все одно лучше, чем дыра в борту и поврежденные взрывом механизмы за ним! А леера вообще будут ловить те снаряды, что пролетели бы мимо без взрыва.

— Но как я вам подниму сети до уровня батареи? Я же не волшебник! Выстрелы устроены так, чтобы обеспечить постановку противоминного заграждения, понимаете? Противоминного!!! А мины, они не по воздуху летают, они под водой ходят!

— Прикрутите на выстрелы кронштейны, отведите их от борта, только не на прямой угол, а градусов под сорок пять. Нам не нужно, чтобы они были заглублены в воду. Вода сама вызовет детонацию… Вы, в конце концов, офицер Русского императорского флота! Думайте! Задача вам поставлена, целесообразность объяснена, хотя я и этого делать не был обязан, потрудитесь, наконец, обеспечить ее выполнение. Дуться на меня будете после боя. Обещаю, если идея не сработает, на том свете перед вами извинюсь. Хоть в раю, хоть в преисподней. А если сработает, то вам разрешаю не извиняться. И потрудитесь вашу изобретательность и логику впредь направить на выполнение моих приказаний, а не на их оспаривание. Мне еще на «Корейце» объяснять то же самое, а времени у нас в обрез.

— Что, и «Корейца» несчастного тоже будете декорировать коечками в противоминных сетях?

— Нет, у них проще будет, у них паруса есть, если помните. Несколько слоев парусины будет достаточно, хотя и не так эффективно — первым же взрывом разметает… А у нас, может, выдержит даже пару-тройку попаданий.

— Да ни черта это не сработает! Пролетит снаряд сквозь вашу сеточную и парусную декорацию, как через бумагу, и не заметит. Только и «пользы» с этой затеи, что пластырь под пробоину потом труднее подводить будет из-за всей этой вашей «мудрости», Всеволод Федорович!

— Если бы мы говорили о русских снарядах, то да, пролетит и не заметит. Им что койки, что борта, что броня не слишком толстая — один черт не взорвутся. Наши «мудрые» головы погорячились с тугим взрывателем. Ну да, какие головы, такие и трубки, это вполне логично. Но вот японцы погорячились в противоположном направлении! Их новые снаряды взрываются при любом контакте, с любым препятствием, поймите же наконец!

— Ну, кто? Кто вам это сказал?! Из-за кого мне опять аврал команде объявлять? Старк? Генерал-адмирал? Наш морской агент в Японии Русин?

— Простите, но у меня свои источники, очень серьезные, и я дал слово их не раскрывать. Мы обязаны проверить эту идею, если сработает — нам лишний шанс на выживание, если нет — ничего не теряем.

— Ну так уж и ничего! А намотаем вашу гадость на винты? Представляете себе картинку, крейсер идет на прорыв с винтом, обмотанным его же противоминными сетями, которыми он собирался ловить шестидюймовые снаряды противника, как бабочек сачком!!! Вам самому не смешно?

— Риск — дело благородное. Порежьте тогда сети на секции, и привесьте к ним грузы, будут обеспечивать лучшее натяжение и топить сорванные с выстрелов секции до того, как те затянет к винтам. Койки всплывут, сеть утонет… Опять скажете «невозможно»?

— Можно. Был бы в этом толк, все можно… Но за испорченные сети…

— Слушайте, сколько можно, в самом деле? Еще раз о безвременно утраченном имуществе напомнит мне кто-нибудь, самолично за борт выкину! Предварительно пристрелив, чтоб больше не перечил командиру. И предупредите об этом ревизора нашего.

— Так вы, Всеволод Федорович, сами же нам говорили, что «сохранность вверенного нам казной имущества превыше всего»! И не раз. Не раз!

— А «в мирное время» я не добавлял случайно?

«Черт бы подрал моего предшественника с его меркантильно-чиновничьими интересами! С такой бы энергией команду гонял на предмет стрельбы и порядка в машинном отделении, сейчас бы у меня был самый боеспособный крейсер Российского флота, а не самый «комплектный по списку». Формалист фигов!» — в который раз пронеслось в голове Руднева в адрес самого себя прежнего.

— Да вроде нет…

— Значит, ПОДРАЗУМЕВАЛ, черт меня подери! А сейчас у нас война! И распорядитесь катер к трапу подать, мне еще на трамп наш обреченный заскочить надо, проверить ваши организаторские способности. И на «Корейце» такой же, как сейчас с вами, развеселый разговор предстоит… Да, и, само собой, не задействуйте в аврале кочегаров «Варяга» и орудийную прислугу. Попробуйте справиться силами команды «Сунгари», севастопольцами, корейскими, что у нас на борту, палубными матросами и казаками. Им в бою особо делать нечего будет, пусть сейчас поработают.

* * *

На борту «Сунгари» корейские кули, деловито погоняемые русскими моряками во главе с двумя боцманами, сунгарским и с «Варяга», готовили пароход к безвременной кончине. А в это время на мостике его капитан изливал душу Рудневу.

— Я понимаю, что необходимо. Я понимаю — или это старое корыто, или новый крейсер, один из лучших на флоте. Я понимаю — мы не утопим, так или японцы расстреляют, или, того хуже, себе заберут и будут снаряды возить, которые потом на русские головы полетят. Но все одно, своими руками свой же корабль готовить к утоплению — это, ну, как будто старого друга предать! Может, для вас, Всеволод Федорович, это просто груда железа в полторы с лишком тысячи тонн водоизмещением, но для меня…

— Для вас она — то же самое, что для меня «Варяг». Старый и верный товарищ. Прекрасно понимаю, и, поверьте, сочувствую. Даст бог, прорвемся — лично попрошу государя присвоить имя геройски погибшего «Сунгари» новому пароходу КВЖД или Доброфлота, а вас поставить капитаном. А может, мобилизую вас в военный флот и захвачу вам крейсер у японцев! Примете командование?

— Ну, если вы так ставите вопрос, то приму. Только ежели назовете «Сунгари»! Только вот, чтоб кого с мостика трампа да под эполеты… На крейсер! Шутить изволите, однако, господин каперанг! На Императорском флоте мне за все про все выше прапорщика по адмиралтейству не прыгнуть, сами знаете. Да и имена кораблям флота сам император присваивает. А он, поди, про такую речку и не слыхивал даже. И про нас с «Сунгари» вряд ли кто вспомнит. Да еще неизвестно, как она, война-то, повернется. Так что мне не до шуток, поверьте. Мало того, что куска хлеба лишаете, а за это еще перед супругой ответ держать, так еще и смеетесь над моей бедой…

Грустный сарказм в голосе капитана был практически нескрываем.

«Ну что ж, я бы на его месте тоже не поверил. Но теперь, как придет время, смогу поймать на слове. А в эти времена слово совсем не такой пустой звук, как в мои».

— А и договорились, пожалуй! «Сунгари» так «Сунгари». Только судно не я у вас отнимаю, а япошки, будь они трижды неладны. И давайте, пойдем посмотрим, что в трюмах творится, чтобы нервы друг другу понапрасну не тянуть.

— Что велели-с, Всеволод Федорович! Разгром и грязь! Вот что там творится. Водонепроницаемые переборки разбиты, двери вырваны с мясом, между котлами мина ваша, будь она неладна! Очень надеюсь, что лейтенант Берлинг свое дело знает, и так кочегары боятся работать. Еще в кладовых куча вашего взрывоопасного барахла и вторая мина, вся опутанная проводами, как гирлянда на иллюминации по случаю коронации государя, да-с, имел честь присутствовать. В грузовых трюмах еще хлеще, сначала в мешках цемент сваливали, хоть какой-то порядок был. Так прибежал ваш малахольный старший офицер, прости господи, наорал… Чуть очки свои не потерял, по трюму шарахаясь, потом приказал распороть мешки да еще и затопить трюмы почти наполовину. Сейчас туда вообще мусор и камни со всего порта корейцы стаскивают. Обидно, всю жизнь был чистый и аккуратный пароход, а перед смертью в помойку превратился. Мы с вами, наоборот, завтра в чистое переоденемся, а «Сунгари» вот так вот… Жалко его, одним словом. Ну, пройдемте, добро пожаловать к нам на шестой круг ада, господин капитан первого ранга…

Внутренние помещения парохода представляли собой квинтэссенцию беспорядка и разрушения. Особой пикантности обстановке добавляла 190-килограммовая тушка гальваноударной мины образца 1898 года между котлами. Два десятка ее близняшек на палубе уже попарно крепились к днищам переданных с «Варяга» и «Корейца» шлюпок и катеров. Присовокупив к картине финальные штрихи в виде десятка пироксилиновых патронов на кингстонах и стенках котлов, можно было понять, почему кочегары, несшие вахту и поддерживавшие пары, столь опасливо вжимали головы в плечи.

«Ничего, им и пройти-то надо всего пару миль, а потом пошуровать в котлах напоследок для обеспечения более красивого облака взрыва, и на «Варяг». Правда, там потом еще страшнее будет, но, что поделать, война…»

Неожиданно из носового трюма донеслась сочная морская ругань с упоминанием святых и, что совсем уж не в кассу, офицеров.

«Так, это уже интересно! Что у нас тут за действующие лица? Ага, два известных бузотера с «Варяга». Ну, конечно, кого еще могли ночью послать затапливать трюмы с цементом? Только «любимчиков» старшего офицера. Но, впрочем, в чем-то и заслуженно их Вениамин Васильевич чморит. Как заваруха, так эта «сладкая парочка» всегда в центре событий! Взять ту же историю с купанием четверых английских матросов в Шанхае. Не совсем добровольном, естественно. Кто по доброй воле в марте в воду с пирса сиганет-то? Пари у них, видишь ли, было. Небось, по вопросу «кто кому в рыло первым с размаху заедет, чтобы с копыт».

Ну да ладно, дело прошлое. А чем же у нас сейчас матрос первой статьи Михаил Авраменко не доволен? Ага, в жидкий бетон, как это по-французски, «а-ля рак», плюхнулся. Ну а при чем же тут начальство-то? Так, если вынести за скобки две минуты мата (силен бродяга, кстати, не повторяется; к себе вернусь — надо пару выражений перенять), «а на фига вообще мы это тут делаем?!». Ну что же, придется снизойти до разъяснений. Мне завтра нужна вся команда в числе единомышленников, а этот сорвиголова вместе со своим корешем Кириллом Зреловым всех оповестят почище корабельной трансляции. И в нужной тональности.

— Вечер добрый, чудо-богатыри!

— Здравия желаем, ваше высокоблагородие!!!

— Ну что, в трюме не как у вас на грот-марсе? Скучно и грязно?

— Так точно, ваше высокоблагородие!

— Ладно, братцы, вольно. Присаживайтесь, курите, вот папиросы.

— Так в трюме же не на баке, ваше…

— Да ладно, в ЭТОМ трюме теперь можно все что угодно. Я разрешаю. Тут завтра такой фейерверк будет, что пара лишних окурков ничему уже не повредят. Угощайтесь.

— Благодарствуем.

— Я тут краем уха слышал, как ты, Авраменко, крыл весь мир в бога душу мать. И меня, в частности.

— Дык…

— Не оправдывайся, если бы я в бетоне так угваздался, то от меня ты бы еще и не такое услышал. Да не дергайся! Слушай сюда… Нам с вами, братцы, завтра надо пробиться сквозь строй из шести крейсеров и дюжины миноносцев наших узкоглазых «друзей». И лупить они нас будут не шомполами или линьками, а кое-чем похлеще. И мне уж точно не до того, чтобы обижаться на то, как ты меня обозвал. Собака лает, ветер носит, как говорят на Востоке. Но вот в том, что я заставляю вас здесь заниматься никому не нужной ху… идиотизмом, стало быть, ты, братец, не прав.

— Вашвысбродь! Так оно, это… Мало того, что на нас вся местная команда волками смотрит. Те, что остались. Большинство уже к нам на «Варяг» съехали… Но так еще и не отстирать ведь энтот цемент-то! На кого я похож? Не матрос, а пугало огородное да и только! Завтра на поверке господин старший офицер опять на бак на час поставють, а отмыться-то некогда.

— Не боись, замолвлю за тебя словечко. Только завтра нам всем в чистое по-любому переодеваться. А пароход мы этот поутру выведем на фарватер и, если узкоглазые не сдадутся, то взорвем ко всем чертям! И заткнем им гавань, как бутылку пробкой. А бетоном вы его заливаете, чтобы им его потом было веселее поднимать из ледяной водички. Так что порядок тут можно не соблюдать. Мины на верхней палубе видели? Как закончите в трюме и докурите, помогите гальванерам их подвесить под днища шлюпок и спустить это все хозяйство на воду. Нечего супостату подглядывать, что мы тут делаем, будет ему сюрприз. Да, еще, всей команде сегодня по двойной чарке перед сном. Чтоб не лаялись почем зря. Да и с устатку пользительно… А завтра — сколько влезет, но, братцы, чур, после боя.

— Рады стараться, ваше высокоблагородие!

— Ну, раз рады, то старайтесь. И помните: то, что все крутятся сейчас как каторжные, даст бог, завтра нам в бою зачтется. А утречком еще новую песню выучим, чтоб веселее на супостата идти было, слышали, небось, как в кают-компании пели? А пока, ребятушки, за дело. Ночь, хоть и зимняя, а коротка, успеть же нам много надо. Да, еще о делах. Отбоя сегодня не будет. Поэтому, как тут закончите, соберите на «Варяге» всех наших мелких артиллеристов… Ну, что смотрите глазами круглее тарелок? Все расчеты орудий калибром сорок семь миллиметров. Возьмите фонари и бегом на бак. Вам лейтенант Беренс и мичман Лобода прочтут лекцию о том, как заряжать, наводить и стрелять из шестидюймовки Канэ. Вы следующие после севастопольцев. Но вы-то хоть артиллеристы, а из них, дай бог, хоть подносчиков за ночь нормальных сделать. Знаю, что вы ее изучали, но это было давно, а завтра я ожидаю большую убыть в расчетах. Вот вы и будете их подменять, потому как до атаки миноносцев у 47-миллиметровок делать нечего, только осколки лбом ловить, понятно?

— Так точно, ваше высокоблагородие!

— Что ж, тогда с Богом!

— Ваше высокоблагородие… А что мы им такое сделали, узкоглазым, что они на нас… Ну… Почто полезли-то?

— Мы им китайцев и корейцев мешаем в рабов обратить. Чтоб уши и носы им резать, девок сильничать да над бабами измываться. Это раз. Но мало этого самураям, потому как если с Кореей и Китаем у них это получится, попрут и к нам на Дальний Восток с тем же самым. Это два. А науськивают их на нас наши старые друзья — англичане и их подпевалы-американцы. Потому как хочется им, чтобы наш Тихоокеанский флот так же в океан мимо Японии не мог высовываться, как Черноморский мимо Турции. Это три. Смекаете, ребята, что к чему?

— Дык, почто же мы им укороту-то никак не дадим, ваше высокоблагородие? Чай войско-то у нас посильнее будет?

— В этой войне, ребята, от армии не все зависит. Коли пошел бы супротив нас швед, турок, француз али немец какой, тут первая работа армейским бы была. Но японцы, они ведь от нас за морем. Они же на острове сидят. Там их столица, там их заводы, там они и войско свое готовят. Поэтому нам должно супостатов на море побить, чтоб солдатушки наши до них добраться смогли. Так что нам завтра нужно им хорошенько бока намять, от почина многое зависит. А то, что их больше, так что ж? Мы считать их собираемся, что ли, или по сопатке набуцкать?

— По сопатке! Мелки они супротив нас, да еще и косоглазые все!

— А потом и дружкам их рыжим отвесим!

— Знаю, что за вами не заржавеет. Опыт, поди, имеется? Шанхайский небось? Или и раньше бывало? Про аденские художества ваши я тоже слыхал. Смотрите у меня! Главное теперь для нас что?

— Что, вашвысбродь?

— Чтоб бить аккуратно… Но сильно!

В сыром и грязном трюме парохода раздался усиленный многократным эхом дружный хохот.

«Ну, тут порядок, теперь пора и на “Кореец”».

Спускаясь по трапу к ожидавшему его катеру, Петрович терзался проблемой: как объяснить Беляеву, почему капраз Руднев не растолковал ему про экранирование бортов парусами еще на военном совете. Честно сказать, что совершенно об этом забыл? Потеря авторитета командира, как говаривал приснопамятный полкан на военке, — самое страшное, что может с этим самым командиром быть. После группового изнасилования подчиненными, конечно. М-да, юморок-то у него был того, казарменный…

Сказать, что только что придумал эти обвесы? Тоже не фонтан, командир должен заранее знать, что случится с вверенными ему силами. Сослаться на то, что было не до этого, не хотел нервировать японцев, торчащих на рейде, чтобы не спровоцировать стрельбу (отмазаться, короче), а сейчас впереди еще часов шесть, как раз успеваем? Гм… А вот это может и прокатить…

И только когда катер подошел к затемненной канонерке вплотную, Петрович понял, что не все так плохо в этом мире. За неполные сутки в шкуре каперанга Руднева он, было, совсем разуверился в том, что русские офицеры ЭТОЙ эпохи были способны самостоятельно принимать разумные и инициативные решения… Слава богу, он ошибся. Борта «Корейца» от бушприта до кормы были «занавешены» парусиновым обвесом, скрепленным такелажными концами…

* * *

Григорий Павлович Беляев был в корне не согласен с уверенностью Руднева в неизбежности завтрашнего боя. Может, еще пронесет, выпустят япошки «Варяга» и «Корейца», но на всякий случай к неприятностям подготовиться не мешает, это он признавал. Другой вопрос, что отослать полкоманды на «Варяг» и подготовить носовую крюйт-камеру к взрыву — не совсем то, что он полагал единственно верным для подготовки к бою. Но приказ есть приказ…

В эту минуту размышления Беляева были прерваны вестовым, сообщившим о подходящем катере с «Варяга».

А вот и господин Руднев собственной персоной пожаловали… Чего он тут-то забыл? Обычно к себе на крейсер вызывал, если было надо. И что на него вообще сегодня нашло? Никогда такого шила в заднице за ним не замечалось. Известен как один из самых мягких и сговорчивых командиров на флоте. Сам наместник отмечал его покладистость, может, поэтому и перевел на один из лучших крейсеров. А тут — на тебе, вдруг все делает по-своему. Ни на йоту от своего плана не отступает! А уж планчик этот… Как подменили человека…

— Добро пожаловать на борт, Всеволод Федорович. Вы с инспекцией к нам?

— Что вы, право, Григорий Павлович, какие еще смотрины на ночь глядя? Хочу еще раз, как говорится, часы сверить. Обговорить наше взаимодействие, может, вы мне чего посоветуете, может, я вам. В общем, как говорят наши злейшие друзья англичане, провести коротенький «мозговой штурм».

— Ни разу не слышал такого оригинального выражения, но суть понятна. И что мы штурмовать будем? И, главное, где? Позвольте предложить пройти в мою каюту?

— Да, там любопытных ушей поменьше. А штурмовать мы будем японскую эскадру. Сегодня в уме, конечно, а завтра — по-настоящему. Только давайте заодно посмотрим, что у вас творится в носовом погребе, если не возражаете.

— Да ради бога. Там все готово к взрыву, только детонаторы пока не заложены от греха подальше. Стеньги к утру срубим, снаряды для восьмидюймовок выложены, расчеты получили свои чарки и теперь отсыпаются, минеры никак не могут закончить проверять свою ненаглядную мину в н-дцатый раз, чтоб не оконфузиться, как «Гиляк» на стрельбах у Артура. Я и сам по старой миноносной привычке не удержался, разок к ней в потроха залез.

— ЭТА мина должна завтра до цели дойти обязательно.

— Должна. Колба держит. Краны в порядке, машина тоже. Кстати, с той миной, шаровой, которую ваши с катера ставить будут, что решили? Не очень нравится мне эта идея с нулевой плавучестью, честно говоря…

— Да уже переубедили меня минеры, Григорий Павлович. Не с вашей ли подачи?

— Ну, как вам сказать…

— Ага… Чтоб не обидеть, да? В общем, мастерят сейчас под катером клетку для мины, а через днище вводят трубу прямо в машинное отделение. Поэтому мы тент за борт и вывесили «для просушки», чтоб без лишних глаз боцман с плотниками работать могли.

— Что за труба?

— Для страховочного конца мины, силового каната ее якоря и кабеля от гальванобатареи. Так что ставить подарок для Уриу будем обычным штерто-грузовым способом, а всплыть мине до постановки не дадут днище катера и доски клетки-опалубки.

— Слава богу, Всеволод Федорович. Так оно всяко надежнее будет. А если течением на метр-другой по борту ее и оттянет, то не велика беда. Да, кстати, идею с противоосколочными стенками у вас, уж простите, украл без спросу. Сейчас на носу матросики мудрят с койками, прикрывают казенники восьмидюймовок. Чехлы на них распороты и сшиты на живую нитку, причем у прицелов и срезов стволов оставили дырки. Орудия заряжены, наводчиков завтра посажу под чехлы, и первый залп для японцев точно будет неожиданным…

Минут через десять, оценив усилия «корейских» минеров на «отлично», довольные Руднев и Беляев вновь поднялись на верхнюю палубу.

— Славно, Григорий Павлович. Стало быть, к делу готовы?

— Я хоть до конца и не верю, что завтра придется с японцами воевать, но они нам тут цирк не в первый раз устраивают. Поэтому и сам готов, и «Кореец» тоже подготовил, насколько это вообще для нашего старичка возможно. Так что выкладывайте начистоту, зачем пожаловали.

За капитанами соответственно первого и второго рангов закрылась дверь каюты.

— Ну, начистоту, так начистоту… Я понимаю, что вы на меня сильно обижены, так как я фактически бросаю «Кореец» на растерзание и, прикрываясь вами, спасаю «Варяг» и себя. То есть я — распоследний негодяй и иду против главной традиции нашего Русского флота — сам погибай, но товарища выручай.

— Ну что вы, я ни единым словом…

— Ваш взгляд был достаточно красноречив, и что за ним скрывалось — тоже весьма очевидно. Как и за эмоциями наших офицеров. А как мне-то тяжко… Но понимаете… Мы сейчас фактически единственные, кто может выиграть для России эту войну!

— Гм. Простите за прямоту, Всеволод Федорович, но кроме нас тут никого нет, и я тоже хочу спросить вас кое о чем. Откровенность за откровенность. У вас никто в роду манией величия не страдал?

— Нет, Григорий Павлович, я первый, — Руднев тихо рассмеялся. — И, кстати, не страдаю, а наслаждаюсь. Вот скажите мне, друг мой, кто может сорвать высадку и развертывание японской армии через Чемульпо, кроме нас с вами? У японцев сейчас под винтовкой треть миллиона, а у нас на всем Дальнем Востоке и в Маньчжурии восьмидесяти тысяч нет…

— В Артуре, если помните, у нас целая эскадра, включая семь броненосцев, во Владивостоке четыре крейсера, каждый из которых по сумме боевых возможностей превосходит «Варяга» и «Корейца» вместе взятых. Не исключая «Богатыря», тот хоть по идее и, практически, ваш близнец, но, на мой взгляд, уж простите великодушно, заметно немцами улучшенный.

— Да, все так и есть. Но давайте поставим себя на место вице-адмирала Того. Что он предпримет со своим боевым опытом и британской выучкой? Не знаю, что первым пришло на ум вам, а я лично уверен, что Порт-Артурская эскадра как раз сейчас атакована кучей миноносцев. И после подрыва или, упаси Господи, утопления пары-тройки броненосцев она не сможет бросить вызов Того, как минимум, до окончания их ремонта. А значит, на войсковые перевозки японцев никак не повлияет. Владивостокский отряд крейсеров заперт льдами еще минимум месяц. Но даже если справится «Надежный» и выведет их, все равно этот месяц они на высадку врага и его коммуникации решительно воздействовать не сумеют — в феврале шторма в Японском море страшные, даже «рюриковичей» порастрепать может. И команды измучаются. Потом, учтите, что из Владика сюда надо идти через Цусимский пролив. Пройти-то они, может, и пройдут, а вот на обратном пути их поймают. Короче, не рискнут они…

— Спаси нас, Господи, от такого! Но даже если бы так… Ведь и в Артуре есть крейсера! «Аскольд», «Новик», «Боярин», «Диана» с «Палладой», в конце концов.

— Согласен. Только еще там есть вице-адмирал Старк, который их никогда в самостоятельное крейсерство не выпустит, пока под Артуром болтается парочка асамоподобных. Да и Алексеев ему не даст… Отвлеченный вопрос. Вот как вы думаете, чем можно вывести из строя обе ваши восьмидюймовки, к примеру? Каково минимально необходимое воздействие?

— Ну, я думаю, достаточно одного крупного снаряда. Завтра проверим.

— А я вот думаю, что хватит горсти песка в смазку.

— Это само собой, но вы это к чему?

— Это я к тому, что сейчас песочком в японском военном механизме можем стать только мы. А значит должны! И для этого я готов принести в жертву свое доброе имя, подорвав «Асаму» весьма подлым образом и бросив на верную погибель ваш «Кореец». Да слышал я, что вы себе под нос на совещании бубнили, слышал, не надо большие глаза делать! Это война, и главное теперь — ее выиграть. Появление «Варяга» на своих войсковых коммуникациях Того никак предвидеть не может. За тем он сюда целую эскадру и пригнал, чтобы ни при каких обстоятельствах ему «Варяг» поперек горла не встал. Да и просто утопление «Асамы» — это уже минус один корабль линии, а их у Того всего четырнадцать. Вернее, пока даже двенадцать, «гарибальдийцы»-то еще в пути…

— То есть вы не в Артур идете?

— Нет. У меня гораздо более интересные планы. Простите, но даже вам я не могу их раскрыть, так как есть вероятность вашего попадания в плен. Раненым, в бреду вы можете сказать лишнее. Тогда они просто «поменяют смазку», и получится, что «Кореец» погиб зря…

— Ясно. Ну, тогда удачи вам и Бог в помощь, раз вы все уже твердо решили.

— Спасибо. И давайте еще раз пройдемся по действиям «Корейца».

— Давайте.

— Для начала, при приближении к «Асаме», выгоните всех, кого можно, на палубу, пусть глазеют на него, чтобы господин Уриу ни секунды не сомневался в ваших невоинственных намерениях. Корабль с кучей ротозеев на палубе никто за противника, готовящего гадость, принимать не будет. А вы как полагаете?

— Вполне резонно.

— Далее. По черной ракете с катера расклепайте якорную цепь. Я планирую сделать то же самое, эти тяжести нам больше ни к чему. Сразу давайте залп из носовых пушек по мостику и пускайте мину. Только умоляю, поднимите сначала боевые флаги и спустите сигнал о переговорах. Одновременно со взрывом мины — подрыв нашего сюрприза, Берлинга я уже проинструктировал. Тут же положите снаряды из ретирадной шестидюймовки с перелетом по «Сунгари», чтобы стационеры его заметили.

Далее смотрите по обстоятельствам. Если «Асама» держится на плаву — тараньте и взрывайтесь, если тонет, то поиграйте в прятки с «Чиодой». Высовывайтесь из-за «Асамы», давайте залп, и сразу полный назад. Не забывайте подавлять любое движение на нем из всего свободного оружия!

У вас есть шанс хорошо поцапать «Чиоду». В прямой бой с ним лезть я бы поостерегся, все же у него скорострелки, и числом поболе, а у вас брони считай, что нет. Если случится невероятное и вы и «Чиоду» выведете из строя, то тогда огонь по следующему крейсеру. Но, думаю, к тому моменту сам «Кореец» уже будет практически небоеспособен. Чудес не бывает.

Когда вы потеряете способность стрелять из обеих восьмидюймовок, возникнут угрозы потери хода или больших затоплений, то сразу, не мешкая, тараньте «Асаму» и взрывайте «Корейца». Если уже не сможете — топитесь на фарватере, естественно, после посадки команды в шлюпки. Когда решите покинуть корабль, по вашей ракете белого дыма катер подойдет к борту принять раненых, если его к тому моменту не утопят. По прибытию на берег придерживайтесь нашей версии событий. Мы предъявили японцам ультиматум, они утопили «Сунгари», мы открыли огонь в ответ на это. Мины на фарватере — случайность, результат подрыва «Сунгари», вызванного попаданием японского снаряда. Зазубрите это как «Отче наш» и офицерам то же самое затвердите. Собственно, все. Вопросы, предложения?

— Что в это время делает «Варяг»?

— Избавляюсь от становых якорей, кроме одного, даю полный ход. Проходя мимо «Асамы», пускаю по нему пару мин. Чем дольше его будут чинить, тем лучше. Потом стреляю по «Нийтаке» и прочим и пытаюсь прорваться в море. Там в темноте меняю курс. Может быть, устрою сюрприз для японцев, если они за мной погонятся, и утром начну ловить транспорты. Обычная крейсерская работа.

— По этому фарватеру полным ходом? А как руль вам заклинит, что тогда?

— Ну, волков бояться — в лес не ходить. Как надо будет сбросить ход в узостях, дам полный назад. Заодно пристрелку японцам собью. Бронированную трехдюймовую трубу с рулевыми приводами «Варяга» перебить фугасами — это почти невозможно, знаете ли. Кстати, для того я у вас штурмана и забираю, он этот фарватер получше моего знает. И потом призы тоже он поведет во Владивосток, если таковые будут. Для этого и часть вашей команды на «Варяг» перевожу…

— И все это при том, что вы до сих пор не знаете об объявлении войны?

— Утром все будет. Не сомневайтесь. По тактике на завтра вам все ясно?

— Вполне. Что не ясно до сих пор, так это, что на вас нашло, Всеволод Федорович? Вы просто сам не свой! Не скажу, что мне «новый» Руднев не нравится, но откуда он взялся? Никогда бы не поверил, что вы можете пойти на такую дерзость…

— Обстоятельства-с вынуждают. И потом, в каждом из нас и наших матросов живут два разных человека, мирного времени и военного. И обычно, как это ни странно, те, кто хорош в мирное время, никуда не годятся в военное, и наоборот.

— В том-то и дело, что в мирное время вы, уж простите, были выше всяческих похвал, Всеволод Федорович.

— Раз так, значит, перед вами мой злой двойник! Давайте на том и завершим. Начальства артурского над нами тут нет, так что хочешь не хочешь, а отвечать за все мне. Поневоле заведешься. А завтра — или грудь в крестах, или голова в кустах. Но мне лично первый вариант больше нравится… Ну, удачи вам, дорогой мой. От того, как вы с Берлингом нашим начнете, почти все и будет зависеть. Молиться за вас будем…

Командиры допили «адвокатов» и вышли из каюты на верхнюю палубу. Так как главный разговор уже состоялся, лезть в трюмы, крюйт-камеры, машинное отделение и прочие потроха «Корейца» не было смысла. За долгие годы службы Беляев изучил свой кораблик досконально, и вероятность что-либо подметить свежим взглядом вряд ли перевешивала неизбежно потерянное время. Ночь уже перевалила за середину, а список абсолютно необходимых дел упорно не уменьшался, а наоборот, продолжал расти, как снежный ком. С форумной точки зрения все было гораздо проще… Кстати о необходимых делах!

— Да! Чуть не забыл ведь впопыхах, Григорий Павлович. Как вы думаете, сколько шестидюймовых снарядов успеете расстрелять завтра из ретирадной пушки?

— Если нам очень сильно, безумно повезет, то тридцать — сорок, на самом деле верю в двадцать, а что?

— Видите ли, у меня в боекомплекте де-факто одни бронебойные снаряды. Причем нового, вредительского образца. А мне для прорыва надо максимально выбить артиллерию противника, тут ваши старые, но стабильно взрывающиеся фугасы были бы гораздо полезнее. Может, оставим вам на борту пятьдесят штук, а за остальными я пришлю катер? Хоть по десятку снарядов на орудие, которые взрываются при попадании в цель, а не делают аккуратные шестидюймовые дырочки в бортах на входе и выходе.

— А, бог с вами, грабьте! Только, чур, перевозка за ваш счет. Сейчас распоряжусь, чтобы поднимать на палубу начали. Но если завтра войны все же не будет, ох и много удачи вам понадобится, Всеволод Федорович, чтобы объяснить свои действия перед адмиралом и наместником! И что за новый вреди… как вы, простите, сказали, какой образец?

— Хотел бы я, чтобы разбирательство (вот ведь черт, чуть не сказал «разборка», следить надо за чистотой речи, следить…) со Старком и Алексеевым было сейчас моей самой большой проблемой. А по снарядам… Понимаете, мне тут конфиденциально один старый приятель сообщил из артиллерийского ведомства, имени назвать не могу, хоть убейте, просил остаться инкогнито, что трубки для бронебойных снарядов новых серий практически все с дефектом. Какие-то проблемы с излишней чистотой материалов, что ли… Снаряд взрывается только при пробитии достаточно толстой брони, и то не всегда.

— Да вы что! Это что же, на всех броненосцах и крейсерах эскадры, получается, невзрывающиеся снаряды? А начальство наше артурское в курсе?

— Да бог его знает! Если тут кто и в курсе, то до конца войны могут и не почесаться. Российская традиция — гром не грянет, свинья не съест! В исполнении русского чиновника — страшная вещь.

— Но ведь с этим нужно делать что-то. И срочно!

— Вот в Питере пусть и думают, как из всего этого дерь… безобразия вылезать. Здесь же на повестке дня задачка иного масштаба, только вот кому проще? Ну, не осрамиться нам с вами завтра! И да хранит нас Господь!