Беспокойный пациент

Александр Чернов

Частный детектив Игорь Гладышев попал в аварию и на скорой помощи был доставлен в больницу. Травма оказалась незначительной, и Гладышев уже через сутки был готов отправиться домой, однако доктора оставили его в стационаре еще на несколько дней. И тут в больнице при загадочных обстоятельствах умирают несколько пациентов. Врачи думают, что это несчастные случаи, но Гладышев считает, что произошли убийства. А загадочные происшествия как раз конек частного сыщика Игоря Гладышева, и он с азартом берется за расследование преступлений…

Глава 2. Неврологическое отделение и его обитатели

Надо отдать должное оперативности медицинских работников. Едва каталку с моим бренным телом вкатили в приемный покой больницы, ко мне сразу же подошла женщина в белом халате, лица ее я толком разглядеть не сумел, поскольку мне стало еще хуже, и видел я ее, словно она была миражом, колышущимся и расплывчатым.

— Что-о вы чу-увству-уете-е, мужчи-ина-а? — спросила она каким-то «плавающим» голосом, хотя говорила она, наверное, нормально, просто мне так слышалось.

Я наконец-то обрел дар речи, но когда заговорил, не узнал свой голос, он тоже как-то «плавал», казался таким, будто звук аудиозаписи был включен на замедленное прослушивание.

— Все-о прыга-ает пере-ед глаза-ами и то-ошнит.

— На-аш, кли-иент, — изрекла женщина и махнула рукой в направлении небольшого пространства в конце коридора. — Ввози-ите! Он о-один? Со-опро-ово-ожда-ающи-их нет? — поинтересовалась медицинский работник, когда врач, медсестра и водитель «Скорой помощи» загнали каталку со мной в указанное место.

— Да-а, один о-он, на улице подо-обра-али, — сообщила врач «Скорой» — полная фальшивая блондинка, тоже вдруг заговорившая с «тянущим» звуком. — О-он в а-авари-ию попа-ал. Па-ассажи-ир.

— Та-ак чего-о же к нам привезли-и? — удивилась медработник больницы. — Надо-о было в травма-ато-ологию…

— Та-ак он це-еленьки-ий! — сказала врачиха «Скорой». — То-олько ло-об ра-азбит. Види-имо, синдро-ом вертебра-ально-бази-иллярно-ой артериа-альной си-исте-емы.

— А-ай, ладно-о, — сказала местная врачиха. — Раздева-айте и офо-ормляйте как по-оло-ожено. При-имем!

— Мне-е ду-урно-о! — проговорил я, как старинный пленочный магнитофон, тянущий звук.

— Ле-ена, прине-еси паке-ет! — обращаясь к кому-то невидимому, находившемуся в ответвлении коридора, — крикнула местная докторша.

Появилась женщина в халате, которую я видел как плывущее ко мне белое пятно, и сунула мне в руку большущий целлофановый пакет желтого цвета. Меня по-прежнему мучили позывы к рвоте, желудок выворачивало наизнанку, но из него ничего не исторгалось.

Накинув на мою персону простыню, меня раздели донага, одежду и мелкие вещи, имевшиеся при мне, описали, запаковали в пакет, бригада «Скорой помощи» попрощалась со мной и отчалила. Меня же две крепкие санитарки принялись возить на каталке по кабинетам. Отвезли на МРТ головы, затем на рентген головы, затем в какой-то кабинет, где я подписывал бумаги (кажется, о том, что не против проведения медицинского обследования), строчки в которых плыли у меня перед глазами.

— Что-о со мно-ою, до-окто-ор? — спросил я у очередного поинтересовавшегося у меня, как я себя чувствую, медицинского работника.

— По-о всей ви-идимо-ости, инсу-ульт, — ответила она обыденным тоном, каким, вероятно, привыкла отвечать на поднадоевшие ей вопросы больных.

— Го-оспо-оди!!! — ужаснулся я. — Како-ой инсу-ульт?! Ве-едь я еще не ста-ары-ий! Мне то-олько тридца-ать ше-есть лет!

Женщина хмыкнула:

— При-и чем зде-есь ста-арый или не-е ста-арый! У на-ас во-он и мо-оло-оже вас с инсу-ульто-ом лежа-ат.

С этими словами она развернулась и исчезла с моих глаз.

Меня вкатили в грузовой лифт, и санитарка нажала на одну из кнопок. Потолок в кабине был обшит хромированными листами жести, и я, увидев отражавшуюся в нем мою расплывчатую физиономию, испугался: лицо было перекособочено, и мне почудилось, что его перекосило от хватившего меня инсульта. Ощупал лицо, но все части на нем, кажется, были в норме, и только тогда я понял, что хромированная жесть давала искажение, как в кривом зеркале в комнате смеха. Но мне было совсем не смешно.

Мы прибыли на второй этаж, меня провезли по коридору, вкатили наконец-то в реанимационный зал, где уложили на крайнюю кровать.

Реаниматорская представляла собой прямоугольное помещение, в котором стояли шесть кроватей с больными. От них к установленной сзади длинной панели с мониторами и тумблерами тянулись провода. Когда к изножью моей кровати прикрепляли табличку, я успел прочитать казавшийся мне расплывчатым крупным шрифтом написанный текст: «ГЛАДЫШЕВ ИГОРЬ СТЕПАНОВИЧ, 36 ЛЕТ, ИНФАРКТ ГОЛОВНОГО МОЗГА». Вот это я попал!!!

Сутки я пролежал в реанимации. Это были самые страшные и тяжелые сутки за всю мою жизнь. Еще бы, лежишь в полной прострации, не ощущая времени, без часов, абсолютно голый под простыней, в окружении таких же абсолютно голых под простыней мужчин, с трубочкой, подающей кислород к носу. На правой руке манжета, которая время от времени срабатывает, измеряя давление, на левой руке катетер с подключенной к нему капельницей, на груди присоски, весь в проводах, а где-то за головою при малейшем изменении деятельности организма раздается заунывный раздражающий писк. Я был напуган, раздавлен не только непривычной обстановкой больницы, куда впервые попал, да еще в реанимационное отделение, и не только страшным диагнозом, а еще самим своим состоянием — чувствовал я себя отвратительно: помимо тошноты и рушащегося мира мне казалось, будто на меня давит многотонная плита. Очевидно, сказывалось очень высокое давление. Лежать более-менее приемлемо было только в одном положении — на спине, прижав подбородок к груди. Любой даже незначительный поворот головы вправо или влево вызывал уже описываемые мною странные неприятные ощущения. Я почти не спал, так, уходил на несколько минут в забытье, потом вздрагивал, открывал глаза и тупо пялился в потолок. Раздражало все: свет от лампочки, горевшей в дальнем конце помещения, разговоры медсестры по стационарному телефону, писк и шум компрессора, нагнетающего в манжету на руке воздух, но более всего ощущение давящей на все тело бетонной плиты. Не проходила и тошнота, хотя желудок наизнанку уже не выворачивало, было так плохо, что хотелось только одного: чтобы это все поскорее закончилось, и не важно как — чтобы меня откачали или же я вообще прекратил свое существование на земле…

Но к вечеру следующего дня мысли о смерти покинули мою голову, я вновь жаждал жить, потому что почувствовал некоторое облегчение, хотя при повороте головы вправо мир все еще продолжал рушиться в моих глазах, я мог более-менее спокойно поворачиваться на левый бок без каких-либо неприятных ощущений, да и плита, давившая на меня, полегчала на пару тонн. Ну, и резкость в глазах улучшилась. Я уже видел окружавшие меня предметы отчетливо.

Часов в семь вечера пришли две санитарки с каталкой, я перебрался на нее, и меня вывезли из реанимационного зала. Меня прокатили по длиннющему Г-образному коридору почти в самый конец его и вкатили в последнюю палату. Она оказалась трехместной — две койки стояли у двух стен, изголовьем к окну, третья, у дальней стены, — параллельно оконному проему.

На одной кровати сидел невысокий мужчина лет сорока пяти, одетый в спортивные синие штаны и желтую майку. Плотного телосложения. Вид, я бы сказал, даже цветущий, поскольку лицо его с пухлыми щеками, густыми русыми бровями, мягким ртом и округлым подбородком было румяным. Его место было, скорее всего, где-нибудь в программе о здоровье в рекламе продуктов, помогающих нам быть здоровыми и бодрыми, а никак не на больничной койке в неврологическом отделении.

Рядом со второй кроватью стоял тоже невысокий, но худой, смуглый и тоже одетый в спортивную одежду мужчина лет под пятьдесят, со смуглым морщинистым лицом с резко выделяющимися на нем чертами.

— Ходячий? — лаконично спросил санитарок сухощавый, и я с удовлетворением отметил, что звук у говоривших людей перестал «плавать».

— Не только ходячий, бегающий! — бойко ответила одна из них, та, что тянула каталку за ручки у изголовья. — Нам сказали, тренер он из спортивной школы. Борец, что ли? — полувопросительно, полуутвердительно спросила она меня.

— Борец, — подтвердил я. — Вольник.

— О! — обрадовался сухощавый обитатель палаты. — Спортсмен нам как раз в кассу! Леонид вон, — кивнул он на сидевшего у дальней стены кровати плотного мужчину, — тренер по легкой атлетике. Я вот гимнаст.

Я приподнялся на локте и удивленно поочередно взглянул на обоих мужчин.

— Правда, что ли? — спросил я недоверчиво, сомневаясь, что в одну палату могли попасть сразу три спортсмена.

— Да не слушайте вы его! — махнул рукой плотный мужчина. — У Жорика язык как помело. Болтает сам не знает что. Никакие мы не спортсмены. Я на одной фирме менеджером работаю, а Жора электриком.

— Понятно, — усмехнувшись, проговорил я вяло, все же болезнь еще не отпустила меня, чувствовал я себя нехорошо.

— Ну давай, спортсмен, прыгай на кровать! — проговорила санитарка, толкавшая каталку за ручки в изножье.

Санитарки подкатили меня к койке и сдернули простыню.

— Извините, я без нижнего белья! — воскликнул я, возмущаясь бесцеремонностью обслуживающего персонала больницы, успев-таки прикрыть низ живота обеими руками.

— Да ладно тебе, Игорек, — хохотнула сорвавшая с меня простыню санитарка, прикрепляя к изножью пустой кровати, стоявшей у правой стены у окна, лист бумаги с крупно написанными на нем моими данными. Как я успел заметить, диагноз «инфаркт головного мозга», что был раньше написан снизу на листке, был оторван. — Стесняться тебе своего тела не следует. Ты накачанный и хорошо сложен.

— Спасибо, конечно, — проговорил я хмуро, выражая таким образом недовольство нравами работников в белых халатах, — но все же…

По-прежнему прикрывая одной рукой хозяйство, я оперся другой о каталку, благополучно перебрался в кровать и накрылся одеялом.

— Ладно, Игорек, выздоравливай! — хохотнула вторая санитарка, и они обе, взявшись за ручки каталки, покатили ее к двери.

— Эй, эй, девочки! — польстил я санитаркам, которым было лет за сорок и на девочек они совсем не тянули. — А когда мне вещи вернут?

— Принесут, не беспокойся, — не оборачиваясь, сказала одна из санитарок, и обе они вместе с каталкой вышли из палаты.

— Можно, конечно, не называть свои имена, — произнес Георгий, суетливо садясь на кровать. Он вообще был живчиком, вертким, ни секунды не стоял на месте, все порывался что-то делать: то помочь правильно поставить каталку, то отодвинуть тумбочку, то убрать с дороги санитарок стул. — Потому что у всех нас таблички на кроватях, где написаны наши Ф. И. О. Но раз уж принято, давай познакомимся! Георгий!

Конец ознакомительного фрагмента.