За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга первая

Александр Черенов

«Адъютант Его Превосходительства»? Что то знакомое, правда? Что-то… такое… героическое.О героях. Только здесь героев нет – ни «красных», ни «белых». А если они и появляются, то лишь в комедийном, сатирическом и даже анекдотичном ключах.Потому что это – пародия и на первоисточник, и на пародию истории. Ведь в этой книге никто никого не убьёт, не взорвёт, не сожжёт и не пустит под откос. Но и без этих ненужных эксцессов читателю не придётся скучать… Книга содержит нецензурную брань.

Глава первая

Чуден град Киев — как тот Днепр, который «при тихой погоде»! Чего в нём только нет: Владимирская горка, Софийский собор, Аскольдова могила, Крещатик! А знаменитые киевские каштаны?! А неповторимое прошлое из «матери городов» и «блудного сына»? А оригинальное настоящее из ассорти «колыбели» и провинции? В «матери городов» смогли преспокойно ужиться тоска по чину с жареными каштанами и калёными семечками. Вчерашнее не мешало сегодняшнему: чудному не грех почудить — и даже побыть чудаковатым.

Чуден сей град делами не только Божьими, но и рукотворными. И сотворили их (натворили, вытворяя) руки самых разных «творцов». Чудеса не кончились и в двадцатом веке: их продолжали творить и вытворять. Этот год — тысяча девятьсот восемнадцатый от Рождества Христова — стал тому наглядным доказательством. В его предъявлении участвовало всё политическое разноцветье города, от «белого» до «жовто-блакитного», при существенном влиянии «зелёного», но решающем — «красного». Это придавало Киеву ещё больший колорит. Такой палитры здесь прежде не было — чем не чудо?! На зависть другим — а, может, и совсем наоборот — град продолжал являть статус чудного во всех отношениях и во все времена.

Таким он был и в тот день, когда в одном из самых примечательных его зданий на площади Богдана Хмельницкого появился молодой человек весьма благородной наружности. По причине этой наружности именно в этом здании он не мог появиться своей волей и без сопровождения. По текущим временам благородная наружность являлась достаточным основанием для того, чтобы ближе познакомиться с внутренним убранством именно этого здания. Почему «именно»? Да потому, что именно здесь обосновалась ещё одна достопримечательность города, уже из новых — Всеукраинская Чека: Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Сокращённо — ВУЧека. (Аббревиатуры теперь были в моде).

Молодого человека препроводили на верхний этаж. Из этого можно было сделать вывод, что ведут его к начальству, которое во все времена любило «небеса». Часовой осторожно приоткрыл самую приметную дверь, и напутствовал «компаньона» «дружеским» тычком ружейного приклада.

Войдя, молодой человек окинул быстрым взглядом интерьер кабинета. Последний вызывал уважение, как к его хозяину, так и к грозной аббревиатуре учреждения, которое они оба представляли. Глазам новоприбывшего предстали: старый потёртый кожаный диван, обсиженный скучающими мухами, такое же кресло, натруженное задницами прежних хозяев, массивный стол зелёного сукна и пара венских стульев, сильно побитых временем и неумеренным энтузиазмом прислуги.

Разношерстность была, конечно, случайной: «мебеля» явно собирали по принципу «с бору — по сосенке». Но сиротская обстановка кабинета и вся его специфическая атмосфера не могли не впечатлять аудиторию по ту сторону стола. Всё в ней располагало к «воздействию»: и подбор, и цветовая гамма, и процент износа. Одна только случайность интерьера словно намекала гостю на преходящую сущность бытия.

— Вы свободны, товарищ!

«Вольная» даровалась, разумеется, не новоприбывшему, а «товарищу с примкнутым штыком». Когда тот закрыл за собой двери, хозяин кабинета решительно просиял:

— Прошу, прошу!

Улыбка неплохо монтировалась с лицом этого коренасто-головастого крепыша средних лет с густыми тёмно-русыми волосами и окладистой бородой. Обликом он напоминал бы типичного провинциального учителя откуда-нибудь из Рязани или Кинешмы, если бы не заметный акцент, выдававший в нём выходца из Лифляндии.

— Рад нашей встрече… Михаил Николаевич.

Новоприбывший — явно офицер, хоть и без погон — осторожно присел на стул, тут же «поехавший» под его задом. Обрадоваться в ответном порядке, хотя бы из политеса, у него не получилось — и не по вине стула. Мешали стоны за стеной, вряд ли по причине оргазма, да бурые пятна на полу, «по виду напоминающие кровь», как написали бы в акте судебно-медицинской экспертизы.

— Вижу, Вы уже сориентировалась в обстановке.

Хозяин перехватил взгляд офицера ещё «по дороге».

— И это — правильно. Так вот, Михаил Николаевич…

Договорить ему не удалось: за стеной кабинета послышался какой-то шум. Затем раздался тупой стук — будто на пол уронили мешок картошки. Кто-то коротко вскрикнул и заскулил.

Бородач удручённо развёл руками.

— Опять… Ну, совершенно невозможно работать…

Вздохнув, он поднял трубку телефонного аппарата.

— Петров, зайдите ко мне.

Через минуту на пороге кабинета появился громадный, под два метра, матрос в тельняшке, клёшах и ботинках, явно превосходящих сорок пятый размер. Закатанные рукава тельняшки открывали взору любопытствующих вычурные татуировки морской тематики на огромных волосатых руках с кувалдообразными кулаками. Правой рукой он держал за шиворот хлипкого старичка с бородёнкой клинышком, а пальцем левой указывал на него хозяину кабинета.

— Опять? — устало вздохнул чекист, укоризненно глядя на подчинённого.

Матрос приложил к груди руку вместе со старичком.

— Это всё — он, товарищ комиссар!

— Что именно?

— Пущал пропаганды против Советской власти!

— А точнее? — иронично усмехнулся хозяин.

— Ругал её… Советскую власть, значит… в моём лице!

— В Вашем лице?! — не пожалел уже своего лица хозяин. — Любопытно! И как именно ругал?

Свободной пятернёй матрос «задумался» в затылке.

— Я не разобрал, товарищ комиссар: то ли гомном, то ли гнидой…

— Я только сказал, что никогда не встречал подобный экземпляр гоминида! — всхлипом обозначился старичок. — А мне за это, извиняюсь — по морде!

— Врёт! Вот, ей Богу, товарищ Председатель: врёт!

В доказательство своей правдивости матрос едва не перекрестился старичком.

— Я только глянул на него, как он тут же и… вот!

— И сколько раз?

— Чего?

— Ну, сколько раз «глянул»? — усмехнулся чекист. — Я, к примеру, насчитал не меньше шести звуков, характерных для падения тела с высоты собственного роста.

— «Глянул»! — опять шмыгнул носом старичок. — Он мне зуб выбил!

И старичок продемонстрировал свежевыщербленный рот.

— Вы, конечно, приняли его уже в таком виде? — невинно поинтересовался хозяин кабинета. Забавно смущаясь с подключением носа, матрос ушёл глазами в пол.

— Да-а, Петров…

Не снимая иронического взгляда с лица этой громадины в тельняшке, хозяин кабинета с тяжким вздохом покачал головой.

— Целую неделю Вы уже у нас — а работать до сих пор не научились! И это — при наличии таких внешних данных! Да этот старичок уже от одного взгляда на Вас должен был не только сразу же признаться во всех грехах, но и по собственной инициативе расширить их перечень! А вместо этого Вы с самого утра измываетесь над моими ушами!

У гостя едва не отвисла челюсть от изумления: вон, оказывается, кто тут «потерпевший»!

Матрос виновато засопел, ковыряя носком сапога и без того щербатый пол начальственного кабинета.

— А Вы, гражданин?!..

Взгляд хозяина кабинета уже перекочевал на старичка.

— Видите, что товарищ — молодой, неопытный, и вместо того, чтобы помочь ему, начинаете демонстрировать учёность в явно неподходящем для этого месте!

В голосе бородача звучала укоризна — отнюдь не сострадание.

— Помогите ему — и себе тоже!

— Чем?! — опешил «учёный».

— Активнее включайтесь в работу! Берите инициативу на себя!

Не стойте в стороне от своей судьбы!

Энергично жестикулируя, жизнерадостный бородач перешёл на инструктаж сплошными призывами.

— Кстати, насчёт судьбы… Вы — за Советскую власть, или…?

Только — прямо!

Старичок растерялся.

— Я, видите ли — профессор палеонтологии…

— Ну, вот, — удовлетворённо хмыкнул матрос. — Контра — а я что говорил!

Хозяин кабинета театрально вздохнул — и развёл руками.

— Выходит, не хотите Вы помочь — ни нам, ни себе… Ну, что ж…

Взгляд его уже вернулся к матросу.

— Работайте, Петров. Но помните о своём высоком звании и культуре производства. Если он виноват — действуйте по законам нашего сурового революционного времени… То есть, по инструкции. Если же — нет, то нечего понапрасну терзать… меня! Идите!

Упоминание о суровости революционного времени явно впечатлило молодого человека, о котором на какое-то время совсем забыли. Поэтому, когда матрос вынес старичка в двери, гость осмелился поинтересоваться у хозяина, что же тот сделал, если смог удостоиться чести быть «принятым» непосредственно ВУЧека.

— Вы полагаете, что этот дедок и в самом деле натворил что-то по нашей части?! — усмехнулся хозяин. — Скорее всего, он просто оказался не в то время и не в том месте. Ляпнул где-нибудь про своего гоминида, а матросне, что гоминид, что говноед — всё едино! Издержки времени, сударь! Следствие, так сказать, момента! Кстати…

Бородач выразительно покосился на гостя.

–… Вас это тоже касается. А то в Вашем вопросе так и слышится: «презумпция невиновности»! «Презумпция невиновности»…

Похмыкав секунду-другую «в дороге» — похоже, он совсем не умел сидеть — чекист остановился посреди кабинета и задумался.

— А, может, просто рожа его кому-то не показалась…

— Виноват, а как Вам, пардон, моя рожа? — осторожно «вклинился» гость.

Лицо хозяина расплылось в улыбке.

— Хорош! Физиономия — что надо: породистая, холёная, белокожая! Как говорят у нас в ЧК, так бы и разрядил в неё весь барабан! Вас, сударь мой, следует показывать начинающим сотрудникам Чека как образчик законченной «контры»! Да-а, знакомился я тут как-то с Вашим досье… Что за прелесть, надо сказать, это Ваше досье! Потомственный то! Потомственный сё! Белая кость! Голубая кровь! Каждая строка досье — как строка обвинительного приговора!

Перестав оперировать восклицательными знаками так же внезапно, как и начал, хозяин кабинета присел на краешек стола напротив офицера.

— Но вернемся к нашим баранам: дел у нас много, а времени мало. Есть какие-нибудь соображения о причине Вашего пребывания здесь?

Вопрос прозвучал не совсем в контексте предыдущих событий — и гость «соответствовал»:

–…

— Хорошо, даю подсказку: Вы нам нужны.

— В качестве кого? Надеюсь…

Молодой человек осторожно покосился в сторону стены, за которой опять продолжились суровые будни сурового учреждения.

— Нет-нет! — рассмеялся чекист. — Такого добра у нас и без вас хватает! А вот такого добра…

И он простёр руку в направлении офицера. При этом перст его квалифицированно исполнил роль указующего.

–… у нас крайне мало! Поэтому участь расходного материала Вам не грозит… пока, во всяком случае.

— Звучит… кхе-кхе… заманчиво…

Молодой человек осторожно прочистил горло.

— Однако не мешало бы ознакомиться с условиями сотрудничества…

— Условия прекрасные!

Хозяин уже опять был «в дороге».

— Мы сохраняем Вам жизнь, а Вы будете работать там, куда мы Вас направим!

Наступила пауза. Затем офицер возобновил кашель.

— Жизнь — великая ценность… А как — насчёт менее великих? Ну… насчёт… вспомоществования?

— А как насчёт служения идее? — не остался в долгу хозяин кабинета.

— Таковых не имею, — вздохнул гость. — По причине утраты ещё в юности. Вместе с иллюзиями и невинностью… Так, как насчёт вспомоществования? Верите ли: третий месяц — на мели… Едва ли не побираюсь…

— Ну-ну, — бестактно, но незлобиво ухмыльнулся чекист. — Не давите из меня слезу. Мне известны все рестораны, в которых Вы, так сказать, «побираетесь»… Но не извольте беспокоиться: будет Вам и дудка — будет и свисток… В смысле: будет Вам и водка, будет и икра. Но не за «Христа ради».

В глазах гостя впервые обозначился интерес — и чекист не задержался с удовлетворением.

— Суть моего предложения такова. Вы поедете в Ростов. Но не для того, чтобы пьянствовать в тамошних ресторанах. Вернее, не только для того: Вы поступите в Волонтёрскую армию. В этом Вам поможет один Ваш старый знакомый, к которому Вы и обратитесь за содействием.

–??? — молча удивился гость.

— Иван Антоныч, нынешний заместитель командующего Лев Григорьича Горнилова. Вы ведь, если мне не изменяет память, служили при нём?

— При штабе, — осторожно уточнил гость. — А с папенькой моим покойным Иван Антоныч были даже приятели.

— Тем более. Нам, кстати, было бы весьма желательно, чтобы Вы при штабе и пристроились. Думаю, сделать Вам это будет нетрудно — при содействии Иван Антоныча. Да, и Ваши личные наклонности нам в помощь: Вас, паркетного шаркуна, палкой не загонишь в окопы!

— Сделаем!

Гость коротко боднул головой — и вдруг усмехнулся.

— Чему? — двинул бровью чекист.

— А Вы не рискуете со мной… гражданин…

— Председатель ВУЧека. А, если поладим, можно ещё короче: товарищ Председатель.

–… А Вы не рискуете со мной, товарищ Председатель? А вдруг я возьму ваши денежки — и, так сказать… а?

— Су-у-дарь!.. — с шутливой укоризной протянул чекист. — Вы, кажется, забыли, с кем имеете дело? Нет, любезный: кроме бумаги о готовности сотрудничать с ВУЧека, а также приходно-расходного ордера на получение «подъёмных», которые Вы подпишете, в случае необходимости мы представим туда список лиц, «сданных» Вами органам.

Офицер ещё не успел вскинуться в благородном возмущении — а хозяин кабинета уже призывал его задницу вернуться на стул.

— Конечно-конечно, Вы никого не «сдавали»: их «сдали» другие люди. Тоже, между прочим, офицеры. Но дело будет представлено так, что «там» поверят именно в Вашу измену. Сами понимаете, какую судьбу Вы себе уготовите в случае такого опрометчивого поступка…

— Виноват, — оперативно побледнел офицер. — Прошу считать мои слова неуместной шуткой… Разрешите вопрос?

— Прошу.

— Почему — я? Почему — не какой-нибудь идейный товарищ?

— Да потому, что наши «засланцы» из идейных товарищей никуда не годятся. Идей много… верности хватает — а вот с мозгами беда. В итоге, «красные» «горят» в тылу у «белых» «синим пламенем»!

Столь необычное использование цветовой гаммы российского флага немедленно подвигло гостя на вопрос.

–???

— Изъяны воспитания, — удручённо констатировал чекист. — В девяносто девяти случаях из ста — не поддающиеся коррекции. Все наши «ряженые» — до ближайшего патруля… В результате до сих пор нам не удалось внедрить к «белым» ни одного стоящего агента! Сколько добра перевели на этих идиотов — и хоть бы на грош отдачи! Вот почему я считаю, что лучше заслать одного толкового «контрика», нежели сотню безмозглых «товарищей по классу»! Много лучше и гораздо дешевле!

Гость шутливо вскинул руки вверх.

— Принято! Ну, что ж: я готов. Что мне надлежит делать?

— Ничего особенного: просто вживайтесь в образ. Хотя — о чём это я: Вы же, Михаил Николаевич — кадровый офицер русской армии! А, значит: бабник, картёжник, кутила, завсегдатай ресторанов и публичных домов! Именно то, что нам и нужно!

Гость деланно смутился, не потрудившись даже хоть сколько-нибудь притушить насмешливый блеск синих глаз.

— Ну, это — на первых порах. А на вторых?

— Совершать подвиг! — ухмыльнулся чекист. — Каждодневный!

— Ну, если «каждодневный» — то это не смертельно! — «соответствовал» гость. — Значит, я — «не одноразового использования»!

Посмеялись. Недолго: Председатель решительно кашлянул.

— Теперь обговорим практические вопросы. «Подъёмные» получите непосредственно перед отправкой. Когда растратитесь до копейки — а при Ваших способностях, это, я думаю, произойдёт очень скоро — пойдёте на связь с нашим человеком. Но тут уже, Михаил Николаевич, вступает в силу закон рынка: товар — деньги! То есть, принесёте информацию — получите деньги.

–???

— А Вы как думали! — хмыкнул чекист.

— Могу я узнать?

— О кассире? Извольте. Выдаёт себя за профессора истории. Врёт, конечно. Несмотря на внешний лоск, благородные манеры и некоторое образование — спекулянт. Удачливый. Из крупных. На этом мы его и «прихватили». Спекулировал антиквариатом — в первую очередь, древними и старинными монетами. Нумизмат, одним словом. Отсюда и агентурный псевдоним у него: «Нумизмат».

Неожиданно для гостя, чекист восхищённо покачал головой.

— Я не удивлюсь, если окажется, что агентурные деньги он давно уже пустил в оборот. Сейчас его лавки и магазинчики есть почти во всех городах, занятых «белыми». Нынешняя резиденция его — в Ростове, но он уже так «развернулся», что любой его переезд следом за армией ни у кого не вызовет подозрений. И потом: большая часть господ офицеров именно у него отоваривается шустовским коньячком и смирновской водкой! Да-да, милейший Михаил Николаевич — наш учёнейший нумизмат спекулирует теперь не только золотыми дублонами и серебряными талерами!

Видимо, осознав неуместность пребывания на лице сомнительного восторга, чекист развёл руками.

— Сами понимаете, Михаил Николаевич: толковых людей у нас мало — вот и приходится использовать всё, более-менее, пригодное. Кстати…

Он неожиданно замялся.

–… вместе с ним живёт дочь Наташа. Именно «живёт» с ним! Дочь она ему только по «легенде»… Увы: природа требует своё… Нет, я — не в претензии: всё-таки, свой человек рядом. Однако связь Вы будете поддерживать только с ним. Только он будет знать, кто Вы такой. Поэтому у меня к Вам просьба: в интересах дела к этой девице не приставать. Такого добра у Вас будет предостаточно. Договорились?

— Договорились!

— Обо всём?

— Да!

— Тогда получите у начфина наличные, ступайте в «Националь» — номер снят на Вашу фамилию на три дня — и готовьтесь, готовьтесь, готовьтесь!

–???

— Гуляйте, пейте, водите проституток — «светитесь», одним словом! Или, как говорит наш пролетарский трубадур: «Ешь ананасы, рябчиков жуй!» В общем — за дело, господин штабс-капитан!

…Был канун лета восемнадцатого года.