Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

Александр Черенов

«Беспощадный боец со стальными кулаками, хотя и в бархатных перчатках», «Железные кулаки в бархатных перчатках». Это всё – о Брежневе. Леонид Ильич был умным, хитрым и жёстким лидером, настоящим борцом за власть.«Быть Генеральным секретарём ЦК – это не значит благодушно царствовать, это постоянное маневрирование, сложные расчёты, милые улыбки и внезапные удары» (М. Восленский). Настоящий Брежнев – такой. Таким он и побеждает своих куда более образованных и якобы более достойных соперников…

Глава седьмая

«Ты и сам понимаешь, что с Хрущом надо кончать!»

Прокрутив в уме финал разговора с Шелестом, Леонид Ильич задумался.

«Кончать!» А что, если…»

Рука его потянулась к одному из телефонных аппаратов с гербом вместо наборного диска.

— Владимир Ефимович? Здравствуй. Брежнев. Как дела? На охоту-то собираешься?

Удивить подобным вопросом кого-либо из членов Президиума было невозможно: охота была всеобщей страстью. Всеобщей и всепоглощающей. И ей действительно были подвержены все — и куда активнее той любви, которой «все возрасты покорны». Разве что Косыгин с Сусловым «выпадали из дружных рядов». Первый любил академическую греблю, и если куда и выбирался, то лишь затем, чтобы походить на байдарке. Второй вообще сторонился активного отдыха, предпочитая ему «забивание козла» со своими помощниками или охранниками. Правда, иногда и Михаилу Андреевичу волей-неволей приходилось навешивать на себя ружьё и изо всех сил имитировать «одну, но пламенную страсть». Исключительно «в силу производственной необходимости»: не по душе ему было это занятие.

А вот Владимир Ефимович Семичастный — бывший руководитель союзного комсомола и нынешний руководитель Комитета государственной безопасности — являлся охотником настоящим, заядлым. Не таким умелым и опытным, как Хрущёв с Брежневым или те же Подгорный с Полянским, но не дилетантом. Охоту он любил искренне, всей душой. Ружьё и патроны всегда снаряжал сам, как настоящий охотник, не доверяя этого ответственного дела посторонним рукам.

— С нашим удовольствием, Леонид Ильич! — весело откликнулся он. Правда, голос его при этом слегка дрогнул: Семичастный уже был «подключённым». Но если бы кто-нибудь и мог подслушать этот разговор, то ничего «такого» бы не заподозрил: ну, радуется человек грядущему выходному! Ну, и что тут крамольного?!

— Тогда — как обычно. До встречи, Володя!

Брежнев не стал уточнять ни времени, ни места: не в первый раз он охотился с Семичастным. В том числе — и после того, как поговорил с главой КГБ «по душам». Правда, соблюдая при этом осторожность, ловко вуалируя «острые темы» анекдотами, охотничьими байками, меткими бытовыми зарисовками — и всё это «под гарнир» из дружелюбия и доброжелательности.

Но подобные меры были излишними: Семичастный давно созрел. Сам. Без посторонней помощи. Ему нужен был лишь «толчок извне», чтобы «завестись». Источником этой «кинетической энергии» и стал их с Брежневым разговор. И хотя Леонид Ильич первоначально не думал подключать Семичастного к работе так рано, откладывая этот момент на конец организационного периода, обстоятельства вынудили его ускорить привлечение руководителя КГБ.

В роли этих обстоятельств, как Брежнев и предполагал с самого начала, выступил Игнатов. Уж, очень болтливым оказался «президент» Российской Федерации! Все попытки «вразумить» и «призвать» оказались «гласом вопиющего». В отличие от «гласа» самого Игнатова: тот «крыл» Хруща на всех углах. И это бы ещё — полбеды: к привычным — даже для Никиты Сергеевича — оскорблениям он стал всё чаще добавлять фразу о том, что скоро Хрущу конец!

Информация о «видоизменившихся» «проклятиях» Игнатова тут же пошла «наверх» в Москву: агентура Хрущёва на местах не дремала. Болтливость российского «президента» могла поставить под удар всех — и Леонид Ильич был вынужден пойти на «досрочное подключение» Семичастного. Требовалось немедленно перекрыть каналы утечки информации, а там, где делать это было уже поздно — обставить факт таким образом, чтобы Хрущёв не поверил Игнатову. Ну, будто опальный Николай Григорьевич от злости на Никиту Сергеевича «совсем того»: выдаёт желаемое за действительное!

И Владимир Ефимович постарался на славу: Хрущёв информацию принял, но и только. Он, конечно, ни на мгновение не усомнился в том, что Игнатов действительно сказал то, что сказал. Но, проанализировав информацию из УКГБ тех областей, где «побывал с визитами» Игнатов, Никита Сергеевич пришёл к твёрдому убеждению о том, что тот просто «надувает щёки» и ничего серьёзного за его словами не стоит.

Заслуга Семичастного состояла в том, что он не только тенденциозно подобрал и тщательно препарировал информацию. Он ещё и организовал грамотную утечку её через тех руководителей областных управлений, которые ориентировались на Хрущёва и пользовались его полным доверием.

Угроза разоблачения — как болтуна Игнатова, так и представителей «Центра» — была устранена. Этому не смогло помешать даже то, что Алексей Аджубей — зять Хрущёва, и сын «дорогого Никиты Сергеевича» — Сергей проявляли живой интерес ко всем «телодвижениям» вокруг утратившего бдительность «ясновельможного» родственника. И опять же — благодаря Семичастному. Владимир Ефимович, находившийся в приятельских отношениях с Аджубеем, смог настолько убедительно «дезавуировать» Игнатова, что и зять, и сын на время успокоились и не предпринимали никаких шагов для получения информации из других источников…

Охота была, как всегда, удачной. В отличие от Хрущёва, который был настолько амбициозен, что все удачные выстрелы приписывал себе (некоторые «искатели справедливости» поплатились за это местами), Леонид Ильич пару раз «невольно» «подыграл» Владимиру Ефимовичу. Да так искусно — выстрел в выстрел — что тот и не заметил.

Поздравляя сияющего от удовольствия генерала с удачной охотой, Брежнев с удовлетворением наблюдал за тем, как того распирает от чувства гордости за подвиг, который, минимум, следовало разделить на них двоих. Но Леонид Ильич без колебаний поделился лаврами и дичью. Не мог же он позволить руководителю КГБ с завистью наблюдать за тем, как его напарник без устали пополняет свой ягдташ?! Ведь от зависти недалеко и до неприязни — а там и…

Уже сидя у костра, Брежнев как бы «вскользь» сказал:

— Кстати, был тут у меня днями Шелест… По нашему делу…

И хотя должной многозначительности в его «якобы отсутствующем» взгляде и не имелось, Владимир Ефимович сразу же «перестал быть охотником». Рука его замерла на ручке вертела, на который были насажены жирные тетерева.

— И что? — совместил он вопрос с глотанием слюны — явно не гастрономического происхождения.

Брежнев не спешил с ответом. Вместо этого он принялся старательно ворошить толстой суковатой палкой сухие ветки в костре, и без того хорошо прогорающие.

— И что? — поднялся октавой выше Семичастный: не хватило выдержки.

Не спеша «разобравшись» с костром, Леонид Ильич мастерски отработал за «Ильича Первого»: «уставил без промаха бьющий глаз».

— Он предлагает не миндальничать с «объектом».

–???

Семичастному даже не пришлось играть удивление: сто процентов достоверности. А Брежнев, словно не замечая потрясения соратника, неопределённо и даже равнодушно пожал плечами. Мало того: подработал телодвижению ещё и мимикой аналогичного содержания.

— Он даже вспомнил «Три мушкетёра» Дюма.

–???

Семичастный ещё раз не изменил формату удивления: Шелест читает романы?! Да ещё «цитирует в контексте»?! Брежнев тоже не стал оригинальничать: продублировал реакцию. И с тем же олимпийским спокойствием. Так, словно речь шла за нечто, совершенное отвлечённое.

— Ну, ты помнишь сцену, где Ришелье говорит Миледи о случае, который изменяет ход истории?

Семичастный во все глаза уставился на Леонида Ильича: о дичи на вертеле он и забыл.

— Вы это — серьёзно?!

Несмотря на свою относительную молодость, Владимир Ефимович был уже человеком «битым» и «тёртым». Он сразу расшифровал «намёк».

— Ну, почему это: «вы»? — великодушно «отказался от лавров» Брежнев. — Это не «вы», а Пётр Ефимович предлагают. Лично.

Леонид Ильич — «на всякий пожарный» — слегка покривил душой, приписав авторство затеи Шелесту. А вся «вина» того заключалась лишь в том, что своей фразой без подтекста и «задних мыслей» он навёл Брежнева на варианты истолкования. И Брежнев «истолковал».

— То есть, Вы хотите сказать…

За конец вопроса отработали выразительно округлые глаза Семичастного. Леонид Ильич опять равнодушно поиграл плечами.

— Ну, это — всего лишь гипотеза. Хотя я не вижу причин для нервов.

— Хороша «гипотеза»! — задрожал голосом Семичастный. Боязливо оглядевшись, хотя никого кругом и быть не могло, он перешёл на шёпот. — Хороша «гипотеза»! Как Вы представляете себе… хм… реализацию?

По причине здорового чувства страха Владимир Ефимович не захотел «играть в кошки-мышки» — и «вышел открытым текстом». Но сейчас Брежнев только приветствовал откровенность.

— Как это сделать? — не унимался — ни с вопросами, ни с дрожью — Семичастный. — С помощью чего? Яд? Пуля? Кинжал?

— Ну, зачем так конкретизировать? — не слишком убедительно поморщился Брежнев: даже отблески костра на его лице не помешали Семичастному уловить «весёлых чёртиков» в глазах собеседника. — Зачем эти «гастрономические подробности»? Хотя… не проблема. История свидетельствует, что в таком деле все средства хороши. А, уж, сейчас, с развитием современных технологий…

Он усмехнулся и покачал головой, отдавая должное «прогрессу человечества» в этой, весьма специфической, «отрасли знаний».

— Я, вон, читал недавно, что есть яды, которые дают картину смерти от естественных причин: острая сердечная недостаточность, ишемическая болезнь, инсульт и тому подобное. Не надо прибегать к кинжалу. Не надо устраивать автомобильную катастрофу или несчастный случай на охоте: всего лишь «приправь» блюдо — и можешь спокойно готовиться к траурным мероприятиям.

–…

На более «развёрнутый ответ» Семичастный оказался неспособен: хоть и немолод — а «молодо-зелено». Но Леонид Ильич, словно не замечая потрясения соратника, продолжал утаптывать его сомнения.

— Есть ведь и средства, и умельцы. Да, что далеко ходить: наш Майрановский, Григорий Моисеевич, начальник токсикологической лаборатории при Берии. Наверняка остались и препараты, и инструкции…

Даже сейчас, тёмным, поздним вечером, было заметно, как по бледному лицу Семичастного, одна за другой, побежали крупные капли пота: генерал выдавал мужество. Вернее, мужество выдавало генерала. С головой.

Владимир Ефимович понял всё: только что, буквально сейчас, он получил инструкцию к действию! Самую подробную — хоть и закамуфлированную «под мысли вслух»!

— Нет, Леонид Ильич, это невозможно… Я не смогу организовать это… это дело… К нему не подступиться… Он очень недоверчив…

— Недоверчив, — согласился Леонид Ильич, но опять с подтекстом. Так, словно доводил «объект» до готовности. — Но ведь не ко всем. Ты, например, вхож к нему в дом в любое время…

— Нет, Леонид Ильич!

Разбрасывая в стороны капли пота, Семичастный энергично замотал головой.

— Я не могу! И потом: мы ведь — коммунисты! Это же не наш метод!

Неожиданно Леонид Ильич расхохотался. Семичастный растерянно смотрел на него, на себя и даже на свою ширинку, не понимая, чем он вызвал такой приступ безудержного веселья. Нахохотавшись вдоволь, Брежнев вытёр ладонью выступившие слёзы.

— Ну, уморил! Заладил, как попугай: «Я не могу!», «Я не могу!» Как будто я тебя и в самом деле уговариваю проникнуть со склянкой на кухню Хрущёва, отвлечь повариху и «сдобрить» любимый борщ «дорогого Никиты Сергеевича»!

— Нет? — растерянно улыбнулся Семичастный. Надежда в его голосе делила место с неуверенностью — и в равных пропорциях.

— Нет, конечно!

Леонид Ильич дополнительно обезоружил собеседника открытой улыбкой «из набора».

— Но — так, чисто теоретически — это было бы лучшим выходом для всех. Вождя, почившего «на боевом посту», проводили бы со всеми почестями. В стенку — а то и за Мавзолей. Никакого Пленума. Никакого позора. Никакой отставки. Никакой пенсии. Знаешь ведь: отставные вожди на пенсии хиреют очень быстро. Что это за жизнь: тление и копчение!

Леонид Ильич мечтательно закатил глаза к небу.

— А всем остальным — какая польза! Конец экспериментам… над людьми! Конец бардаку… в смысле: «великому десятилетию»! Хлеб — народу, земля — колхозу! И-э-э-х!

Леонид Ильич огорчённо махнул рукой.

— Но это — так: мысли вслух. Ты меня понимаешь, Володя?

Володя, разумеется, «понял» — и облегчённо перевёл дух. Потому, что понял всё. И ещё потому, что проникать со склянкой к Хрущёву ему действительно не хотелось — а ведь едва не нагрузили!

— Твоя же задача, Володя…

Брежнев был уже строг и деловит — словно и не было только что «мыслей слух» под мечтательный взгляд в иссиня-чёрное небо с рассыпанными на нём пригоршнями далёких звёзд.

–… тщательно оберегать Никиту Сергеевича от любой информации, которая может травмировать его ранимую душу.

Семичастный не выдержал и хохотнул: ай, да, Леонид Ильич! Вот это — человек! Настоящий лидер — и при этом «свой в доску» мужик!

Домой охотники возвращались, оба в целом довольные собой. Леонид Ильич был вполне удовлетворён тем, что отработал ещё один вариант, и тем самым укрепился в мысли о единственно возможном решении вопроса — в Президиуме и на пленуме. А Владимир Ефимович был откровенно рад тому, что удалось избежать «высокого доверия» Леонида Ильича, чуть было не ступившего на сомнительную дорожку семейства Борджиа. Вопреки инструкции, он полагал, что прямая — не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками. Иногда чем дальше — тем ближе. «Нормальные герои всегда идут в обход». Но «в другом формате» он был готов и день и ночь работать для достижения цели: где-то — и не так уже далеко — забрезжил свет блистательной политической карьеры…