Русский Рокамболь

Александр Цеханович

Александр Николаевич Цеханович (1862–1897) – талантливый русский беллетрист, один из многих тружеников пера, чья преждевременная смерть оборвала творческий и жизненный путь в пору расцвета. Он оставил необычайно разнообразное литературное наследство: бытовые и нравоучительные повести, уголовные и приключенческие романы… Цеханович сотрудничал со многими редакциями газет и журналов Санкт-Петербурга, но, публикуясь в основном в периодике, писатель не дождался появления своих произведений в виде книг. Лишь посмертно, стараниями издателей, его проза была собрана и выпущена в свет. В данном томе публикуется увлекательнейший роман «Русский Рокамболь», главные герои которого – неразличимые, как двойники, братья – законный и побочный сыновья графа Радищева. В книге с большим мастерством описан полный мрачных тайн уголовный мир Петербурга, причудливо соединяющий судьбы обитателей столичного дна и наследников лучших аристократических фамилий.

Подмастерье

В подвальном этаже, у окна, на стеклах которого красовался вырезанный бумажный сапог, сидел красивый черноволосый юноша, проводя гладильником по подошве «вновь строящегося» ботинка и напевая вполголоса что-то весьма неопределенное по мотиву.

Хозяин, толстый как бочка, с слезливыми серыми глазами и седой бородой, сидел на другом «барабане» напротив и, посапывая, производил ту же работу, что и его помощник. Ученик Фролка, стриженный котиком, неистово околачивал каблук громадного мужицкого сапога с голенищем, ростом чуть не равнявшегося ему самому.

В тусклые оконца глядел солнечный весенний день, один из тех дней, когда на улицах Петербурга сани шаркают по камням рядом с пролетками и когда метлы дворников, как кропильники, погружаются в большие черные лужи. Тут, на окраине столицы, в особенности было ощутимо приближение весны.

В открытую форточку влетала холодная струйка воздуха, но такая чистая, такая пахучая, что молодой подмастерье несколько раз поднимал голову и, раздувая ноздри, шумно вдыхал в себя этот приятный острый холодок.

В подвале было душно, пахло овчиной, свежей кожей и жильем. Воздух был густой и мутный.

— Да не так, черт! — хриплым голосом вдруг крикнул хозяин — Тупицу не сглаживай, а выемку больше гладь.

Юноша вздрогнул бровями и навел на старика свои острые, серые глаза странного блеска.

— У-у, арестант, — уже несколько смущенно пробормотал хозяин и отвернулся.

На несколько минут воцарилась тишина, прерываемая только шарканьем гладильников да стуком Фролки о каблук, шириною с доброе чайное блюдечко.

Помощником был Андрюшка, сын чиновника Курицына.

Тотчас же по совершении кражи (это было часов около одиннадцати светлой весенней ночи) явился он к товарищу своему, занимавшему со старухой матерью тесную квартирку в четвертом этаже большого каменного дома.

«Товарищу» было лет семнадцать, вследствие чего четырнадцатилетний Андрюшка находился под давлением его авторитета.

Мать «товарища», бедная вдова, с ридикюлем долго обхаживала все присутственные места, выхлопатывая себе пенсию за служебные доблести покойного супруга. Она только и знала, что писала десятками прошения. Плакать же входило в круг ее ежедневных непременных обязанностей.

К этому самому товарищу и направился Андрюшка.

Содержатель негласной покупки и продажи в доме, где жил Алешка, оказался его приятелем. Часы были проданы, и с вырученными деньгами решено было на всю ночь поехать на лодке.

Накатались и вернулись. От денег, вырученных за часы, осталось что-то рубля два, а к отцу Андрюшка являться больше не хотел. Ему опротивела эта жизнь, где он прозябал, а не жил.

Надо было идти куда-нибудь искать пропитания и приюта. Алешка, тотчас же по истощении кошелька товарища, круто переменился. Он отказался наотрез долее путаться с ним, говоря, что сегодня он едет к Аркадию.

— Возьми и меня! — простонал Курицын.

Алешка захохотал:

— Тебя, в таком костюме?

С камнем на сердце вышел от «товарища» Андрюшка и побрел по улицам, сам не зная, зачем и куда.

Брел он долго, сворачивал из улицы в улицу, переходил мостовые и опять шел, шел без конца.

Вдруг сзади него раздался пронзительный свисток. Андрюшка вздрогнул; поднял голову и увидел два ужаса сразу. Во-первых, он увидел, что машинально забрел к дому, в котором жил его отец, старый чиновник Курицын, и, во-вторых, заметил двух бегущих прямо на него городовых, одного Матвея Ивановича, который всегда стоит перед их домом, а другого незнакомого.

Он так был ошеломлен совокупностью этих обстоятельств, что остановился как вкопанный.

Оба блюстителя порядка схватили его под руки и повели в участок.

Андрюшка там сознался во всем чистосердечно. Послали за чиновником Курицыным. Тот явился суровый, с орденом в петлице и с неуклонною волею наказать беглеца.

На вопрос, угодно ли ему взять и простить сына, он торжественно заявил, что для таких негодяев есть исправительные заведения, куда он требует препроводить его, причем присовокупил, что, согласно статье такой-то устава уголовного судопроизводства, малолетние, совершившие проступки…

Его речь прервало громкое рыдание сына.

— Простите его! — сказал пристав.

— Нет-с… прошу вас поступить с ним по всей строгости существующего закона.

После этого чиновник Курицын вышел.

Андрюшка был препровожден куда следует; там он отбыл соответствующее тяжести его поступка наказание, а именно — отсидел в исправительном доме со всяким сбродом пяток лет и приобрел все качества, делающие честь законченному подлецу.

Задерживаться в подмастерьях у сапожника не входило в его планы. Он ждал случая выдвинуться. Пока же внимание его, а отчасти и сердце было занято одной интрижкой.