Чемодан со знаменитостью

Александр Хорт, 2005

«Стоя возле открытой двери, бабушка смотрела на зашнуровавшую кроссовки Зою. Потом кинула взор в окно и укоризненно покачала головой – там будто дым. Дворничиха подметает сегодня второй раз, а всё равно пыль столбом. Редкостная засуха выдалась нынешним летом…»

Глава 2

Пассажир из провинции

В то самое время, когда ребята суетливо пытались обнаружить в спортивном магазине точную копию похищенного велосипеда, далеко от Теремковска, в Москве, пятнадцатилетний сын художника Комодова Никита вышел из дома и направился к Ярославскому вокзалу.

Никита собрался на дачу к своему товарищу Родиону Тарновскому, который летние каникулы всегда проводил в Абрамцеве. Дорога туда незамысловатая, родители безбоязненно отпускали сына в такие поездки. Комодовы живут в десяти минутах ходьбы от вокзала, в Орликовом переулке. Затем час с небольшим езды на электричке. Известно, какие из них останавливаются в Абрамцеве. Книжечка с расписанием пригородных поездов лежала в доме Комодовых на почётном месте. От платформы до дачи Тарновских рукой подать.

Никита ехал с таким расчётом, чтобы прибыть к обеду, на который его пригласили. Когда вчера по телефону договаривались с Родионом, тот сказал, мол, без него за стол не сядут. Однако сегодня отправление нужной электрички задерживалось. Утром на Ярославский вокзал прибыл поезд с иностранным президентом. Из-за этого нарушилось расписание на целый день. Благо, Никите свою ждать не очень долго, минут пятнадцать. Иначе вернулся бы домой.

Он стоял под навесом у выхода на платформы, иногда поглядывая на висящее справа табло. Там будет написано, с какого пути отправится нужная ему электричка.

В это время на ближайшем пути остановился поезд дальнего следования. Как всегда, такое событие сопровождалось изрядной кутерьмой. Встречающие и носильщики с тележками направлялись в одну сторону. Их буквально сметала волна прибывших пассажиров. Они сталкивались, неловко огибали друг друга, лавировали боком. И вдруг… Никита не поверил своим глазам. На перроне показался мужчина с двумя большими сумками. Он был одет в черные брюки и сиреневую майку с короткими рукавами. Наряд как наряд, летом полгорода так одевается, в другое время мальчик обратил бы на него ноль внимания. Но сейчас… Дело в том, что на майке красовался портрет известного эстрадного певца Геннадия Полуостровского.

Этот портрет отец Никиты, Всеволод Петрович, нарисовал по заказу популярного журнала «Золотой запас». Правда, сначала не хотел браться за такую работу, отказывался, редакция с трудом его уломала. Полуостровский должен был позировать. Комодов ожидал, что, как многие «звёзды», тот станет капризничать, ломаться. Такое случалось сплошь да рядом. Перед этим Всеволод Петрович рисовал знаменитого киноартиста, так тот ему все нервы истрепал. Обещал позвонить — не звонил. Назначал время встречи — сам же забывал об этом. Отец приезжал на студию, а того не было и в помине.

С Полуостровским всё получилось иначе. Тот не только безропотно согласился позировать, он даже приезжал к Комодовым домой. В такие дни сидел у них долго и вместе с ними обедал. Никите запомнились его забавные рассказы про всякие курьёзы, которые случались с Геннадием Юрьевичем на гастролях. То на сцене что-нибудь произойдёт, то в гостинице. Например, один раз администраторша гостиницы, встречая его, долго извинялась за то, что не смогли предоставить ему самый лучший номер. Обещали, но в последний момент туда поселили неожиданно нагрянувшего иностранного бизнесмена, а для певца подготовили номер попроще. «Какие-нибудь удобства в нём есть?» — спросил Полуостровский. «Конечно, — ответила администраторша. — Там есть окно».

Предполагалась, что портрет опубликуют в журнале рядом с большой статьёй про певца. Однако он получился настолько удачным, что для привлечения покупателей его напечатали на обложке. Дома у Комодовых вечно толкутся знакомые критики и художники, они искренне восхищались рисунком, рассыпались в комплиментах. Говорили: «Виртуозная работа. Хотя вам, Всеволод Петрович, попался крепкий орешек. Черты лица мелковаты, не разгуляешься».

На первый взгляд, у Полуостровского заурядная внешность. Длинный нос, маленькие глазки, слегка вьющиеся волосы. Такого встретишь на улице и не обратишь внимания, хоть его фотографии и появляются часто в газетах и журналах. Но вот странное дело: на снимках он не столь выразителен, как на портрете Всеволода Петровича. Тот нарисовал певца не в профиль и не в фас, а что называется в три четверти. Изображена только голова, а кажется, будто видишь стоящего во весь рост артиста, и гитару в его руках, и даже зрителей, для которых он сейчас поёт.

Такой рисунок не спутаешь ни с каким другим. И вот сейчас Никита видит на майке сошедшего с поезда пассажира. Пускай портрет одноцветный, тем не менее это работа его отца.

В семье Комодовых — мать Никиты искусствовед — часто велись профессиональные разговоры. Поэтому мальчик знал, что никто не имеет права использовать его произведения без разрешения автора. Отец же не мог этого разрешить при всём желании. Незадолго до выхода журнала с портретом Полуостровского он уехал в заграничную командировку. Сделав майку с портретом певца, кто-то явно сжульничал. Узнать бы, кто это.

Никита решительно подошёл к мужчине и спросил:

— Простите, пожалуйста, где вы взяли такую майку?

Мужчина, остановившись, поставил сумки на перрон и с укоризненной улыбкой посмотрел на шедшую рядом жену. Что же ты заставила меня надеть! Ведь предупреждал же я тебя, что в такой майке в столице показываться невозможно, отбоя от поклонников певца не будет, прохода не дадут.

Молодая женщина явно не собиралась признавать правоту мужа. Она предпочла отмахнуться от назойливого мальчика, сказав ему скороговоркой:

— Купили, купили. Ступай.

— А где купили?

— Далеко. Отсюда не видать.

Однако Никита вдруг проявил обычно несвойственную ему настырность. Если приезжие сейчас уйдут, загадка останется нераскрытой. Он себе этого не простит.

— Поверьте, мне это важно знать. Я спрашиваю не из пустого любопытства, а для дела.

Умоляющие нотки в голосе мальчика тронули мужчину.

— Купили в поселке Зеркаловка, Теремковского района. Небось, не слышал о таком. Глубокая провинция. Мы там живём, там и купили.

— В магазине?

— На рынке, — подала реплику жена.

— Их там много продаётся?

— Нет, для нас одну сделали, — съязвила женщина и повернулась к мужу: — Костя, пошли скорее. Нам ещё пересадку делать…

Всю дорогу Никита думал об этой Зеркаловке, находящейся в Теремковском районе. А приехав на дачу, первым делом попросил у хозяев атлас автомобильных дорог.

Отец Родиона жил на даче почти круглый год. В Москве у Тарновских малогабаритная квартира, там тесно, да и шумно — прямо под окнами находится автобаза, на которой без конца снуют грузовики. Здесь же, в тишине просторного деревянного дома, ему хорошо работалось. Как и отец Никиты, Сергей Анатольевич тоже художник, вместе учились в институте. Только он не график, не живописец, а делает так называемые батики, то есть рисунки на ткани. Куски шелковой материи натягивает на деревянные рамы, намечает тушью контуры, после чего расписывает красками. В своём деле он известный мастер, заказов у него видимо-невидимо. Его работы есть и в правительственных учреждениях, и в банках, и в церквях. Их покупают у него музеи и художественные салоны. Делает он платки для магазина при Абрамцевском музее. Иностранные туристы расхватывают их, как пирожки.

Во время обеда Никита рассказал ему про майку с гравюрой отца.

— Пираты, — сразу определил Сергей Анатольевич. — У них примитивный бизнес. Они покупают по дешёвке чистые майки. Потом копируют портрет, делают пластиковую форму и переносят изображение на футболку. Качество рисунка при этом такое, что только позорят автора. Я-то раскрашиваю ткань от руки, выверяю цвет каждой клеточки. Они же штампуют тяп-ляп.

В гараже у Сергея Анатольевича стоял «Москвич», на котором он почти никуда не ездил. Он лишь раз в неделю прогревал его, чтобы поддерживать в рабочем состоянии. Тарновский выезжал на машине раз в год, когда устраивал себе встряску на две-три недели, совершая далёкое путешествие. Маршрут выбирал к северу от Москвы — Валдай, Селигер — места, полюбившиеся со студенческих времён, или Карелия, где он служил в армии, в погранвойсках. Так же, как в молодости, ночевал в палатке, готовил пищу на костре. А вот тёте Тане, его жене, походные условия не по душе. И уж тем более их терпеть не могла Машка, младшая сестра Родиона. Поэтому Сергей Анатольевич брал в дорогу сына. Теперь он вырос и в случае чего может помочь. В прошлом году к ним присоединился и Никита. Ему так понравилось путешествовать на машине, что он собирался ехать с Тарновскими и этим летом. Упросил родителей не посылать его в августе в оздоровительный лагерь, как они намеревались.

Сегодня путешественники продумают свой маршрут. У Тарновского хороший атлас. Никита нашёл в нём то, что искал.

— Дядя Серёжа, мы можем проехать через деревню Зеркаловка? — спросил он.

— А чем она знаменита? — удивился художник.

— Этот мужик сказал, что в ней продаются такие майки.

— Ишь ты. Серьёзный повод.

Взяв у него атлас, Сергей Анатольевич внимательно рассмотрел нужные листы, после чего сказал:

— Можем и через Зеркаловку. Раз она тут указана, значит, деревня большая. Кстати, мне это даже на руку. Тогда мы заодно заедем в Теремковск.

Теперь уже удивился Родион:

— Туда-то зачем? Мы же потратим много времени.

— Я рисовал для нового здания их мэрии герб города. Интересно посмотреть, как его там повесили. Они приглашали меня на торжественное открытие здания. Но я тогда болел и смог поехать. Взглянуть же на своё панно хочется. Как ни крути, а всё-таки произведение искусства.

Родион пытался протестовать, уговаривал отца сразу рвануть в Карелию, к водопаду Кивач. Ему не терпелось ходить по грибы и удить рыбу. Но подавляющим большинством голосов — два против одного — было принято решение о заезде в Зеркаловку. Родион даже не пытался скрывать, что обиделся на Никиту, по вине которого изменился маршрут.