Среди зомбей. Утопия. Конспект

Александр Феликсович Борун, 2020

Маленькая повесть о любви на фоне конца одной цивилизации и начала другой.

3. Ана

Хотя операцию, при которой ребёнку вставляли чип для подключения к виртуальной реальности, создаваемой сетью, делали ещё в младенчестве, в детстве никого в виртуал свободно не пускали. Кому это нужно — получить ни на что не годного получеловека, не собирающегося ничему обучаться, потому что всё, чего он хочет — это жить в виртуале, где можно выбрать себе любое окружение и любую жизнь. В конце концов, правда, это и получалось, но сперва человек должен был получить какое-то образование и развить мозги, усвоить какие-то полезные навыки и развить руки, позаниматься физкультурой и развить хоть немного своё тело и так далее.

Сетеботы-воспитатели, созданные и контролируемые сетеразумом, очень дозированно допускали использование виртуала для обучения. Такое обучение всегда очень нравилось и воспринималось как игра, всё равно, насколько сложным оно было. Учителя использовали его как награду за хорошее поведение и старательное обучение, которой можно было лишить за непослушание, отсутствие прилежания на других уроках, проводимых в традиционном древнем стиле, и так далее.

Но всё-таки, пусть только как награда, пусть немного, виртуал использовался. При этом сетеразум узнавал, кто из детей, к их несчастью, или, на самом-то деле, к счастью, не способен полноценно включаться в виртуал. То есть жить там, как в реале. Они были на всю жизнь обречены останавливаться на стадии примерно шлема дополненной реальности, когда жить в неполноценном, по ощущениям, виртуале помогает собственное воображение, но в реальность происходящего меньше веришь, чем не веришь. Эти обречённые жить в реале и были элитой, как их называли остальные, или прóклятые, как считали они сами.

* * * *** * * *

Девочка Ана была из их числа. Её, как и прочих элитных детей, отделили от сверстников, поместили в лучшие условия и воспитывали и обучали отдельно. Ей, как и многим прóклятым, хорошо давалось программирование, которое и должно было стать её профессией. По большей части сетеразум обновлял составлявшие его программы сам, но в некоторых случаях хитрости самообучающихся нейронных сетей не хватало для решения, требующего настоящего творчества, эффективнее оказывался всё-таки человеческий разум. По крайней мере, так предпочитали думать сами программисты. Правда, в процентном отношении таких случаев становилось всё меньше; но сетеразум развивался вглубь и вширь, и программистов всегда не хватало.

Так что предстоящая девочке жизнь совершенно ясна. Она уже и сейчас, по сути, работает как программист, в порядке профессионального обучения, так же будет и дальше. Не суждено ей попасть в суперэлиту, от управленцев и функционеров требуются другие способности, впрочем, она про них почти ничего не знает. В работяги она точно не попадёт, это только для способных жить в виртуале. Скорее всего, за ней сохранят нынешний дом, точнее, этаж, и мини-парк возле него. Только наивный представитель класса работяг мог принять его за настоящий лес, да ещё ничейный.

Кто живёт на двух других этажах дома, она не знает. Похоже, прямо над ней вообще никто, или некто, круто помешанный на тишине. А с верхнего этажа звуки доносятся так тихо, что непонятно. Вряд ли они познакомятся. У дома свой вход на каждый этаж, и она ни разу с ними не встречалась.

Так вся жизнь и пройдёт, в индивидуальной работе. Ну и совместной с коллегами в сети. С ними же можно не только работать, но и дружить или враждовать в сети.

Вот что Ана рассказала мальчику о себе среди общения по поводу компьютерных игр.

О своих абсолютно бесполезных мечтах всё-таки попасть — как-нибудь! — в виртуал, испытать там замечательные приключения и найти, фигурально выражаясь, прекрасного принца на белом коне она, конечно, не сказала ничего. Толку-то — говорить о несбыточном?