Как закалялся Штальц. Помнить и никому не говорить

Александр Феликс

Александр ФЕЛИКС – литературный псевдоним журналиста-переводчика А. Ф. Рубченко.Повесть «Как закалялся Штальц» основана на фактах начала 90-х. В некогда закрытую Калининградскую область хлынули ностальгические туристы, авантюристы и инвесторы всех мастей. Начало 90-х в Калининградской области было годами непаханой целины для работы переводчиков, таксистов и спецслужб. «Как закалялся Штальц» – первая литературная попытка обращения в то время. Криминал, контрабанда, шпиономания разрывали область…

ГЛАВА 1

Перед глазами Вилли кружились стройные березки. А в их зеленые ветви с молодыми зелеными листочками вплетались длинные косы русских красавиц в кокошниках и нарядных сарафанах. Все вокруг кружилось, как хоровод: голубое небо, белые облака… Вилли слегка приоткрыл глаза. Он не любил просыпаться в столовой на кухонной кушетке. Этот роскошный резной потолок в старинном родовом имении Швамбек в цветах голубого неба и белых облаков пугал его спросонья всегда. Однако, в этот раз Вилли не хотел открывать глаза. Он жадно вглядывался в это голубое небо и никак не хотел просыпаться. От этого зажмуривал глаза еще сильнее и сильнее. Стройные березы, тополя врезались острыми кронами в небо. В то самое голубое небо, в которое он никак не мог наглядеться во сне, с большими белыми облаками из далекого-предалекого детства.

Во дворе роскошного поместья Швамбек, больше похожего на маленький уютный дворец с черепичной крышей, горела изысканная иллюминация. В которую никак не вписывались простенькие революционные плакаты на белом ватмане. Красной краской из баллончика размашисто повсюду были выведены лозунги Pe-re-stroj-ka! Glas-nosty! Gor-ba-tschov! Прислуга убирала посуду со столов. В глубине двора берайтор Отто выводил лошадей на прогулку. Подтянутый, сухощавый, в форменной жокейской одежде, давнишний друг семьи.

— Гутен морген, хэрр Штальц, — по-военному, кивком Отто поприветствовал Вилли.

— Да-да… Морген, морген… Гутен морген, — запричитал Вилли, как бы давая всем понять, что он прибывает в хорошем расположении духа.

На вчерашнем прощальном банкете был весь бомонд Баден-Вютемберга и почти все шишки из Землячества Гумбиннен. Абсолютно все пришли поддержать Вилли. Особенно отличились длинными тостами и не менее длинными речами функционеры из благотворительного фонда Землячества. Никто из них со времен войны не бывал на родине, в старой доброй Пруссии. А тут такое событие! Отпрыск самого Штальца едет на родину в Восточную Пруссию, в свое родовое имение Буйлин.

Вилли был любезен как никогда. Даже когда он уезжал в Австралию разводить бройлеров, ни даже когда он вдруг рванул в Штаты воплощать проект с выращиванием бычков Ангусов, — он и тогда не был так любезен. В этот раз Штальц-младший был абсолютно уверен в успех. Его глаза не то чтобы блестели, они излучали уверенность и удачу. Он смеялся, улыбался, отпускал роскошные комплименты. Члены Землячества Гумбиннен платили ему еще большей благодарностью. Подносы с пожертвованиями, чеками и пухлыми конвертами не успевали относить в рабочий кабинет Вилли. Фрау фон Шеффер отозвала Вилли в сторону и дрожащим голосом, слегка подергивая головой, пыталась серьезно напутствовать любимого отпрыска Штальцей. Тот пытался вырваться от настойчивой старушки, но безуспешно.

— Вилли, голубчик, задержись. Мне нужно с тобой еще раз все серьезно обсудить. — фрау фон Шеффер говорила тоном не требующим возражений, — вот фамильный перстень моего покойного супруга…

— Ну фрау фон Шеффер… — попытался возразить Вилли. — Мы ведь уже все сто раз обговорили. Под Вальтерсдорфом, в ста метрах от вашего дома, в огороде под дубом..

— Нет-нет, Вилли, ты все опять напутал. Сейчас у русских поселок называется Ольт-ко-ватка… и не сто метров, а 250… Ближе к кладбищу, под липой…

— Да-да, Оль-кховатка, вы как всегда правы, фрау фон Шеффер, — пытался оправдаться Вилли, выговаривая название деревни по-русски. — Это у старины Фритьёфа во дворе под раскидистым дубом. Там его фамильный фарфор и серебро закопаны. Вот видите, все помню. Да у меня это все записано в нотиц-блоке. И Вилли кивнул на пухлую записную книжку из которой торчало множество разрозненных листов с записками от членов Землячества.

— Я не об этом, — перебила его фрау фон Шеффер. — Будь осторожен..

— Фрау фон Шеффер, все прекрасно помню, — пытался отшутиться Шталць-младший. — Есть в мире дамасская шталь, а есть еще «польская диб-шталь» (игра слов в немецком языке Stahl-сталь и Dibstahl-воровство)… Помню-помню, тот забавный анекдот вашего покойного супруга, которым он всегда подтрунивал моего отца, когда тот увлекался рассказами про Россию, про их сельскохозяйственную ферму в концессии Круппа на Маныче, про Кремлевские интриги и чистки, про коварных КГБ-мэнеров…

— Нет, Вилли, все гораздо опаснее, чем ты можешь себе представить, — у фрау фон Шеффер на глазах навернулись слезы. Она протянула вместе с перстнем потертый кожаный ежедневник с золотым замочком-застежкой и отошла к окну. — Здесь дневник твоего отца. Перед смертью он принес его моему мужу в издательство и попросил распорядиться по своему усмотрению. Ханс не хотел печатать при жизни и велел издать после его смерти, если придет время. Но мой муж тоже не смог, не дождался лучших времен. Здесь подробные заметки о России, о жизни Ханса с твоей мамой… В этой ужасной, бескрайней российской степи… Ну и да, о московских интригах, а точнее — чистках. Ты же знаешь, это были сложные годы и у нас в Германии тоже. К тому же от дружбы твоего благородного отца с этим безродным выскочкой Генрихом Гетцем я никогда не была в восторге. И он так подло использовал его в темную, для своих грязных целей…

— Так уж и в темную..

— Тш-тш, тише-тише со своими дурацкими шуточками, Вилли. После войны на нас еще долго косо поглядывали соседи из-за этого Гетца и его друзей из Гелена. Возьми дневник с собой. Тем более сейчас, когда ты едешь в Россию…

— Ну фрау Шеффер, полно вам.. Да и причем тут этот Гетц, он тоже уже, наверное… Да и какие сейчас времена. Пе-рэ-строй-ка… и Глас-ность. В России сейчас все по другому, — Вилли поймал строгий взгляд тётушки Шеффер и как послушный мальчик присел на кушетку у окна.

— Вилли, Вилли! Гетц жив и сейчас в России. Именно потому, что в России сейчас такие времена Гетц опять там. Конечно, он уже не в своем черном мундире, как пятьдесят лет назад. Возможно даже изменил внешность. Ему удалось избежать послевоенных преследований. В Патагонии с помощью новых хозяев он выправил себе новые документы. Под предлогом поисков Янтарной комнаты он морочит русским голову. Как представитель немецкого общества Дружбы городов побратимов Киль-Калининград Генрих Гетц теперь вхож в высокие кабинеты даже в Кремле. Там он показывает какие-то архивные секретные документы своего бывшего ведомства и спокойно разъезжает по всей области беспрепятственно. Ельцинские демократы дали ему такие полномочия, что он вхож в воинские части, и они оказывают ему содействие.

— Но откуда эти страшные подробности, тётушка Шеффер… Неужели русские настолько беспечны, что готовы пустить первого встречного. А уж тем более с таким военным прошлым, да еще и наделить полномочиями…

— Я точно не уверена… Но в сюжете о Кильской неделе, в новостях говорили, что большая делегация общества Дружбы Киль-Калининград отбыла в Особую экономическую зону «Янтарь». А глава делегации, кажется, Берг…

— Неужели Берг, как наш берейтор, старина Берг?..

— Не перебивай, Вилли… Он в конце интервью бросил фразу «…мы всегда об этом помнить, но никогда не говорили в слух». Immer daran dencken — nie davon sprechen. И меня это насторожило. Такая присказка была у Гетца, когда он перед войной колесил по Восточной Пруссии. Якобы в поисках духовной энергии, корней и вербовал единомышленников.

— Ну и что он там найдет этот Гетц, или как его там теперь величать?..

— Калининградская область, оторвана от России. Это очень непростой, особенный регион…

— Да-да, тетушка, регион напичканный ракетами Сатана, КГБистами… Особый-преособый регион, бла-бла-бла. Но все их секретные, даже сверхсекретные карты, с расположением ядерных установок, помощник Ельцина по обороне Баталкин, давно уже выложил на стол американцам. Янки за это заваливают Россию ножками Буша. Помилуйте, в этой ситуации что там делать бывшим подручным овчаркам Гетца или даже ему самому, в этой Свободной от всего экономической зоне Калининград. Там рады сейчас любому инвестору, главное не упустить время и вовремя застолбить колышек в нужном месте…

— Вот и я про это же… Главное — застолбить колышек. Гетц в этом деле мастер. У него есть секретная информация от наших МИДовских архивных кротов. Вилли, в узких кругах уже давно ходят разговоры, что есть какие-то соглашения на счет Калининградской области. Гриф секретности будет снят только через 50 лет… Да-да, в 1995 году, осенью…

У Вилли заблестели глаза. Он чуть не взлетел с кушетки, если бы не сжимал руку своей любимой тетушки, но строгая фрау фон Шеффер невозмутимо продолжала:

— Осталось два года. Как бы там ни было, постарайся не повторить своих ошибок американских и австралийских бизнес-похождений. Тогда за три года ты растранжирил состояние моей покойной сестры Эммы, а австралийских бройлеров и американской мраморной говядины от чистопородных Ангусов так никто в Баден-Вюртемберге и не отведал.

— Тётушка Эмма меня очень любила, и только она верила в мой успех. Дала денег на трехмесячные сельскохозяйственные курсы, а потом и на проекты в Австралии и Америке. Просто не повезло. Кризис перепроизводства в Штатах. Ну а в Австралии эти долбаные.., простите. Эти вездесущие экологи из партии Зеленых! Эти долбанутые, простите, вездесущие Гринписовцы с их лозунгами «За чистую Австралию» и «Бройлеров без уколов и анаболиков»… Бред!

— Вечно у тебя кто-то виноват!.. Так вот, помни обо всем, что я тебе сказала. Обустрой фамильную усадьбу твоего отца и деда в Буйлине..

— Сейчас это Дуб-ра-ва, тётушка…

— Не перебивай меня! Займись усадьбой. Обустрой в заброшенной школе гостевой дом, заведи хозяйство и жди. Главное — репутация. Не поддавайся на авантюры немецких инвесторов, которые сейчас повалят на наши родные земли… И не связывайся с Гетцем, он погубит не только твою репутацию, но… — фрау фон Шеффер не договорила. Посоветовала прочитать мемуары Штальца-старшего, чтобы быть готовым к любым неожиданностям в России. Еще раз посмотрела в голубые глаза внучатого племянника Вилли и, покачивая головой, вышла из кабинета к другим членам Землячества.

Штальц-младший так и остался стоять. Стоял обалдевший, не то от будущей поездки в Россию, не то от рассказов тётушки Шеффер и наказов других членов Землячества Гумбиннен. Вилли хорошо помнил послевоенные сборища Землячества, на которые его всегда водил отец. Иногда после таких ферзамлунгов на обратном пути к дому они, вдруг, сворачивали на железнодорожный вокзал. Отец подолгу стоял как будто потерянный посреди зала ожидания у центральной тумбы с расписанием поездов. Маленький Вилли видел это лицо отца Ханса только здесь. Очень задумчивое, будто он с грустью вглядывался не в строгие буквы расписания поездов, а в самого себя. Временами шаффнер (Schaffner-контролер кондуктор, проводник) что-то менял, передвигал цифры в громоздком расписании, вставлял новые дощечки. Но одна дощечка снизу постоянно оставалась неизменной: «Штутгарт-Данциг-Кёнигсберг временно отменен».

А еще отец рассказывал Вилли о счастливых годах из его далекой молодости. Воодушевленный Веймарской республикой, Октябрьской Революцией, индустриализацией и НЭПом Штальц-старший в 20-е годы прошлого века работал в России, на Маныче. Вместе с молодой социалистической республикой помогал осваивать степные районы юга России.

Вилли всегда помнил эти глаза своего героического отца, когда тот рассказывал ему про Россию. Жаль, Ханс Штальц-старший не дожил до того дня, когда шаффнер поменял таблику на ж/д вокзале Штутгарта. Поезд на Кёнигсберг теперь регулярно курсировал с лета 1993 года раз в неделю по пятницам. Точнее сказать, это был всего один спальный прицепной вагон к поезду до Варшавы. Там его цепляли к дизель-электропоезду до Калининграда. Это была излюбленная дизельная электричка у «челноков», «спортовцев».