Пункт назначения – Прага

Александр Усовский, 2021

Весна сорок пятого года. Красная армия в Германии, у стен Берлина. Пал Будапешт и Вена, англосаксонские союзники СССР перешли Рейн. Тысячелетний Рейх – на краю пропасти, и его нога для последнего шага уже занесена. Но группа Савушкина вновь отправляется на задание, где она вновь окажется на грани жизни и смерти – такова их профессия. При это разведчики Савушкина – лишь малая часть той колоссальной сети, которую в последние дни войны раскинул по центральной Европе Генштаб РККА. Её цель – поимка предателя Власова. И дело отнюдь не в мести – бывший командующий второй ударной может стать одной из главных фигур в послевоенном соперничестве между недавними союзниками. Не дать американцам использовать эту фигуру – вот цель выброски группы Савушкина в Чехию, в столице которой подполье готовит восстание, о котором разведчики даже не были предупреждены….

Глава вторая

В далёкий край товарищ улетает…

— ЖИВЫМ. И никак иначе. Все иные варианты исхода операции будут считаться невыполнением боевой задачи — с соответствующими выводами….

Савушкин тяжело вздохнул.

— Николай Тимофеевич, вы ведь знаете, это почти невыполнимое условие….

— Ключевое слово здесь «почти». От этого и будем отталкиваться… — Трегубов, проведя рукой по густой поросли сливового молодняка, чему-то своему усмехнулся и, вздохнув, продолжил: — Лёша, вы там будете не одни по этому заданию работать. Судеты до Усти-над Лабем — оперативные тылы группы армий «Центр», бывшей ранее группой армий А генерал-полковника Шёрнера. Точнее, фельдмаршала — позавчера присвоили. Район вашей высадки — тылы пятьдесят седьмого танкового корпуса семнадцатой армии немцев. Линия фронта — руку протянуть, километров сорок-пятьдесят, уже за Гёрлицем, Гиршбергом и Швейдницем — наши, Первый Украинский. То бишь, как ты сам понимаешь — наша войсковая разведка там вполне в состоянии пошерудить. И если бы только она…. — Трегубов вздохнул: — Рассчитывай на то, что придется со СМЕРШем Первого Украинского взаимодействовать — это тоже их кусок хлеба…

— А мы там мешать друг другу не будем? Локтями толкаючись? — Осторожно поинтересовался Савушкин.

— Для этого тебя и предупреждаю. Радист твой получит позывные и частоты радиостанций групп СМЕРШа и войсковой разведки, которые будут по этой теме работать. Ну а они — ваши. Власов, кстати, у них под позывным «Ворон» проходит, так что если придётся не шифруясь общаться — имей это в виду. Ну а нужно будет — спланируете совместную операцию, а уж славой уж как-нибудь поделитесь….

— А отвечать — тоже вместе?

— А отвечать — каждая группа перед своим начальством будет. Ты — передо мной, я — перед генералом Шерстнёвым, он — перед генералом Кузнецовым^[4], ну а выше — лучше и не думать…. Вот так вот, капитан!

Савушкин присвистнул.

— Дела… — Помолчав минуту, продолжил: — С этим понятно. Какую личину нам придётся на себя в этот раз натянуть? Авиаполевых дивизий у немцев уже нет, организация Тодта? Так там горы, строить вроде нечего…

Подполковник усмехнулся.

— У толкового командующего всегда есть, что строить… Но в этот раз вы будете фельджандармами. Под Бреслау попала к нам в плен рота жандармов триста пятьдесят девятой пехотной дивизии немцев. Ну, как рота? То, что от неё осталось. Там и дивизия была такая, ошмётки прежней. Немцы такие сводные части «боевыми группами» называют. В общем, три офицера, пять унтеров и два водителя-рядовых. Всю свою сбрую и документы они аккуратно сдали, так что мы из вас сделаем фельджандармов. Фотографии в зольдбухи уже вклеили. Сапоги у вас какие?

Савушкин почесал затылок.

— Наши. Хромовые и яловые.

— Плохо. У немцев, ваших крестников, с обувкой было совсем швах дело — мало что не босиком в плен пошли. Так что придется в своих… Ну да ладно, не сорок первый, немцы на обмундировку внимания нынче уже почти не обращают. Тем более — власовцы… В общем, у вас до вылета пять часов — хватит, чтобы переодеться, карты изучить, легенду вызубрить, в общем, собраться и хорошенько подготовится к высадке.

— С «дугласа»?

— С него. Пилот опытный, мастер по слепым и ночным полётам, экипаж слётанный, небо наше, ни истребителей фрицевских, ни зенитной, лёту — полтора-два часа, линию фронта пересечёте в Моравии, хотя там такая линия… — Трегубов небрежно махнул рукой: — В общем, почти учебный выброс. Одно только — горы.

Савушкин вздохнул.

— Вот именно — горы… Ладно, Бог не выдаст — свинья не съест. Позывной тот же?

Трегубов кивнул.

— Штефан. Рабочие частоты твой сержант знает. Рацию они с лейтенантом мало что не разобрали по винтикам. Так что со связью все в порядке. Даст Бог, за неделю управитесь — и крутите дырки под ордена…

Савушкин скептически хмыкнул.

— В июле прошлого года тоже думали, что на две недели. По итогу пять месяцев шаландались по немецким тылам, мало что не всю Европу вдоль и поперёк прошли…

Трегубов махнул рукой.

— Нынче под немцем той Европы — с гулькин хвост: пол-Австрии, кусок Германии, Чехия, да где-то на севере — Дания и вроде Норвегию ещё не всю забрали. Так что некуда шаландаться, война вот-вот закончится.

Капитан вздохнул.

— Вот и я о том же. Пока конец войны был где-то там, далеко — я в мужестве и отваге своих не сомневался ни мгновения. А теперь вижу — хлопцы вдруг поняли, что есть большой шанс выжить и живыми домой вернуться…. Да и за собой замечаю это.

— Что именно? — Осторожно спросил подполковник.

— Да это самое. Понимаете, Николай Тимофеевич, пока шла заруба по всем фронтам — я о том, что будет после войны, вообще не думал. Потому как знал — шанса дожить до него у нас нет. Не та профессия…. Сколько наших групп кануло безвозвратно? И ни слуху, ни духу о них? За счастье было узнать, что погибли там-то и там-то… В феврале сорок третьего, когда я с Костенко впервые в поиск вышел — в нашем отделе семь групп было, пять в строю и две готовились. Сколько из них до сего дня в живых? Две, моя и Воскобойникова. И то…. У меня радиста убили, у Васи Воскобойникова — троих… Группу Ершова вместе с «дугласом» сожгли в небе над Познанью. Саню Галимзянова с радистом в Варшаве, почитай, что, на моих глазах положили. А в мае сорок четвертого? Две группы ушли и не вернулись, и что с ними, где их косточки белеют — никто не ведает…

— Ты это к чему ведёшь? — Подозрительно прищурившись, спросил Трегубов.

— К тому, товарищ подполковник, что трудно мне будет ребят на смерть отправить, коль случится такая нужда — сейчас, когда война на исходе… И им будет трудно мой приказ выполнить — зная, что не сегодня-завтра всё закончится….

Трегубов вздохнул.

— Понимаю тебя. Трудно. Но они — солдаты. А ты — их командир. Вот из этой простой максимы и исходи. А что хлопцы твои сдрейфят или приказ не исполнят — я не верю. О вашей группе в Разведупре легенды ходят. Трудно будет твоим, а тебе — во сто крат трудней. Но знаю я — задание вы выполните. Просто потому что это ещё на один день приблизит окончание войны — и я уверен, что хлопцы твои не хуже тебя или меня это понимают… — Подполковник глянул на часы, покачал головой и промолвил: — Заболтался я с тобой, а мне ещё отчёт в Москву подготовить. Давай к своим, надевайте личины жандармские, карты высадки изучите, проверьте ещё разок снаряжение и амуницию — и через три часа выходите, будет «студебеккер» с тентом от комендатуры, на нём на аэродром и отправитесь. На моём «додже» не годится, сам понимаешь, машина открытая…

— Некрасов, ты хотел Гитлера в плен взять?

Снайпер пожал плечами.

— Если бы был такой приказ — то почему бы и нет?

Савушкин усмехнулся.

— Ну, Гитлера не обещаю, а вот Власова взять живьём — только что приказано. И не просто живым, а целым и невредимым. Подполковник Трегубов в начале марта об таком задании говорил, сегодня всё подтвердилось.

В кубрике повисло тяжёлое настороженное молчание. Первым его прервал старшина, угрюмо спросивший:

— Шо, в Берлин летим?

Савушкин вздохнул.

— Если вам будет от этого легче — в этот поиск Николай Тимофеевич хотел с нами сам идти. Генерал Шерстнёв зарубил рапорт. Лично читал его резолюцию…. — Помолчав, уже другим, решительным и бескомпромиссным, тоном продолжил: — Задание такое — летим не в Берлин, летим в Судеты. Район Витковице. Десантируемся на парашютах вблизи фермы нашего человека, Вацлава Штернберка. Там разбиваем лагерь, и на шоссе Гёрлиц-Трутнов выставляем контрольно-пропускной пункт — как фельджандармы. Форма и документы есть, сейчас подвезут, будем облачаться. Есть сведения, что по этому шоссе передвигается Власов. Если он попадает в наши руки — ликвидируем всех сопровождающих, а самого Власова целым и невредимым сажаем в специально присланный самолёт. После этого задание считается выполненным, и мы можем или податься на северо-восток, в расположение Первого Украинского, или в каком-нибудь уютном домике на опушке дожидаться прихода наших.

Некрасов, покачав головой, проронил:

— Судеты — горы.

Савушкин кивнул.

— Горы. И прыгать будем ночью, других вариантов нет.

Лейтенант, глянув на своих товарищей, усмехнулся и промолвил:

— Надеюсь, никто не забыл, что мы в армии? И что идёт война? — И, повернувшись к Савушкину, спросил деловито: — На месте транспорт будет? Или придется пешком вверх-вниз шагать? Много не нашагаем….

— Не нашагаем. Трегубов утверждает, что на месте нам предоставят лошадей. Вот на них и будем по горам, по долам…. Кстати, Андрей, — обратился он к радисту, — У тебя как с конной подготовкой? В седле удержишься?

Радист улыбнулся.

— У нас на Ставрополье охлюпкой^[5] все с детства ездят, лет с семи. В седле — это уже взрослые, лет с пятнадцати. — Помолчав, кивнул: — Удержусь.

Тут в дверь постучали. Савушкин бросил: «Входите!» — и на пороге показался незнакомый разведчикам старшина.

— Товарищ капитан, обмундировку немецкую вам?

— Нам.

— Тогда пусть ваши хлопцы спустятся к машине — мне одному всё не сдюжить дотащить.

Через несколько минут разведчики разбирали содержимое четырех узлов, наскоро свёрнутых из немецких плащ-палаток; кроме трех «шмайсеров» и одной СВТ вкупе с цинком автоматных и коробкой винтовочных патронов — там нашлось семь комплектов офицерской и унтер-офицерской полевой формы вермахта, металлические горжеты фельджандармерии, десяток головных уборов — кепи, пилотки и фуражки, а также полевые сумки, ранцы, лопатки, портупеи, подсумки с магазинами, два хороших цейсовских бинокля в футлярах, и отдельно — пять советских десантных цигейковых курток. Последнему очень обрадовался Чепрага.

— О, это правильно! А то в немецких шинелях ночью в горах задубеем.

Лейтенант, достав из груды барахла аккуратно свёрнутый пакет — развернул его и, быстро осмотрев лежавшие там документы, улыбнулся:

— Товарищ капитан, вы теперь гауптман Шнейдеман. Карл Отто. Из Кюстрина. Даже возраст совпадает!

— Пойдёт, — кивнул Савушкин, и спросил: — Ты кем записан?

— Обер-лейтенант Ганс Генрих Штаубе. — Внимательно всмотревшись в свою солдатскую книжку, Котёночкин разочарованно произнёс: — Годы рождения не те. Он меня на семь лет старше….

Савушкин махнул рукой.

— По горам недельку побегаешь на подножном корму — живо постареешь. Раздай хлопцам документы.

Котёночкин открыл следующий зольдбух, глянул на фото — и промолвил:

— Сержант Костенко — обер-фельдфебель Циммерман, Дитмар, из Лейпцига.

— Пойдёт, — буркнул старшина и забрал свою солдатскую книжку.

— Сержант Некрасов — обер-ефрейтор Штольц, Карл Иероним.

— Разжаловали, стало быть… — с этими словами снайпер забрал свой документ.

— Сержант Чепрага… Хм… Унтер-офицер Альбрехт Теодор фон Герцдорф-унд-Ратенау. Ни черта себе….

— Ого! — присвистнул Костенко.

— Ишь ты, фон-барон… — Хмуро бросил Некрасов.

Савушкин, едва заметно улыбнувшись, промолвил:

— Ну а что вы удивляетесь? Да, дворянин, на унтер-офицерской должности…. Не всем же немецким аристократам генералами или офицерами служить, должны быть и белые вороны. Вот наш Андрей и есть такая белая ворона…Если бы он ещё и по-немецки мог говорить — ему бы цены не было!

— В семье не без урода…. — Хмыкнул снайпер.

— Я бы попросил! — произнёс Чепрага и добавил: — Герр гауптман, объясните этим жалким простолюдинам, как им надлежит обращаться к немецкому аристократу. Кстати, по-немецки я говорю. Плохо, конечно, но для власовцев вполне сносно, от природного немца не отличат….

Савушкин кивнул.

— Гут. Хлопцы, смех смехом, а наш радист — по документам дворянин, поэтому обращаться к нему надлежит с уважением. Как минимум. За линией фронта, понятно, — добавил капитан и улыбнулся. А затем, уже серьезно, продолжил: — Переодеваемся, экипируемся, снаряжаем оружие, привыкаем к личинам. Через час подъедет «студер» комендатуры, на нём поедем на аэродром. Так что времени на то, чтобы скалить зубы, у нас нет. Не забываем, что выброска — в горах. Всё, за работу! Кстати, забываем венгерский и срочно вспоминаем немецкий!

В надвигающихся на Будапешт сумерках видавший виды «студебеккер» отъехал от виллы разведчиков и направился на север. Через полчаса, проехав Фот, грузовик остановился у небольшого полевого аэродрома — на котором в окружении полудюжины бипланов По-2 сиротливо стоял окрашенный серой шаровой краской двухмоторный Ли-2, он же «дуглас», «рабочая лошадка» транспортной авиации советских военно-воздушных сил.

Возле «дугласа» нервно прохаживался подполковник Трегубов, экипаж же транспортника из трех человек в ожидании прибытия пассажиров лениво валялся на расстеленном под левой плоскостью брезенте; четвертый член экипажа, судя по всему — бортмеханик — возился у стойки левого шасси. Савушкин, покинув кабину «студебеккера», подошёл к командиру и доложил о прибытии — краем глаза заметив, как экипаж Ли-2 живо вскочил и застыл в ожидании приказа.

Трегубов, кивнув на лётчиков, сказал:

— Думаю, командира экипажа ты знаешь. Майор Изылметьев.

Савушкин улыбнулся.

— В июле прошлого года он был капитаном.

— В авиации с этим попроще. Я вон уже два года подполковник. Да и ты с мая сорок третьего — всё ещё капитан….

Командир экипажа подошёл к Трегубову и Савушкину и, собравшись было доложить — де, всё в ажуре, экипаж к вылету готов, самолёт исправен, маршрут известен — всмотревшись в Савушкина, улыбнулся и, хлопнув себя по бёдрам, радостно произнёс:

— Капитан, мать моя женщина! Капитан! Июль, Быхов!

Савушкин улыбнулся в ответ и промолвил:

— Так точно! В Кампиносскую пущу нас выбрасывали, товарищ майор! Тогда ещё капитаном будучи.

Изылметьев, улыбаясь, воскликнул:

— Жив! Смотри ты! И хлопцы твои живы?

Тень пробежала по лицу Савушкина.

— Не все. Радиста в Словакии потерял….

Майор Изылметьев мгновенно согнал с губ улыбку, снял фуражку, помолчал минуту, а затем деловито спросил:

— В Чехию?

— Туда. Очень надеюсь, что доставишь в лучшем виде и найдёшь нормальную поляну для высадки.

Лётчик задумчиво почесал подбородок.

— Постараемся, но не обещаю. Я над Судетами уже ходил, леса сплошняком. Пару проплешин имею в виду, но они далековато от места высадки. Есть кое-какие мысли, подымимся на эшелон — я тебе их изложу — И, повернувшись к Трегубову, доложил: — Товарищ подполковник, экипаж к вылету готов.

Трегубов кивнул.

— Это хорошо, что вы знакомы. Ну да не будем растекаться мыслию по древу, грузитесь, раз готовы, после войны погутарите всласть…И ещё раз, Савушкин, запомни — ЖИВЫМ. И никак иначе!

Под фюзеляжем «дугласа» лежало шесть парашютов — на которые кивнул майор Изылметьев:

— Одевайте. Сказали — один под груз, пять для десантников. Лично проверил сборку парашютов, так что не сомневайся, разведка! И давайте в темпе вальса, пора стартовать — темнеет.

Савушкин и его люди в наступивших сумерках принялись живо готовиться к погрузке в самолёт — натянули на себя цигейковые куртки, до поры лежавшие в кузове «студебеккера», одели парашюты, застегнули все карабины, проверили друг у друга крепление ремней и многочисленной навесной сбруи, попрыгали, приторочили парашют к грузовому мешку со всякой необходимой в поиске амуницией — после чего столпились у алюминиевой лестнички, ведущей к входному люку в «дуглас».

Подполковник Трегубов, критически осмотрев разведчиков, произнёс:

— Так, хлопцы, длинных речей говорить не буду. Вы и сами всё понимаете. Командование ждёт от вас выполнения задачи, ваши семьи — вашего возвращения домой. Постарайтесь это совместить. Ни пуха, ни пера, в общем!

Савушкин, едва заметно улыбнувшись, бросил: «К чёрту!» и скомандовал:

— Грузимся в порядке выброски! Первым — лейтенант, который будет прыгать последним, вторым — радист, третьим — Некрасов, четвертым пойду я, пятым, который будет прыгать первым — старшина Костенко; Олег, на тебе — груз. Спихнёшь его, перед тем, как сигать….

— Есть! — бросил старшина.

— Всё, по машинам!

Как только разведчики разместились внутри «дугласа» — утробно рыкнув, заработал правый мотор, за ним — левый; через минуту машина, вздрогнув, начала движение, вырулила на полосу — и, часто подпрыгивая не неровностях земляного покрытия, начала набирать скорость. Савушкин, затаив дыхание, ждал момента отрыва от земли — поглядывая на лица своих солдат. Он понимал, что это, скорее всего, их последнее задание на этой войне, и в глубине души боялся — хотя и не готов был признаться в этом самому себе — что это обстоятельство может перевесить служебный долг. Но лица разведчиков были, как обычно, напряжённо-сосредоточенными, никаких «мирных настроений» не наблюдалось, во всяком случае внешне, и капитан, про себя с облегчением вздохнув, повернулся к иллюминатору — «дуглас» оторвался от земли и начал набирать высоту, под левой плоскостью мелькнула серебряная полоса Дуная, и последние солнечные лучи царапнули по борту самолёта, который тут же нырнул в облака. Выполнение задания началось….

Когда в самолёте ощутимо похолодало — к разведчикам вышел командир корабля. Осмотрев озябших пассажиров, майор Изылматьев иронично усмехнулся — ещё бы, сам он был в унтах и меховом комбинезоне! — и, подсев к Савушкину, произнёс вполголоса:

— Я сейчас со штурманом посмотрел карту — пока мой второй пилот рулит — вроде как есть для вас прогалина. Луна нынче в прибыли, поляну эту мы не проморгаем. Мы над ней пройдём, развернёмся и сбрасывать вас будем уже на обратном пути. Если выпрыгнете дружно — то все пройдёт нормально….

— Прогалина большая?

Майор пожал плечами.

— Если по-пехотински считать — то да, метров восемьсот по прямой чистого пространства. Если с неба — то с гулькин нос. Мы, конечно, скорость сбросим до минимума, и кидать вас будем с шестиста метров — но сам понимаешь… Есть большая вероятность, что кто-то окажется в лесу. Но есть плюс — прогалина строго с севера на юг, так что если кого и перебросим — то выйдет по Полярной. Других ориентиров, сам понимаешь, нема. Ты своим растолкуй, как действовать. Народ у тебя, я бачу, обстрелянный, битый и тёртый.

— Есть такое дело.

— Ну тогда ставь задачу, я к себе — мой второй сильно молодой, как бы в Швейцарию нас не завёз…. — И, улыбнувшись и хлопнув Савушкина по плечу, пилот ушёл в кабину. Савушкин, осмотрев своих, произнёс:

— Так, хлопцы. Прыгаем максимально плотно, друг за другом в затылок, потому как площадка — мизер, или Костенко, или лейтенант могут приземлиться в лес. Олег, ты в этом случае, ориентируясь на Полярную звезду, волокёшь мешок строго на юг, Володя, ты — таким же образом ориентируясь, идешь на север. В центре прогалины все собираемся. Задача ясная? То же самое, если кого-то ветром отнесет в лес — если вправо, то Полярная по левую руку, если влево — по правую. Прыгать будем после разворота, то есть от немцев. Всем всё понятно?

— Так точно! — бодро за всех ответил Котёночкин.

— Тогда отдыхаем и ждём команды на выброску. — После этих слов Савушкин натянул на лицо козырёк кепи и прикрыл глаза. Подремать в такой холодрыге, конечно, не получится, но подумать в тишине — в самый раз….

Девятое апреля сорок пятого года. Наши — на Одере, в полусотне километров от Берлина; сегодня взят Кёнигсберг — вместе с комендантом крепости, штабом и всем гарнизоном; идут бои в Вене…. Союзники окружили Ганновер и подходят к Брауншвейгу, наступают в Северной Италии… Война заканчивается, это очевидно даже самым фанатичным нацистам в ставке Гитлера…. На что они надеются? А Власов и его окружение — неужели они не понимают безвыходности своего положения? Наступление какое-то готовят, чтобы немцам понравится… Или дело не в немцах?… Да нет, не может быть…. Хотя…. Приказано взять живым, и только живым. То есть его крайне важно допросить. Что этот предатель может рассказать? Мы немецких генералов нынче в плен берем по дюжине каждый божий день. Которые наверняка всё, что знают — подробно излагают, письменно, в деталях, красивым почерком; все тайны рейха своего тысячелетнего сдают без зазрения совести… Что в этой ситуации может такого ценного рассказать Власов? Чтобы при пленении пылинки с него сдувать? Ничего. Ничего — если речь идёт о немецких секретах, которые нам сейчас известны лучше, чем ему….

Странно всё это. Странно и непонятно. И тем более непонятней — что ловить этого чёрта будет не только его группа — тут и войсковая разведка запряжена, и СМЕРШ, хотя это и не его епархия… Товарищ Сталин лютую ненависть к Власову, обманувшему его доверие, испытывает? Весьма вероятно, и скорее всего. И именно поэтому сейчас Верховный приказал отправить на ловлю этого предателя лучших волкодавов со всех фронтов, чтобы гарантированно поймать и наказать? Может быть, и так, конечно, но вряд ли. К тому же приказ брать исключительно живым — как-то странно в этом случае выглядит. Хочет сам, лично, Власова пристрелить? Вряд ли. Не его уровень. Да и вряд ли Власова расстреляют — предателей обычно вешают… Неувязочка. Брать Власова живым необходимо только в одном случае — если от него надо получить какие-то сведения, которые может изложить он и только он. Это аксиома, и его, Савушкина, богатый опыт дальней разведки говорит об этом лучше всего. Того штурмбанфюрера из дивизии «Викинг», взятого под Новомихайловкой, он по сию пору помнит. Тогда из его группы трое полегло — чтобы этого борова целым и невредимым в штаб армии доставить. Трое!

Значит, Власов знает что-то, чего не знают немецкие генералы, и что крайне важно узнать генералам нашим. И это «что-то», скорее всего, с Германией не связано. А с чем связано? Чёрт его знает…. Но ловить генерала-предателя решено всерьез. Это значит только одно — то, что он знает, крайне важно для товарища Сталина. И именно поэтому Власов нужен живой…

— Товарищ капитан, линия фронта. — Слова Некрасова оторвали Савушкина от трудных мыслей. Он глянул в иллюминатор — далеко внизу мелькнула тонкая нить редких сполохов, разорвал тьму белый шарик осветительной ракеты… Какая-то зенитная батарея наугад, на звук, выпустила по ним десяток снарядов — вспыхнувших разноцветными огнями позади справа, метрах в трёхстах ниже «дугласа». Да, не та уж линия фронта, не та…. На издыхании.

Из кабины пилотов вышел майор Изылметьев. Критически оглядев разведчиков, он произнёс:

— Не спим, разведка! Начинаем потихоньку разминать мышцы, через полчаса — точка сброса. Растяжения и вывихи, как я понимаю, в ваши планы не входят. А посему — разминаемся в статике. Парашютист должен быть гибок, как ветка ивы! Чтобы при приземлении ничего не сломать и не вывернуть!

Савушкин про себя грустно усмехнулся. Эх, если бы их главная трудность была в том, чтобы благополучно приземлиться….

Примечания

4

Начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии, генерал-лейтенант. С мая 1943 года по май 1945 года в тыл противника было заброшено 1.236 разведывательных и разведывательно-диверсионных групп общей численностью почти 10 тыс. человек и привлечено к работе около 15 тыс. местных жителей.

5

Езда на лошади без седла