Особенности американского мышления. Закат физики в западной цивилизации
Очевидно, что западная цивилизация находится не в лучшем своем состоянии. Безжалостное стремление к доминированию империи США, управляемой военно-промышленным комплексом, нездоровая экономика, эрозия общественных ценностей, перерастающая в безумие… Мы даже не представляем, к чему это может привести в будущем. Исторический ракурс показывает, что причины тут кроются в традиции поверхностного мышления. Это наблюдается и в фундаментальных науках, на которых основано развитие цивилизации.
Оглавление
- Предисловие: Почему Европа и Америка – два разных мира
- Часть I:. Страна без культуры
- Часть II:. Подъем и кризис европейской научной традиции
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Особенности американского мышления. Закат физики в западной цивилизации предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть I:
Страна без культуры
Стремление объединить мудрость и силу редко бывало успешным, и лишь на короткое время.4
1. Образование не является ценностью: не стремись к мудрости
Если набрать в Google слова «список греческих…», всезнающая поисковая система предложит добавить «философов». Это не удивительно для колыбели европейской культуры. Но вот на соответствующий запрос «список американских…» система сначала предлагает авианосцы и актеров. Поиск философов в Новом Свете дает мало совпадений. С точки зрения содержания их ни в коем случае нельзя недооценивать: в XIX веке в Америке работал Чарльз Сандерс Пирс, который, будучи основателем философского прагматизма, рационализировал американский образ мышления. Однако с точки зрения общественного признания философия никогда не достигала того статуса, который она имела в Европе, и многие американцы, вероятно, подвели бы для себя итог прагматизму следующей фразой: «Вам не нужна философия».
На самом деле философия не сулит немедленных выгод, и поэтому ей с самого начала пришлось нелегко в культуре, ориентированной на успех и результаты, которая даже не особенно ценит общее образование как таковое. В Европе, напротив, стремление к знаниям веками закреплялось в умах. Тот факт, что образование рассматривалось как ценность, стал основой интеллектуальной истории.
Декларация независимости Соединенных Штатов также выразила отказ от европейских ценностей в коллективном сознании американцев. Вы нам больше не нужны, мы сами справимся. Декларация гарантировала права на жизнь, свободу и стремление к счастью. Образование не было включено в этот перечень. Не возникло традиции, которая ценила бы приобретение знаний. Почему? В Америке требовались практические навыки, и в конечном итоге дух первопроходцев-иммигрантов привел к расцвету изобретательства, которое к концу XIX века обогнало старый континент. Знание американцами нескольких языков также было признано излишним для практических целей.
Вертикальная мобильность
в Старом и Новом свете
Общества успешны благодаря возможностям для развития, которые они предоставляют своим членам. Европа тоже обязана своим развитием тому, что социальные классы стали «проницаемыми» для любых членов общества — благодаря образованию. Карл Фридрих Гаусс, один из самых выдающихся математиков XIX века, был сыном простого ремесленника. Михаил Васильевич Ломоносов, выходец из семьи рыбаков, прошел пешком 1000 километров до Москвы, чтобы учиться. Иоганн Кеплер, выходец из семьи без гроша в кармане, получил обязательное образование в реформированном Вюртемберге в 1580 году. Гимназия и университет в конечном итоге привели его к озарениям, которые впоследствии произвели революцию во всем мире.
Как противоположность — американская мечта и, безусловно, замечательные условия начала XX века, в которых можно было подняться в высшие социальные слои благодаря своим способностям, смелости и предприимчивости, которые, в отличие от Европы, определялись прежде всего богатством. С другой стороны, титулы и официальные должности мало что значили. Это существовало и в Европе, например, в случае с учеником переплетчика Майклом Фарадеем. Он не получил никакого формального образования, но изучал все научные статьи, которые попадали ему в руки, и таким образом стал одним из самых признанных физиков XIX века. Но в Европе образование считалось условием продвижения по службе: так можно было пройти путь от подмастерья до знаменитого профессора. В Америке успех определялся восхождением «из грязи в князи», от лохмотьев к богатству.
Что бы ни требовалось для социального успеха, образование, тем более образование философское, не было обязательным условием. Поэтому оно по-прежнему считается частным делом, а не тем фактором, который гарантирует долгосрочное выживание государства. Хотя система образования в США и накопила немало передовых исследований, сегодня она пребывает в довольно запущенном состоянии. Что, конечно, имеет много причин.
Идея общего образовательного канона5, который служит для развития личности, чужда американцам. С другой стороны, важным элементом образования считается патриотизм, который выражается в фиксации на обучении в своей стране6. В Америке образование всегда понималось как обучение; оно должно было быть прежде всего полезным. В естественных науках это привело к сосредоточению на технических приложениях; люди спрашивали об их практическом воздействии, не интересуясь глубокими знаниями. Когда в 1919 году общая теория относительности Эйнштейна получила сенсационное подтверждение, последствия для пространства-времени и Вселенной не стали большой проблемой. New York Times лаконично прокомментировала это событие: «Теория Эйнштейна торжествует — звезды не там, где должны быть, но никому не стоит беспокоиться».
Философия искусства без хлеба
Рассмотрение вопроса о ценности философии здесь уместно, потому что философские основы естествознания или даже соответствующий образ мышления так и не нашли проявления на физических факультетах в США. Надо сказать, что даже европейская физическая традиция не рассматривала себя как продолжение каких-либо школ мысли, создавших больше путаницы в языке, чем в знаниях. Эйнштейн даже однажды назвал труды Карла Ясперса «бредом пьяницы»7.
Просто посмотрите на современных философов, на Шеллинга, Гегеля… и им подобных, разве у вас не встают дыбом волосы от таких определений?
Философия пришла к европейцам как их собственная потребность в размышлениях. Они считали себя натурфилософами в том смысле, что их волновали вопросы пространства, времени и материи, и они хотели понять элементарные законы природы, управляющие этими явлениями. К этой традиции, безусловно, относятся Гете или Кант, которые также считали себя естествоиспытателями, а также Рене Декарт или английские натурфилософы Джордж Беркли и Джон Мичелл.
В Америке важна была не натурфилософская истина, а то, как все работает. Таким образом, по сей день философия так и не обрела особого статуса в американской культуре. Об этом не в последнюю очередь свидетельствуют американские президенты, которые даже заигрывали со своей антиинтеллектуальностью (Рейган, Буш-младший и Трамп). Представьте, какой эффект произвело бы на их сторонников цитирование ими философа во время избирательной кампании.
Лучший философ — Иисус Христос.
Все это ни в коем случае не означает, что американская культура не привела к большим успехам. Вот сравнение.
Дальновидность и глубина
В качестве примеров традиций мышления в Америке и Европе можно рассмотреть двух исследователей, которые считались ведущими научными умами своего континента и при этом были почти современниками. Это Бенджамин Франклин (1706—1790) и Леонгард Эйлер (1707—1783). Их жизни вряд ли могли быть более разными. Бенджамин Франклин родился в Бостоне в семье изготовителя мыла и свечей, научился печатному ремеслу и поначалу неплохо продвигался по экономической лестнице. Помимо успеха в качестве писателя, он приобрел обширные знания и планировал основать научное общество, хотя всегда ориентировался на практические проблемы, такие как животноводство, посевы, топографическая съемка местности и противопожарная защита.
Наконец в возрасте 42 лет он обратился к чисто научным темам, таким как электричество, которое тогда все еще оставалось малоизученным. Он стал всемирно известен благодаря изобретению молниеотвода, что, несомненно, имело огромное значение в те времена, когда в городах происходили разрушительные пожары. Многогранность Франклина проявилась и в его политическом мастерстве. Он занял государственную должность во время зарождающегося движения за независимость и вскоре стал народным трибуном. Наконец, он сыграл важную роль в американской войне за независимость против материнской Англии. Благодаря дипломатической миссии в Париж ему удалось добиться вступления Франции в войну на стороне отделившихся колоний, что в конечном итоге привело к признанию Соединенных Штатов Америки в Парижском мире 1783 года. Конечно, это стало возможным только потому, что он уже добился славы изобретателя в Европе.
Жизнь Леонгарда Эйлера, родившегося в Базеле в семье священника, была совсем другой. Несмотря на увлечение Леонгарда математикой, его отец хотел, чтобы он изучал теологию.
В 13 лет вундеркинд поступил в университет, а в 16 защитил диссертацию о работах Ньютона и Декарта, за которой в 19 лет последовала вторая научная работа, посвященная распространению звука. Впоследствии он двенадцать раз получал премию Парижской академии наук и стал, вероятно, самым признанным математиком XVIII века (у него было 866 научных публикаций!). Его открытия в области комплексных чисел, в анализе, теории чисел и геометрии, а также в прикладных науках, таких как механика жидкостей и твердых тел, были абсолютно новаторскими. Внешне невыразительный человек, Эйлер рассорился с королем Пруссии Фридрихом II и в конце концов принял приглашение царицы Екатерины Великой в Петербург, где занимался исследованиями до конца своей жизни.
Думающие здесь, делающие — там
Без сомнения, достижения Эйлера превосходили достижения Франклина во всех отношениях: с точки зрения гениальности, глубины и абстракции. Эйлер заложил основу для математической обработки физических процессов, которая по важности приблизилась к уравнению Шредингера в квантовой механике. Его абстрактный подход решал и практические задачи, но на более высоком уровне. Карл Фридрих Гаусс, который, как и Франклин, занимался землемерием, также углубился в этот вопрос и создал основы дифференциальной геометрии, на которые Эйнштейн позже опирался в своей общей теории относительности.
Тем не менее, если брать за мерило практическую пользу для человечества или влияние на мировую историю, можно утверждать, что Франклин был более значим, чем Эйлер. Афоризмы, дошедшие до нас от него, также свидетельствуют о потрясающей жизненной мудрости этого человека, к которой Эйлер вряд ли мог приблизиться. Все это говорит о том, что сочетание обоих способов мышления, образцами которых являются Эйлер и Франклин, открывает перед человечеством наибольший потенциал. И все же традиция глубокой философской мысли осталась неразвитой в Америке, а значит, и в современном западном мире.
Мы ничего не знаем, это первое. Поэтому мы должны быть очень смиренными, это второе. То, что мы не утверждаем, что знаем, когда не знаем, это третье. Именно такое отношение я хотел бы популяризировать. Шансы на успех невелики.
Любая вещь должна работать
Неудивительно, что оценка образования в молодом государстве с большим количеством иммигрантов развивалась совсем иначе, чем в Европе. Люди были отзывчивы и готовы к сотрудничеству, но новоприбывшие, хотя и были способными и квалифицированными, сначала должны были обеспечить себе существование. Вполне естественно, что приобретение знаний и образование было ориентировано в основном на это. Для жителя Нового Света было немыслимо, чтобы кто-то вроде Иммануила Канта в Кенигсберге годами размышлял над априорными и апостериорными открытиями, никогда не покидая родного города. На философию просто не было времени. В Европе некоторые люди могли позволить себе роскошь размышлять о Боге и мире только потому, что поколениями жили в безопасных условиях. Французский аристократ Луи Виктор де Бройль, например, таким образом смог осуществить глубокий подход к объединению выводов Эйнштейна о квантах и относительности8 и в процессе открыл волновую природу материи. Он не рассчитывал на то, что это принесет немедленную пользу, хотя это вполне повлияло на наше мировоззрение (и многочисленные изобретения) так, как немногие другие открытия.
Америка не признает никакой аристократии, кроме аристократии труда.
Но многие, в действительности большинство, не имели таких возможностей и, соответственно, искали свой шанс в Америке. С 1820 по 1920 год население США выросло с 10 до 106 миллионов человек, из которых около 36 миллионов были иммигрантами из Европы9. К началу позапрошлого века до 15 процентов населения страны составляли лица иностранного происхождения. Вместе с теми, кто прибыл несколькими поколениями ранее, эти иммигранты определили американскую культуру. Очевидно, что эти иммигранты значительно отличались от европейцев по своим ценностям, образованию и жизненным целям. Вряд ли кто-то из них был богат, многие были совершенно нищими, но они принесли с собой способность трудиться, чтобы подняться в экономическом плане, что и обеспечило необычайное процветание страны спустя несколько поколений.
Новый мир пленил меня почти с первого дня. Свободная, беззаботная деятельность молодых людей, их непринужденное гостеприимство и услужливость, веселый оптимизм, который исходил от них, — все это пробудило во мне чувство, будто с моих плеч сняли бремя10.
Те, кто сжигает мосты
Это было выкорчеванное поколение, которое сознательно отказалось от традиций своих предков и оставило позади безопасную почву. Внутренние конфликты, которые влекло за собой такое решение, показаны, например, в сцене из фильма «Комедийные гармонисты», в которой перед участником ансамбля встает вопрос о том, чтобы оставить свою мать одну в Берлине. Даже без моральных обязательств эмиграция была шагом, который говорил о силе характера. Это были люди, которые смотрели в будущее, но могли быть и безрассудными в прямом смысле слова. Именно молодые, сильные и смелые эмигрировали в Америку, и именно на этих качествах основывался дальнейший подъем этой мировой державы. Всегда самокритичный Марк Твен выразил это в одной фразе: «Все, что вам нужно для жизни, — это невежество и уверенность в себе, тогда успех обеспечен».
Центральным мотивом эмиграции было стремление к свободе. Это означало независимость от всех институтов. Строгие религии в Европе разделились на множество церквей. Тем не менее самовосприятие и мировоззрение часто определялись пуританским кальвинизмом, который стал доминирующим религиозным течением в Новом Свете после высадки корабля «Мэйфлауэр» у берегов Бостона в 1620 году. Идея отцов-пилигримов о том, что они особенные благодаря прямому контакту с Творцом, заложила основу американской исключительности, которая существует и по сей день11, о чем говорит выражение God’s own Country. Таким образом, собственная, новая национальность смогла вновь состыковаться с религией, что можно наблюдать и сегодня. Некоторые религиозно-политические проявления были бы немыслимы в современной светской Европе.
Боже, благослови Америку
Неудивительно, что этот религиозный отпечаток впоследствии превратился в оптимизм, который характеризует психическое состояние общества. Он нашел свое отражение в научной психологии. Не зря такие бестселлеры, как «Сила позитивного мышления» Нормана Винсента Пила и «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» Дейла Карнеги, положили начало традиции «сделай это сам», «ты сможешь», «поверь в себя» — руководств, которые и по сей день призваны продвигать американскую мечту об индивидуальном прогрессе. Насколько это соответствует реальности — другой вопрос.
Мы, американцы, с жадностью поглощаем любой текст, который пытается открыть нам секрет жизненного успеха.
В соответствии с этим поведенческая психология, которая часто основывается на эмпирических исследованиях, пережила бум в послевоенной Америке, в то время как глубинная психология, восходящая к Зигмунду Фрейду, нередко игнорировалась как пережиток философских размышлений. Однако несомненно, что Фрейд был не только первопроходцем со своими открытиями, касающимися влияния психических процессов на сновидения и поведение. Любое интеллектуально удовлетворительное исследование психологических явлений не может обойтись без его выводов.
Но, как это часто бывает в Америке, в центре внимания было не теоретическое понимание, а практическая польза. Даже успешные психоаналитики признают, что понимание корреляций не приводит автоматически к терапевтическому успеху, в то время как «поверхностные» поведенческие терапии часто приносят пациентам удивительные улучшения. Следует также отметить, что в Европе с Фрейдом, Юнгом и Адлером доминировала индивидуальная психология, которая с ее историями болезни, естественно, имела слабые стороны с точки зрения сопоставимости, воспроизводимости и статистической методологии.
И наоборот, экспериментальная психология в послевоенный период дала сенсационные результаты, — такие как исследования Стэнли Милгрэма о вере в авторитет или Соломона Эша о конформизме, даже если их содержание уже было частично предвосхищено в работе Гюстава Ле Бона «Психология масс», опубликованной в 1895 году. Европейский фокус на проблемах отдельного человека постепенно сменился более практичным применением психологии для руководства12, влияния и при необходимости манипулирования группами13.
Как ни странно, большую роль в этом сыграл племянник Зигмунда Фрейда, Эдвард Бернейс. Его родители эмигрировали в Нью-Йорк в 1892 году, а он сам считается одним из основателей связей с общественностью (в то время эта деятельность существовала еще под более честным названием — «пропаганда»). Среди прочего, он консультировал президента Вильсона по вопросам пропаганды вступления в войну в 1917 году и не оставил сомнений в своих мотивах:
«Если мы поймем механизм и мотивы группового мышления, то сможем контролировать и направлять массы, без их ведома, по нашей воле».
Вот тоже его заявление:
«Преднамеренное и разумное манипулирование организованными привычками и мнениями масс — важный элемент демократического общества»14.
Каждый, кто восхваляет достоинства западных демократий, должен был хотя бы слышать о Бернейсе. Механизмы формирования коллективного мнения, безусловно, играют важную роль в науке. В любом случае европейская традиция все еще в большей степени формировалась отдельными людьми, в то время как наука как массовое явление появилась только в Америке. И это должно было привести к большим изменениям.
Полустрогая нация
Докопаться до сути вещей часто не принесет вам сиюминутной выгоды, а человек, умело и хитро ориентированный на успех, часто опережает в плане жизненных целей задумчивого мыслителя, чья симфония мыслей остается незавершенной. Но в долгосрочной перспективе для американского общества пагубно то, что образование и знания всегда рассматривались как вспомогательные средства для достижения успеха, но не как самостоятельная ценность. Если рассматривать физические способности как метафору силы нации, то Европа, вероятно, была похожа на начинающего пенсионера. Америка, с другой стороны, была энергичным юношей, которому, однако, не хватает мудрости. При этом молодой человек как-то некрасиво постарел…
Процесс взросления есть не что иное, как индивидуальный процесс цивилизации15.
С молодостью связано и предпочтение веселья, на которое должно ориентироваться образование. Этот элемент также необходим в хороших научных программах, которые ни в коем случае не направлены только на развлечение. Физика — это веселье, по-видимому, самый большой комплимент, который сегодня можно сделать естественной науке. Бесспорно, веселье может пробудить любопытство. Но более глубокое проникновение требует большего, и истинное удовлетворение приходит только тогда, когда человек вскрыл корни проблемы.
Философские, можно сказать европейские, корни их науки пользуются низким уважением среди физиков в Америке, хотя вся физика, обогащенная эмпирическим методом, в конечном итоге является успешным субпредприятием философии. Соответственно, Эйнштейн, Бор или Шредингер всегда видели себя в натурфилософской традиции, в отличие от всегда практически ориентированных исследователей в Америке. Просто каждая развитая культура также оценивает себя по способности к абстрактному мышлению, выраженному в философии, логике и математике. В Америке до конца XIX века этого почти не было. Несомненно, это продолжает сказываться в своих последствиях и по сей день.
2. Наука — это не война: Где власть вредит знаниям
Культура служит гуманному сосуществованию, а война — наоборот.
Образ мышления, оказавший столь решающее влияние на развитие современной физики, можно найти во многих областях. Это настолько ярко выражено, что понимание науки вряд ли может обойтись без изучения этих параллелей. Как отмечалось ранее, на протяжении всей истории научное превосходство почти всегда сопровождалось военным доминированием. С одной стороны, наука также регулярно используется для изготовления оружия, которое дает военное преимущество. С другой стороны, у сильных стран больше ресурсов для инвестиций в науку. Хотя эта связь очевидна, менталитет, с которым связано развитие науки в Америке, заслуживает более пристального изучения.
Америка — мера всех вещей для ее жителей и, конечно же, Величайшая страна в мире16. Страны на другой стороне земного шара должны следовать американским законам.
Мы ничего не знаем о том, что происходит за пределами нашей страны.
Все важное происходит с нами
Америка убеждена, что научный центр находится там, а не в Европе, которая сейчас является современной колонией США. С соответствующей самоуверенностью американские физики впоследствии часто строили теории без учета мнения европейских предшественников. Все, что важно, можно изобрести заново, так считалось. Тем не менее европейские теоретики, такие как Альберт Эйнштейн, Поль Дирак, Эрвин Шредингер или Нильс Бор, оставались самыми яркими умами в фундаментальной науке даже после Второй мировой войны.
Но даже в то время перевод европейских научных журналов на английский язык был необычным явлением; помимо прочего, именно поэтому старые проблемы были забыты17. Многочисленные изобретения и большие успехи в прикладной науке помогли забыть об этом. Отрыв от Европы был частью самовосприятия США. Желание действовать совершенно независимо распространилось и на науку.
Вся страна была построена здесь европейцами, которые бежали со своей родины, потому что больше не хотели терпеть узость тамошних условий, вечные склоки и ссоры малых народов, угнетение и освобождение, революции и все эти страдания…18
Дебаты, которые, например, вели основатели квантовой механики по поводу ее интерпретации, почти никого не заинтересовали в Америке, как будто это был военный спор в старой Европе.
Однако, как ни странно, в большинстве конфликтов сегодня участвуют сами США. Американцам трудно представить, что они являются частью истории. Они живут в настоящем, где они доминируют над миром, и считают это нормой19. Обладая большим превосходством авианосцев, страна имеет глобальное воздушное и военно-морское превосходство, США также являются лидером в современных областях космического вооружения и кибервойны.
Империи существовали во все времена человеческой истории. Они обычно имели в своем распоряжении самые передовые технологии и всегда использовали их для расширения зоны своего господства. Поэтому появление империй, как и их исчезновение, стало, с исторической точки зрения, естественным явлением. Было бы совсем странно, если бы в настоящее время не существовало доминирующей военно-политической державы. США заменили в этом смысле Британскую империю20, до этого мировой державой была Испания. США, пожалуй, больше всего похожи на Римскую империю. Она была основана на греческой культуре, так же как Америка была основана на европейской культуре.
Зеркальное отражение античности
Фалес первым понял принцип объяснения множественности явлений… наименьшим возможным числом предположений21.
Пока философы в Ионии размышляли о четырех элементах как основных составляющих мира, римляне снаряжали легионы, строили дороги и катапульты. В качестве современной параллели такие понятия физики, как сила, энергия, масса или даже ток и напряжение, появились в Европе. В Америке были разработаны летательные аппараты, конвейер и пулемет22. Как и в США, превосходство римлян было основано на отличной организации. По сравнению с греческой античностью, в Риме практически не было философов, достойных упоминания, что также является зеркальным отражением сегодняшней ситуации. Наконец, восходящая Римская империя одержала верх в своем стремлении к завоеваниям благодаря военным технологиям. То же самое можно наблюдать в Америке с начала прошлого века. Но это сходство не ограничивается военным делом. Решающее значение для сплоченности Римской империи имели передовые технологии в повседневной жизни, инфраструктура (акведуки и практика строительства дорог). Империя охватывала Средиземноморье, где Рим полностью господствовал. Сегодня США считают более или менее все мировые океаны Mare Nostrum23. Их превосходство также основано на цифровых маршрутах интернета, основная инфраструктура которого контролируется Америкой. Кроме того, техническое преимущество американских спецслужб позволяет практически полностью контролировать глобальный трафик данных24.
Если провести историческую параллель, то становится ясно: несмотря на войны между Спартой и Афинами или на завоевательные походы Александра Македонского, мышление греков было не только имперским, но и подлинно научным (так, например, его описывает Эрвин Шредингер в своей брошюре «Природа и греки»). Европейские державы также были империями, но в науке начиная с XVI века существовало замечательное международное сотрудничество ученых-естествоиспытателей, деятельность которых, по общему признанию, была затруднена многочисленными войнами.
Страна с миссией
С тех пор как отцы-основатели «Мэйфлауэра»25 высадились на берег, американская культура рассматривает имперское мировоззрение как самую нормальную вещь в мире. В духе вдохновленной кальвинизмом исключительности американцы считают себя избранным народом, для которого существуют иные, чем для остальных, правила. Этот образ мышления сохранился вплоть до сегодняшнего дня.
Международное право является… важным руководством для других стран…
Соответственно, в США сильно чувство национализма и миссии, что не всегда способствует научному мышлению, несмотря на некоторые великие цели. Среди ученых Европы национализм не был распространен, за исключением времени, отравленного военной пропагандой. Научные проблемы не решаются нациями.
Грубая экспансия точно описывает историю27 США. Территория страны расширялась частично мирным путем, как в случае с французскими колониями, а также в результате агрессивных войн, как в случае с Мексикой. Подобно тому как сфера владычества Соединенных Штатов неуклонно росла, предполагалось, что наука также будет продвигаться на новые территории. Идея заключалась в том, что можно расширяться во всех областях так же, как и в войне, благодаря соответствующей организации и средствам.
Присвоение мировой власти
Политики США были достаточно умны, чтобы долгое время не вмешиваться в конфликты в Европе. Они приняли участие в двух разрушительных мировых войнах в начале XX века в той степени28, которая отвечала их интересам, и использовали саморазрушение Европы, чтобы в итоге стать доминирующей мировой державой. К этому времени США уже пристрастились к мировому господству, не в последнюю очередь из-за возможностей экспорта. В науке эта позиция также впоследствии принесла пользу США, хотя и в обратном направлении: все таланты стремились в американские университеты.
Первая мировая война с ее многочисленными изобретениями в области военных технологий стала поворотным моментом, укрепившим связи между наукой и военными. По своей природе прикладная физика в США всегда была более ориентирована на войну29. Одновременные военные и научные успехи привели к тому, что наука стала вестись так же, как и война: при совершенной организации и использовании средств.
Позже взаимодействие между наукой и военными стало более интенсивным, отчасти благодаря таким людям, как Ванневар Буш — инженер, который консультировал президента Рузвельта и считается одним из основателей военно-промышленного комплекса Америки. В 1944 году он появился на обложке журнала Time как «генерал физики». Таким образом, Вторая мировая война привела к еще более радикальным изменениям в развитии физики. Хотя секрет атомной бомбы был основан на европейских исследованиях и разработана она была с помощью иммигрантов, создали бомбу в Америке, что привело к полному военному превосходству страны.
Наша национальная мощь в области прикладных исследований не должна затмевать ту истину, что в чистых исследованиях мы второго калибра30.
Иногда на стороне морали
Борьба с Третьим рейхом, а также противостояние сталинскому Советскому Союзу и маоистскому Китаю придавали США моральное превосходство. По крайней мере, собственное население не было принесено там в жертву идеологии. В сравнении с другими частями света, на Западе люди могли пользоваться своими правами в условиях демократии и свободы. Экономическое господство Америки было столь велико, что другие страны должны были опасаться, что их буквально прижмет к стенке инновационная мощь США31. Исключительность американцев, которая всегда была им присуща, в это время превратилась в непомерную самоуверенность: американцы вообразили себя спасителями всего мира.
О безумии, к которому привело это представление, теперь известно из аудиодокументов, которые президент Джон Ф. Кеннеди тайно записал в Овальном кабинете в 1962 году. Ведущие стратеги Пентагона и генералы открыто рассматривали возможность термоядерного превентивного удара по Советскому Союзу и Китаю, чтобы раз и навсегда искоренить зло коммунизма. Кеннеди прямо спросили, будет ли смерть двадцати миллионов американцев приемлемой в качестве сопутствующего ущерба при контрнаступлении. Кеннеди выгнал задавшего вопрос генерала Кертиса Лемэя (которого позже Стэнли Кубрик увековечит в фильме «Доктор Стрейнджлав») из своего кабинета и гневно прошипел32: «И мы называем себя человеческой расой!»
Непосредственная опасность холодной войны миновала и благодаря решительным действиям отдельных людей33, а также некоторой удаче, но претензия на то, чтобы в случае необходимости формировать мир силой, сохраняется. Вероятно, ни в одном другом языке мира не используется выражение34 Nuke Them. Какое слово! С другой стороны, Ценности человеческой семьи, которые неоднократно подчеркивает исследователь мира Даниэле Гансер, по сей день остаются иностранным словом для этих людей.
Человечество должно положить конец войне, иначе война положит конец человечеству.
Американский образ жизни —
единственно верный?
Общей чертой политики и науки является незаметное смещение стандартов, которое происходит на протяжении поколений. Если соответствующая элита слишком сильно замыкается в себе, возникнет опасность потери реальности, которая не воспринимается внутри группы. Ценности, идеалы могут размыться и даже превратиться в свою противоположность.
Никто из тех, кто внимательно следил за мировой политической деятельностью США в последние десятилетия, не может до сих пор распознать в ней распространение свободы, демократии и прав человека. Даже принципы собственной конституции были нарушены с 2001 года таким образом, что Джордж Вашингтон или Томас Джефферсон перевернулись бы в своих гробах.
Любой, кто знает подход и убеждения отцов-основателей физики и сравнивает их с теоретизированием и моделированием последних десятилетий, должен прийти к очень похожей оценке. Отрыв от реальности происходит незаметно, как только человек перестает опираться на исторические факты и ориентируется только на силу, на настоящее время.
Претензии на роль мирового лидера вполне естественно звучали и в фундаментальной науке, не имея объективного обоснования в период после Второй мировой войны. В политике сегодня доминирует утверждение, что только Соединенные Штаты являются действительно хорошей формой правления. По сей день многие американцы убеждены, что все страны мира должны мечтать об американском образе жизни. Если потребуется, то насаждать его силой35. Сдержанность старого континента рассматривается как слабость. Соответственно, США считают себя самой храброй и сильной нацией в науке. Правда, что США являются лидером в области космонавтики36, компьютеров и интернета, которые и сегодня обеспечивают их глобальное превосходство. Но люди забывают, что эти технологии были следствием фундаментальных исследований, которых сегодня больше нет.
Кроме того, как США стали мировой державой, интересно также посмотреть на развитие событий внутри этой страны, где насилие также всегда было обычным инструментом. Поселенцы были безжалостны к индейцам, чью культуру они уничтожили с помощью технологий и ложных обещаний. Рабы из Африки также долгое время воспринимались как должное. Все это не слишком соответствовало идеалам Декларации независимости, которая гласила:
«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами».
Право сильнейшего
Если Провидению угодно истребить этих дикарей, чтобы освободить место для земледельцев, не исключено, что для этой цели будет выбран ром37.
Культура так называемого Дикого Запада и по сей день оказывает значительное влияние на американский образ мышления. Состояние анархии, в котором действует закон сильнейшего, здесь идеализируется как абсолютная свобода. К эмоциям взывают те вестерны, в которых реальное право побеждает якобы более сильное — но, конечно, это никогда не происходит без перестрелок. Право на ношение оружия, гарантированное печально известной Второй поправкой, кодифицирует укоренившийся менталитет, согласно которому при необходимости проблема всегда может быть решена с помощью насилия. Телевидение с транслируемой ежедневно жестокостью является своего рода инструкцией. В то же время ханжество по отношению к любой наготе. Физическая любовь — это табу, физическое насилие — это норма и обязательное условие для героя любого американского фильма.
…культурно-политический феномен. В этих голливудских фильмах… конфликты обычно разрешаются стрельбой, резней и поножовщиной38.
Высказывание Марка Твена «Для человека, у которого есть только молоток, любая проблема выглядит как гвоздь» абсолютно применимо к сегодняшней Америке. Какими бы сложными ни были этнические, религиозные или экономические переплетения в конфликтных регионах мира, всегда найдется подходящий «плохой парень», которого необходимо устранить при помощи смены режима.
Любой наблюдатель, следящий за этими действиями в течение длительного периода времени, заметит, что такая политика недальновидна и поверхностна, даже если негативные последствия становятся заметны только спустя годы. Подобная недальновидность и поверхностность характерны и для значительной части науки. Отсутствует видение того, к какой цели технический прогресс должен привести мир, а также отсутствие размышлений о том, почему законы природы имеют именно ту форму, которую мы наблюдаем.
Вопрос «почему» — это мать всех естественных наук.
Изменение исследовательского климата
Решающие достижения цивилизации происходили только во времена свободы мысли, когда люди могли обсуждать нетрадиционные идеи без репрессий и страха. Это можно проследить на примере древних городов-государств на греческих островах39. Такая свобода, которая, по словам Томаса Джефферсона, является «первородной сестрой науки», уже не в лучшей форме во времена усиливающейся цензуры общественного дискурса. Как только тема каким-то образом оказывается политически окрашенной, исследователь предпочитает оставить ее в покое.
Если в прошлом веке в Советском Союзе преследовали диссидентов, то сегодня Запад преследует таких людей, как Эдвард Сноуден, Челси Мэннинг и Джулиан Ассанж, чьи «преступления» заключались лишь в том, что они вспомнили о конституционном и международном праве и разоблачили военные преступления. Тем не менее американская общественность по-прежнему видит себя борцами за свободу, хотя это уже давно отошло на второй план.
Американские солдаты, размещенные в 170 странах, празднуют независимость от иностранной сверхдержавы.
Аналогичный образ мышления широко распространен и в современной науке. Если верить прессе, легионы исследователей ведут героическую борьбу за окончательную разгадку тайн природы. Журналы полны историй успеха на этом фронте исследований, как будто настоящее уникально. Но когда вы понимаете, насколько далеко наука отошла от своего идеала истинного поиска фундаментальных законов, вы осознаете, что она терпит здесь такое же поражение, как и политика.
Менталитет, с которым подходят к научным проблемам, очень похож на военный: вооружаешься оборудованием и аппаратурой, создаешь институты, организуешь большие группы и, если нужно, решаешь проблему грубой силой. Это делается в экспериментах с использованием все более высоких энергий и все более крупных телескопов, а в теории — с помощью смелых стратегических замыслов, при необходимости постулируя дополнительные измерения реальности. Но наука так не работает. К научным революциям приводили случайные обстоятельства и творческие комбинации мыслей, но не кампании, проводимые с помощью грубой силы.
Опьянение возможностями
В течение многих лет Америка была опьянена своими возможностями, и во многом не без причины. Только в стране с огромным количеством талантов и огромной экономической мощью могли быть реализованы Манхэттенский проект и высадка на Луну. Более того, для этого требовались драйв и энтузиазм, характерные для США. Эти уникальные успехи заставили многих поверить: Америка может достичь чего угодно, особенно при наличии почти безграничных материальных ресурсов, квалифицированной рабочей силы и совершенной организации.
Чувство всемогущества и идея, что все проблемы можно решить с помощью силы, проявлялись не только в политике. Соответствующие постулаты пронизывают науку, которая действительно ставила перед собой великие цели, такие как борьба с раком40. В течение десятилетий доминирующие исследования в Америке основывались на опробовании все новых и новых коктейлей ядов, которые должны были разрушить раковую опухоль, не убивая пациента. Эти химиотерапевтические средства, безусловно, эффективны, но они не решили проблемы образования опухоли. В отличие от этого, фундаментальная работа немецкого лауреата Нобелевской премии Отто Варбурга о причинах рака, которые, возможно, кроются в клеточном метаболизме, осталась практически незамеченной и лишь недавно была вновь взята на вооружение в Бостонском колледже доктором Томасом Сейфридом41. Только время покажет, какой подход в конечном итоге окажется успешным. Но и здесь разница между культурами старого и нового миров очевидна42.
Мыслить в интересах планеты
После Второй мировой войны физики с тем же оптимизмом и энергией подошли к решению проблем элементарных частиц, построили еще более крупные ускорители. Позже я расскажу о том, к чему это привело, но уже сейчас это свидетельствует об изменении мышления по сравнению с тем, что было раньше. С таким же оптимизмом, с привлечением десятков тысяч теоретиков и сложнейшими расчетами решаются сегодня проблемы так называемой теории струн или суперсимметрии, но со скромными результатами по сравнению с разработками начала прошлого века.
Похоже, что империя США не только перенапряглась политически, но и потеряла духовные основы, которые могли бы позволить ей «ответственное мировое господство». В первую очередь необходимо положить конец ядерному балансу террора, который представляет потенциальную опасность уничтожения для всего человечества. Более того, для любого здравомыслящего человека должно быть очевидно, что в цивилизации, все больше зависящей от технологий, война не имеет смысла, потому что ущерб всегда больше, чем польза. Для устойчивого глобального мышления в интересах планеты и ее обитателей, вероятно, не хватает не только идей и навыков, но и желания, а то и вообще понимания, что это — главная задача цивилизации.
3. Кризисы, пузыри, крах:
Симптомы краткосрочного мышления
На первый взгляд, между экономической ситуацией и состоянием науки нет прямой связи. Однако сегодняшняя экономическая система и то, как ведется фундаментальная наука, обнаруживают параллели в мышлении. Есть даже понятия, которые полностью аналогичны. Это становится очевидным, как только мы посмотрим на развитие науки и экономики с течением времени.
В национальной экономике существуют более или менее продолжительные фазы роста, за которыми обычно следуют относительно короткие, похожие на кризис, события. Это могут быть обвалы цен на фондовых рынках, банковские кризисы или даже развал целых экономических систем. Рост не всегда является здоровым. В истории неоднократно возникали «пузыри», которые после незаметного роста заканчивались резким падением, которое часто сопровождалось крупными девальвациями и списанием долгов.
Философ Томас Кун описал точно такую же временную последовательность в своей работе «Структура научных революций». Существуют также длительные фазы так называемой «нормальной науки», которые обычно заканчиваются относительно коротким кризисом, называемым сменой парадигмы. Ярким примером тому служит Коперниковская революция. Долгое время люди были слепы к признакам кризиса в так называемой эпициклической модели, которая показывала чрезмерно сложные планетарные орбиты только для того, чтобы искусственно удерживать Землю в их центре. Основные предположения модели, согласно которым все должно состоять из кругов, не подвергались сомнению.
Если бы Господь Бог спросил у меня совета при сотворении мира, я бы посоветовал что-нибудь попроще.
Мания повсюду
Но бывают кризисы и в гораздо более коротком временном масштабе. Развитие науки может быть таким же иррациональным, как печально известная мания луковиц тюльпанов в Голландии 1630 года, когда луковицы обменивались на эквивалент дома. Например, в 1903 году, вскоре после открытия рентгеновских лучей, французский физик Блондло полагал, что обнаружил доселе неизвестные «N-лучи». Было опубликовано 300 работ, прежде чем лучи оказались коллективным самообманом более сотни исследователей.
Признаки приближающегося кризиса часто подавляются — вероятно, это человеческая особенность, которая проявляется во многих областях. Но проблемы также скрываются вполне реальным образом; достаточно вспомнить мировой банковский кризис 2008 года, который был обелен на деньги налогоплательщиков. В некотором смысле все эти деньги аналогичны все более высоким энергиям, которые пытаются достичь в экспериментах на коллайдерах в физике частиц без разрешения фундаментальных противоречий в самой модели.
С другой стороны, инфляционное развитие в результате интервенций центральных банков можно сравнить с инфляционным ростом свободных параметров, непонятных чисел, используемых для описания экспериментов, которые порождают все новые частицы. Усложнение, сопровождающее это, приводит к неуправляемости, которая уже была характерна для геоцентрического мировоззрения, но также находит современную параллель в неуправляемых продуктах финансовой индустрии. Они также служат для того, чтобы как-то разместить средства, произведенные в результате инфляции. Такие «изобретения», как деривативы, являются аналогом нестабильности системы.
Подобно тому как инфляционное увеличение денежной массы все меньше отражает стоимость реальных товаров, увеличение произвольных параметров в описании данных больше не имеет никакого отношения к реальному эквиваленту в наблюдениях. Таким образом, долги в экономической системе соответствуют тем ожидаемым наблюдениям в физике, которые еще не были сделаны. В современной науке многие вещи постулируются без прямых доказательств, только чтобы сохранить модель. Благодаря этим ситуативным объяснениям научное предприятие продолжается. Но проблемы не были поняты, не говоря уже о решениях.
Долги и галактические теневые банки
Например, необъяснимо высокие скорости вращения ободов галактик «объясняются» значительным количеством темной материи, а аномалии в расширении Вселенной описываются темной энергией. Помимо методологической сомнительности такого «создания кредита» в качестве предполагаемого решения, беспокойство вызывает само количество этих темных субстанций. Американского космолога Майкла Тернера однажды спросили после лекции, не является ли жонглирование темными веществами, из которых якобы на 95 процентов состоит Вселенная, «космологией в кредит», которая так же рискованна, как ведение бизнеса с такой высокой долей заемного капитала. Его ответ «В Америке мы делаем это так!» позабавил аудиторию, но в нем было больше правды, чем многие думали. Когда вы делаете так много непроверяемых предположений в научной модели, вы подвергаетесь системным рискам, очень похожим на чрезмерную задолженность. По сути, это схожие умонастроения, в которых приоритет отдается сиюминутному функционированию, а не долгосрочной стабильности. С темной материей иногда вспоминается теория флогистона43 в XVIII веке, которая после ста лет исследований оказалась иллюзией.
Общей слабостью экономики и науки является отсутствие инстинкта нежелательного развития событий, которые при трезвом рассмотрении оказываются иррациональными. В настоящее время на валютных рынках ежедневно торгуется десять триллионов долларов США. На эти деньги чисто гипотетически можно было бы купить тридцатилетний запас продовольствия для всего человечества при нынешней цене на зерно. И фактически без необходимости кому-либо работать. Это уравнение, которое устанавливает наша экономическая система, и его абсурдность свидетельствует о потере реальности, корни которой лежат в поверхностном мышлении современной западной культуры.
Методологическая ошибка
Непомерное производство данных в ЦЕРНе, например, означает, что 99,99 процента результатов немедленно удаляются, поскольку они не считаются релевантными в смысле предположений модели из-за отсутствия хранилищ. И этот процент будет расти. Помимо ассоциации отходов с триггерами, такой отбор данных, называемый «триггером», прежде всего методологически сомнителен: в истории науки значительные открытия часто делались в неожиданных местах, что здесь исключено с самого начала. Таким образом, поле закрывается от дальнейшего прогресса.
В экономике такие несоответствия также порождают свою собственную динамику. В приведенном выше примере с покупкой зерна цена будет расти, как только кто-то купит значительное количество на складе. В случае с продуктами питания это пока не делается чрезмерно из-за сенсационности. Но при наличии соответствующих средств любой финансово сильный субъект может вызвать рост цен на дефицитное благо, скупая его и перепродавая с прибылью44, что приведет к еще большим искажениям. Просто денег слишком много.
Не нужно изучать экономику, чтобы понять, что из-за этого несоответствия вся система может стать нестабильной. Тем не менее такие противоречия особо не рассматриваются и не воспринимаются общественностью. Рост денежной массы идет ползком, порождая, с одной стороны, большие состояния, а с другой — большие государственные долги.
Непрерывная экспоненциальная функция
Такой экспоненциальный рост рано или поздно неизбежно должен привести к краху. Ведь как только материальных активов, соответствующих большому количеству денег, становится недостаточно, деньги практически ищут собственные спекулятивные объекты. Не направленное индивидуальное действие, как в гипотетическом примере с зерном, а лишь стадный инстинкт инвесторов создает соответствующие пузыри, которые затем лопаются, как только первые инвесторы пытаются вложить деньги.
Слишком большое внимание к настоящему определяет ход событий гораздо больше, чем уроки, которые можно извлечь из истории. В целом западному мышлению не хватает долгосрочного осмысления состояния системы. Это явление можно наблюдать в последние сто лет.
Те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение.
Почти никто не задумывается об этом, и даже среди экспертов нашлись лишь единицы46 предвидевших наступление финансового кризиса, который затем был «разрешен» еще большим количеством заемных денег от центральных банков. Так что настоящий, больший финансовый крах еще впереди. Крах денежной системы всегда приводит к неуправляемой несправедливости и, таким образом, является организованным мошенничеством. Не говоря уже о том, что в истории это часто сопровождалось крахом верховенства закона или даже войной. В науке это звучит не так драматично, но что потеря доверия к целостности институтов будет означать для интеллектуального развития человечества, сегодня никто не может даже представить. Опасность не так мала, как кажется.
Положительной чертой капитализма является удаление с рынка неконкурентоспособных фирм. Аналогично в здоровой науке противоречащие наблюдениям теории отбрасываются. Однако этот механизм может стать дисфункциональным, когда ранее авторитетные теории спасаются все большим количеством вспомогательных допущений, как это происходит на предкризисной фазе, описанной Томасом Куном. Не меньшую тревогу в долгосрочной перспективе вызывает спасение «системно важных» компаний, что ставит под угрозу стабильность в целом. Кратковременной боли удается избежать, но риск коллапса возрастает. Дешевые деньги создали множество компаний-«зомби», которые в реальных условиях уже не были бы конкурентоспособными. С некоторыми научными теориями47 — так же.
В конце концов, политики ориентируются максимум на временные рамки предвыборного периода. Долгосрочные опасности для финансовой системы начались, когда Ричард Никсон в 1971 году отменил золотой стандарт, а вместе с ним и связь бумажных денег с реальными ценностями. Аналогичный отрыв от реальности экспериментов — случайно или нет — был также заметен в физике примерно в это время.
Чрезмерное денежное мышление —
признак упадка культуры
Если в науке последовательность, описанная Куном, кажется почти убедительной, то в капитализме еще не ясно, можно ли избежать таких пузырей или они возникают по необходимости. Однако несомненно то, что преобладающее в настоящее время экономическое мышление в западном мире является слишком краткосрочным. На фондовых биржах люди надеются на спекулятивную прибыль, а не на долгосрочные дивиденды. Темпы трехмесячных квартальных отчетов определяют стратегию, а не инвестиции в устойчивые технологии. Кроме того, недостатком конструкции является то, что средства к существованию человечества (чистый воздух, вода и окружающая среда) не фигурируют в балансовых отчетах. Аналогичные закономерности существуют и в науке. В повседневной работе по составлению отчетов об исследованиях, заявок на финансирование и публикаций действительно важные вопросы, которые остаются нерешенными на протяжении ста лет, обычно теряются.
Опасности финансового капитализма на самом деле не могут оставаться скрытыми ни от кого. Однако они редко ассоциируются с определенной традицией мысли, и не стоит винить в этом Америку. Однако рост США как мировой и особенно экономической державы после Первой мировой войны привел к аналогичному увеличению денежной массы и долга, а также к чрезмерным спекуляциям. Долгосрочные последствия Великой депрессии 1929 года хорошо известны. Хотя экономисты считают, что этого можно избежать, если не допустить ошибки, связанной с нехваткой денег в то время, в конечном итоге это был лишь спусковой крючок. Проблема, с другой стороны, сохраняется48.
Кризисные события, такие как 1929 год, несомненно, также связаны с традициями мышления. Немецкий философ Освальд Шпенглер первым обратился к этой теме в своей работе «Упадок Запада», написанной в 1913 году49. Когда читаешь, что в последние дни Римской империи урожай пшеницы целых стран скупался для спекуляций, это действительно говорит в пользу тезиса Шпенглера о том, что чрезмерное денежное мышление является признаком упадка культуры.
Анализ Шпенглера устарел во многих отношениях, в том числе потому, что он не учитывает ускоренное развитие цивилизации благодаря технологиям и глобализации. Однако связь между недостатками экономической системы и основополагающей культурой мышления, безусловно, существует.
Менеджеры вместо государственных служащих
Исторически сложилось различие между «рейнским» и «англосаксонским» капитализмом, которое не полностью, но в значительной степени соответствует контрасту между европейским и американским образом мышления. Здесь этика успеха (при необходимости можно также сказать «успех без этики») противопоставляется континентально-европейской этике ответственности50, которая в конечном итоге основана на категорическом императиве Иммануила Канта.
Англосаксонская финансовая система настолько доминирует сегодня, что забывается, что в XIX веке существовали государства с государственной службой, такие как Пруссия. В ней, конечно, была либеральная экономическая система, но примат государства не был отменен51. Сегодня мы далеки от этого. За традицией США стоит вера в то, что полная свобода и отсутствие правил все перевернет. Корни этого убеждения, безусловно, лежат в опыте молодого сообщества государств, которое практически без правил расширялось после своего основания.
Социальное обязательство собственности, закрепленное в статье 14 Основного закона Германии, чуждо новому миру. В международных отношениях все подчиняется собственности до такой степени, что суверенные государства вынуждены склоняться перед экономическими интересами отдельных лиц. Большую роль в этом играет глобализация, которая сама по себе неплоха, но привела к известной из теории игр дилемме: государства конкурируют за то, чтобы предложить корпорациям наиболее удобное местоположение, что заставляет их действовать все более безжалостно. Это также основано на идее, что все лучше без правил.
Интересно, что англосаксонский капитализм не хочет бросать социально слабых на произвол судьбы, но считает, что может решить эту проблему с помощью частных инициатив. На самом деле существует замечательная традиция филантропов, таких как Рокфеллер или Карнеги, которые следовали максиме «богатый человек умирает бесславно». Кто-то может возразить, что эти магнаты также хотели купить власть и имя, но положительное влияние их инициатив неоспоримо52.
Милостыня или справедливость?
Билл Гейтс передал значительную часть своего состояния в фонд. Инвестор Уоррен Баффет с комментарием «Я не стремлюсь быть самым богатым человеком на кладбище» также выделил миллиарды на благотворительность. В книге Билла Клинтона «Дарение» описывается множество инициатив, которые осуществляют гуманитарные проекты по всему миру без государственного финансирования53. Восстановление Германии после Второй мировой войны, которое в значительной степени финансировалось за счет частных американских пожертвований, также можно вспоминать с благодарностью.
Однако остается вопрос, действительно ли государство может отказаться от гарантии прав человека? При всем уважении к филантропам противоречит европейским идеям то, как и для кого реализуется элементарное обеспечение существования граждан. Социальный реформатор Иоганн Генрих Песталоцци еще в 1746 году сказал: «Благотворительность — это утопление прав в навозной яме милости».
Перенесенный в науку аналогичный вопрос заключается в том, какой объем фундаментальной науки должно финансировать государство. В конечном счете это также нельзя оставлять на усмотрение частного сектора, поскольку даже если частные лица финансируют важные научные проекты, им вряд ли удается сделать адекватный отбор, не ориентированный на прибыль. В США, кажется, много государственных денег на фундаментальные исследования, но они часто косвенно связаны с проектами вооружения.
Юстиция на практическом экзамене
Различия в традициях мышления в Европе и Америке отражаются и в правовой системе. В европейской культуре право должно было реализовывать абстрактную справедливость, часто вытекающую из теоретических соображений. В англосаксонской традиции право в первую очередь служит для баланса интересов и рисков, что необходимо для функционирования деловой жизни. Преобладает прецедентное право, в конечном итоге представляющее собой несистематизированный сборник дел, ориентированный на практику и полезность. Американцам никогда бы не пришло в голову потратить 20 лет размышлений на такую тщательно выстроенную правовую систему, как Германский гражданский кодекс (BGB).
Наконец, правовая система отражает психологию людей в стране иммиграции. Там, где отсутствовали устоявшиеся структуры власти старой Европы, на практике просто побеждал сильнейший. Были найдены прагматичные способы избежать сползания к анархии. Для правовой системы США характерно то, что на человека можно подать в суд практически за все. Система основана не столько на превентивных правилах, сколько на ретроспективных санкциях.
В уголовном праве архаичная юрисдикция присяжных, которая существует и сегодня, также принимает решение о смертной казни, что вообще-то недостойно цивилизованного общества. В Европе об этом говорят на удивление мало.
Как бы я ни чувствовал себя европейцем, в конечном счете все это не имеет никакого отношения к ценностным суждениям. Очевидно, однако, что на первый план выходят укоренившиеся традиции мысли в самых разных областях. На фоне общества, состоявшего в основном из иммигрантов и их ближайших потомков, возникновение описанного здесь образа мышления психологически объяснимо и, более того, вполне логично. Первым прибывшим в колонии пришлось пережить трудности, которые сегодня трудно себе представить.
Наука — просто бизнес?
Деловая жизнь в Новом Свете не могла полагаться на государственные институты в той же степени, что и в Европе. Однако среди частных компаний также преобладает иная культура. Сам факт того, что компания существовала на протяжении веков, создавал доверие. Если бы торговец в Гамбурге на рубеже прошлого века совершил мошенническую сделку, ущерб от потери доверия ему был бы гораздо больше, чем полученная выгода от продажи товара. Однако и по сей день мобильность населения в США гораздо выше, чем в Европе. Неизвестные деловые партнеры влекут за собой больший риск, поэтому необходимо адаптироваться с помощью соответствующих стратегий. Мошенничество и нечестность стали приемлемыми в этих обстоятельствах. Но, возможно, это не может быть осуждено с точки зрения теории игр. Всегда порядочный и, соответственно, доверчивый торговец лошадьми, вероятно, не смог бы долго просуществовать экономически во времена Дикого Запада. По сей день честность не является особо ценимой добродетелью в США; что касается внешней политики, то многие страны могут рассказать вам о ней пару вещей.
Для прибывших в Америку жизнь означала много труда, неопределенность и новые вызовы. Это требовало прагматичных правил: без фундаментальных ценностей или глубокого смысла, но и без излишней серьезности и бюрократии, как это часто бывает в Европе. Чтобы обеспечить свое существование, нужна работа, а профессия в смысле призвания в США не существует даже как лексикон. В результате общество стало более гибким и творческим.
Поскольку Америка черпала свое процветание из экономической и деловой жизни, соответствующий образ мышления распространился и на другие сферы. Прикладная, практическая наука, возникшая в Америке, также была больше ориентирована на экономическую жизнь, чем на европейскую традицию мыслителей и натурфилософов. Приветствуется, когда результаты исследований могут быть использованы в коммерческих целях, т.е. приносить реальную прибыль. Но как насчет фундаментальной науки? С американской точки зрения, естественно, что «инвестиции» должны приносить «отдачу», которая измеряется в Нобелевских премиях, сопоставимых наградах или просто в объеме привлеченных средств на новые исследования. Но это уже не имеет большого отношения к тому, из чего черпали свою мотивацию Ньютон, Ампер или Эйнштейн.
С деньгами все выполнимо
В бизнесе умение мыслить масштабно считается ключом к успеху. Однако в науке, где доминируют США, этот девиз относится не к большим целям, а к проектам большого масштаба. На самом деле такие крупномасштабные проекты всегда лучше управлялись в США, чем в Европе. Эти же навыки использовались и для развития лидерства в науке. Философия исследования, основанная на материальном мышлении, считает, что всего можно достичь с помощью средств — поэтому то, что было дорого, должно быть и значимым.
Деньги делают науку толстой и ленивой.
Только вот природа не заинтересована в средствах на исследования. Постоянно растущие ускорители частиц привели к появлению все большего количества частиц, но не к новым знаниям. Возможность достичь чего угодно путем неограниченного использования денег, власти и силы в сочетании с непоколебимым американским оптимизмом ощущается сегодня во многих областях науки.
Большая наука может разрушить великую науку.
Хотя почти все важнейшие открытия можно отследить благодаря отдельным людям, они играют все более незначительную роль в исследовательских коллаборациях Большой науки. Это изменение в научном предприятии от индивидуального к коллективному также влияет на то, как формируются мнения. Авторитет играет большую роль, большие сообщества обычно стремятся к консенсусу. Здесь также есть параллели с экономикой и остальным обществом: финансовому краху 2008 года предшествовало групповое мышление среди экспертов. Это также доказывает, что эксперты могут быть слепы к долгосрочным изменениям, которые угрожают основам их области.
В вопросах науки авторитет тысяч людей не перевешивает скромные размышления одного человека.
В целом наука сегодня находится под таким же доминирующим влиянием культуры США, как и экономика. Отсутствие устойчивости и фундаментального осмысления — её общая слабость. Причины этого уходят корнями в далекое прошлое. Если рассматривать фундаментальные исследования в области физики как бизнес, то можно сказать, что в период с 1930 по 1950 годы они были захвачены исследовательской культурой США. Более подробно рассмотрим это в следующих главах.
Реального прогресса можно достичь при сочетании европейского и американского мышления. И это справедливо не только для физики, которая будет рассмотрена в следующих главах.
Оглавление
- Предисловие: Почему Европа и Америка – два разных мира
- Часть I:. Страна без культуры
- Часть II:. Подъем и кризис европейской научной традиции
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Особенности американского мышления. Закат физики в западной цивилизации предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
5
Конечно, существуют разные представления об этом. Для естественных наук успешной попыткой является книга Эрнста Петера Фишера «Die andere Bildung» (2003).
9
Dirk Hoerder/Diethelm Knauf [eds.] Aufbruch in die Fremde: Europäische Auswanderung nach Übersee (Отправляясь в чужие края: европейская эмиграция за рубеж, Temmen 1992), p.27.
12
Как отмечает один из пионеров психологии Курт Левин, произошла смена темы с индивидуальной психологии на лидерство и управление группами, а также общение. Американские философы 20-го века также уделяли внимание коммуникации и семиотике.
13
При этом Германия, конечно, с истерией, организованной нацистами, несомненно, дала повод для изучения феномена групповой и массовой психологии.
16
Освежающую сцену можно найти на YouTube (Джим Баудер): Самые честные три с половиной минуты на телевидении.
17
Однако есть и похвальные индивидуальные инициативы, например, математика Дэвида Дельфенича, который перевел около 400 технических статей с европейских языков на английский. Российские журналы, которые привлекали внимание во время холодной войны, также были в некотором роде исключением.
19
Интеллектуал Ноам Чомски язвительно пишет: «Политический класс считает совершенно нормальным, что США должны быть террористической сверхдержавой, невосприимчивой к закону и цивилизованным нормам».
20
Англосаксы, заселившие Англию, также имеют некоторые исторические параллели с иммигрантами в Америке, но это обсуждение зашло бы слишком далеко.
22
Точнее, американским изобретателем Хайремом Максимом в Лондоне, где ему якобы посоветовали «для того, чтобы заработать реальные деньги, разработать что-то, что облегчит европейцам убийство друг друга». Независимо от того, реальное это утверждение или выдуманное, в нем есть доля правды.
28
Во время Первой мировой войны американские банки финансировали значительное количество английских и французских военных облигаций, которые были бы потеряны в случае поражения западных держав. Во Второй мировой войне Сталин уже призывал союзников вторгнуться во Францию до 1944 года, но это было отложено до тех пор, пока вермахт не был разгромлен Красной армией (Ganser 2020, loc. 1990, loc. 2713).
29
Многие европейские физики также без колебаний относились к разработке такого оружия, как ядовитый газ. Ср. Ширрмахер, https://www.pro-physik.de/physik-journal/die-physik-im-grossen-krieg.
31
См., например, книгу 1968 года «Американский вызов» бывшего редактора Express Жан-Жака Серван-Шрейбера.
35
Ср. Харари (2015), с. 242; Роланд Неллес: «Деньги, бомбы, чувство миссии», www.spiegel.de, 07.10.2016.
36
В этом отношении спутник Sputnik, разработанный Советским Союзом в 1957 году, был исключением, которое вскоре было исправлено «гонкой на Луну»; напротив, это также отражало сильную имперскую конкуренцию Советского Союза в послевоенный период.
39
Фалес Милетский, например, придерживался мнения, что мир можно понять, если только приложить усилия к его правильному наблюдению (Schrödinger 1956, p. 72ff.).
40
Даже при Ричарде Никсоне, в остальном не совсем сироте, США ставили перед собой такие цели, служа человечеству. Сегодня это редко встречается.
42
С другой стороны, нельзя отрицать, что иногда грандиозные замыслы генеральной атаки оказываются успешными, как, например, в случае с проектом «Геном человека».
43
Вещество, которое должно было объяснить явления огня, но оказалось неактуальным после открытия кислорода и окисления.
44
По принципу анекдота о Фалесе Милетском, который зарезервировал масляные прессы по дешевке, а затем дорого сдавал их в аренду во время сбора урожая.
48
Однако закон Гласса-Стигалла, отделивший сберегательные банки от инвестиционных, безусловно, способствовал прекращению кризиса. Столь же очевидным был бы налог на финансовые операции.
49
Современный анализ этих идей можно найти в книге Макса Отте «Der lange Schatten Oswald Spenglers» (2018).
