Модноверие. От страшного до смешного

Александр Тюрин, 2018

Усиление патриотических настроений в обществе спровоцировало в последние годы рост активной пропаганды неоязычества, все чаще именуемого родноверием. Неофитам предлагаются вроде бы здравые идеи: изучение наследия предков, возрождение древнеславянских традиций и праздников, красивые ритуалы на свежем воздухе как альтернатива домашнему заключению с гаджетами в руках. Но, как это часто бывает, вместе с историками и реконструкторами интерес к прошлому привлек внимание многочисленных религиозных мошенников и даже откровенного криминала. Пользуясь безграмотностью обывателя, под личиной «патриотического язычества» расцвели многочисленные секты самого экзотического характера. Фантастика – это жанр, который особенно хорошо умеет моделировать. Издательство «Христианская книга» – победитель Международного грантового конкурса «Православная инициатива 2016-2017» – предложило авторам НФ порассуждать о гримасах религиозного экстремизма. О том, где кончается любопытствующий интерес к яркой истории собственного народа и начинается деструктивное сектантство, нацистские марши со свастикой и чадящие костры из шин и книг.

Дмитрий Казаков. Благое дело

Сначала Мирко увидел след: неровную разбросанную полосу отпечатков и… багровые, почти черные капли на траве.

Кто-то шагал через березняк, шатаясь, приволакивая ногу и истекая кровью.

Пройдя по следу с сотню саженей, Мирко услышал, а потом и разглядел чужака. То, что перед ним чужак, он понял сразу — подобной одежды в деревне не носили, да и с таким огромным заплечным мешком никто в лес не отправится.

«Встретил незнакомца — спрячься и сиди тихо!» — этому детей учили с пеленок, и волхв-наставник не забывал повторять эту фразу, добавляя, что за пределами леса живут либо крестоносцы, готовые на все, даже на убийство, чтобы уничтожить истинную веру, либо отвратительные атеисты.

Мирко как-то спросил, кто это такие, и получил ответ, что жуткие и опасные слуги Чернобога. С тех пор у него в голове поселился образ человекоподобных уродов с лягушачьей кожей, рогами лося и волчьей пастью.

Так что, увидев чужака, он бесшумно отступил в сторону, присел на корточки за разлапистой елью.

Высокий, крепкий дядька, одетый сплошь в зеленое — разводы и пятна разных оттенков, как раз остановился. Застонал, прижав руку к боку, и повалился на спину, только зашелестел сломанный папоротник.

Мирко шмыгнул носом, раздумывая, что делать… ничего себе, набрал грибов.

Рогов у чужака нет, так что вряд ли он атеист, крестоносца из учебника он напоминал мало, не хватало горящего факела, ну а бросать раненого человека в лесу… Мирко это казалось неправильным, боги за такое не похвалят, разве что Ящер обрадуется.

Да и любопытство его разбирало.

Пробормотав молитву Роду и берегиням, чтобы сохранили от всякого зла, Мирко отставил корзинку и скользнул вперед. Через миг очутился рядом с чужаком, увидел смуглое лицо, длинный нос, уловил тяжелое, прерывистое дыхание.

Куртка на правом боку незнакомца оказалась разодрана, там набухало мокрое темное пятно.

— Мальчик… — загляделся, не заметил, как чужак открыл глаза, и, услышав голос, Мирко вздрогнул.

Накатило паническое желание убежать, но он с ним справился.

Тринадцать лет, почти мужчина, не к лицу трястись как осиновому листу.

— Мальчик, — повторил чужак. — Как… тебя… зовут?

Удивительно, но слова его звучали понятно, хотя каждому известно, что атеисты и крестоносцы, а также прочая нечисть, живущая за пределами леса, способна только на злобное бормотание.

— Мирко… Мирослав…

— Помоги мне, мальчик, — сказал чужак, силясь улыбнуться. — Кабан попался… Подранил, сволочь…

Ну да, если встретил секача в чащобе, то быстрее лезь на дерево и молись всем богам. Так что дядька молодец, остался в живых, сумел увернуться, пережил нападение, а потом еще и спрятался так, что зверь его не добил.

— Меня Ринат зовут, — добавил чужак. — Помоги…

Глаза у него были темные, их застилала боль, на подбородке серебрилась щетина.

Мирко помедлил, не зная, как поступить, но только на миг… помочь другому — благое дело, все так говорят, от тетки Светланы до верховного волхва Огнеяра.

— Вы сможете идти? — спросил он. — Тут деревня недалеко… там лекарь…

Мысль о том, что можно сбегать за помощью, почему-то не заглянула Мирко в голову. Так что он подхватил дядьку Рината за локоть, затем за талию, и тот с глухим стоном уселся.

Так, теперь избавиться от тяжеленного заплечного мешка, с ним точно ничего не выйдет. За мешком и за корзинкой с парой подберезовиков и одним подосиновиком можно вернуться позже.

А сейчас осторожно, чтобы не потревожить собственную левую руку…

Чужак был невероятно тяжелым, шел с трудом, шатаясь, и, судя по тому, как кривилось белое лицо, испытывал страшную боль. Поначалу Мирко казалось, что тот вот-вот упадет, не выдержит, но они делали шаг за шагом, шаг за шагом, и пусть не быстро, но двигались куда надо.

— Держись, дядька Ринат, — подбадривал он, а про себя молился Перуну, чтобы тот дал сил и стойкости, ну а еще раздумывал, откуда взялся чужак.

Когда лес отступил и впереди, за полем с несжатой еще рожью, показалась деревня, Мирко едва не закричал от радости.

Родовые дома, длинные и низкие, с мхом на крышах, правее капище, торчат изваяния богов, похожие на огромные толстые пальцы, за ними столбы поменьше, на которых вырезаны лики пращуров, что следят за потомками, наблюдают даже из Ирия… На другой стороне река, на ней мельница, рядом луга, где пасутся коровы под присмотром дядьки Громодера.

Еще немного, с версту, и он дома.

Там помогут! Там все будет хорошо!

На околице Мирко встретил кобель Буран, черный, с белыми пятнами на морде и шее. Замахал куцым хвостом при виде своего, а чужака на всякий случай обнюхал и побежал рядом.

Деревня выглядела пустой, оно и понятно — народ на сенокосе.

И Мирко там должен быть, да руку вчера потянул так, что за косу не взяться, вот и отправила его тетка Светлана в лес… Тетка Светлана — она в родовом доме Медведя старшая, следит за порядком, чтобы все по Покону было, чтобы никто обрядов не пропускал и без дела не болтался.

А еще она ему вместо матери, уже десять лет.

И она должна быть в деревне.

— Тетка Светлана! — закричал Мирко, затаскивая чужака на крыльцо. — Помогите!

Послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и тетка Светлана возникла на пороге: маленькая, русоволосая, с круглым лицом в родинках и вечной озорной улыбкой. Только улыбка эта вмиг исчезла, а синие глаза старшей сделались большими, удивленными и даже сердитыми.

— Кто это? Где ты его взял? — затараторила она.

— Ну это… дядька Ринат… в лесу… кабан его… — забормотал Мирко растерянно.

— Давай, клади на лавку, — буркнула тетка Светлана и, отступив на шаг, бросила в сторону начавшего рычать Бурана: — Ты еще мне тут погавкай, рожа мохнатая! А ну цыц!

В голосе ее прозвучала злость.

Мирко вошел в сени, осторожно посадил чужака на широкую деревянную лавку. Рука дядьки Рината безвольно соскользнула с плеча мальчишки, а потом он и сам мягко завалился на бок, потеряв наконец сознание.

А тетка Светлана повела себя странно.

Пальцы ее, быстрые и ловкие, расстегнули пуговицы на вороте зеленой куртки в пятнах, затем на рубахе. Открылась загорелая шея, поросшая черным волосом грудь.

— Креста нет, — проговорила старшая. — Слава Роду!

Мирко нервно моргнул… о чем она?

Да, он видел рисунок крестоносцев в учебнике, но там они несли огромный крест… такой издалека видно!

— Ты нарушил Покон, — сказала тетка Светлана, поворачиваясь к Мирко, и плечи его поникли.

Ну да, древний мудрый «Покон свободного русича-ария», то ли дарованный богами, то ли пришедший от великих предков, все говорили по-разному, но в любом случае незыблемый и священный для любого жителя деревни.

— Поэтому будешь наказан. Пойдешь в капище и замолишь свое прегрешение, — продолжила она. — Только сначала заглянешь к волхву Здравобору, пригласишь его к нам, все ему расскажешь.

Мирко кивнул.

— Тогда поспеши. Раз уж взялся спасать этого… это существо… то спасай.

Он кивнул второй раз и, выскочив из дома, понесся по улице; Буран с радостным лаем рванул следом.

У лекаря, как и прочих волхвов, было отдельное жилище, его маленький дом стоял у самого кладбища. Тут под навесом всегда сушились травы, а из дверей пахло очень странно, так резко и сильно, что хотелось чихать.

Мирко постучался, и Здравобор, высокий, сгорбленный, с седой бородкой, вышел на порог.

— Чужак… — протянул он, выслушав запыхавшегося мальчишку. — Недобрая весть. Ладно, я подойду.

Он шагнул обратно в сумрак жилища, а Мирко, повесив голову, побрел в сторону капища. Оставил позади кладбище, где среди прочих лежат родители, ушедшие в Ирий той суровой зимой, когда гневались боги.

Хотел было заглянуть на могилу, но потом решил, что нет, сначала надо отбыть наказание, а то нехорошо…

Замолить прегрешение — это не просто отстоять молитву перед каждым из ликов Триглава, ее еще нужно сопроводить пощечинами самому себе, да такими сильными, чтобы слезы брызнули.

«Гордые русичи никому не позволяют себя бить, — всегда говорил верховный волхв. — Кроме богов».

И пусть его сейчас в капище нет, и вообще там пусто, но пращуры смотрят, да и небожители наблюдают зоркими духовными очами, так что и речи нет о том, чтобы схалтурить, обмануть не тетку Светлану, а свою совесть…

Вступив в круг из деревянных изваяний, Мирко отвесил поясной поклон.

Вот он, Триглав, Род-Предвечный, Макошь-Родительница, Перун-Воитель. Поднимаются в небеса, подперты по бокам другими статуями: Симаргл, Сварог, Ярило, Даждьбог, Лель…

На сердце потеплело, как всегда в капище, накатила радость.

Опускаясь на колени перед Родом, Мирко знал, что замолит прегрешение, накажет сам себя, и все будет хорошо.

Дядьку Рината уложили поправляться в старой бане.

Новую в травень поставили, а прежнюю, покосившуюся да со сгнившими понизу венцами, пока не разобрали.

«С русичами его оставлять нельзя», — сказал волхв Огнеяр, вернувшись с сенокоса.

Мирко тогда еще удивился, почему, но тетка Светлана объяснила, что чужак, если судить по имени, не арийской крови, а еще может оказаться врагом, соглядатаем, присланным от крестоносцев или атеистов, чтобы все в деревне разглядеть и узнать.

«А ты за ним присмотришь, — решил Огнеяр. — Раз уж ты его к нам приволок».

Мирко задание сначала показалось в тягость — еще бы, сидеть в старой бане рядом с взрослым, да еще и незнакомцем, таскать воду, повязки на ране менять, поганое ведро выносить да следить, чтобы раненый снадобья вовремя принимал.

Но дядька Ринат оказался крепок, к вечеру очнулся, сам до ветра вышел, а на рассвете проснулся едва не здоровым.

— Доброе утро, — сказал он, когда Мирко заглянул в баню. — Ты меня спас? Верно?

— Ну да… — отозвался мальчик, неуверенно топчась у входа.

А вдруг и вправду атеист, обернется рогатым или зубастым чудищем и набросится? Или крестоносец, как выхватит горящий факел или начнет читать молитвы своему злобному, кровожадному богу?

— Спасибо, Мирослав, — слова эти прозвучали очень серьезно, а еще дядька Ринат протянул руку.

Мирко не сразу понял, что от него надо, а когда понял, не сразу решился пожать ладонь чужака. Но потом у него от сердца отлегло — всем известно, что порождения зла на благодарность не способны.

— А где я? — спросил дядька Ринат, когда и повязка на ране оказалась сменена, и принесенный Мирко завтрак уничтожен.

— У нас. В деревне.

— А как она называется?

— Ну просто… деревня… — Мирко пожал плечами. — Община свободных русичей.

Последнюю фразу слышал от кого-то из взрослых, и очень уж она ему понравилась.

Дядька Ринат хмыкнул, почесал щеку:

— А другие деревни ты знаешь?

Мирко помотал головой, отбарабанил как на уроке у волхва-наставника:

— Есть только одно место, где человек может жить под сенью истинной древней веры, и оно — там, где мы.

Дядька Ринат хмыкнул снова, черные глаза его недоверчиво блеснули:

— То есть вы с внешним миром не общаетесь? Телевизор? Сотовый? Радио? Газеты?

Мирко только глазами хлопал и башкой мотал, слушая незнакомые слова.

— Книги? — почти безнадежно вопросил чужак, и мальчик оживился.

— Да, конечно! — воскликнул он и гордо продолжил: — Мы тут все умеем читать! Русичу боги велят быть грамотным! У волхва-наставника много что есть, и «Велесова книга», и «Арийские веды», и «Славянские руны», и сказки брехуна Никития о предках… А еще у лекаря тоже, но он свои книги никому не дает!

Дядька Ринат спрятал лицо в ладони и всхлипнул, то ли заплакал, то ли засмеялся.

— Что? — спросил Мирко обиженно.

— Все хорошо, забудь об этом, — чужак убрал руки, и стало видно, что он улыбается, а глаза его сухие.

— А вы откуда?

— Я? — Дядька Ринат вновь поскреб щеку. — Как бы тебе объяснить. Вот смотри…

И через несколько фраз челюсть у Мирко отвисла, а глаза сами собой вытаращились. Ну ладно, пусть будет другая деревня, где-нибудь далеко-далеко, в ином лесу, но чтобы в одном доме жили сотни человек… если их тут под оком Хорса всего двести пятнадцать?

Чтобы повозки двигались, без лошадей, но пожирали волшебную жидкость под названием «бензин»? Чтобы картинки из далеких мест появлялись прямо на стене, печи топили не дровами, а горячей водой, одежду не шили, а добывали в некоем месте под названием «магазин»?

— Вот бы у нас был такой магазин, — вздохнул Мирко завистливо.

— Так он должен быть, — сказал дядька Ринат. — Ножик вон у тебя на поясе… Неужели сами сделали?

— Нет! Это волхв Огнеяр у богов выпросил! — заявил Мирко гордо. — Он может! Запретное Капище в Запретном Лесу для того построено, чтобы подобные вещи добывать! А расскажите еще что-нибудь!

Чужак вновь недоверчиво хмыкнул, но отказываться не стал, заговорил о некоей штуке под названием «Интернет», где и миллионы книг разом, каких хочешь, и всякие картинки, и поговорить можно даже с тем, кто от тебя в тысяче верст, и непонятно как влезшие туда магазины!

Мирко слушал, покачивая головой, и ему казалось, что он весь целиком, по макушку в сказке.

* * *

Из бани дядька Ринат смог выйти к вечеру.

Кривясь, поругиваясь через стиснутые зубы, но собственными ногами, почти не опираясь на палку.

— Ну что, демонстрируй, как вы тут живете, — попросил он, и Мирко повел чужака по деревне.

Показал родовые дома Медведя, Лося, Кабана, одинаковые, за исключением резных знаков над дверями. При виде капища дядька Ринат головой покачал и даже присвистнул, а оживился, когда они проходили мимо кузни, около которой валялась куча ржавого железа.

— Плуг прямо на месте сковали? — спросил он. — Верю. Но там же металлолом… Откуда он у вас? Трубы водопроводные? Листы кровли!

Мирко никогда не задумывался, откуда кузнец берет всякие железяки, поэтому только пожал плечами да в затылке почесал.

Дядька Ринат замолк, а второй раз подал голос, только когда они прошли деревню из конца в конец.

— Слушай, а что еще волхв Огнеяр из Запретного Капища достает? Ножи? Лекарства? Бородач, что меня зашивал, не только корешками и травками пробавляется. Сапоги резиновые вон, около дома стоят… Что еще? Ружья у вас должны быть? Спички?

— Да много всего, — ответил Мирко с недовольством; тема ему не нравилась, разговоры о дарах богов в деревне не поощрялись, «свободный русич-арий молчит о тех, кто оказал ему благодеяние» — напоминала тетка Светлана при всяком удобном случае. — Каждый месяц он в Запретное Капище уходит и молится там без еды и воды три дня и три ночи… иногда четыре. А потом возвращается, и они с другими волхвами все сюда несут.

— Ага, понятно. А в обмен боги что-то берут?

— Какой обмен? — Мирко даже обиделся. — Боги нас любят и всяко одаривают! Поскольку мы их избранные дети, истинной веры и чистой арийской крови люди!

— Да, извини, — дядька Ринат смешно сложил руки перед грудью и даже поклонился. — Как я мог такое сказать? Ну а вы в ответ вашим небесным покровителям что-то дарите?

— Ну да… Рубахи особенные, вышитые, праздничные… Украшения всякие… Браслеты, кольца…

Мирко сообразил, что материал для украшений, блестящий металл и цветные камушки волхв Огнеяр тоже приносит из Запретного Капища. А потом забирает то, что все сделают, и утаскивает обратно, чтобы преподнести богам, Роду, Макоши и остальным.

Когда-то, совсем маленьким, Мирко удивлялся: что, небожители, такие могучие и мудрые, не в состоянии изготовить себе нечто подобное? И зачем им простые побрякушки, тем, у кого во власти весь мир, кроме разве что подземелий Ящера?

Но потом волхв-наставник объяснил, что обитателям Ирия на самом деле нужны не предметы, а воплощенные труд, любовь и преданность тех, кто исповедует истинную веру…

Сейчас это объяснение почему-то не показалось Мирко убедительным.

И почему боги обычные жертвы забирают из капища у деревни, куда может войти каждый, а особые дары — из Запретного, закрытого для всех, кроме самого Огнеяра и его подручных, других волхвов?

Мысль показалась неприятной, тревожащей, и мальчик от нее отмахнулся, как от надоедливой мухи.

— Может быть, на речку? — предложил он.

— Мне купаться нельзя, а ты еще успеешь, — отозвался дядька Ринат. — Пойдем в лес. Что тут у вас рядом?

Мирко вздохнул, и они зашагали к ближней опушке.

Едва оказались в тени деревьев, он остановился и, как положено, отвесил поклон, коснулся земли и попросил:

— Батюшко Велес, не будь гневен, будь щедр.

— Это зачем? — спросил дядька Ринат.

Мирко покосился на него с превосходством — эх, такой большой и умный, рассказывает так, что заслушаешься, из дальних мест пришел, магазин и бензин видел, а простых вещей не знает.

— Так положено. Велес — он всякому лесу хозяин, захочет — погубит тебя в чащобе. Дикого зверя наведет или змею ядовитую. Или дерево сухое на тебя уронит, на голову. Хотя бы грибы и ягоды попрячет, и дороги не даст… Так что лучше попросить, как надо.

— А если этого не сделать?

Мирко только вытаращился на чужака… как так не сделать?

Может быть, отправляясь на рыбалку, не помолиться берегиням и Водяному Хозяину? Или в Ярилин день не развести огромный костер в честь светлого огненного бога, а на Комоедицу не спалить чучело надоевшей зимы?

В душе заворочались обида и злость.

— Ты не сердись, — проговорил дядька Ринат мягко. — Я просто хочу разобраться. Понимаешь, вы вроде такие гордые, свободные русичи, а при этом без ритуала и молитвы шага не ступите… Ладно, замяли пока… Рассказывай, где у вас тут Запретный Лес и грибные места, куда ходить можно, а куда нельзя…

Но Мирко уже расстроился, и говорить ему вовсе не хотелось.

Так что за оставшееся время, пока чужак не устал и не попросился обратно, они обменялись лишь парой слов.

Ближе к закату, когда народ вернулся с работы, собралось деревенское вече.

Зазвенело било, повешенное на огромной ели у входа в капище, и народ принялся выходить из домов.

— Захвати дружка своего, — велела Мирко тетка Светлана, и мальчишка ощутил, что краснеет: и так с вечера сверстники дразнят «чужаковым другом», а теперь еще и она! — Разговор о нем пойдет.

Дядька Ринат, услышав, что его на вече зовут, хмыкнул, но с лежанки поднялся. Захватил палку, и они пошли, точнее, потащились, и немудрено, что явились к капищу последними.

Под Триглавом кучкой собрались волхвы, в середине, как положено, сам Огнеяр с белой бородищей и в бобровой шапке, рядом наставник и лекарь, и кузнец со зверознатцем. Чуть подальше встали старики и мужики, за ними женщины, ну а детворе место в задних рядах, все равно говорить им пред ликом богов никто не даст, не доросли еще.

— Иди сюда, чужак! — прогромыхал Огнеяр, сверкая глазами, и от голоса его Мирко вздрогнул: что-то крылось в этих словах опасное, холодное и злое, точно затаившаяся под корягой гадюка.

Дядька Ринат усмехнулся как ни в чем не бывало, потрепал мальчишку по волосам и двинулся вперед, через толпу. Ну а Мирко остался на месте, топчась и ежась.

— Ну вот, — начал Огнеяр с любимой присказки, — теперь, перед ликом русичей… Поведай нам, что ты за человек и что забыл в наших краях.

— Имя мое вы уже знаете, — чужак пожал плечами. — Путешественник я. Походник. Хожу по лесам в одиночку.

— Да ну? — Седые брови Огнеяра поднялись, волхв-лекарь дернул себя за бороду. — Зачем же?

— Для удовольствия.

Судя по лицам, волхвы дядьке Ринату не верили, да шепотки гуляли по рядам недовольные, раздраженные. «Лжец», — бурчали женщины. «Шпион», — бормотали мужчины, и последнего слова Мирко не слышал никогда, зато хорошо знал, кто такие крестоносцы и атеисты, которых вспоминали тоже.

Как и то, что, если один из них попадет к русичам, его надо принести в жертву богам…

Но ведь у дядьки Рината нет рогов и волчьих зубов, и даже креста!

— А по крови кто будешь? — спросил Огнеяр, и собравшиеся на вече люди дружно замолчали, даже дышать вроде бы перестали.

— Татарин.

Верховный волхв не изменился в лице, зато физиономии волхва-наставника и кузнеца перекосило от отвращения, а женщины забормотали, поминая Великого Рода и Перуна, от врагов обороняющего.

— Не нашей крови, — проскрипел Здравобор. — Хотя это и по роже видно.

— Что же не вашей? — сказал чужак очень спокойно. — Ведь ты мне рану зашивал. Неужели твоя кровь не так красна, как та, что осталась на бинтах и на твоих руках?

— Мне их пришлось вымыть! — Ноздри волхва-лекаря раздулись, глаза выпучились, лицо побагровело; Мирко никогда его таким не видел. — И я искуплю грех пред богами! Ты же…

— Тихо! — прогремел Огнеяр, и Здравобор смолк, даже младенец на руках у одной из женщин перестал пищать.

Только дядька Ринат не послушался.

— Что за комедию вы тут устроили?! — спросил он раздраженно, глядя прямо в лицо верховного волхва. — Забились в глухой лес, играете в древних язычников, головы детям дурите всякими богами и арийскими ведами? А сами-то с остальным миром не порвали! Вы же…

— Тихо, — повторил верховный волхв, на этот раз негромко, только это прозвучало намного страшнее, так что Мирко задрожал, ему захотелось убежать, закрыть глаза и уши, не видеть, не слышать.

— Ты чужак, и ты не будешь посягать на то, как мы живем, хотя бы из чувства благодарности, — продолжил Огнеяр, и слова эти породили в капище многоголосое эхо, словно Макошь, Даждьбог, Ярило и остальные повторяли его речь деревянными ртами. — Или ты забыл, что, если бы не мы, ты бы уже умер, и никто бы не узнал, где твоя могила?

Дядька Ринат опустил голову, уставился в землю, точно провинившийся мальчишка.

— Гордые, свободные русичи живут здесь, под ласковой дланью истинной веры! Отринули мы соблазны атеизма и рабское поклонение чужим, ложным, мертвым богам! — Верховный волхв увлекся, и голос его вновь стал громче. — Прошлому нет дороги сюда! Понимаешь ты это? И любую опасность для нашей общины мы… — он помолчал, — …ликвидируем. Без сомнений и жалости. Здесь все будет по Покону, и никак иначе! Уяснил ли ты?

— Да, — прозвучало это глухо, слабо и неуверенно.

— Вещи твои мы тебе сейчас отдадим, — сообщил Огнеяр уже более спокойно, зато Мирко от стыда чуть сквозь землю не провалился: про тяжелый мешок дядьки Рината совсем забыл, как и про корзину, ну да, видимо, кто-то из мужчин-охотников по следу прошел, все отыскал. — То, что можно другим показывать, мы тебе оставили, не бойся.

Чужак засопел, сжал кулаки.

— Кровь, конечно, штука важная, — тут верховный волхв метнул сердитый взгляд на лекаря. — Но вера, я считаю, важнее. Так что, если хочешь, можешь тут остаться. Навсегда. Мужчина ты крепкий, девки у нас на выданье имеются, один не заскучаешь, без дела тоже… Но сам понимаешь…

Мирко от радости чуть не подпрыгнул: ух ты, вот это было бы здорово!

Только вот дядька Ринат почему-то счастливым не выглядел.

— Истинную веру принять? — спросил он. — Хорошо, я подумаю.

— Думай, только не очень долго, — сказал Огнеяр. На этом вече, собственно, и закончилось.

Совместная молитва всем богам и малая жертва согласия, когда Триглаву режут курицу, не в счет.

Следующим утром Мирко поручили точить затупившиеся косы, а дядька Ринат стал ему помогать.

Удивительно, но оказалось, что косы он, такой взрослый, ни разу в жизни в руках не держал. Мирко почувствовал себя взрослым и умным, когда показывал, как ее брать и как править острие точильным камнем.

Сидели они в тенечке, под боком родового дома Медведя, и работали поначалу в тишине. В деревне царила пустота, солнце жарило, и все работали в поле, только Буран валялся под кустом, вывалив язык и тяжело дыша — как взялся с первого дня присматривать за чужаком, так и не отстал.

Потом Мирко не выдержал.

— Расскажи что-нибудь, дядька Ринат, — попросил он. — Интересное только.

Чужак привычно хмыкнул и улыбнулся.

— Так мне ваши старшие рот открывать запретили, — сказал он. — Помнишь, вчера?

Мирко помрачнел — да, на вече Огнеяр, да и прочие волхвы гневались так, что упаси Перун и Сварожичи.

— Но ведь сказки можно… — протянул он.

— Сказки? — Дядька Ринат вздохнул. — Ты сам не понимаешь, что вы тут как в сказке. Только в страшной.

— Почему? — удивился Мирко. — У нас все хорошо!

— Ты уверен? Вон, вчера главный ваш вещал, что, мол, прошлому нет дороги сюда… По Покону живем и все такое… А у него «Ролекс» на руке, и не самый дешевый, — заметив, что его не поняли, чужак пояснил: — Штука вроде браслета из стекла и металла.

Мальчишка засопел — никогда не задумывался, что таскает верховный волхв на левом запястье, всегда считал, что это нечто священное и волшебное для общения с богами.

— Стоят эти часы больше, чем ваша деревня целиком, — пояснил дядька Ринат. — Снова не понимаешь? Смотри, вас тут за дурачков держат, лапшу на уши вешают. Рассказывают про гордых русичей, а вас в рабов превратили…

— Мы не рабы! Рабы не мы! — воскликнул Мирко, озвучив строчку из тетради для прописей.

— Ну да, ну да… А сами рубахи вышиваете, браслетики делаете и прочую этнику… Ее потом ваш верховный волхв продает… Спрос на такие вещи есть, и еще какой! Особенно если наврать, что они по настоящим древним шаблонам слеплены!

— То есть как «продает»? — не уяснил Мирко.

— Меняет на деньги, такие штуки, которые можно поменять на другие штуки. Например, твой нож… лекарства, инструменты… это для всех. Ну а для себя тоже… Квартиру в Москве, например, золотые часы за десятки тысяч баксов…

— Но где он может что-то менять? — Голос мальчишки дрожал, горло сжималось: это не могло быть правдой, не могло. Зачем дядька Ринат такое говорит?

Неужели он в самом деле оборотень, атеист в человеческом облике?

Буран, похоже, ощутил злость и обиду Мирко, поднял черную голову, зашевелил ушами.

— В Запретном Капище нет идолов с ликами богов, вообще ничего священного. Прячется там автомобиль… самодвижущаяся телега, и начало дороги, что идет через Запретный Лес. Три-четыре дня как раз хватит, чтобы до ближайшего городка доехать, там сдать все перекупщику и прочие дела обделать. Так что главный у вас вовсе не дурак. Для глупостей у него помощники есть…

Мирко едва не лопнул от возмущения и рот открыл, чтобы сказать все, что думает.

— Не сердись, подожди, — остановил его дядька Ринат. — Выслушай меня для начала. Смотри, я видел вашу деревню, как вы тут живете. Так?

Мальчишка кивнул.

— Но я видел и другие места, знаю, как там дело устроено. Так?

Мирко вновь пришлось согласиться, хотя он очень хотел заявить, что все выдумки, что ничего нет, кроме леса с их деревней, а за его пределами только злобные нелюди, слуги Чернобога. Но что-то его остановило, может быть, мысль о том, что деревня их не может быть очень древней, ведь могил на кладбище чуть больше десятка.

Раньше об этом не задумывался…

— Значит, я могу сравнивать, — продолжил дядька Ринат. — Смотри, вот есть грибы. Если ты никогда не видел ничего, кроме лисичек, то можешь поверить, что других грибов вообще не бывает.

Это Мирко было понятно, в грибах он толк знал.

— И ладно те, кто постарше, — сказал чужак. — Они по своей воле сюда приперлись. Но вы, дети… Вас же лишили свободы выбора! Лишили всего, что есть в огромном мире!

В словах его гремела злость, звенели еще какие-то чувства.

— Но ничего! — заявил дядька Ринат, уставившись в пространство над забором. — Подлечусь маленько и уйду… А в городе найду тех, кто возьмется за ваших волхвов… Возьмет их за мягкие места!

Мирко краем уха различил шорох.

Повернув голову, увидел, что из-за угла на них смотрит тетка Светлана, глаза широко раскрыты, ладони прижаты ко рту. Она бесшумно отступила, скрылась из виду, и сердце мальчишки сжала холодная лапа вины, хотя в чем и почему он виноват, он не знал.

В жилище у верховного волхва Мирко до сих пор не бывал и, едва переступив порог, завертел головой. Но любопытство мигом испарилось, едва он осознал, что лицо у Огнеяра еще мрачнее, чем у приведшей мальчишку тетки Светланы.

За окнами сгущался вечер, с громыханием надвигалась гроза.

— Ну вот, садись, — пригласил волхв, и Мирко опустился на лавку.

Тетка Светлана осталась на ногах, руки сложила под грудью, и уже по этому можно было понять, что она сердита.

— Существо, найденное тобой в чаще, мы посадили под замок, — сообщил Огнеяр. — Поскольку речи оно ведет вредные, смущает души простые, неокрепшие… вроде твоей.

Мирко заморгал… то есть как под замок? Дядьку Рината?

Нет, три года назад заперли в той же бане дядьку Владирада, когда ему слуги Чернобога в голову залезли и разум помутили, но так он ведь голым по деревне бегал и на женщин с дикими воплями бросался…

А чужак ничего такого не делал!

— Все, о чем вы с ним говорили, — забудь, — продолжил Огнеяр ласково, но твердо. — Пересказывать другим… даже не вздумай, — глаза его сверкнули гневно, и Мирко сжался. — Именем Триглава, Сварога-прародителя и пращуров накладываю на тебя в этом запрет!

Мальчишка шмыгнул носом и опустил голову.

— Нарушивший его после смерти не в светлый Ирий попадет, а к Ящеру в лапы! — добавила тетка Светлана. — Помни, что ты гордый, свободный русич! Помни о Поконе!

Мирко всхлипнул, от страха внутренности скрутило в тугой комок.

— Ты провинился, что разговаривал с ним и слушал прельстивые речи чужака, — в небе громыхнуло так, что земля вздрогнула. — И должен замолить прегрешение. Вдвойне. Старшая тебя проводит.

— Да… я больше не буду… простите… — забормотал Мирко.

Но тетка Светлана не дала договорить, взяла его твердыми пальцами за плечо, вывела на улицу.

— Боги должны простить, — сказала она сурово. — Так что старайся, молись истово.

У входа в капище старшая остановилась, подтолкнула Мирко в спину:

— Ты знаешь, что делать.

Он кивнул, сделал несмелый шаг, и тут чрево неба разорвала ослепительная молния. Ноги Мирко подкосились и, выполняя поклон, он едва не свалился… точно, боги и пращуры гневаются на него, Сварожичи машут огненными мечами.

Встав на колени перед Родом, мальчишка хлестнул себя по щеке и немеющими губами принялся читать молитву.

Но что-то в этот раз пошло не так.

Облегчение не явилось, на сердце не потеплело, наоборот, стало гадко и противно. Закопошились в голове такие мысли, что Мирко испугался — неужели слуги Чернобога нашептывают прямо в ухо?

Может быть, волхв Огнеяр и вправду держит всех в дураках, а гордые русичи — рабы? Может быть, его на самом деле лишили свободы, и что, помимо их деревни, есть другие места, населенные людьми, с разными чудесами вроде автомобилей и Интернета?

Когда нечто холодное ударило Мирко в лоб, он дернулся, не сразу понял, что это дождевая капля. Невольно оглянулся через левое плечо, за которым должен стоять незримый злобный шептун, но никого не увидел, да еще и обнаружил, что тетки Светланы у входа в капище больше нет.

Громыхнуло так, что мальчишка на миг оглох, а со следующей вспышкой молнии явилась странная мысль — нет, прегрешение надо замолить, это точно, но потом нужно отправиться к бане и с дядькой Ринатом поговорить, чтобы он все объяснил, растолковал! Наверняка Мирко неправильно понял, он часто неправильно понимает, даже со второго раза, и волхв-наставник тогда сердится…

Ведь разговаривать с чужаком никто не запретил!

Он заторопился, шепча молитвы и ударяя себя по щекам.

Когда поднялся на ноги и отвесил финальный поклон всем богам по кругу, небо заволокло целиком. Дождь полил такой, что Мирко промок насквозь, по спине побежал озноб, а зубы громко застучали.

Бегом, не напрямик, а вокруг огородов, чтобы никто не увидел, он ринулся через деревню. У входа в баню обнаружился дядька Ратобой, но мальчишка заметил его вовремя, присел за кустами смородины, тяжело дыша, вытирая мокрый лоб и раздумывая, что же делать.

Мысль о том, что за чужаком могут присматривать, ему в голову не пришла.

И что теперь, отступиться, уйти?

Но, видимо, боги все же встали на сторону Мирко, поскольку дядька Ратобой встряхнулся, точно собака после купания, подергал железный засов на двери и, бормоча что-то по поводу «клятого ливня», затопал прочь. Миг, и он пропал в промокшем сумраке.

Через секунду мальчишка оказался у двери, прижался к ней, пытаясь хоть как-то укрыться от дождя.

— Дядька Ринат! — позвал он, чувствуя, как гулко, тяжело и горячо бьется сердце.

— Мирослав? Ты? — донеслось изнутри. — Я думал, тебя тоже заперли.

Радость, прозвеневшая в голосе чужака, заставила Мирко задуматься: атеисты и крестоносцы тоже могут ликовать, творя свои гнусные дела, обольщая или сжигая людей истинной веры, но это чувство звучало чисто и искренне, никакого оттенка злобы или хитрости в нем не было.

— Не, — сказал он, утирая лицо рукавом. — Скажи, дядька Ринат… ты ведь не шпион? — Про последнее слово спросил у волхва-наставника, и тот объяснил, что оно означает. — Пришел к нам не для того, чтобы подсмотреть или пакости какие-нибудь устроить?

— Нет, — ответил чужак.

— Не атеист ты, не крестоносец? — продолжил допытываться Мирко. — Поклянись! Родом, небом и землей!

— Крестоносец? — не понял дядька Ринат. — А, христианин… — Он усмехнулся. — Клянусь чем угодно, что ни то, ни другое. Родом, небом, землей, здоровьем матери…

У Мирко отлегло от сердца.

— Тогда тебя должны выпустить, — сказал он.

— Этого не случится никогда, — голос дядьки Рината стал тихим и очень грустным. — Слишком уж я опасен.

— А что тогда? Оставят тут сидеть?

Дядьку Владирада из-под запора выпустили после того, как волхв-лекарь из него слуг Чернобога изгнал.

— Нет. Убьют. Принесут в жертву вашим богам.

— Нет-нет, — забормотал Мирко, ощущая, как земля качается и трясется под ногами. — Нет-нет… Это невозможно… Наши волхвы добрые, они никогда так не поступя-пят…

И он осекся, поскольку вспомнил, как жалобно блеяла обреченная на смерть коза, как бился петух в руках Огнеяра, и как кровь пятнала суровые деревянные лица Велеса, Лели и Ярилы. Зарезать человека не сложнее, чем животное, было бы только желание.

— Я тебя спасу! — воскликнул Мирко, нащупывая засов. — Открою, и ты убежишь! Вернешься к себе!

— Тебя накажут! — возразил дядька Ринат.

— Никто не узнает, ливень, народ по домам, — мальчишка дергал неповоротливую железяку, та скрежетала, ходила в скобах, но не поддавалась, точно засов разбух от воды. — Дома скажу, что у Кабана пересидел… А тебя сейчас провожу туда, где нашел, и там… Ух-х-х… по следу пойдем…

Гром ударил прямо над головой, молния ослепила, и тут засов поддался. Петли скрипнули, и дверь открылась так резко, что Мирко едва не шлепнулся задом в грязь.

— Давай, выходи… — пропыхтел он, и дядька Ринат выбрался из старой бани.

Они шли через сумрак, под хлещущими струями, не так быстро, как хотелось бы, но уверенно. Чужак время от времени кривился, хватался за бок, но не шатался и на палку не опирался.

А Мирко вовсе не замечал ни сырости, ни холода, ведь он делает благое дело, спасает… друга, да.

Боги много лет обходились кровью животных, переживут и в этот раз.

Они прошли то место, где мальчишка наткнулся на дядьку Рината, и дальше отправились на закат, туда, откуда он вроде бы пришел, хотя сам точно не помнил своего пути, шагал наполовину в тумане…

Овраг, другой, Моховое озеро с его кувшинками и черными корягами, там Мирко бывал несколько раз.

— Стой, погоди, — попросил дядька Ринат, когда озеро скрылось из виду. — Отдохнем. Немного…

Лицо у него было бледное, дышал он тяжело.

Грозу к этому времени унесло прочь, небо очистилось, на небосклоне возникли первые звезды, на восходе повисла в ветвях совсем тоненькая, молодая луна, похожая на половинку браслета из светлого металла.

— Ты давай, возвращайся, — сказал дядька Ринат, отдышавшись. — Дальше я сам. Доберусь как-нибудь… все равно ты дорог здесь не знаешь. И тебя не должны хватиться. Чтобы никто не заподозрил, что ты к моему побегу причастен…

Он помолчал, а потом добавил изменившимся голосом:

— Или, знаешь, пошли со мной. Что тебе здесь делать, с этими волхвами и богами? Там огромный мир! Большой, настоящий! А не этот огрызок возрожденной древности.

Мирко заморгал, не зная, что сказать.

— Ну нет, я никогда не думал… — протянул он. — Тут я родился, тут все я знаю… Друзья и…

— Я все равно дойду до властей, и эту лавочку прикроют, — сказал дядька Ринат. — Главари под суд пойдут, остальным придется устраиваться, так что все уже не будет как раньше.

— Ну я не знаю, — повторил Мирко. — Как-то это, ну…

Он мямлил дальше, а в голове крутились даже не мысли, а обрывки мыслей.

— Родителей у тебя все равно нет, чего ты теряешь? Ту кашу, что у вас в голове? Насчет гордых русичей, чистой арийской крови и истинной веры?

— Ну… я… — Мальчишка напрягся, и тут краем глаза уловил движение.

Повернув голову, обнаружил, что из зарослей выступил дядька Ратобой и еще двое мужчин из деревни, при ружьях и заплечных мешках, будто собрались на дальнюю охоту.

— Вот и они, — сказал дядька Ратобой. — Хитер, чужак, дверь за собой прикрыл. Только я не поленился, внутрь заглянул… И след вы оставили такой, что слепой увидит. Теперь пошли обратно. Погуляли и будет.

И он угрожающе повел стволом.

Мирко знал, что он взрослый, что он почти мужчина, а мужчины не плачут, но остановиться все равно не мог. Его трясло, как в лихорадке, слезы текли по щекам, а в груди сплетались в клубок ярость, злость, ненависть, отвращение и другие чувства, которым он не знал названия.

Когда они вернулись в деревню, дядьку Рината опять закрыли в бане, а у дверей встал дядька Ратобой. Мальчишку же отвели в общественный погреб, где усадили на сырой пол среди мешков и ящиков.

— Осквернил ты себя, — заявила встретившая его тетка Светлана. — Сиди пока тут.

На двери погреба не запор, щеколда, открыть ее изнутри проще простого, но о побеге Мирко даже не подумал.

Куда бежать? Зачем?

Сколько он так просидел, он не смог бы сказать, но, когда дверь отворилась, внутрь проникло бледное сияние рассвета. Мальчишка вытер слезы, шмыгнул носом, подобрался, напряженный, точно струна — нельзя, чтобы кто-то увидел его слабость, понял, что он, гордый русич, плакал.

Скрипнули деревянные ступени, блеснул на руке верховного волхва тот браслет, который дядька Ринат назвал «Ролексом». Следом за Огнеяром показалась тетка Светлана — губы поджаты, руки под грудью, в глазах беспокойство.

— Как ты, Мирко? — спросила она.

— Нормально, — зло ответил он и тут же не выдержал, сорвался. — Это все правда?! Вы на самом деле хотите убить его?! Принести в жертву богам?! Почему?! Как же так?!

Верховный волхв почесал в затылке и уселся на ящик, тетка Светлана осталась стоять.

— Ну вот, Мирко, — сказал Огнеяр спокойно, — ты знаешь меня с рождения? Тринадцать с половиной лет?

— Ну да… — глупо спорить с очевидным.

— И старшую рода Медведя, заменившую тебе мать, тоже?

— Да… — Мирко опустил взгляд, чтобы не видеть их лиц.

— А существо, что называет себя Ринатом, появилось в твоей жизни два дня назад? Верно?

На этот раз он просто кивнул.

— Но ведь верить нужно тем, кого ты давно знаешь, кто сделал тебе много добра, — голос верховного волхва звучал ласково. — А не чужаку, взявшемуся невесть откуда. Согласен?

Мирко очень хотелось возразить, доказать, что они не правы, он даже открыл рот, но тут же закрыл обратно, поскольку осознал, что слов нет, куда-то подевались.

— Он человек! — только и смог выдавить. — У него нет креста! И рогов тоже нет!

— Каких рогов? — не понял Огнеяр.

— Которые у атеистов! И жабьей кожи, и волчьей пасти! Он не чудовище!

— Да, надо менять учебники, — со вздохом сказала тетка Светлана.

— Понимаешь, — начал верховный волхв, — то, что кажется человеком, не всегда человеком является… Настоящие люди — это лишь мы, русичи, хранящие истинную веру. Остальные — монстры, отродья Ящера, и неважно, как они выглядят, что и как говорят. Вспомни, ведь Ринат прельщал тебя байками сладостными о вещах дивных, местах далеких?

Мирко очень хотелось сказать «нет», но врать не особенно умел, да и стыдно.

— Да… — произнес он после внутренней борьбы. — Но это же были сказки!

— Нет, сказки — они не такие, они не рождают в тебе сомнение в Поконе и родичах. Ты ведь начал сомневаться? В голову тебе залезли мысли, что тебе лгут? Что все плохо?

Мирко понял, что краснеет… откуда Огнеяр это знает?

— По плодам узнаете их, как сказал один из мудрых пращуров, — сказал волхв. — Подумай, кто может речами сеять раздор, сомнения и вражду? Разве он… один из нас?

На глазах вновь закипели слезы, горячие, злые слезы обиды и разочарования. Неужели дядька Ринат его обманул, неужто он по правде лишь прикинулся раненым человеком, а сам шпион и атеист?

Но он же клялся Родом и всем прочим, и не сгорел на месте!

— Он чужак, он похож на нас, но завидует нашей свободе, духовной силе и славе, — вступила тетка Светлана. — Мы оставили прошлое за спиной, он же тащит тебя обратно!

— Нет! — закричал Мирко. — Не может быть! Вы все врете! Все-все-все!

И не выдержал, разрыдался, уткнувшись лицом в колени и содрогаясь всем телом.

Верховный волхв сочувственно молчал, тетка Светлана гладила мальчишку по спине, и от ее прикосновений становилось легче, уходили тоска и неуверенность, рассеивались страх и сомнения.

— Десять лет назад, когда ты был маленьким, боги прогневались на нас. За дело, — сказал Огнеяр, когда Мирко перестал всхлипывать. — В ту зиму умерли очень многие. Твои родители, например.

Ну да, эту историю он слышал, и не раз.

— Тогда к нам тоже забрел чужак, говоривший сладкие речи, притворявшийся человеком… И мы принесли его в жертву, отдали светлым богам его кровь и его силу. Тогда их гнев прекратился, и многие, кто мог тоже погибнуть, как ты, остались в живых.

Вот об этом Мирко не знал, и глянул на волхва недоверчиво.

Тот улыбался, грустно и отстраненно, а прозрачные глаза Огнеяра смотрели куда-то в сторону, в прошлое.

— Так что нельзя убить человека — ты прав, — сказал он, посмотрев на мальчишку. — Покон запрещает такое и грозит карой суровой. Но лишить жизни чужака — благое дело. Особенно если принести в жертву истинным богам ради всеобщего процветания.

— Ты же хочешь, чтобы нам всем стало хорошо, как тогда, десять лет назад? — осведомилась тетка Светлана, и Мирко задрожал.

Он не мог назвать дядьку Рината, друга, чужаком… он его спас, а потом слушал…

Или это хитрый обман, чтобы обольстить? Посеять вражду и сомнения?

— Давай вместе помолимся Макоши-родительнице, пусть очистит душу твою, — предложил Огнеяр. — Дарует тебе мудрости, чтобы ты понял, что истинно, а что нет.

Мирко встал на колени, привычные слова сами полились на язык, мысли успокоились. Всем сердцем он воззвал к богине, в руках которой целый мир, и заплакал в третий раз, но теперь от облегчения, поскольку боль ушла из сердца, и стало там тепло и покойно.

Хотя немножко пусто.

Есть свои, родичи, люди истинной веры, кто сделали ему много добра, вырастили и воспитали. И есть чужак, невесть кто, явившийся из леса, говоривший сладко и интересно.

Если выбирать, кому поверить… разве можно выбирать?

— Ну вот и хорошо, — сказал верховный волхв, когда молитва закончилась. — Понял? Уяснил, что с тобой случилось?

Мирко кивнул, в неизвестно какой уже раз шмыгнул носом и нахмурился.

Он мужчина, русич, а распустил нюни… и ради кого… чего?

— Тогда пойдем. Ты должен присутствовать на жертвоприношении вместе со всеми, — Огнеяр потрепал мальчишку по плечу.

— Может быть, не надо? — спросила тетка Светлана. — Он и так настрадался…

— Надо-надо, — в ласковом голосе верховного волхва прозвенела сталь. — Ничего. Обряд необходимо провести сейчас, пока солнце восходит, поднимается, набирает силу… Увидеть же его должны все. Увидеть и запомнить накрепко, что есть добро, а что зло.

Следом за взрослыми Мирко выбрался из погреба и вскоре оказался в капище, где собралась вся деревня, от древней, редко выходившей на улицу бабки Искрении до младенца двух недель от роду. Прибежали и собаки во главе с черным мрачным Бураном.

Вскоре показался дядька Ратобой с ружьем, толкавший перед собой дядьку Рината.

— Опомнитесь! — воскликнул тот, едва завидев толпу. — Что вы творите, люди?

— Замолчи, нелюдь! — рявкнул Здравобор, и русичи поддержали его дружным гулом, а кто-то из мальчишек бросил в чужака тухлым яйцом, так, что то расплылось на щеке грязным бело-желтым потеком.

— Представьте, что волхвы бросили вас! Ушли в Запретное Капище и пропали! — продолжал кричать дядька Ринат. — Вовсе не вознеслись к богам и не провалились в ад! Укатили на той машине, что там спрятана! Что у тебя там, Огнеяр, уазик или джип? Прихватили деньги, на вас зараб…

— Заткните ему рот! — громыхнул верховный волхв, и приказ тут же оказался исполнен.

Мирко стоял, сжав кулаки, и повторял про себя, точно молитву:

Принести чужака в жертву истинным богам — благое дело.

Благое дело.

Благое…