Из третьих рук

Александр Трешкур, 2020

«в этой пещере хозяин безглазый крылья оденет – уже стрекоза. выход завалит – почувствуешь сразу, кто он такой, и захочешь назад, но побоишься уйти и полночи будешь рассказывать сказки ему, и умолишь отпустить: мол, из прочих выделен ты покровителем мук…»

© Трешкур А. В.

Другие мифы

«в этой пещере хозяин безглазый…»

в этой пещере хозяин безглазый

крылья оденет — уже стрекоза.

выход завалит — почувствуешь сразу,

кто он такой, и захочешь назад,

но побоишься уйти и полночи

будешь рассказывать сказки ему,

и умолишь отпустить: мол, из прочих

выделен ты покровителем мук

«я служил тебе, лаван…»

я служил тебе, лаван,

много лет — и вышло боком,

потому что все слова

вдруг закончились у бога.

я был ими поражён,

и теперь их не забуду.

что мне лучшая из жён —

только речь подобна чуду

«наступила мне на ухо муха…»

наступила мне на ухо муха

и лишила несчастного слуха

«кнабель — чистый ветродуй…»

кнабель — чистый ветродуй

с ли — неистовым китайцем

ели тыкву: украду

я её в субботу. пальцем

укажу лишь на восток —

и помчатся тучи лихо.

крикну: «дождь!» — вчера поток

хлынет. завтра было тихо…

на дороге башмаки

становились болтунами,

но молчали ишаки:

бог повсюду шёл за нами

«то ли птичий базар, то ли рыбий парад…»

то ли птичий базар, то ли рыбий парад

он покинул вчера по приказу ваала

и спустился, подобно сантехнику, в ад

и расширил границы его до подвала.

что ему, охламону, удары судьбы:

он подмял под себя, будто камень, подругу

и доволен, а беды растут как грибы,

и как лошадь ослепшая, ходит по кругу

время… он, приказав своему дураку,

чтобы тот помолился вчерашней метели,

засыпает под утро на левом боку

и не знает, что рана на пятке смертельна

«пришелец гизо, поворот судьбы…»

пришелец гизо, поворот судьбы

благословив, залез на крышу дома.

тянулись к небу липы и дубы,

в подвал спустился собутыльник ломан:

он мясо съел и возжелал костей,

как юный пёс, но подавился ими,

и гизо, не дождавшись новостей,

от ломана, с гостями дорогими

беседует… прекрасная зима

стоит на крыше, рядом с ней (поверьте,

минерва даже не смогла б сама

понять хоть что-то в этой круговерти) —

лесная птица, рыба, зверь, песок,

кленовый лист, сиреневая ветка

дорога, камень, хлебный колосок,

река и холм — немолодой, но крепкий,

и напряжённо думают они,

меняя мир, где место человека

сомнительно, хоть бог его хранит,

жалеет даже злобного калеку

«когда печалится улитка…»

когда печалится улитка —

из звёзд вареники какие?

сейчас откроется калитка,

и поплывёт по морю киев,

и звери все покинут норы,

и гнёзда побросают птицы…

я положу на рану порох

и подожгу: пылай, столица

«я был вчера сюда закинут…»

я был вчера сюда закинут

(других недоставало бед!)

бореем: он принёс ангину

и ей сопутствующий бред.

сегодня я покину лысых:

бог не помощник, но с утра

летит по коридору крыса.

она, как азбука, стара

«спит река, и спят мосты…»

спит река, и спят мосты.

люди спят, и спят собаки.

праздник кончился: пусты

души и столы. до драки

не дошло — и хорошо.

напились, поели даже…

дед мороз убрал мешок

и уходит с саквояжем

«беллерофонта звёздный конь…»

беллерофонта звёздный конь

небес раскачивает тело,

и в ранке воздуха огонь

кривой мерцает то и дело,

и шепчет вторник четвергу:

«я без среды прожить смогу»

«по морям поплывём и по рекам…»

по морям поплывём и по рекам

к древним римлянам или же грекам

что не знают телесного срама

мол за всё отвечает лишь мрамор…

если к вечеру будут разбиты

боги их значит с нашими квиты

«из слов родились твари…»

из слов родились твари —

он сделал всё, что мог,

и вот уже не варит

волшебный котелок,

и в нём вода — сырая,

его ли в том вина?..

он не покинет рая

и не достигнет дна

«никого не отпуская…»

Открой сомкнуты негой взоры…

А. С. Пушкин

никого не отпуская,

солнце крестит нас водой —

оттого еда простая

вдруг становится средой.

до ушей открыв хлебало,

скачет заяц молодой.

он имеет шерсти мало,

он не дышит под водой,

у него в руке винтовка,

а в другой капустный лист —

это демон-полукровка:

не силён он, но речист.

«принц рыбий хвост и он же ость листа…»

принц рыбий хвост и он же ость листа

по камню бьёт: торопится покинуть

мир гибнущий, что создан был из ста

других миров. на смену розмарину

бензин приходит. нашатырь глаза

способен выжечь. рогачи на входе:

один — семейный пень и егоза —

другой зовут остаться в огороде.

добры они: остаться — это смерть,

а принц так юн, ему пожить охота,

и он берёт, нет, не топор, но жердь

и прыгает, как чёрт, через ворота

«когда-то простиралось до земли…»

когда-то простиралось до земли

птицеголовых обезьянокошек

базальтовое это государство…

оно исчезло — это ль не беда?

нет больше ничего… ни ареот,

ни хинус не исправят положенья:

они перед вторичной пустотой

уже бессильны, как бы ни старались

«поднимут гроб геронтофилы…»

Люблю грозу в начале мая…

Ф. И. Тютчев

поднимут гроб геронтофилы.

заплачут ивы… или — нет:

увидит он родных и милых

(он их не видел столько лет).

узнает, что совсем у края

земли, усевшись на полу,

как бы резвяся и играя,

втыкает вечер в день иглу.

потом он станет просто тенью,

а там, что будет — страшный суд

иль свадьба — божьему оленю

неважно, где его (с)пасут

«любящий водку холодную пивом запить…»

любящий водку холодную пивом запить,

съесть из камней с полужилами золота нить,

чтобы потом на змеиных коленках полезть

в яму без дна и без стен (это времени месть,

что уже год без пространства живёт, как вдова

без мужика)… он пытается сеять слова

в воздух чуть тёплый с утра. посевной пузырёк

пахнет, как после соития старый хорёк.

птиц он на помощь зовёт: ведь у каждой по шесть

крыльев, и ангел-спаситель выносливый есть

«сгустилась тьма, и он на ощупь…»

сгустилась тьма, и он на ощупь

шёл дальше… воздух возмутив,

из тел окаменелых роща

возникла на его пути,

и хлынул дождь, и он заплакал,

а может, просто сделал вид…

когда его сажали на кол,

он крикнул: «голова болит!»

«и тот пришёл, и тот оставил…»

и тот пришёл, и тот оставил

следы, а этот улетел

и не оставил: он — не павел.

томились ангелы без тел,

и были все они в сметане

прозрачной — с первого глотка…

стоял в углу гнилой титаник:

его продали с молотка

«окно в саду, лишённое стекла…»

окно в саду, лишённое стекла,

вернее, стёкол, глазом лошадиным

на деле оказалось. спрятав клад,

что был доверен неким господином

из ангелов, дорогу в ближний ад

он одолел движением единым…

семь стражников, стоящих у дыры,

что вниз вела, в своих мундирах чёрных

похожи были на котов проворных…

сопровождая мёртвых до уборной.

пищали, как умели, комары.

стонала отработанная глина.

смеркалось. ветер дул — и пахли тмином

из рая принесённые дары

«плывёт… но против рот и глаз…»

плывёт… но против рот и глаз

воды: она находит лаз,

и древо погибает снова…

не одиссея, но иова

страдания в молчанье ваз

ночных, и жаждет видеть нас

отец ловца овец: труды

окупятся — готов ли ты?

«до свиданья, боже…»

до свиданья, боже.

оживи поди-ка:

без волос и кожи

без нытья и крика.

доживи до завтра,

не прожив сегодня…

ты же, что твой автор,

ни на что не годен!

«он в дверь стучит… звонит по ком…»

он в дверь стучит… звонит по ком…

и… колокол?.. ему навстречу

сначала голова и плечи,

и лапы: правая, потом

и левая, за ней — колени.

зверь не отбрасывает тени,

он громко дышит — и не ртом,

но разве это преступленье?

«глаз, вобравший света столько…»

глаз, вобравший света столько,

что стал воздухом, теперь

продолжает тьму на дольки

резать, и не без потерь:

в городе, где жил и умер

или умер и воскрес,

каждый дождик равен сумме

двух несбывшихся чудес

«валит снег: зима, зима…»

валит снег: зима, зима:

пар выходит из ума,

солнце светит, как попало,

но при этом всем подряд,

хлеб кричит — ребёнок малый,

что к утру его съедят…

«испытайте в темноте…»

испытайте в темноте

те уста и эти руки:

так велел аменхотеп —

первый мученик науки.

пусть кричит с утра дурак,

пьяный пусть поёт в трамвае:

сирано де бержерак

все обиды им прощает

«руку ладонью кверху…»

руку ладонью кверху

он на траву положит —

явится лягушонок,

(этакий воин света,

хоть и испачкан сажей)

скажет ему с улыбкой:

«что тебе нужно, детка?

сделаю всё, что скажешь!»

«кто они, кого нет?..»

«Любите!» — они отвечали.

В. Гюго

кто они, кого нет?

кто в лесу? — кого нет.

на войне кого нет?

ни к чему им вино

из воды: на весу

свою жажду они

как надежду несут.

поднимайся на дно

или в небо гони —

кто они?.. их огни

там, где кончился свет

«ноябрь: задушенные лужи…»

ноябрь: задушенные лужи,

с ушеносами носоуши

гуляют, головы прикрыв —

сегодня голодно и сыро…

вороне посылает сыр ОН

за неимением икры

«спят у острова на вые…»

спят у острова на вые

две реки. городовые

и бродячие собаки

охраняют их покой.

в петербурге или праге

на песке лежат коряги,

будто буквы на бумаге.

ты погладишь их рукой —

и к полудню ветер бросит

зёрна зрячие в траву,

и у облака попросит

бубен в долг железавут

«петух, собака, кот…»

петух, собака, кот,

лошадка — и над ними

парит, как ангел, тот,

кто музыку отнимет.

но воздух прополоть

сумеет брат за брата,

и станет звуков плоть

за всё ему наградой

«под фиолетовой водой…»

под фиолетовой водой,

куда, круги опустошая,

тарелки с рыбною едой

уносят, где ещё рожая,

уже хоронят, хороши,

как сладкопевцы при давиде,

все эти змеи: ядовитей

иных, хоть и на вид — ужи

«проскакали по площади кони…»

проскакали по площади кони —

съел орехи и мёд непомук.

александр улыбнулся симоне,

и ответила дева ему.

на свирели сыграла сибилла —

свод небесный на город упал,

и оконные стёкла побило,

и смеялся над этим ваал

«с пиявкой под руку улитка…»

с пиявкой под руку улитка

выходит из дому калитку

не закрывая кровь течёт

из тела в тело но в зачёт

пойдёт едва ли это травы

на завтрак пробуют отраву

и погибают принц лягушку

сажает задом на подушку

целует скользкую взасос

и никаких метаморфоз

зачем он здесь какую пищу

дарует бедному уму

сей вид он хуже пепелища

да и не нужен никому

но принц дрожит желая чуда

хоть чудо сам и только так

он говорит приду откуда

не ждали ибо сто итак

ждут одиссеев пенелопы

огнём пугают женихов

в кастрюли мочатся холопы

плодят таланты дураков

так что ж других забав не зная

рукой единственной взмахну

и превратится в дождь даная

когда приблизится к окну

«острым взором отрезая…»

острым взором отрезая

птице лишнее крыло,

крепко тень держал исайя —

пальцы у него свело.

но теперь живёт пехота

даже посреди болот,

и летать ей не охота:

пехотинец — не пилот

«с фаустом некий бес — плотный дух…»

с фаустом некий бес — плотный дух

беседует весьма оживлённо.

близится ночь. тополиный пух

щекочет ноздри. пахнет палёной

травой. внезапно они

умолкают: во двор въезжает

в колымаге (господь, храни

негодяев!) одна из шаек.

стёкла бьют, превращая в пыль,

но при том никого не ранят.

атаман их — больной бобыль

говорит игуане анне:

«эй, красавица! голова

у тебя холодна на ощупь.

за тебя мне отдаст лаван

дочерей, их служанок, рощу.

всё отдаст, что ему скажу:

иудей, почитай, не эллин»…

расшутился дворовый шут,

но все шутки его смертельны…

духота на дворе. жара.

жир стекает с деревьев чёрных.

долгожданный рефрижера —

тор, хотя он и бог упорный,

не спасёт — не всесилен он.

воздух плавится, бес-заика

из души извлекает стон —

он владеет лишь им и криком:

остальное сидит сильней,

и забрать не позволит фауст…

солнце всходит. уснул эней.

в ад спускается микки-маус

«мы с тобой когда-то были…»

мы с тобой когда-то были,

но теперь без нас одна

в мягких тапочках из пыли

ходит-бродит тишина

«летит башмачкин в колеснице…»

летит башмачкин в колеснице —

не человек уже, но дух.

он молод. он играет с птицей —

один такой он стоит двух.

за ним тираннозавр в шинели

и пёс в жилетке меховой…

снег упадает еле-еле,

чтоб умереть на мостовой

«собака бедная собака…»

собака бедная собака

большая белая собака

больная беглая собака

из воздуха воды и глины

из камня из песка и праха

невидима наполовину

зато она умеет плакать

«не старый год рождает новый — сон…»

не старый год рождает новый — сон

рождает сон, а тот рождает сонмы

таких же снов и не таких, как он.

нам и сегодня непонятно: кто мы?

куда идём? затравленные псы

от ужаса дрожим… на живодёрне,

высвистывая на подмогу дворню,

подмигивает аггел мне: «не ссы!»

«в моё окно влетел никто…»

в моё окно влетел никто:

был из тоски давнишней он.

он был учтив — он снял пальто,

и я его не выгнал вон

«по реке проплывает орфей…»

по реке проплывает орфей,

и в руке у орфея портфель,

а в другой (не от рая ли?) ключ.

он колюч — этот ключ, ох ключ,

но такой неземной красоты,

что от счастья заходишься ты

«доктор ч. не хочет каши…»

доктор ч. не хочет каши:

он бы выпил, да нельзя.

что ему заботы наши —

у него своя стезя.

нынче тримунтан пинает

взморья рваные бока —

клетка бедствует грудная,

хоть и смотрит свысока.

доктор ч. пройдётся малость,

развернётся — и назад.

всё он выполнил… осталось

написать «вишнёвый сад»

«сумасшедшее лето…»

сумасшедшее лето

апельсиновый снег

рядом с гензелем гретель

и ещё человек

не ответит и фауст

на вопрос скобаря

переедет ли август

в конуру сентября

«что ты, медведь — неподъёмная птица…»

что ты, медведь — неподъёмная птица,

машешь крылами, когтистые лапы

спрятав — под рёбра непуганым… длиться

вечно тебе? — не бери на арапа!

«абсурд живёт под потолком…»

абсурд живёт под потолком

тоскою наполняя грудь…

давно не не плача ни о ком

и ни о чём держу я путь

«люди графа такого-то — брата…»

люди графа такого-то — брата

прощелыги, картёжника, фата,

друга князя из славного дома

(ну, вы знаете: нос его сломан

был неделю назад неизвестным)

люди графа — упрямые бесы —

поливают водою ограду

под дождём. впрочем, так им и надо

«здесь деревья отвергают воду…»

здесь деревья отвергают воду,

а трава растёт почти до неба.

колобки катаются народу

на потеху, и не надо хлеба,

если чудо-птица из золы и дыма говорит:

«теперь вы в силе!»

кровососы здесь совсем не злые —

видно, их недавно покормили,

и угомонились эти твари.

ад ли это? рай? неясно, где мы.

дай мне сил, чтобы не жить, товарищ,

ибо ты творец, а я лишь демон

«одиссей убирает в котомку глаза…»

одиссей убирает в котомку глаза:

он страдает от кожных наростов.

у него из кармана торчит стрекоза,

и бродяжка сия многохвоста.

не узнают ни рыбы, ни утки-нырки,

как — травы и деревьев опора —

он на землю спустился и пил из реки

и как крался потом вдоль забора…

«хоть не леди и не ровня…»

хоть не леди и не ровня

леде, скинув пальтецо,

ангелина свет петровна

на заре снесла яйцо