Холодная акватория

Александр Тамоников, 2021

Сентябрь 1942 года. Новороссийск захвачен фашистами. Предприятия города эвакуированы. В акватории порта советскими инженерами тайно затоплен образец новейшей торпеды. Немцы, узнав об этом, начали активные поиски, чтобы наладить собственное производство этого мощного оружия. Опередить противника, найти и уничтожить торпеду поручено группе майора Максима Шелестова. Бойцы пробираются в оккупированный город, надеясь разыскать единственного оставшегося в живых участника затопления. Они не предполагают, что у этой тайны есть еще один свидетель…

Глава 2

Майор Штанге остановился возле закопченного ведра, стоявшего посреди кабинета. Здесь недавно жгли документы, много бумаг. А вот и железный пруток-кочерга, который валяется на грязном паркете, он лишает всякой надежды понять, что же здесь жгли.

Майор присел на корточки и осторожно сунул руку в ведро. При определенной сноровке можно было попробовать прочитать, что написано на сгоревших клочках.

— Вы что-то нашли, господин майор? — спросил заглянувший в комнату обер-лейтенант Дейс.

— Пока не знаю, — задумчиво ответил Штанге, разглядывая ведро. — Вы знаете, что это за кабинет? Это кабинет начальника секретной лаборатории.

— Почему секретной? — легкомысленно спросил Дейс. — Я не вижу в помещении никаких мер предосторожности — больших сейфов и решеток на окнах.

— Это Россия, обер-лейтенант, — хмыкнул майор. — Поверьте офицеру абвера. Здесь уповают не на решетки и надежные замки. Здесь привыкли доверять сторожу. Есть такая профессия у русских. Сторож, охранник, часовой, но из гражданских. Он не спит, обходит помещения и поднимает тревогу, если видит опасность.

— Нерационально. А что тут может быть секретного?

— Что может быть секретного? Советская база черноморского флота, Научный центр гидродинамики, следы активной и успешной эвакуации. Если бы это был институт рыбного хозяйства, то русские бросили бы все, включая мальков, разведенных для выпуска в водоемы. Пошлите своих солдат, пусть найдут большой лист бумаги или какую-нибудь большую тряпку. Надо высыпать из ведра остатки сожженных бумаг, может, среди них найдутся целые клочки.

Вскоре один из солдат принес лист плотной ватманской бумаги. Майор осторожно высыпал на него содержимое ведра и стал карандашом разгребать пепел. Несгоревшие частички бумаги, к счастью, были. Вытащив из нагрудного кармана форменного френча пинцет, майор стал выбирать обгоревшие кусочки и раскладывать на столе. Пот катился градом из-за духоты в здании. Майор стянул кожаные перчатки, снял фуражку, повесил ее на вешалку у входа, расстегнул воротник френча.

Вернувшись к столу, он снова стал рассматривать остатки бумаг. Почти не было обычной писчей бумаги. Она тонкая и сгорала в первую очередь. А вот плотная бумага, чуть желтоватая, была. На такой бумаге обычно печатают технические формуляры, карточки личных дел и инвентарные документы. И хотя принадлежность обгоревших кусочков сейчас уже не определить, содержание тоже утеряно навсегда, но вот наличие таких обгоревших частичек говорит о многом. Жгли то, что не должно было достаться противнику. Техническая документация, формуляры, карточки учета. Значит, лаборатория занималась вопросами вооружения.

За спиной послышались шаги, солдаты втолкнули в комнату старика с растрепанной седой бородой. Фуфайка, старая цигейковая шапка на голове, кирзовые сапоги. «Крепкий еще старик, — подумал майор, с интересом разглядывая доставленного. — Он и должен быть крепким, если пошел работать сторожем. И взгляд такой гордый, непреклонный. А ведь он и в самом деле считает себя все еще охраняющим материальные ценности своего учреждения, несмотря на то что город уже захватил противник. Странный народ, эти русские».

— Сторож, герр майор, — доложил солдат.

Следом вошел обер-лейтенант Дейс. Он брезгливо посмотрел на старика и отошел к окну. Приоткрыв створку, заявил:

— Мы нашли его в комнате под лестницей. В комнате стеклянная дверь с окном и ящик с ключами от дверей многих помещений. И журнал, в котором отмечались сотрудники лаборатории, приходя на работу и уходя домой.

— Как тебя зовут, старик? — на ломаном русском языке спросил сторожа Штанге.

— Сидорчуком меня зовут, — неприязненно глядя на майора, ответил сторож. — Старый солдат русской армии, два «георгия» имею за то, что воевал с вами в 14-м году.

— Что? — Немец удивленно посмотрел на старика, потом понял, что тот хотел сказать. — Понимаю. Ну, мне кажется, ты плохо воевал, старик, раз мы снова пришли сюда. России больше не будет.

Сторож презрительно промолчал в ответ и покосился на автоматчика за спиной, на долговязого обер-лейтенанта у окна. Штанге отошел от стола, отряхивая перчатки. Он рассматривал свои руки и говорил, старательно выговаривая русские слова:

— Если хочешь жить, старик, ты должен отвечать на мои вопросы. И тогда у тебя будет жизнь и еда. Ты даже сможешь помочь своим близким. У тебя есть близкие?

— Нету близких, германец, — процедил сквозь зубы Сидорчук. — Сын был, так он на фронте погиб. Жинка его была, так вы ее убили, когда она с другими женщинами помогала укрепления строить. Один я, по вашей милости, вражины!

— Ну, война есть война, — усмехнулся майор. — Не надо было идти против нас, надо было идти против ваших коммунистов, и никакого горя бы не было. А вы за оружие взялись.

— Когда в твой дом приходит враг, ты сам берешься за оружие. Так было во все времена, — ответил сторож.

Но майор его резко перебил:

— Хватит! Вы проиграли эту войну, и пора с этим смириться. Пришло время выбирать — жить или умирать. Жить будет только тот, кто признает господство Германии. Отвечай на вопросы, старик! Сколько морских судов и какие имелись у вашего Научно-исследовательского центра гидромеханики и этой лаборатории?

— Можно и ответить, — усмехнулся Сидорчук. — Вон к окну подойди и сразу увидишь.

Штанге удивленно посмотрел на сторожа, ведь из окна этого кабинета моря не видно. Обер-лейтенант поморщился, приложив к губам шелковый платок. Карл Дейс очень боялся вшей и поэтому на войне носил только шелковое белье и пользовался шелковыми платками. И сейчас он попятился, чтобы не приближаться к этому неопрятному пожилому человеку. А Сидорчук, сделав несколько шагов в сторону окна, поравнялся со столом, на котором Штанге разбирал обгоревшие бумаги.

Никто не ожидал от этого пожилого человека такой прыти. Да, сторож не выглядел перепуганным, подавленным, но что он мог сделать, когда в комнате находились трое крепких вооруженных мужчин?

Сидорчук схватил со стола железный пруток и ринулся к окну. Если бы Дейс каким-то чудом не увернулся в последний момент, мелькнувшая железка разбила бы ему лицо. Но реакция не подвела немецкого обер-лейтенанта, и удар пришелся по оконной раме. Стекло со звоном разлетелось на куски, часть упала вниз с третьего этажа. Старик страшно закричал и вскочил на стоявший у окна стул. Он снова замахнулся на Дейса, который растерялся и вжался в стену, хватаясь за кобуру на ремне. Штанге не успел его остановить, через секунду в помещении гулко ударил пистолетный выстрел. Сидорчук согнулся пополам и медленно повалился вперед. Его тело выломало остатки оконной рамы и полетело вниз на камни мостовой.

— Дурак! — заорал майор, бросаясь к окну. — Неврастеник, мальчишка! Какого черта вы выстрелили?

Погода была вполне приличная, сухая. Это радовало Шелестова, одетого поверх гражданского костюма в черный танкистский комбинезон, чтобы не перепачкаться. Нести с собой много вещей он не мог, учитывая сложности перехода через линию фронта.

Город протянулся вдоль долины реки Цемес. Восточную его часть, самые окраины, немцы захватить так и не смогли. Более того, речная долина и расположившийся в ней город были с двух сторон зажаты горами. Попасть в оккупированный Новороссийск можно было только морем через Цемесскую бухту или со стороны Таманского полуострова.

Максим лежал в темноте среди обломков бетона и ждал начала минометного обстрела. Посмотрев на наручные часы со светящимся циферблатом, он смирился с тем, что ждать придется еще полчаса. Безлунная ночь приносила слабым ветерком запах застаревшей гари, горелой древесины, солярки, ржавчины и еле заметный трупный запах. После боев за последние две недели тела собрали и закопали, но, видимо, под обломками оборонительных сооружений еще остались убитые.

В небо снова взметнулась осветительная ракета, потом, чуть дальше, еще одна. «Это наши пускают со своих позиций», — определил Шелестов и снова глянул на часы. Время тянулось мучительно долго. Длинный огненный пунктир трассеров протянулся в сторону немецких окопов. Спустя секунду донеслась дробь станкового пулемета.

Началось! Шум на левом фланге должен был отвлечь немцев от участка, на котором переходил линию фронта Шелестов. Максим не был уверен в успехе именно здесь. Ведь если враг насторожится, поднимет и выведет в первую линию окопов боевые подразделения, то майору не пройти. Но командир батальона, капитан, которому было поручено провести операцию прикрытия, только усмехнулся на это:

— У нас свои хитрости. Не первый раз перебрасываем.

Два бойца батальона, лежавшие метрах в пяти от Максима, шевельнулись. Один из них поднял руку и бросил в сторону Шелестова камешек. Максим кивнул и приготовился ползти. И вдруг слева, где только что взлетали ракеты и бил пулемет, зашелестело, зашипело, и на передовых позициях немцев стали рваться мины. В небо взлетело сразу несколько ракет, заливая все вокруг мертвенным серо-белым светом. И в этом свете в поле, неподалеку от советских окопов, то поднимались, то падали темные тени, похожие на фигуры солдат.

Понять, что там происходит, было сложно. Видимо, и немцы не понимали. То ли это ночная разведка боем, то ли наступление. Со стороны немецких позиций грянул шквальный огонь. Максим не знал, что в батальоне давно были заготовлены шесты с перекладинами, уложенные на расстоянии от окопов боевого охранения. На шесты накинуты старые шинели, рваные солдатские плащ-палатки. Из окопов эти шесты приподнимали и снова роняли на землю. В темноте, в отблеске осветительных ракет создавалось впечатление, что это наступает перебежками пехота. Неудивительно, что фашисты стянули свои силы к месту возможной атаки.

— Пошли! — громко шепнул солдат справа, яростно жестикулируя.

Максим следовал за бойцом то ползком, то короткими перебежками. Краем глаза Шелестов видел мелькавшую правее фигуру второго бойца, прикрывавшего их сбоку. Потом они долго ползли по колючей траве среди кустарника. Дважды их путь пересекали небольшие овражки и балки. И тогда боец замирал, как будто присматривался или что-то вспоминал. Он часто менял направление: они шли то по склону в самой верхней его части, не спускаясь на дно оврага, то снова ползли по кочкам, среди горелого ржавого металла. И когда Шелестов потерял уже счет времени, боец остановился и поманил его рукой:

— Все, мы прошли охранение. Смотрите вон туда! Слева окопы, справа болотистая местность, но ее прикрывают дзоты. Есть сухая тропа. Видите березку с расщепленной верхушкой?

Как он видит в темноте, не мог понять Шелестов, старательно всматриваясь во тьму, пытаясь взглядом найти границу между ночным небом и лесом. Березу он все же разглядел.

— За ней между кустами тропа. Через тропу три поваленных дерева. Это как нора. Ползите, а когда выберетесь, будете вне сектора обстрела двух дзотов. Дальше чисто, только патрули шастают. Спешите, а то наши будут шуметь еще часа два. Потом немцы поймут, что мы их дурим, и успокоятся. Или начнут искать, из-за чего шум-гам. Но здесь они усиливать охрану и количество патрулей не станут. Они считают, что болото непроходимое.

Коменданта оберста Клее волновал не столько союзнический долг, сколько то, что прибытие представителей итальянского военно-морского флота оказалось неожиданным. Но каждый старший офицер вермахта знал и должен был помнить об особых отношения фюрера и дуче^[1]. Гитлер называл Муссолини не иначе, как своим братом.

Встречать на пирсе итальянских офицеров было унизительно для германского оберста. Клее приказал доставить гостей сразу к нему в кабинет. Так он мог продемонстрировать свою лояльность к союзникам.

Когда адъютант распахнул дверь, впуская гостей, комендант неторопливо поднялся, вышел из-за стола и протянул руку вытянувшимся перед ним молодым итальянцам. Гости были в форменных фуражках, а Клее находился в своем кабинете с непокрытой головой, что позволило ему насладиться ситуацией, когда союзники отдавали ему честь, а он лишь благосклонно улыбался в ответ.

— Прошу, прошу, господа. — Оберст сделал широкий жест рукой. — Располагайтесь! Коньяк или, может быть, прохладного вина?

— Благодарю, герр оберст, — ответил темноволосый красавец с погонами первого капитана. — Но у нас еще служба впереди.

— Ценю ваше служебное рвение, — кивнул Клее. — У войны свои законы гостеприимства. Фридрих, сделайте нам кофе.

Адъютант мгновенно исчез за дверью, а комендант уселся напротив гостей, забросив ногу на ногу.

— Я могу вам чем-то помочь в вашей миссии? — спросил он. — Мне передали, что вы прибудете, и просили оказать возможную помощь. Помещение для вас подготовили. Мой адъютант вас проводит. Что вы будете искать? Может быть, вам дать моих солдат и катера?

— Благодарю вас, герр оберст! Не стоит беспокоиться и тратить на нас свое время и силы. Наше командование обеспечивает нас всем необходимым для выполнения нашего союзнического долга. Наша задача — поиск и разминирование крупных объектов, которые могли оказаться на дне этой бухты. Ведь союзникам нужна такая удобная военно-морская база для дальнейшего наступления на Кавказ?

— Безусловно, безусловно, — закивал Клее. — Как ваш командир, князь Боргезе? Я встречался с ним на совещании в ставке. Тогда его представили как командира 10-й флотилии. За это время ваша часть совершила много интересных и дерзких операций.

— О да. — Итальянцы с улыбкой переглянулись. — Мы слышали, что обсуждается перевод 10-й флотилии сюда, в порт Новороссийска. Для поддержки вермахта на Кавказе. Князь обещал прибыть лично, для осмотра города.

— Я бы на месте Боргезе не спешил. — В голосе оберста послышалась настороженность. — Город еще полностью не очищен от противника, на восточных окраинах идут бои.

Кофе был выпит, вежливые вопросы заданы — ритуал гостеприимства наконец был завершен. Адъютант отправился показывать помещение, которое комендант выделил для итальянских моряков. Когда они вышли во двор, первый капитан Аймон Парето удержал за локоть своего помощника, лейтенанта Аккарди.

— Отправляйтесь с немцем, Гаспар, размещайтесь, осмотрите все помещения. Вы понимаете, на что следует обращать внимание. И не позволяйте никому приближаться к нашему оборудованию и подводному снаряжению. А я пройдусь по городу, посмотрю порт. И вообще, постараюсь оценить обстановку.

— Готовить группу к погружению?

— Да, завтра на шесть утра, пока спокойная вода.

Михаил Сосновский стоял на палубе в одних плавках и энергично растирался грубым полотенцем, стараясь согреться. Мария без стеснения смотрела на него, высушивая полотенцем волосы. «Что она на меня так пялится? — удивился Михаил. — Я же так могу невесть что подумать о ней».

— Мышечная масса у вас маловата, — вдруг заявила женщина. — Хотя выносливость есть. Это значит, что ваши мышцы достаточно снабжаются кровью, а кровь переносит кислород.

«Извращенец, — с иронией мысленно обозвал себя Сосновский. — Женщина перед операцией оценивает мои физические данные, от которых зависит наша с ней жизнь, а я думаю черт знает о чем. Хотя кто их разберет, этих женщин, вполне может оценивать и другие мои достоинства».

Михаил уселся на складной стул и принялся растирать полотенцем ноги.

— Я же не пловец, хотя к спорту всегда имел определенное касательство, — улыбнулся он, стараясь отводить взгляд и откровенно не рассматривать Селиверстову, стоявшую в трех шагах от него в одном купальнике.

Это было трудно. Фигура у спортсменки была красивой. Может, излишне широкие и мускулистые плечи, но талия была узкой, а сильные бедра не лишены стройности.

— Я думаю, что все виды спорта, которыми вы хоть немного занимались, не заставляли вас нагружать мышцы. Они лишь вырабатывали у вас выносливость, разрабатывали правильное дыхание, а это сейчас для нашего дела важнее, чем чугунные мышцы борца. Отдохнули, Михаил?

— Ну, в какой-то мере, — попытался отшутиться Сосновский.

— Хорошо, пусть мышцы отдыхают, а мы займемся легкими. Давайте продолжать учиться правильно дышать.

— Трудно правильно дышать, когда ледяная вода сковывает тело, — вздохнул Сосновский. — Я всегда думал, что гидрокостюмы непроницаемы, что в них тепло.

Михаил прекрасно знал все о современных гидрокостюмах, ему просто хотелось продлить время на палубе и подольше не лезть в воду. Пять лишних минут ничего не решают, а наслаждение от того, что еще не надо лезть в воду, невероятное.

— Костюмы бывают разные, все зависит от целей погружения, — сразу же начала рассказывать Селиверстова. — Есть и герметичные, но это условная герметичность, потому что на глубине вода все равно лазейку найдет. А это очень неприятно, когда к теплому телу прорывается струйка ледяной воды. Есть и вот такие костюмы, как наши, в которых мы с вами погружаемся. Они менее стесняют движения, вода, которая их пропитывает, нагревается от нашего тела и служит своего рода изолирующим слоем. Когда нужно много плавать и энергично работать руками и ногами, то лучше использовать именно эти костюмы.

— Что мы и делаем, — кивнул Михаил и бросил на лавку полотенце. — Используем. Ладно, продолжаем, товарищ учитель!

Несмотря на то что Сосновский хорошо плавал и в прошлом даже занимал призовые места по плаванию в своем ведомстве, угнаться за Селиверстовой ему было сложно. К тому же об аппаратах, позволяющих автономно перемещаться под водой, не будучи соединенным дыхательным шлангом с поверхностью, он знал лишь понаслышке. Теперь пришлось знакомиться с этой системой, учиться дышать, держать глубину, соблюдать правила погружения. Слишком большая глубина погружения могла вызвать отравление, мешок с воздухом на груди очень мешал плыть. Всему приходилось учиться.

В ночь заброски Михаил не мог уснуть. Он лежал в маленьком кубрике торпедного катера и слушал гул моторов. Селиверстова была рядом, но он не видел и не слышал ее. Спала спортсменка или нет? Вполне могла спать, учитывая ее бойцовский крепкий характер. А может, тоже волновалась, как и всегда перед ответственными соревнованиями. До точки выброски им идти часа три, если удастся избежать столкновения с вражескими катерами.

Стараясь переключиться с тревожных мыслей на рабочую волну, Михаил стал вспоминать свою работу в довоенной Германии. Разведчик под прикрытием дипломатического паспорта — это очень тонкое, артистичное дело. В работе на разведку своей страны подозревают всех иностранных дипломатов. Разумеется, есть среди них и кадровые разведчики, есть дипломаты, которые занимаются дипломатической разведкой. Мало кто знает, но есть и такая форма деятельности.

За дипломатами установлен постоянный надзор со стороны спецслужб. И ошибиться здесь нельзя, нельзя давать повод для сомнений в своей лояльности. Агентурой у дипломата или разведчика с дипломатическим паспортом всегда служат люди публичные, информированные. И чтобы на «засветить» своего агента или доверенное лицо, нужно работать ювелирно. Такие агенты действительно на вес золота. И уж тем более если тебе удалось завербовать высокопоставленное лицо не за деньги или прижав его к стенке компроматом, а найти человека, который будет работать за идею.

Итак, моя задача на первом этапе, размышлял Сосновский, — пробраться в город, выйти на связь и получить документы немецкого офицера с приемлемой легендой. Этап второй: завести знакомства в рамках моей легенды и наблюдать, не заинтересовался ли кто нашей группой, поисками в море и на берегу. И не ведет ли враг аналогичный поиск из-за утечки информации. Третий этап, заключительный: помочь вывести группу из игры, прикрыть, в случае необходимости используя немецкую форму, легенду и имеющиеся на тот момент связи. Хотя если там работает гестапо, то связи не помогут. Ну, будем надеяться, что максимум, с кем мы столкнемся, — это будет абвер. Моя задача оценить, что в абвере знают о разработке, получили они какие-либо документы или только устные сведения, не имеющие подтверждения. М-да, задачка, если еще учесть жесткий лимит времени. А Маша спит!

Маша не спала, она тоже лежала и думала. Спортсменке никак не удавалось отвлечься, и она лежала напряженная, как сжатая пружина. Это было плохо. Нужно расслабиться, дать отдохнуть мышцам и нервам.

Селиверстова стала думать о своем спутнике. Кто он? Спрашивать нельзя, не положено спрашивать, но Мария догадывалась, что Миша — сотрудник НКВД, опытный и грамотный. Другого просто не послали бы. И немецкий язык он знает как родной. А вообще он симпатичный, но, наверное, женатый. Такие красавчики всегда женаты. Господи, о чем это я? Мне о деле нужно думать, о задании, а я о мужиках. Хотя от меня в этой операции мало что зависит. Они меня будут охранять, будут искать место, а потом я просто нырну и зацеплю трос, чтобы поднять торпеду. Или установлю взрыватель на носовой части. И все. Немножко страшно! Не смерти я боюсь, призналась себе девушка, не опасностей, а того, что не смогу выполнить задание. Сколько людей вовлечено в операцию, сколько сил положено, а на мне все сорвется. Вот что страшно. Нет, не сорвется! Надо будет, я, не сомневаясь, взорву торпеду с собой вместе. Война! Родина в опасности! Каждый должен сделать для победы все, что может. И даже больше того.

— Ты что? — тихо спросил Сосновский. — Сон неприятный увидела?

— Нет, — улыбнулась Мария и пожалела, что они лежат в темноте и Миша не видит ее улыбки. — Показалось, что мышь. Я мышей боюсь.

«Заботливый, — подумала девушка. — И кажется, что нет войны и мы с ним просто лежим вместе, как друзья во время похода. Или не как друзья. А что, я бы согласилась, чтобы не как друзья…»

Мысли у обоих почему-то сразу потекли спокойнее. И кажется, оба разведчика задремали под мерное покачивание катера, под ровный гул моторов.

Мария встрепенулась первой, когда почувствовала продольные удары. Это катер вошел в чей-то кильватерный след. След, который оставил недавно прошедший здесь корабль, череда волн.

Через несколько минут в кубрик спустился матрос:

— Поднимайтесь наверх, командир зовет! Срочно!

— Ну вот и отдохнули, — хмыкнул Сосновский, проворно вставая с кровати.

Катер скакал, как на кочках, разбрызгивая вокруг себя мелкие волны. Командир стоял у лобового щитка, глядя на компас и на лоцию прибрежных вод этой части Черного моря. Обернувшись, он крикнул, пытаясь перекричать рокот моторов:

— Здесь немцы были недавно. Если они патрулируют акваторию возле побережья, нас теперь точно засекут по нашему следу. Если вы готовы, я могу вас высадить ближе к берегу, а там уж как получится. Уходить будем, маневрировать.

— Большой риск для вас? — спросила Селиверстова.

— Война, — просто отозвался командир. — Я приказ должен выполнить. Если готовы, я меняю курс и иду к берегу вот на этот мыс. Здесь точка выброса.

Сосновский посмотрел на карту. До берега было километров десять, или чуть больше пяти морских миль, если говорить флотским языком. Для торпедного катера с его скоростью это не расстояние, но вот дадут ли немцы ему уйти? Возможно, на мысе есть береговая батарея, хотя на момент разработки операции ее не было. В районе Анапы могут патрулировать акваторию морские охотники и эсминцы. Нужно сразу попасть в анапские плавни.

— Мария, давайте выносить снаряжение. Командир, мы будем готовы через несколько минут. Сбросите нас по обстоятельствам. Главное, нам знать наше точное местоположение.

— Хорошо, у вас пять минут. А я пока попробую укрыться в их же следе.

Спустившись в кубрик, Михаил и Мария собрали свое снаряжение и стали выносить его на корму катера. Мария помогла застегнуть грузовой пояс, проверила крепление, открыла и закрыла воздушный кран. Потом стала проверять свое оборудование. Сосновский видел, с каким напряжением смотрит на него девушка. Сердце разведчика сжалось. Он взял Машу за руку и наклонился к ее уху:

— Боишься?

— За себя? — удивилась Селиверстова. — Нет, Миша, я боюсь, что ты не доплывешь до берега. Расстояние слишком большое.

— За меня не переживай, — улыбнулся Сосновский. — Ты помни главное. Если мы потеряемся, если со мной что-то случится, идешь к берегу, уходишь в плавни и действуешь по нашему плану, но уже одна. Ребята тебя найдут, ты, главное, отсидись и выходи к поселку Рыбачьему.

Он посмотрел назад и увидел заметный даже в темноте пенный след за катером.

Неожиданно по волне скользнул луч прожектора, потом еще один. Командир катера крикнул: «Самый полный!» — и легкая посудина, задрав нос, понеслась по спокойному морю, развивая скорость в 55 узлов. Где-то вдалеке гулко ударили орудийные выстрелы, и над головой прошелестели снаряды. Михаил невольно прижал Марию к палубе, но девушка уже сама догадалась, что по катеру открыл огонь какой-то немецкий корабль.

— Полный вперед, курс двести тридцать! — кричал командир. — Боцман, поставить дым на развороте!

Катер шел на максимальной скорости. Справа и слева по курсу стали с грохотом вздыматься фонтаны воды. Все ближе к борту, все точнее по курсу. И тут катер резко повернул. Из кормовой каморы повалил черными клубами дым. Он стелился за катером, поднимался над водой, расползался во все стороны. Уже через минуту участок моря, где только что был советский торпедный катер, покрылся плотным серым туманом. Эсминцы пошли на сближение, нащупывая прожекторами цель. Но мощные лучи света упирались в пелену дыма, как в стену. Немцы боялись нарваться на торпеду и не слишком спешили догонять катер, надеясь больше на свои орудийные башни.

— Ближе к берегу не смогу. — Удерживаясь за леера, командир катера пробрался на корму к разведчикам. — Сможете отсюда или сделаем еще один заход? Попробуем фашистов обмануть.

— Попробуем, — покачала головой Селиверстова. — Сколько здесь до берега?

— Не больше мили. Через полчаса начнет светать.

— Хорошо, застопорите ход.

— А черт! Полный вперед! — Командир снова кинулся к штурвалу.

Сосновский повернул голову и увидел, что справа в разрывах пелены замелькали чужие тени. Какие-то скоростные суда!

Советский катер с места стал набирать скорость, разведчиков сильным рывком корпуса опрокинуло на спину. Командир сам встал к штурвалу и резко положил его вправо. По короткой дуге судно развернулось и понеслось к берегу. Сосновский понял смысл этого маневра. Немцы ждут, что неизвестный начнет удирать в открытое море, и попытаются перекрыть ему путь. Теперь есть возможность выполнить задание и высадить пловцов как можно ближе к берегу. А потом… Что будет потом, никто не знал.

Катер несся под острым углом к берегу. В предрассветной мгле уже были видны строения Анапы. Вскоре к гулу моторов добавились новые звуки. Это приближались немецкие катера, догадавшиеся, что прорвавшийся к берегу противник не ушел в открытое море, а находится где-то у побережья.

Сосновский стиснул зубы, глядя на хладнокровное лицо командира катера. Тот повернулся, как будто почувствовав на себе его взгляд, и крикнул:

— Готовы?

Сосновский вопросительно посмотрел на Селиверстову и кивнул капитану. Через несколько секунд показался остов небольшого, притопленного на мелководье корабля. Катер резко сбавил скорость. Еще несколько напряженных секунд. Экипаж и разведчики смотрели в сторону открытого моря на рассеивающийся дым, не покажутся ли вражеские суда.

— Пошел!

Сосновский надвинул на лицо маску и взял в рот загубник. Мария сжала его руку и первая соскользнула в воду. Михаил бросился за ней следом. И тут же над головой забурлила вода. Катер резко развернулся, буквально на месте, и понесся к дымной пелене. «Успеет или не успеет?» — с тревогой подумал Сосновский, работая ногами и двигаясь вслед за Марией.

Вода бурлила, ориентироваться было невозможно. Разве что по серой, более светлой пленке над головой различалось, где верх, а где низ. Но Селиверстова плыла уверенно, ее ласты мелькали перед лицом Михаила.

Темная масса затонувшего судна возникла впереди неожиданно. Мария остановилась, взялась рукой за поручень на борту и жестом подозвала к себе своего спутника.

Сосновский не сразу смог подплыть. Здесь, возле притопленного по самые палубные надстройки судна, вода билась о металл, откатывалась и отбрасывала его назад. С третьей попытки Михаил все же сумел добраться до Селиверстовой и ухватиться рукой за какую-то железку. Мария показала на запястье, намекая на часы, а затем стала тыкать пальцами вверх и подкладывать руку под щеку, как будто предлагала лечь спать. Было понятно, что девушка предлагала переждать светлое время суток. Сейчас на берегу, возле самого города, их будет видно. Да и в акватории у Анапы вполне могут находиться различные суда.

Михаил отрицательно покачал головой и тоже сделал жест, как будто смотрит на часы. Времени ждать и осматриваться не было.

Пловцы осторожно поднялись на поверхность. Две головы без всплеска появились над водой. Сосновский и Мария стали осматриваться. Город возвышался на берегу небольшими домами.

Слева у берега покачивались рыбацкие лодки. Правее — немецкие катера, у пирса пришвартовался сторожевой корабль. Если выходить на берег, то гораздо левее причала рыбаков. Значит, надо проплыть еще метров четыреста под водой и не сбиться с курса. Небо на востоке начинало светлеть.

Сквозь легкий плеск волны возле рубки затопленного корабля послышался звук лодочного мотора. Сосновский подплыл к надстройке и выглянул из-за нее. С запада к ним подходила надувная десантная моторная лодка. У руля сидел человек в странной военной форме, а на носу изготовились двое с аквалангами в серых прорезиненных гидрокостюмах.

Сосновский показал Марии на аквалангистов в лодке. Та понимающе кивнула. Когда Михаил вытянул из ножен, прикрепленных к голени, кинжал, Селиверстова посмотрела на него огромными напряженными глазами, но послушно сделала то же самое. А ведь у нее это первая в жизни схватка с врагом. «Вот ведь как нас угораздило, — с сожалением подумал разведчик. — Спортсменка она хорошая, а вот людей убивать не умеет. И тут главное не сила, а умение. А их трое».

Голоса раздавались по другую сторону затопленной рубки. Михаил прислушался: говорили по-итальянски. Итальянские пловцы? Уж не 10-я ли флотилия? Что здесь делают подводные диверсанты? Только этого не хватало! Эх, Машка, с тобой-то мне как быть? А может, как раз она и поможет?

Лодка остановилась возле наклонившегося к воде борта. Рулевой подтянул свое резиновое суденышко к железному борту и привязал коротким фалом. Аквалангисты еще о чем-то поговорили, один из них сел на край лодки, вставил загубник и опрокинулся в воду почти без всплеска.

Второй итальянец замешкался со снаряжением.

Сосновский медленно опустился под воду. В первых лучах солнца, начавших пробивать водную толщу, он увидел аквалангиста, который плыл вдоль судна на глубине трех метров. Скоро он поравняется с краем борта.

Михаил положил руку на плечо своей спутнице, потом приложил палец к губам и кивнул на итальянца. Девушка непонимающе смотрела на Сосновского. Он показал жестами, чтобы она, когда он даст знак, показалась противнику. Мария, увидела, как Сосновский стиснул рукоять кинжала в руке, и кивнула, поняв, что ей предстоит быть приманкой.

Выждав нужное время, Михаил чуть подтолкнул Селиверстову. Девушка двинулась вниз, бесшумно перебирая ластами. Итальянец увидел чужого и замер, прижавшись к стальному корпусу.

Сосновский оттолкнулся ногами от борта и сверху опустился на противника. Левой рукой он перехватил руку итальянца, сжимающую нож, а правой сдавил его сзади за горло. Он приставил к шее аквалангиста свой кинжал и надавил что было силы, быстро заработав ластами.

Под водой невозможно наносить удары, в таких условиях можно только колоть или резать. Через несколько секунд борьбы острие кинжала Сосновского вошло в горло итальянца. Тело противника несколько раз дернулось и обмякло. Сосновский за руку потащил убитого в сторону открытого люка. Затолкать туда труп удалось довольно быстро.

Второй итальянец появился следом за первым — Михаил увидел белые пузыри воздуха после его падения с лодки. Надо было ждать, куда поплывет второй аквалангист. Выругавшись про себя, Михаил смотрел, как итальянец поплыл в другую сторону. Он стал огибать затонувшее судно с противоположной стороны.

Прячась за надстройками, Сосновский поплыл вдогонку, старясь не привлекать внимания противника. Пару минут он сокращал расстояние, умудряясь прятаться, когда аквалангист оборачивался. Видимо, итальянец был удивлен тем, что не видит своего напарника. Михаил обрадовался, что почти догнал вражеского пловца. Если так пойдет и дальше, он сумеет напасть на него со спины и убрать без лишней борьбы.

Но сделать этого не получилось. Когда Сосновский был уже готов парой сильных гребков догнать аквалангиста и схватить его за воздушный шланг, тот неожиданно обернулся. Увидев незнакомца, итальянец сразу подтянул ноги и сильными толчками стал менять положение в воде, чтобы оказаться выше.

Сосновский ринулся на врага с кинжалом, но обманные движения не помогли. Итальянец умело перехватил его руку и сам попытался ткнуть ножом в ответ. Михаил все же схватил его за кисть, и началось бестолковое кувыркание в воде.

Дыхание сбивалось. Ясно, что итальянец выжидал, рассчитывая на помощь своего напарника.

И вдруг за спиной итальянца мелькнула тень. Сосновский узнал Марию. Девушка смело подплыла к аквалангисту, схватила воздушный шланг и одним движением кинжала перерезала его. Итальянец забился, заметался, пытаясь вырваться из рук своего противника, но Сосновский крепко держал его руки, понимая, что сил у врага хватит всего на несколько секунд. Аквалангист начал захлебываться, он кое-как высвободил руки, но сил всплыть уже не хватило, и тело его на глазах обмякло.

Отпустив мертвеца, Сосновский показал рукой вверх, на днище лодки. Ткнув пальцем в Марию, он показал девушке, чтобы она поднялась на поверхность возле носа лодки, а он поднимется возле кормы, где сидел матрос-рулевой.

Селиверстова поняла, и они начали неторопливо подниматься, старясь быть на одном уровне и всплыть одновременно.

Был риск, что итальянец в лодке понял, что внизу произошла схватка, что он правильно оценил буруны, образовавшиеся на поверхности воды, когда воздух вырывался из разрезанного воздушного шланга. И сейчас он вполне мог держать в руках пистолет или автомат, расценивая любое движение на поверхности воды как попытку нападения. «Но рисковать придется», — понимал Михаил. Он еще сильнее заработал ластами, намереваясь всплыть быстро, чтобы на ответные действия у итальянца не осталось и секунды времени.

Бросок получился. Когда голова Селиверстовой показалась на поверхности, итальянец резко повернулся по направлению к носу. В этот момент из воды за его спиной показался Сосновский. Он одной рукой схватил моряка за ворот куртки, второй за руку с зажатым в ней пистолетом и потащил итальянца в воду. Матрос бился и пытался вырваться, но Михаил опускался все ниже и ниже. Вскоре противник стал хватать широко раскрытым ртом воду, а затем перестал вырываться.

Забраться в лодку было делом нескольких минут. Одеваясь в форму итальянских моряков, Сосновский торопливо говорил:

— Сейчас мы особенного внимания не привлечем. Просто лодка, которая вышла в море и теперь возвращается назад. К тому же итальянская форма, а издалека не особенно разберешь, кто здесь. Пойдем вдоль берега до рыбачьих лодок. Метров через сто утопим наше снаряжение. Вон там пустырь и кустарник. Бросим лодку и двинемся пешком вглубь. Уйдем в плавни, там нас никто не найдет. Собака след не возьмет, там много воды. Да и не сообразят они, кто убил их аквалангистов и украл лодку.

— Надо закрепить руль и отправить лодку с заведенным мотором от берега, — предложила Мария. — Если ее найдут, то поймут, что мы поблизости, увидят, где мы сошли на берег.

— Соображаешь, — улыбнулся Сосновский.

Ему понравилось, что Селиверстова не впала в ступор из-за подводной схватки, из-за реальной угрозы смерти. Вон и глаза горят боевым огнем. Верит она в своего спутника, не паникует. И мыслит конструктивно. Михаил и сам собирался отправить лодку от берега, но что до этого додумалась девушка, ему понравилось.

«Будет толк, она спортсменка крепкая и девчонка боевая», — решил Михаил.

— Бросай снаряжение, — приказал он.

Примечания

1

Ду́че (итал. Duce) от лат. dux («лидер, вождь») — титул главы Национальной фашистской партии Бенито Муссолини, который он носил с 1925 года. Одновременно Муссолини возглавлял Совет министров Италии, что фактически делало его главой государства. Хотя в годы войны Италия была конституционной монархией.