Район «Зеро»

Александр Тамоников, 2020

Начало 1970-х гг. В одном из областных центров под видом сельскохозяйственной базы строится военный склад для хранения биологического оружия. Работы ведутся скрытно, поскольку официально такое оружие запрещено международным соглашением. Однако западным спецслужбам удается узнать об истинном назначении объекта. Они готовят диверсию, чтобы разоблачить замысел «советов». Противостоит американцам группа спецназа КГБ «Дон» майора Семенова. Бойцы уже готовы преподнести противнику ответный сюрприз, когда становится известно, что у диверсантов на нашей стороне есть тайные и очень влиятельные помощники…

Глава 2

Секретарь обкома сел в служебную машину в 19.20.

Как только он опустился на заднее сиденье, водитель Сергей Моргун спросил:

— Домой?

— Да, но через ресторан.

Моргун знал о связи секретаря обкома с заведующей отделом центрального универмага Викторией Игнатьевой, одинокой женщиной на двадцать лет моложе. Но Макаров никогда не ходил в ресторан не только с ней, но и с женой. При его должности это было бы чревато оргвыводами. С законной супругой он выезжал только на мероприятия в обкоме, с Игнатьевой — в охотничий дом у села Баранино либо на квартиру самого Моргуна, который отправлялся в кино или на прогулку часа на три. А тут вдруг ресторан.

— Ну и что ты на меня уставился? — спросил Макаров. — Выпить я хочу. Понимаешь, просто пропустить сто граммов коньяку. А ты подумал, что я пригласил в этот гадюшник Вику?

Водитель пожал плечами:

— Кто знает? В общем-то, мне все равно. Не хотелось бы потерять работу.

— Так ты о себе заботишься?

— Я кто? Так, мелочь. А вот если у вас возникнут крупные неприятности, то меня выгонят с работы первого.

— Но я хочу выпить.

— Петр Тимофеевич, да разве ресторан — единственное место, где можно выпить? Или вам супруга, уважаемая Маргарита Аркадьевна, не нальет?

— Дома само собой. Я перед тем как вернуться… да чего я с тобой разговариваю. Езжай, куда хочешь, но чтобы через десять минут у меня был коньяк.

— Да без проблем. И десяти минут не потребуется. — Водитель достал из бардачка бутылку «Арарата» и раздвижной стакан. — Вот сейчас отъедем к скверу, встану, где людей нет, и пейте сколько хотите.

— А ты запасливый. Молодец. В общественных местах мне и в самом деле рисоваться не следует. Давай к скверу.

«Волга» отъехала от обкома и встала.

Водитель налил сто граммов и сказал:

— На закуску есть пирожок, я в буфете купил.

— Не надо, обойдусь. Домой!

— Есть домой.

Жена встретила Макарова в платье, хотя обычно носила халат. Стало быть, нужный человек уже приехал.

— Где Ревко?

— У тебя в кабинете. Ты выпил?

— Да, и что?

— Ничего, но у тебя гость.

— Потому и выпил. Ты приготовь ужин, я пока поговорю с Ревко.

— Ужин уже готов.

— Тогда побудь в столовой.

Маргарита Аркадьевна вздохнула.

— Интересно, что у тебя с ним общего?

— Потом узнаешь.

Женщина ушла в кабинет.

В кресле, развалившись, сидел директор Дворца культуры железнодорожников Ефим Макарович Ревко, он же агент американской разведки Клаус Линге. Супруга Макарова работала в ДК бухгалтером, поэтому визит Ревко не выглядел чем-то необычным. Директор зашел в квартиру своей подчиненной. Да и вообще Макаровы и Ревко, как говорится, дружили семьями.

— Приветствую, Ефим Макарович.

— Добрый вечер, Петр Тимофеевич. Надеюсь, ты пригласил меня по веской причине?

— А если выпить бутылочку коньяка?

— Тогда это глупо. Я…

Макаров прервал Ревко:

— Коньяк не помешает за ужином, а причина веская, даже очень.

— Слушаю тебя.

Секретарь обкома снял пиджак, галстук, сел на соседнее кресло.

— Сегодня у нас было секретное совещание.

Ревко достал пачку сигарет и спросил:

— Ты не против?

— Нет, я и сам покурю.

Мужчины закурили, и Ревко повторил:

— Слушаю тебя очень внимательно.

— С чего бы начать?

— С начала, Петр Ефимович.

— Совещание касалось размещения в Верховске, там, где находилась овощная база, хранилища с биологическим оружием.

Ревко отставил в сторону сигарету:

— Что? Повтори.

Макаров повторил.

— Черт, а мы всю голову сломали, где русские разместят склады. Какие только варианты не рассматривали. В ЦРУ уверены, что это должны быть районы Сибири. Оказывается, Москва решила вопрос просто и эффективно. Склады под самым боком. Кто подумает, что в зоне сплошного поражения в случае непредвиденных обстоятельств может оказаться столица? Так-так-так. Утрем нос начальству. Теперь давай как можно подробнее. — Клаус Линге затушил окурок в пепельнице, положил на стол диктофон.

Макаров напрягся:

— Ты что, хочешь записать мои слова?

— Конечно. Я сегодня же передам эту информацию своему шефу, находящемуся в Москве. Он отправит ее в Лэнгли.

— Но если ты провалишься, то это будет такая улика против меня, что суд, не раздумывая, даст мне высшую меру.

— Не беспокойся, голос изначально, еще при записи будет изменен на старческий женский. Да и ни о каком провале речи быть не может. Кто подумает, что агентом иностранной разведки может быть секретарь обкома?

— Хорошо, я доведу суть переговоров в мельчайших подробностях, но перед этим должен иметь гарантии, что еще до начала функционирования склада мы с женой получим политическое убежище и будем надежно прикрыты американским посольством. Это не говоря о том, что уже определено, и об условиях жизни в Вашингтоне.

Ревко усмехнулся:

— Ты подумал, что затребовал? Какие могут быть гарантии, до того как ты убедишься, что в Верховске построят именно склад с биологическим оружием, а не обычный ракетно-артиллерийский? Нет, уважаемый Петр Тимофеевич. Как говорится, сначала дело. Я же от имени руководства ЦРУ заверяю тебя в том, что и ты, и твоя жена покинете Советский Союз и получите все, что необходимо, для долгой безбедной жизни.

— А если, получив информацию, вы решите избавиться от меня?

— Послушай, ты, случаем, не выпил?

— Немного.

— Заметно. Иначе не стал бы делать подобные предположения и задавать даже не глупые, а идиотские вопросы.

— Что может помешать этому?

Ревко поднялся, прошелся по кабинету посмотрел в окно, повернулся и произнес:

— Неужели ты считаешь себя единственным американским агентом в Союзе? Как у СССР, так и у США таких сотни. Что станет с агентурной сетью, если ЦРУ или КГБ начнут избавляться от тех, кто отработал свое? Она рухнет и здесь, и за океаном. Тем более что тебя в Штатах планируют использовать в качестве пропагандиста против социалистического строя. Кому как не бывшему высокопоставленному партийному функционеру известны все тонкости политических интриг. Так что оставь беспочвенные опасения и выкладывай суть переговоров в обкоме.

Макаров выложил все, о чем шла речь на секретном совещании.

Когда тот закончил, Ревко отключил диктофон и заявил:

— Отлично! Ты передал очень ценную информацию.

— Что вы намерены делать?

Ревко усмехнулся и ответил:

— Это тебя, извини, не касается.

— Разве мы не в одной лодке?

— В одной, но пока не спустили ее на воду. — Ревко достал из кармана пачку стодолларовых купюр. — Взял на всякий случай. Держи, Петр Тимофеевич. Порадуешь себя и жену новыми покупками.

— На валюту? Я не смогу открыто потратить в Переславе и одну такую бумажку.

— Не сможешь здесь — сделаешь это в Москве, не сам, через кого-нибудь. Но если не хочешь…

Макаров тут же забрал деньги и буркнул:

— Ладно, разберемся. — Он подошел к двери, открыл ее и крикнул: — Рита!

— Да?

— Ужин готов?

— На столе.

— Принимай своего начальника.

Ужин удался на славу. Маргарита Аркадьевна умела готовить даже из тех продуктов, которые продавались в обычном гастрономе. Макаров редко пользовался обкомовским магазином, покупал там только импортные, дефицитные сигареты и спиртное.

После ужина Ревко поблагодарил хозяйку и попросил Макарова проводить его в прихожую.

Там он сказал:

— Теперь тебе, Петр Тимофеевич, надо вести себя максимально аккуратно. Нет, внешне как обычно, но ты сам все понимаешь. И еще, знаешь, у меня такое впечатление, что супруга твоя не знает о твоих намерениях уехать в США.

— Пока рано ей знать. Но в курсе моих планов сын Вадим. Он не имеет ничего против жизни в США.

— Тебе надо решить этот вопрос с супругой.

— Я решу.

— Да уж постарайся. Ты сам должен понимать, что произойдет, если возникнет угроза нашей деятельности. А она может появиться, если Маргарита Аркадьевна выступит против.

— Я же сказал, что решу этот вопрос.

— Хорошо. Думаю, скоро я позвоню и скажу, что требуется предпринять. До свидания.

— До свидания.

Ревко, он же Клаус Линге, поймал такси, доехал до железнодорожного вокзала. У телефонной будки, как и всегда, было много народу. Но это и хорошо. Он недолго постоял в очереди, опустил в аппарат две копейки, набрал номер.

Ему тут же ответил немолодой голос:

— Да?

— Это Ефим.

— Добрый вечер.

— Добрый. Как насчет того, чтобы прогуляться в парке? Сегодня на удивление теплая погода.

— Я только собирался подышать свежим воздухом.

— Тогда я жду в парке, у кафе, на аллее.

— Хорошо, выхожу.

Ревко прошел в парк, в котором располагался Дворец культуры железнодорожников. У главного павильона кафе, на аллее, ведущей в глубь зеленой зоны, он присел на лавку под одиноким фонарем.

Вскоре к нему подошел пожилой мужчина.

— Еще раз приветствую, Ефим Макарович.

— Присаживайся, Иван Сергеевич.

Пенсионер Никифоров сел рядом с агентом ЦРУ.

— Как здоровье? — спросил Ревко.

Пенсионер кивнул:

— Слава богу, пока не жалуюсь.

— Вот и хорошо. Тебе завтра следует выехать в Москву.

— На встречу с шефом?

— Да. Машина-то на ходу?

— У меня же «Победа», а ей износу нет.

— Хорошая машина. Многое в ней было скопировано с немецкого «Опель-Капитана» тридцать восьмого года. Русские много чего позаимствовали у западных образцов. Порядок связи с шефом не забыл?

— А чего тут помнить? Заехать в Москву, позвонить с ближайшего телефона-автомата в поликлинику, узнать, работает ли доктор Соболев. Если работает, попросить к аппарату, если нет, позвонить домой. Поприветствовать и сказать, что в Переславе мне плохо поставили протезы. Доктор скажет: «Чем я могу вам помочь? Иногородних не принимаю. Если только посмотреть и проконсультировать». Тогда он и назначит мне встречу.

— Все верно.

— Что ему передать?

— Вот это. — Ревко достал из кармана миниатюрную катушку магнитной ленты диктофона «Электрон». — Здесь очень интересная информация.

— Не вовремя ты, Ефим Макарович.

— Это что еще за штучки?

— Собирался я в деревню, хотел родственников проведать, а потом новые колеса купить.

— Это ты можешь сделать и после Москвы.

— Мне скаты еще заводские предложили.

Ревко усмехнулся:

— Ты бы, Иван Сергеевич, прямо сказал, что тебе нужны деньги.

— Так это само собой разумеется.

— Держи. — Ревко передал пенсионеру двести рублей. — Этого хватит?

— Сотню добавь. Все одно не из своего кармана платишь.

Ревко передал пенсионеру еще сто рублей и заявил:

— Завтра с утра ты должен убыть в Москву.

— В семь часов и поеду. В десять буду в столице. Один вопрос, Ефим Макарович.

— Да.

— Ты предупредил шефа о моем приезде?

— Нет. Действуешь самостоятельно, по определенному порядку.

— А если доктора нет в Москве?

— Он в Москве.

— А если придется задержаться? У меня родственников в столице нет, а с гостиницами там сам знаешь как.

Ревко вздохнул:

— Да, бардак полный.

— Так у нас в России завсегда было. Не подмажешь, не поедешь.

— Да. — Он передал Ивану Сергеевичу еще пятьдесят рублей. — Это все!

— Если не заночую, деньги не верну.

— Забери. Только смотри, чтобы кассета не попала в чужие руки. Там информации как раз на высшую меру.

— Не пугай, пуганый. Что еще? На словах надо что-нибудь передать?

— Нет, если только выслушать и запомнить, что скажет шеф. Надеюсь, с памятью у тебя проблем нет?

— Нет.

— Впрочем, скорей всего Соболев передаст письмо. Его привезешь.

— Не боишься, что влезу в ваши секреты?

— Письмо будет зашифровано, ты ничего не поймешь.

— Вот и хорошо. А насчет секретов не беспокойся. Мне чужие тайны не нужны.

Ревко кивнул:

— Знаю, поэтому и работаю с тобой.

— У тебя, Ефим Макарович, все?

— Как вернешься, позвони. В любое время.

— Даже ночью?

— Даже ночью.

— Хорошо.

— Теперь все.

— Пошел я. Выспаться надо.

— Спокойной ночи!

— Спокойной.

Проводив связного, Ревко вышел из парка, пошел по улице, выбрался на проспект. В это время он легко мог поймать такси — зеленые огоньки светились чуть ли не на каждой второй машине, проходящей мимо, — но решил пройтись пешком.

Его беспокоила супруга секретаря обкома.

«Хоть Макаров и уверяет, что решит с ней вопрос, но все это ненадежно, — раздумывал американский агент. — А вдруг в Маргарите взыграет советский патриотизм? В разговорах на работе она не особо жалует западный образ жизни. Конечно, все это может быть игрой, притворством, однако в душу ее не влезть даже мужу. А если Маргарита узнает о Виктории, его любовнице, то станет очень опасной. Женская ревность жестока и беспощадна. Да, Макаров знает, что если его супруга взбрыкнет с отъездом на запад, то ее придется убрать. Решать этот вопрос надо будет до начала работы по спецобъекту в Верховске. Ответственность же за нее доктор Соболев, он же Алекс Гербер, умело переложит на меня, Клауса Линге. Вывод тут может быть один. Надо убрать препятствие до начала работы. Маргарита Аркадьевна — женщина здоровая, но всякое бывает. Например инфаркт. Да, это прискорбно, но Риту придется убрать. Догадается ли Макаров, что это моих рук дело? Скорей всего сообразит, но что стоят его догадки? Ничего. Петр Тимофеевич умный человек. Он поймет, что к чему, но претензии предъявлять не станет, смирится. В конце концов, в США он сможет найти себе женщину. Но это будет его личное дело».

Приняв решение, Ревко успокоился, полной грудью вдохнул чистый воздух и медленно зашагал в сторону своего дома, где его ждала супруга Ева, здесь, в России — Екатерина Петровна, медицинская сестра, работающая в поликлинике.

Придя домой и выпив чашку кофе, Ревко подозвал жену.

— Да, дорогой?

— Ева, нужен яд, вызывающий инфаркт дня через два после введения.

Супруга обняла мужа, сидевшего на диване в гостиной, и спокойно спросила:

— И от кого ты решил избавиться, Клаус?

— От Маргариты Макаровой.

Ева удивилась:

— От Риты? Она-то чем мешает тебе?

Семьи Макарова и Ревко иногда встречались, особенно по праздникам, проводили вместе время. Поэтому Ева хорошо знала жену секретаря обкома.

— Маргарита может быть опасна.

— Но чем? Она полностью под властью мужа.

— Ты ведь знаешь, что Макаров встречается с любовницей.

— И что? Это делает великое множество мужчин.

— Но далеко не все жены знают об этом.

— Надеюсь, ты не изменяешь мне?

— Мы, Ева, на работе. И потом, я получаю от тебя все, что нужно мужчине. Как говорят русские, от добра добра не ищут.

Ева улыбнулась:

— Даже если это неправда, то по крайней мере в России ты меня не бросишь.

— Я не брошу тебя и в Штатах. Но что у нас за дурацкий разговор пошел? Я спросил о яде.

Супруга кивнула:

— Я помню. Ты уверен, что Макаров не заподозрит тебя в смерти жены?

— С ним я разберусь.

— Хорошо. Только ведь Риту наверняка будут вскрывать, так?

— Да, все же она еще не старая, никогда не жаловалась на здоровье и являлась женой секретаря обкома.

— Значит, на момент вскрытия, а это, как правило, второй день после смерти, патологоанатом не должен обнаружить в организме яд?

— Да.

— Понятно. Как срочно тебе нужен смертельный препарат?

Ревко-Линге обнял женщину.

— Ты же знаешь, любовь моя, у нас все и всегда чем раньше, тем лучше. А что, подбор яда — это проблема? У тебя есть с десяток ампул и много порошка.

— Все не так просто, дорогой, как тебе кажется. Чтобы при вскрытии не обнаружили следы яда, нужен такой препарат, который поразит сердце человека и еще до его гибели будет выведен из организма. Такого яда в готовом виде у меня нет. Потребуется так называемый коктейль. В этой адской смеси необходимо точно вымерить дозы. На это нужно время.

— И тогда твой препарат гарантированно не будет найден при вскрытии?

— Да.

— Это замечательно. У тебя есть время. Но постарайся побыстрее.

— Как буду свободна.

— Ты и сейчас свободна.

— Нет, Клаус, сейчас пришло время исполнения супружеского долга. Я очень соскучилась по тебе. Ты разве нет?

Что мог сказать Линге? Только то, что тоже очень соскучился.

Приняв душ, они уединились в спальне, оставили все дела на потом.

Начался очередной рабочий день.

Особой работы у директора дворца культуры не было. Киномеханик уехал за новыми фильмами, которые демонстрировались в 19.30, заведующие секторами занимались по расписанию. Библиотекари выдавали и принимали книги. С утра собрался хор на репетицию.

Секретаря у Ревко по штату не было, но рядом с его кабинетом находился кабинет бухгалтера Маргариты Макаровой. С ней было легко работать. Статус мужа избавлял ее от проверок различного рода. Проводились только те из них, что входили в перечень обязательных. Они всегда заканчивались похвалой бухгалтера и констатацией отсутствия каких-либо финансовых нарушений. Да их в принципе и не было.

Надобность в хищениях отсутствовала начисто. Ревко имел солидный финансовый запас, полученный от Гербера, ну а жена секретаря обкома была полностью обеспечена. Мелкие же ошибки проверяющие старались не замечать. «Не ошибается тот, кто ничего практического не делает». Именно так говорил 5 июля 1918 года на Пятом Всероссийском съезде Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин. Впрочем, о чем-то подобном заявляли многие люди, начиная с древнегреческого мудреца Еврипида.

Ревко пошел к Макаровой:

— Доброе утро, Маргарита Аркадьевна.

Миловидная женщина улыбнулась:

— Доброе. А почему так официально, Ефим Макарович?

— Да просто так. Вы не сделаете мне кофе, Рита?

— А у меня закончился.

— Да? Какое совпадение, у меня тоже.

— Но это не проблема, Ефим Макарович. Я схожу в буфет и куплю.

— Будьте так любезны. Возьмите. — Он положил на стол шесть рублей, именно столько стоила банка кофе.

— Ну что вы, Ефим Макарович? У меня есть деньги.

— Возьмите, в следующий раз на ваши купим.

— Вы у себя будете?

— Да.

— Я тогда принесу и кое-какие бумаги на подпись.

— Конечно. После вас я подпишу что угодно, даже чистые бланки и листы.

— А вот этого делать не надо, Ефим Макарович. Я же могу и ошибиться.

— И вы думаете, я это замечу?

— Ну ладно, я быстро.

Бухгалтерша сходила в буфет, в кабинет директора зашла с банкой растворимого кофе, коробкой конфет и папкой с документами.

Электрический чайник уже вскипел.

Маргарита отложила бумаги, заварила кофе в чашках.

— Интересно, когда вы с мужем ездили в Болгарию, там тоже подавали такой же растворимый кофе? — спросил Ревко.

— Смотря где. В дешевых кафе — это да. В ресторане гостиницы, где мы жили, готовили кофе на раскаленном песке и разливали в такие маленькие чашечки, два глотка — и все.

— Лучше, наверное, сваренный кофе?

— Знаете, мне не понравился. Привыкла к нашему, растворимому.

— Да, привычка значит многое. Слышали историю про наш ячменный напиток, который в столовых продают как кофе?

— Нет.

— Рассказать?

— Конечно.

— Приезжают в Союз бразильцы. Ну, им, естественно, показывают Москву, Ленинград, кормят в лучших ресторанах. Но однажды завели в обычное кафе. Бразильцы тут же заказали кофе. Выпили, и понять не могут, что это за напиток. Спрашивают у гида, мол, что это у вас за кофе такой своеобразный? А гид отвечает: «Так это ячменный». Бразильцы и старший их говорит: «Никогда бы не подумал, что зерна кофе могут на колосьях ячменя произрастать».

Маргарита рассмеялась, хотя этот анекдот слышала не впервые.

Она оставила банку, чашки, забрала подписанные документы и ушла к себе в кабинет.

А после обеда раздался звонок служебного телефона.

— Алло? — сухо ответил Ревко.

Надо держать марку, какой-никакой, а все же директор.

— Ефим Макарович, это Никифоров.

— Иван Сергеевич, ты где?

— Дома. Стоматологи в Москве иногородних не обслуживают, но хоть проконсультировал один, и на том спасибо.

— Какие стоматологи? О чем ты?

— В Москву я ездил, у нас доктора так протез поставили, что челюсть не закрывается. Посему с утра на хор и не пришел.

— Вот ты о чем! Своему художественному руководителю это объясни.

— Так у вас в ДК телефон только у тебя есть.

— Ладно, я ему скажу, почему тебя не было на репетиции.

— Ага, скажи, будь добр. А я погуляю по парку. С севера ветер холодный, как бы чего не надул, а мне свежий воздух надобен.

— Да гуляй ты сколько хочешь.

Ревко положил трубку.

Он бы мог общаться с нужными людьми свободно, но сейчас, когда принято решение о размещении секретного объекта, КГБ вполне мог подключиться к прослушиванию служебных телефонов руководителей разного уровня. А что узнают комитетчики из состоявшегося разговора? То, что какой-то Никифоров, действительно занимающийся в народном хоре области, ездил в Москву лечить зубы. Его послали там куда подальше, и он сообщил причину невыхода на репетицию. Офицеры КГБ даже слушать это не станут.

А Никифоров передал главное. С шефом он встретился, инструкции получил и готов передать их в парке.

Директор вышел из кабинета, заглянул к Макаровой.

— Я дойду до поликлиники, Маргарита. Если кто-то будет звонить, ответьте, пожалуйста.

— Да, конечно, Ефим Макарович. Большой привет Екатерине. Может быть, завтра, в субботу, встретимся? Я поговорю с мужем, можем съездить в охотничий домик, там сейчас хорошо. Все распускается.

— Я не против, но Петр Тимофеевич всегда так занят.

— Это да, должность. Но вдруг удастся договориться.

— Мы с Катей будем только рады.

Ревко вышел из Дворца культуры и двинулся в парк.

«Эту вот женщину я должен убить, — подумал он. — Жалко ли мне ее? Странный вопрос. С одной стороны, она не сделала нам ничего плохого, с другой же — потенциально может это устроить. Что поделать, раз такая у меня работа? Конечно, лучше было бы обойтись без этого, но ставить под угрозу свою жизнь из-за какой-то бабы глупо. Однако хватит, вопрос решен. Быстрее бы Ева сделала смертельное зелье».

Никифоров сидел на той же скамейке, что и прежде.

Ревко устроился рядом с ним и сказал:

— Быстро ты управился, Иван Сергеевич.

— Так уж вышло. Соболев словно ждал меня. Позвонил я, и уже через полчаса мы встретились. Да и на дороге обошлось без проблем. Меня ни на одном посту ГАИ не остановили.

— Что передал шеф?

— На словах только то, что известие о делах в Верховске застало руководство врасплох. Такого не ожидал никто. Ну а остальное в инструкции. — Он достал конверт, осмотрелся и передал Ревко.

Тот положил его в карман.

— Что дальше? — спросил Никифоров.

— Дальнейшие действия зависят от того, что в инструкции. Ознакомлюсь, доведу, если потребуется. Тебе же находиться дома. Машину держать в готовности. Вдруг пригодится.

— Что, и на прогулку нельзя выйти?

— В пивную тоже.

— А как же новая резина?

— Вот прямо сейчас езжай к продавцам, покупай, ставь. До вечера можешь закончить свои дела. А прогулка? На балконе подышишь чистым воздухом.

— И с соседом выпить нельзя?

— Нет. Никаких соседей и пьянок. Я дам тебе время расслабиться. Впрочем, как я уже сказал, наши действия будут полностью зависеть от того, что ты привез. Все, расходимся. Будешь нужен — позвоню.

Ревко поднялся, покинул парк и зашел в поликлинику.

Жена его заканчивала работу в первую смену, и они решили пообедать в ведомственной железнодорожной столовой, где готовили вполне сносно.

После обеда, провожая супругу до остановки, Ревко сказал:

— Едва не забыл. Маргарита тебе привет передавала, предложила вместе поехать за город.

— Зачем ты мне это говоришь?

— За тем, что если Маргарита уговорит Макарова, а тот окажется свободным, то придется ехать.

— Ну и что? Надо — поедем.

— Ты по возвращении домой займись препаратом.

— Планируешь за городом отравить Риту?

— А ты успеешь до завтра подготовить яд?

— Не знаю. Постараюсь.

— Постарайся, дорогая.

— Мне надо пятьсот рублей.

— Зачем?

— У нас врач один продает новую джинсовую юбку и куртку. У него был фарцовщик. Я бы тоже не прочь купить.

— И как ты объяснишь такую покупку? Не в плане денег, их можно было и скопить. Но откуда у тебя взялись те вещи, которые в советских магазинах не продаются?

— Понятно. Денег не будет.

— Занимайся работой. В Штатах купишь себе все что угодно.

— Когда это будет, Клаус?

— Не знаю, но не торчать же нам всю жизнь в этой грязной России.

— Ладно, я все поняла. Надеюсь, сегодня ты не задержишься?

— Нет. Приду вовремя.

— Что на ужин приготовить?

Ревко усмехнулся и ответил:

— Себя.

Ева серьезно взглянула на него и заявила:

— Это понятно. Из еды что?

— На твое усмотрение. У тебя прекрасный вкус.

— К нему бы еще нормальные магазины. А то зайдешь, а выбрать нечего.

— Это ты напрасно, сейчас с продуктами стало более-менее.

— Хорошо, дорогой. До вечера.

— До вечера, любовь моя.

Проводив Еву, Ревко вернулся в свой кабинет, убедился в том, что никто неожиданно зайти сюда не сможет, вскрыл конверт и вытащил из него самое обычное письмо, не содержащее никаких тайн. Он взял из шкафа томик Лермонтова, открыл его на последней странице. Вскоре инструкция приняла свой истинный вид. Ревко внимательно прочитал ее, сложил лист, поджег зажигалкой, прикурил сигарету и задумался.

По приказу Соболева-Гербера Линге должен был установить связь с неким типом, который был когда-то начальником полиции в одном из районов Белоруссии и прислуживал гитлеровцам, а стал добропорядочным советским гражданином, водителем в колхозе «Ильич» села Баранино. Теперь его звали Губаровым Матвеем Егоровичем, в прошлом — Кучером Федотом Степановичем. В инструкции были кратко описаны кровавые деяния этого субъекта.

Связь установить приказано было через Никифорова, который лично знал предателя. Ревко должен был встретиться с этим Кучером-Губаровым и приказать ему собрать группу, которую контролировал человек, известный этому иуде. Проще говоря, это была банда, состоявшая из уголовников, отбывших в разное время сроки за различные преступления. Этой банде предстояло… но это потом. Сначала контакт.

Ревко подумал, надо ли ему посвящать Гербера в свои планы насчет Маргариты Макаровой прямо сейчас, пока это можно сделать, и решил, что не стоит. У шефа наверняка возникнет слишком много вопросов, отвечать на которые у него никакого желания не было.

А вот Никифорова ему предстояло отправить в Баранино сегодня же. Завтра суббота. Бывший полицай может уехать из села.

Ревко снял трубку, набрал номер и услышал длинные гудки.

«Видимо, пенсионер отключил телефон и завалился спать, — подумал он. — Позвонить позже или пойти к нему домой? Это нежелательно, хотя кому какое дело, для чего к пенсионеру зашел директор Дворца культуры, да и мало кто в доме знает, кто я такой. Но все же лучше еще раз позвонить, перед тем как идти домой».

Чуть позже с ним связалась сотрудница управления культуры. Она предупредила его о комиссии, которая должна проверить работу Дворца культуры в сроки, которые будут доведены дополнительно. Ревко выслушал эту даму, обладающую сухим, каким-то каркающим голосом, и заверил ее в том, что готов к любым проверкам.

Постепенно рабочий день подходил к концу.

В 16.50 к нему заглянула Макарова.

— Вы на месте, Ефим Макарович? Я думала, уже ушли.

— Да собираюсь уже.

— Муж за мной служебную машину обещался прислать. Поедете с нами?

— Нет. Это лишнее, доберусь на общественном транспорте.

— Я тоже говорила Петру, что не надо присылать машину, да разве он послушает?

— Семье секретаря обкома машина положена.

Маргарита Аркадьевна вдохнула:

— Где эта семья? Сын в Англии, Петр стал каким-то замкнутым, все в каких-то думах, постоянно задерживается на работе, выезжает в районы на несколько дней. Семья, Ефим Макарович, — это громко сказано.

— По-моему, вы преувеличиваете, Маргарита.

— Может, я сегодня уговорю его выехать в лес. И вы с Катей обязательно с нами. — Женщина вздохнула и продолжила: — Вот у вас семья, хоть и нет детей, извините. Со стороны видно лучше.

— Да, Екатерина замечательная жена, хозяйка, женщина.

— Рада за вас. Я с ней созвонюсь позже, если вы не против.

— Отчего я должен быть против? Конечно, звоните.

— А вот и машина. Побежала я.

— До свидания, Маргарита Аркадьевна.

Когда она закрыла за собой дверь и по коридору простучали каблуки ее туфель, Ревко прикурил сигарету и пробурчал себе под нос:

— Вот и подтвердила ты, Рита-Маргарита, правильность моего решения. Не поймешь ты мужа, собирающегося на Запад, предательства не простишь. Если оставить тебя в живых, то совсем скоро ты превратишься в серьезную угрозу. А этого допустить нельзя.

Ровно в шесть вечера, когда в ДК почти не осталось сотрудников, лишь кассиры, билетерша да механик, Ревко вновь набрал номер Никифорова.

На этот раз пенсионер недовольно, раздраженно, но ответил:

— Да!

— Чего так кричишь, Иван Сергеевич?

— А, это вы? А я думал, опять ошиблись номером.

— В каком смысле опять? — поинтересовался Ревко-Линге.

— Да звонил какой-то придурок. Ольгу ему подавай. Ответил я, что нет здесь никакой Ольги. А он мне говорит, что не мог ошибиться, называет мой номер. «Значит, — говорю, — кинула тебя твоя Ольга, назвала первый пришедший в голову номер, чтобы отделаться, попала на мой». Парень разозлился, матерился шибко.

— Почему ты раньше не сказал мне об этом?

— Да не стоит на всяких недоумков внимание обращать.

— А если это не случайный звонок?

— Нет, обманула бабенка ухажера, и все дела.

— Выходи в парк, дело есть.

— Что, опять? Я, между прочим, человек в годах, мне отдыхать больше надо.

— Я думаю, материальная компенсация вполне заменит отдых.

— Это другое дело. Идти туда же, куда и всегда?

— Да.

— Лады, сейчас оденусь и выйду. — Никифоров положил трубку.

Ревко задумался:

«Что мог значить этот звонок? Действительно случайное совпадение или?… Хотя какой интерес для милиции и тем более КГБ мог представлять пенсионер? А вдруг все же где-то допущена ошибка? Черт, я так скоро буду от каждого столба шарахаться. Нет у комитетчиков никаких зацепок по нашей агентурной сети, развернутой в Переславе. Иначе они работали бы по-другому, и я заметил бы это».

Ревко попрощался с гардеробщицей, выбрался в парк, прошел на аллею. Никифоров уже сидел на скамье и постукивал клюкой, которую зачем-то иногда брал с собой.

Ревко присел рядом.

— И что за дела? — тут же спросил Никифоров.

— Надо навестить господина Губарова-Кучера.

Пенсионер с удивлением посмотрел на агента американской разведки:

— Он-то вам зачем сдался?

— Если был бы не нужен, я бы тебя не посылал.

— Вы, наверное, забыли, Ефим Макарович, мне седьмой десяток идет, я вам не молодой жеребец, чтобы скакать туда и обратно.

Ревко достал двести рублей.

— А так, Иван Сергеевич?

— Это другое дело. За эти деньги можно съездить.

— Вот и договорились.

— Завтра с утра и поеду.

Ревко покачал головой.

— Нет, сегодня.

— Это что, в ночь?

— Ночью даже лучше. Меньше машин на дороге. И пост ГАИ в Верховске закрыт. В районе не хватает людей, инспекторов выставляют только до девяти вечера.

— Это я знаю. Ладно, в ночь так в ночь.

— В самом райцентре светиться тебе не стоит, там патрульная служба. На въезде в Верховске следует обогнуть колхоз и следовать по улице Коммунарской, на Окскую не выходить, за поворотом идти по грунтовке вдоль реки. В Баранино на улицы не въезжать, проехать по берегу и встать за огородом. Зайти от Оки во внутренний двор. Разговор с Губаровым вести в саду, чтобы жена не слышала. Понятно?

— Понятно. Что передать?

— А передать надо следующее. Закончилась спокойная жизнь, пора потрудиться на тех людей, которые из полицая Кучера сделали гражданина, даже товарища Губарова. В понедельник ему надо быть здесь, в парке, в тринадцать десять. Это все.

— Из-за этого ехать в село?

— По-моему, кто-то уже получил деньги за работу. За одну поездку столько, сколько рабочий, я уж не говорю о пенсионерах, в месяц не получает.

— Хорошо. Значит, в девять вечера закроется пост ГАИ в райцентре. Получается, что мне надо быть там где-то в десять. От Переслава до Верховска пятьдесят два километра, еще где-то три-четыре по городу. Перед мостом пост ГАИ областного отдела. Там меня, пенсионера, если остановят, то сразу и отпустят. Спокойной езды около часу. Выезжать в девять надо, так?

Ревко пожал плечами.

— Тебе виднее.

— Да, в районе девяти. Тогда в десять буду в Верховске, потом объезды, грунтовка и километр до Баранино. Стало быть, во двор я войду где-то в одиннадцать. На селе люди ложатся рано. Новости посмотрят, и отбой у них.

— Ничего, разбудишь. Кстати, у него собака есть?

— Гусар-то? Есть. Как раз во дворе на цепи сидит. Злой пес, но знает меня. Возьму ему кусок колбаски да мослов, что остались от холодца.

— Запомни, жена Губарова Зинаида не должна слышать вашего разговора.

— Не услышит. Матвей смекнет, в чем дело, не пустит ее.

— Тогда счастливого пути, Иван Сергеевич.

— По возвращении позвонить?

— С ума сошел? Это будет часа в два.

— Когда же тогда доложить о результатах поездки?

— Завтра с утра. Ты из дома не выходи, я сам тебе позвоню.

— Хорошо. Спокойной ночи, Ефим Макарович, — сказал Никифоров, встал и направился к выходу из парка.

Ревко покурил десять минут и двинулся следом. Он поймал такси и доехал до дома.

Жена встретила его в расстройстве.

— Что случилось, Ева?

— Звонила Маргарита. Макаров отверг ее предложение совместно отдохнуть в охотничьем домике. Видите ли, у него много работы.

— Он прав, — проговорил Ревко, снимая туфли и обувая домашние тапки. — Сейчас, когда русские задумали разместить в одном из районов области секретный объект и должны это сделать быстро, секретарю обкома не до отдыха.

— Но можно было хоть на день выехать на природу. Может, мы одни, без них? Возьмем палатку, продукты, удочки для тебя.

Ревко обнял супругу.

— У меня, Ева, тоже работа. И у тебя. Кстати, что у нас по препарату для Риты?

— Он уже готов.

— Вот как? Молодец. Покажи.

— Да что в нем интересного? Жидкость в ампуле.

— Я хочу посмотреть.

— Хорошо. Пойдем.

Они прошли в гостиную. Ева достала из комода небольшую стеклянную ампулу со снимаемым верхом.

— Смотри. Обычная, совершенно прозрачная жидкость.

— Ты уверена, что яд подействует не сразу?

— Конечно. Меня учили этому почти два года.

— Ну да, ты же специалист в этом деле. Значит, надо вылить содержимое ампулы в кофе. Через два дня у жены Макарова случится сердечный приступ, который приведет к смерти, и экспертиза не покажет ничего, так?

— Да, дорогой.

— Значит, в понедельник Маргарита примет яд и в среду умрет.

— Ты заберешь ампулу, или надо поставить ее на место?

— Зачем мне таскать ее с собой? Поставь в комод.

Супруги поужинали.

Ревко курил на кухне, пока чистюля Ева мыла посуду.

— Я получил инструкции от Гербера, — проговорил он.

Ева, не отрываясь от своего занятия, спросила:

— И что в них, могу я узнать?

— Конечно, мы же одно целое. Гербер задумал рисковую операцию. Пока идет подготовительный этап, но и он сопряжен с опасностью и привлечением местных уголовников. — Ревко рассказал жене и коллеге о планах Гербера.

Ева кивнула и произнесла:

— Согласна, план рисковый, но иначе не получится пробиться к объекту.

— Это да. Но что дальше?

— По-моему, это ясно.

— Тебе ясно?

— Да, объект должен быть уничтожен.

— Ты представляешь, какие это вызовет последствия?

— Но русские сами виноваты в том, что смертельно опасное оружие решили хранить в центре страны, хотя уж где-где, а в Союзе полно мест, где до сих пор не ступала нога человека.

Ревко задумался, затушил окурок и проговорил:

— Мы и рассчитывали, что подобные объекты будут размещены где-нибудь в тайге.

Ева присела напротив мужа:

— Мы это кто? Ты, я, Гербер, его жена Мели?

— Мы, это ЦРУ.

— Тогда ответь на такой вопрос. Если в Лэнгли рассчитывали, что химическое и биологическое оружие русские спрячут от уничтожения в Сибири, то почему мы работаем здесь, а не где-нибудь в Красноярске?

— Очевидно, что в разведуправлении просчитывали различные варианты размещения хранилищ. Перед внедрением в Переслав нам ставилась задача, совершенно не связанная с бактериологическим оружием. Мы должны были… впрочем, ты это и сама знаешь. Ну а теперь, естественно, нас переключили на секретный объект ноль-ноль-два.

Ева тоже взяла сигарету прикурила, поморщилась и сказала:

— Какую же гадость делают эти русские! Совсем не то, что наши марки.

— Ты еще не привыкла.

— Мне бы бросить. Но не получится. Ничего уже не изменить. И еще я хотела сказать, что хочу тебя!

Ревко улыбнулся:

— С этого и следовало начать.

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу тебя всегда. Иди в ванную.

— Да, дорогая, я уже ушел!