Посылка для генерала

Александр Тамоников, 2022

Самые интересные романы о сталинском спецназе – СМЕРШе. 1943 год. Накануне операции под Курском советское командование готовит отвлекающий рейд по тылам противника. Задачу должен выполнить механизированный корпус генерала Максимова. Накануне операции наши разведчики перехватывают контейнер с немецкими документами, подготовленными на имя Максимова. Что это – умелая провокация или генерал действительно предатель? Разобраться в ситуации поручено группе СМЕРШ майора Ивана Бурова. Оперативники прибывают на место в тот момент, когда странным образом из окружения опального генерала исчезают несколько офицеров… «Смерть шпионам!» (СМЕРШ) – это короткое и беспощадное название носило особое подразделение НКВД, подчинявшееся И. Сталину. Созданное в годы войны, оно состояло из проверенных в бою, честных и бесстрашных офицеров Красной Армии. СМЕРШа боялись все – и фашистские лазутчики, готовящие диверсии в наших боевых порядках, и гитлеровские приспешники, действующие в глубоком советском тылу. Враг знал: если на его след напали бойцы сталинского спецназа, справедливого и скорого суда не избежать.

Глава 2

Дождь все никак не начинался. В сквере на Москворецкой набережной повисла вечерняя влажная тишина. Низкое пасмурное небо простерлось над Кремлем, готовое вот-вот разрядиться сильным майским ливнем. В воздухе витал аромат роз, от которого хотелось замереть на месте и закрыть глаза. Майор Буров оперся о парапет набережной и потер ноющее плечо. Рука зажила, но недавняя рана каждый раз перед дождем напоминала о себе.

Судьба берегла Ивана Бурова, хотя бросала его из огня в огонь. В 16 лет он ушел на Гражданскую войну. И здесь открылись его таланты. Сначала — самый молодой взводный в дивизии, потом — ротный, он приглянулся командованию умением мыслить нестандартно, желанием учиться. Потом командирские курсы, академия и Дальний Восток, где пришлось не только впервые столкнуться с вражеской армией, но и противостоять вражеской разведке, учиться агентурной работе, налаживать собственную контрразведку.

Потом Испания, финская война и… арест. Месяцы следствия, обвинение. Потом освобождение, возвращение наград и звания. Однако в душе остался осадок, что происходит что-то неправильное. Нельзя вот так запросто бросать в камеру заслуженного человека, облеченного доверием, службой доказавшего свою преданность Родине и партии. Да, извинились, объяснили, что такое время, что кругом враги. Но все же…

Май 1943 года Иван Буров встретил пока что майором, правда, в штате нового Главного управления контрразведки Смерш Наркомата обороны.

Потирая ноющую выше локтя руку, Буров смотрел на спокойную, будто уснувшую воду Москвы-реки. Она пока еще спокойная, но вот разразится гроза, обрушится ливень, ветер станет ломать ветки деревьев, сдирая с них молодую листву! Затишье перед бурей.

— Иван Николаевич? Ты? — раздался рядом сиплый мужской голос.

Буров обернулся и увидел невысокого коренастого мужчину в кепке. Пустой правый рукав пиджака засунут в боковой карман. Майор узнал его — Игорь Левадин. Два года в Испании почти бок о бок. Несколько совместных операций, диверсии в тылу франкистов, помощь республиканцам в борьбе против немецкой разведки, активно действовавшей в обожженной войной стране. Буров хотел схватить старого товарища за плечи и прижать к себе, но не решился. Не захотел ощутить пустой рукав, распознать калеку в человеке, которого до этого знал полным сил.

Левадин улыбнулся, протянул для рукопожатия левую руку и посмотрел в глаза Бурову.

— Что руку трешь? — спросил он. — Раны болят перед непогодой? Это, брат, ничего, поболят и перестанут. Хорошо, есть чему болеть. А я вот, как видишь, вышел в тираж.

Пошарив рукой в кармане, Левадин достал пачку «Казбека», ловко извлек папиросу и бросил ее в угол рта. Буров поспешно достал спички и дал прикурить товарищу.

— Где тебя так угораздило? — спросил он, кивнув на пустой рукав.

— Прошлой зимой, — поморщился Левадин, — в Заполярье. Работали против финской и норвежской агентур. Ранили, больше суток полз к своим. Так что к ране еще и обморожение добавил. Хорошо хоть выкарабкался, а мог бы и сгинуть. Теперь только лекции читать в домоуправлении о пользе чеснока и квашеной капусты в рационе пожилых людей.

— Что, совсем от дел отошел? — удивился Буров. — Ты же классный специалист! Как это тебя могли так сразу списать? Может, словечко замолвить за тебя?

— Не надо, Ваня, лучше не надо, — покачал головой Левадин, глядя мимо собеседника на темную воду Москвы-реки. — Говорят, ты под арестом побывал. Оправдали, выпустили? Только я тебе так скажу, старый мой друг, — такое не забывается. От сумы да от тюрьмы у нас не зарекаются. Найдется «добрый» человек, напомнит. А органы у нас, как известно, просто так никого не сажают. Да и я чудом на свободе остался, помогло, что ранен был и что успешно мы работали на севере. Я ведь, Ваня, одному хлысту, сынку генеральскому, по морде съездил. Если бы не мое ранение, лес бы сейчас валил на Колыме или черви меня бы ели в земле. Так-то. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Ты не думай, что я пропаду или сопьюсь. Ничего, мы еще повоюем. И без руки повоюем! Есть у меня одна идейка. Говорить не буду, чтобы не сглазить. Через два дня обещали меня принять, заслушать. Так что давай…

Левадин снова крепко пожал Бурову руку и, отшвырнув в сторону окурок, бодро зашагал по набережной. Иван долго смотрел вслед старому товарищу и увидел, как тот, отойдя на значительное расстояние, сбавил шаг с уверенного и бодрого на унылый и неторопливый. «А ведь соврал он мне, — догадался майор. — Нет у него никакой идеи, никто его не примет и не заслушает».

— Гражданин, предъявите документы! — раздался за спиной властный голос.

Буров обернулся. Лейтенант и два сержанта с винтовками — милицейский патруль. С самого начала войны их стало много вокруг Кремля и в тех районах, где располагались советские наркоматы. Лейтенант ждал, настороженно глядя в мужественное лицо незнакомца. Призывной возраст, а не на фронте. «Бронь» оборонного завода? Ответственный работник наркомата? Почему гуляет, когда вся страна трудится не покладая рук? Подозрительно.

Майор вытащил из нагрудного кармана красную книжечку и показал патрульным. При виде крупной надписи на обложке лейтенант сразу же подобрался.

НКО

Главное управление

контрразведки

«Смерш»

Буров ожидал, что милиционер козырнет и отправится дальше патрулировать район, но, к его приятному удивлению, лейтенант не удовлетворился только корочкой удостоверения. Пришлось открыть красную книжечку и дать возможность начальнику патруля сверить запись и фото обладателя удостоверения с его личностью.

— Прошу прощения, товарищ майор, — козырнул лейтенант. — Служба!

— Все правильно, — одобрительно кивнул Буров, пряча удостоверение в карман.

Он шел по набережной быстрым шагом и думал о своих ребятах. Как неудачно в такое тяжелое время начальство разобщило их слаженную группу. Сам Буров был ранен и почти месяц лечился. Кирилла Митькова оставили в распоряжение управления, а Гробового и Косовича отправили куда-то на Северный Кавказ на усиление.

Старший лейтенант Поляков стал адъютантом генерала Максимова всего три месяца назад. Поначалу он воспринял это назначение чуть ли не как позор. Встретив войну рядовым в Западном Особом военном округе, Андрей со своим подразделением несколько раз выходил из окружения, отражал танковые атаки и шел на восток, отмеряя натруженными ногами километры своей родной земли, которую оставлял врагу. Несколько раз он вместо погибшего командира взвода, а потом и роты поднимал бойцов в контратаки. После легкого ранения его отправили в военное училище.

А потом снова бои, Ржев. Взводный командир Андрей Поляков был трижды в течение месяца ранен, но ни разу не покинул позиции, оставаясь в окопах вместе со своим взводом. Потом его все же свалила лихорадка, появилась угроза заражения крови, и тогда молодого лейтенанта эвакуировали в госпиталь. Назначая его адъютантом, командование оговорилось, что это временно. Однако и эта его должность не курорт, а напряженная и очень важная служба. Как сказал тогда кадровик, старый подполковник: «Адъютант генерала — это его первый помощник по всем вопросам. Это человек, который все знает, все помнит и все может. Иногда — даже заменить генерала в бою. Много таких случаев было и в эту войну, и в прошлую, и в Отечественную 1812 года. Адъютантами всегда назначали самых опытных, самых умных и умелых офицеров. Так-то, сынок!»

Шаги в коридоре заставили Полякова нахмуриться. Эх, война, ну хоть еще пять минут Игорю Викентьевичу дали бы побыть с женой. Неужели нарочный с приказом из штаба армии?

Дверь распахнулась, и на пороге появился оперуполномоченный Смерша капитан Серов.

— Генерал у себя? — небрежно спросил он. — Доложи!

— Это срочно? — осторожно уточнил адъютант. — Просто к Игорю Викентьевичу жена приехала.

— Да ты что? — капитан сделал изумленное лицо. — Вот люди, и дня не могут на войне без баб обойтись.

— Мария Николаевна — майор медицинской службы, — побледнев и еле сдерживая нахлынувшую злость, проговорил Поляков. — Она не баба.

— Малыш, как будто майоры бабами не бывают, — усмехнулся Серов.

— Товарищ капитан! — не выдержал наконец Поляков. — Я попрошу вас воздержаться от такого рода замечаний. Я боевой офицер, а не «малыш»! Я с 41-го года на передовой!

— Ладно, ладно! — усмехнулся Серов. — Я же понимаю, кому-то и здесь надо… служить. Доложите генералу, мне срочно нужно подписать у него бумаги на арестованных и переданных под следствие военнослужащих. Утром за ними придет машина.

— Товарищ капитан, генерал просил его не беспокоить до 23 часов. Если можно, если это не большая срочность, то я просил бы вас отнестись с пониманием к семейному человеку и зайти попозже. Как только уедет Мария Николаевна, я сразу же доложу генералу о вашей просьбе.

Седов смерил адъютанта недовольным взглядом, побарабанил пальцами по черной папке, задумчиво свел брови. Потом молча кивнул и вышел. Поляков потер руками виски и с шумом выдохнул. Есть, конечно, на свете неприятные люди, но чтобы вот так, каждый день сталкиваться с подобными типами — это уже выше его сил. Лучше с немецкими танками. Надо все же снова попробовать подать рапорт. Вот закончу курс уколов и подам. Воспаление, кажется, прошло. Осталась всего неделя. В линейные части, на передовую!

Времени было без пяти минут одиннадцать, когда водитель доложил Полякову, что машина для Марии Николаевны стоит у здания штаба. Тут же из комнаты связи высунулась голова одной из дежурных связисток:

— Товарищ старший лейтенант, генерала Максимова из штаба армии. Срочно!

Когда Максимов, как всегда строгий и подтянутый, бодро спускался по ступеням штаба к машине, к нему торопливо подошел капитан Серов. Генерал глянул на оперативника с неудовольствием, но все же остановился.

Сотрудники войсковой контрразведки Смерш, как и раньше особисты, напрямую командирам частей и соединений не подчинялись. Тем не менее работать приходилось сообща и выстраивать отношения тоже. Нередки были случаи, когда по просьбе командира в его части меняли особиста, который начинал вести себя без должного уважения к человеку старше его по званию, терял гибкость и чувство такта. Однако еще чаще неприятности из-за несложившихся отношений были у самих командиров.

С капитаном Серовым Максимов сталкивался не так часто. Тем не менее успевал ловить в интонациях оперуполномоченного признаки высокомерия, пренебрежения к окружающим. Нет, капитан не пытался давить, не скатывался к откровенному хамству или угрозам. Но Максимов чувствовал в нем человека неприятного и не очень умного. Однако приходилось терпеть. Генерал пока не считал нужным выходить на руководство Смерша армии с просьбой убрать от него Серова, сменить его другим офицером. Трудно будет сформулировать причины. Одними чувствами и предположениями в боевой обстановке не отделаешься. Нужны факты и серьезные аргументы.

— Слушаю вас, товарищ капитан! — сухо сказал Максимов.

— Я просил вашего адъютанта сообщить вам, что мне срочно нужно подписать у вас документы, товарищ генерал. Завтра утром прибудет машина за подследственными — трусами и изменниками.

— Вину каждого установит военный трибунал. Я полагаю, что раньше времени не стоит навешивать на людей ярлыки. Давайте считать всех, о ком вы говорите, подследственными. Ничего с ними не случится. Отправите в другой раз. Меня срочно вызвали в штаб армии.

— Поручите подписать документы вашему заместителю.

— Корпусом командую я! — повысил голос Максимов. — Я лично подпишу документы на каждого бойца и командира. И лично буду держать на контроле ход следствия.

— Это не в ваших полномочиях, — в интонации капитана мелькнуло ехидство.

— Все, что касается моего корпуса вообще и личного состава в частности — в моих полномочиях! — отрезал генерал. — Вы свободны, товарищ капитан!

Под натянутой маскировочной сеткой раскинулся целый палаточный городок. Дымили полевые кухни, прибывали и снова уезжали легковые автомобили начальства, грузовики с имуществом и бойцами. Здесь, на разбомбленном немецком аэродроме подскока были сосредоточены материальная база и командование финальной стадией операции «Конверт».

Радиоигра с Абвером, который пытался разбросать свои сети на Северном Кавказе, тянулась полтора года. И сейчас близилась к завершению. Силы Красной армии были нацелены на прорыв Голубого вала и начало освобождения Крыма. Финальной стадией операции был захват резидента Абвера и наиболее значимых фашистских пособников.

Офицеры Смерша прибывали сюда последние два дня. Крепкие, сильные, опытные, они первым делом чистили личное оружие и только потом падали на приготовленные для них солдатские кровати и засыпали мертвым сном. Почти все были подняты по тревоге, многие не спали перед этим сутками. Командование давало им время на отдых и акклиматизацию, потом — распределение по группам, инструктаж и выход в определенную для каждой группы зону.

На капитанов Гробового и Косовича, прибывших из Главного управления контрразведки Смерш, посматривали с уважением и интересом. Многие были с ними знакомы по прошлым делам на разных участках фронта.

Сбор группы майора Игнатьева был назначен через два часа. Угрюмый и недовольный Гробовой молча осматривал и чистил чужой, выданный ему здесь автомат «ППС». Свое табельное оружие он взять из Москвы не успел, чем был крайне недоволен.

Косович, сбросив сапоги, лежал на кровати в трусах и майке, смотрел на друга и напарника и философствовал. Два старших лейтенанта с Белорусского фронта чистили рядом оружие и посмеивались.

— Ты, Федор, не понимаешь главного в жизни! — рассуждал Косович, гоняя во рту спичку из угла в угол. — Ведь что есть личное? Причем это касается и личного оружия тоже! Личное порождает собственнические настроения, жадность, а порой и зависть окружающих. Если у тебя есть личное, обязательно найдется кто-то, кто осудит тебя за то, что это твое личное лучше, чем его собственное личное. И пошло недовольство, пошли вражда и мордобой. А с твоими кулаками, Федя, это уже не просто драка, это уже природный катаклизм и угроза человечеству.

— Федя женщин не бьет, так что выживем, — засмеялся один из оперативников.

— Это да, — тут же согласился Косович. — К женщинам у Федора отношение неоднозначное. Я бы сказал даже, Федор женщин не замечает и где-то внутренне презирает. Не бьет, говорите, а вот вопрос — почему? Что является его внутренним стопором в этом важнейшем философском моменте?

— Балабол, — угрюмо пробасил Гробовой. — И бабник.

— Э-э, с этим заключением я не согласен, — живо возразил Косович. — Бабник — это слишком общее определение. Я бы назвал себя ценителем женской сути в нашем суровом мире. Ведь что есть женское начало и какое оно занимает место?..

— Это ты про медсестру Валечку из госпиталя? — спросил другой оперативник. — Видел, как ты ее глазами поедал и военного инженера локтем отпихивал. Срослось, что ли, у вас? Ты же вроде с утра куда-то бегал? Не к ней, часом?

— Неуместный вопрос, товарищи! Не могу ответить, чтобы не компрометировать даму.

— Ясно, — захохотал оперативник.

Гробовой повернул голову и грозно посмотрел на шутника — тот сразу поперхнулся и снова занялся автоматом. Федор знал, куда бегал его друг и напарник. И что означала фраза, что Косович какого-то военного инженера локтем отпихивал. Этот самый военный инженер, считавший себя несравненным красавцем и непревзойденным любовником, ущипнул медсестру за неприличное место и оскорбил неприличным предложением. Это при всех Косович его локтем оттирал и внимание на себя отвлекал. И видел, как девушка чуть не плачет от стыда и страха. А потом Косович быстро сбегал в расположение инженерной службы, вызвал хама и, прижав его к стене, схватил стальными пальцами за горло, заявив, что прибьет его при первом же удобном случае, если только услышит, что тот домогается Валечки или другой девушки из расположения части. Когда его собеседник возмутился и стал угрожать, Косович просто сунул ему под нос удостоверение офицера Смерша, и тот замолчал, побледнев.

— Группа майора Игнатьева, на выход! — крикнул пробегавший мимо лейтенант с перевязанной рукой.

Смех в палатке сразу прекратился. Офицеры стали быстро одеваться. Через три минуты они выбежали наружу и встали в шеренгу из десятка бойцов возле запыленной полуторки. Невысокий майор в очках, с очень невоенной походкой, вышел перед строем:

— Товарищи офицеры, мы выдвигаемся к станице Плешаковской. Машина высаживает нас на опушке с восточной стороны леса и возвращается в расположение. От леса тремя группами мы расходимся по позициям. Задача нашей группы простая, но и самая опасная. Мы с вами будем находиться на пути отхода диверсантов в случае их боестолкновения с нашими боевыми группами. Немцы и их пособники будут отчаянно сопротивляться. Терять им нечего. Наша задача — взять как можно больше пленных. Вопросы?

— Разрешите, — поднял руку высокий офицер на правом фланге. — Старший лейтенант Погорельцев. Места наших «лежек» определены или мы их выбираем сами?

— После высадки я раздам вам карты, мы наметим примерное место засады каждой группы. Еще вопросы?

— У меня вопрос. Капитан Косович. Как мы определим, что перед нами враг, а не наше подразделение и не случайные военнослужащие Красной армии?

— Не знаю, — ответил Игнатьев. — Это не армейская операция, поэтому привлечены только оперативники Смерша. Только ваш опыт и смекалка, только ваша наблюдательность сможет подсказать, кто перед вами. Решать будете на месте в каждом конкретном случае. Еще вопросы?

— Нет вопросов, — ответил Косович. — Понятно — «частое сито»!

Генерал Максимов ехал в штаб 65-й армии, размышляя, что стоит за этим неожиданным вызовом. Корпус только недавно занял позиции на Севском направлении, принял пополнение, материальную часть. То, что назревали серьезные события, Максимов и сам понимал. Видимо, в штабе армии собирают какое-то совещание, чтобы ввести в курс дела высший командный состав, поставить общую задачу военного и политического характера.

Павла Ивановича Батова он знал с октября 1942 года, когда была сформирована армия и Максимов принял под свое командование мехкорпус. Был Сталинград, была операция «Кольцо», когда корпус понес серьезные потери, но выстоял и не пропустил к окруженной гитлеровской группировке танковые армады противника. Потом армию вывели в резерв Ставки Верховного главнокомандования. Передышка была недолгой, в начале февраля армию перегруппировали на Орловское направление в район Ольховатки, Хмелевского, Тифинского и включили в состав Центрального фронта.

Адъютант провел Максимова по коридору к кабинету командующего, а не в зал совещаний командного состава.

«Значит, не совещание, значит, вопрос касается только моего корпуса».

Сняв в приемной шинель, Максимов вошел в кабинет. Там были только двое: сам Батов и новый член Военного совета армии генерал-майор Радецкий, плечистый мужчина с крупной бритой головой.

— Товарищ генерал-лейтенант, генерал-майор Максимов по вашему приказанию прибыл.

— Хорошо, что быстро прибыл, — Батов подошел к гостю и пожал ему руку. — Дело важное и срочное. Впрочем, как всегда. Вы еще не знакомы? Прошу знакомиться: генерал-майор Радецкий, член Военного совета армии.

Поздоровавшись с Радецким, Максимов подошел к столу и сел на предложенный стул. Батов вернулся за свой рабочий стол и сложил на нем сжатые в кулак руки. Шевельнулись желваки на его худощавом лице, обозначились глубокие складки возле рта. Но в глазах командующего, кроме усталости, чувствовалась и огромная энергия. Как это могло сочетаться в одном человеке! Видимо, уставшее тело никак не мешало движению мысли, мозг командующего работал не переставая. Армия и фронт находились в преддверии больших событий. Максимов знал это, чувствовал.

Радецкий сел напротив Максимова и, не скрываясь, разглядывал его с большим интересом.

— Я вызвал вас, Игорь Викентьевич, по очень серьезному вопросу, — начал говорить Батов. — Мы с вами воюем вместе меньше полугода, но я успел оценить ваши способности как командира корпуса. Да и о вашей прежней службе наслышан. Разумеется, прежде чем было подписано ваше назначение в армии, я наводил о вас справки. Вот Николаю Антоновичу только что о вас рассказывал. И мы пришли к единому мнению, что можно вам поручить одно очень важное и опасное дело.

— Совершенно верно, — поддержал командующего Радецкий и вдруг улыбнулся открытой обезоруживающей улыбкой. И сразу обстановка в кабинете перестала быть напряженной. — И командующий армией, и другие командиры, в чьем подчинении вы воевали с начала войны, характеризуют вас как грамотного, умелого и инициативного командира. Вы владеете навыками маневренного боя, управления войсками в самых сложных боевых условиях. И вы вполне справитесь с задачей, выполнять которую придется в отрыве от основных сил армии.

— В отрыве? — Максимов удивленно посмотрел на Радецкого, потом на Батова. — Рейд?

— Совершенно верно, — удовлетворенно кивнул командующий армией и обменялся взглядом с членом Военного совета, как будто сказал ему, что вот, я же говорил вам. — Подойдем к карте!

Генералы подошли к стене, где, закрытая занавеской, висела карта участка фронта от Орла до Харькова. Хорошо был виден выступ в обороне советских войск в районе Курска. Батов обвел его тыльной стороной карандаша и повернулся к Максимову:

— Вы прекрасно понимаете, что у фашистов появилось желание этот выступ срезать и организовать нам приличный «котел» под Курском. Это даст им возможность разгромить три фронта, и тогда, как они полагают, путь на Москву будет снова открыт. Более того, эта операция за счет спрямления линии фронта позволит вермахту высвободить значительные силы, которые нужны им на юге, где развивается наступление на Украине. А еще им нужны резервы для того, чтобы остановить наши войска под Ленинградом. Рвется колечко! Прорываем блокаду. Город вздохнул свободнее!

— Есть планы Ставки, как воспрепятствовать немцам здесь, под Курском?

— Есть! — кивнул Батов. — Фронтовая разведка подтверждает это по составу войск, которые немцы сосредотачивают на направлениях главных ударов. Есть сведения: идут подкрепления из Германии и из Скандинавии. Взбесившийся фюрер никого не слушает, не верит своим генералам, требует срезать Курский выступ.

— А силенок-то у него уже маловато, — с улыбкой добавил Радецкий. — Это вам не лето 41-го.

— Так какова же моя задача? — спросил Максимов. — Разведка сил противника?

— Не только разведка. Задача несколько сложнее, Игорь Викентьевич, — Батов взял Максимова за локоть и вернулся к столу. — Прошу садиться. Видите ли, состав частей и соединений мы приблизительно знаем. Мы дадим вермахту возможность атаковать, попытаться взять инициативу в свои руки. Однако встретим мы его так, как еще ни разу не встречали. Все возможные средства — на танкоопасных направлениях и направлениях главных ударов. Оборона армий выстроится в три линии, дальше — линия обороны Центрального фронта, за спиной, как стратегический резерв, армии Степного фронта, которые перекроют возможные фланговые удары, поддержат в случае необходимости силы передовых фронтов. Ну а на завершающем этапе, когда мы обескровим врага, измотаем его, выбьем танки, фронты перейдут в контрнаступление и завершат уничтожение группы армий «Центр». Гитлер нам как будто сам предлагает это решение, сам кидает основные и невосполнимые силы в нашу мясорубку.

— На стадии подготовки операции и в процессе ее выполнения, — добавил Радецкий, — мы рассчитываем на помощь партизан в немецких тылах. И немцы это поняли. От Брянска до Харькова начались массовые карательные операции. Немцы бросили значительные силы на борьбу с партизанским движением, жгут села при малейшем подозрении в связи жителей с партизанами. Зверствуют не только фашисты, но и украинские националисты, которых их хозяева бросают на партизан.

— Ваша задача, генерал Максимов, задача вашего корпуса — нанести отвлекающий удар, имитировать на начальном этапе рейда наступление наших войск. Затем пройти по тылам с боями: уничтожить тыловые склады, штабы, дезорганизовать, нарушить управление, отвлечь на себя силы врага. За это время партизанские отряды передислоцируются, выведут из-под удара свои соединения. У нас появится возможность вывезти раненых, подбросить партизанам оружие, снаряжение, взрывчатку, инструкторов. В это же время будет произведен массированный удар по аэродромам противника. Мы нанесем люфтваффе максимальный урон. На момент главного удара активность немецкой авиации должна быть сведена к минимуму. Спутаете планы врага — это залог успеха будущей оборонительной, а главное, наступательной операции под Курском. Но, Игорь Викентьевич, об истинных целях рейда знаете только вы один. Для всех это начало общего наступления наших войск, которое, по разным данным, то ли продолжится, то ли мы от него отказались, и один ваш корпус застрял в немецких тылах. Да и о предстоящем прорыве вашего корпуса будут знать единицы.

Максимов вернулся к себе лишь под утро, предупредив по телефону, чтобы к его приезду собрались на совещание начальник штаба, начальник оперативного отдела штаба, зампотех и командиры частей. Голос адъютанта Полякова, несмотря на предутренние часы, был бодрый. Это Максимова порадовало. Он вообще был доволен своим адъютантом, его не просто исполнительностью, а очень толковой исполнительностью, умением понимать без слов и на два шага вперед.

Устный приказ пока звучал так: в течение трех суток подготовить корпус к длительному маршевому переходу с возможным столкновением с врагом. Подготовка материальной части, полная заправка, в танках полуторная загрузка боеприпасов, личному составу получить сухой паек из расчета на трое суток. Через трое суток командирам частей быть готовыми к передаче позиций другим частям. Порядок движения колонн будет определен непосредственно перед выходом корпуса.

Многих командиров как раз удивила эта формулировка. Если корпус передислоцируется, то следует, как и положено, отдавать приказ на создание боевого охранения во время движения, определять план движения техники, время прибытия на промежуточные пункты, квартирьерские вопросы, питание личного состава на местах ночевок. А еще на время маршей создаются планы противотанковой обороны, химической защиты, противовоздушной обороны движущихся войск. Однако в армии принято выполнять приказы без разговоров, и командиры отправились по своим частям. Максимов остался со своим штабом.

— Арам Акапетович, — обратился он к начальнику оперативного отдела штаба майору Аганесяну, — немедленно отправляйтесь в штаб армии и получите карты предстоящего места дислокации корпуса. Там вас ждут.

Начальник штаба полковник Величко не сводил глаз с командира и, когда они остались вдвоем, не удержался, спросил:

— Что происходит на самом деле, Игорь Викентьевич?

— Ну, теперь я могу сказать, — усмехнулся командир корпуса. — Вам-то положено знать с самого начала. Мы получили особый приказ, Олег Иванович. Корпус сдает позиции, прорывает немецкую оборону и выходит с рейдом в оперативные тылы группы армий «Центр».

— Только мы?

— Да, одним корпусом. Поэтому прошу вас уже завтра подготовить документацию, которую мы сдадим на хранение в штаб армии. То, что нельзя таскать с собой по тылам. Строевую документацию, финансовую. Ну, вы прекрасно все знаете и без меня.

— Мария Николаевна знает?

— Нет, она как раз уехала, когда меня вызвал Батов. Да лучше пока ей и не знать. Спокойнее будет. А когда узнает, глядишь, нам уже и возвращаться пора настанет.

— Немцы будут пытаться срезать Курский выступ? К нам пока не поступали разведсведения за последние несколько дней.

— И не поступят. Да, есть приказ ОКВ ^[1]. Гитлер настоял на своем, хотя генералы, включая Кейтеля, отговаривали его от такого опрометчивого поступка.

Когда офицеры разошлись, Максимов некоторое время сидел, глядя на карту. Место прорыва определено, маршрут известен: перечень ударов по фашистским штабам, складам, коммуникациям. Возможны отклонения в связи с изменяющейся обстановкой в тылу. Место выхода через линию фронта к своим. Запасной вариант, предполагавший удар войск армии навстречу прорывающемуся с боями корпусу. Вроде бы все определено, осталось заняться интенсивной подготовкой к операции в условиях жесточайшей секретности.

— Поляков, — позвал Максимов адъютанта. — Вот что, Поляков, ты еще не совсем оправился от ранения, тебе уколы делать надо, так что я предлагаю откомандировать тебя в одну из частей армии. Переход будет непростым, на пределе сил.

— Товарищ генерал, я здоров и готов к службе без ограничений! — уверенно заявил старший лейтенант.

— Это ты так считаешь или врачи тебе сказали?

— Я говорю о своем самочувствии, товарищ генерал. Прошу мне верить, я все же не первый день на фронте, я боевой офицер и вполне могу рассчитывать свои силы.

— Ладно-ладно, Андрей! — Максимов примирительно поднял руки.

— Игорь Викентьевич, — Поляков понизил голос и заговорил торопливо, как будто боялся, что генерал выгонит его сейчас из кабинета или прикажет остаться в штабе армии, — прошу вас поверить. Мне осталось сделать три укола, это три дня, но я совершенно здоров и могу выдержать любые нагрузки.

— Да верю я, Андрей, — улыбнулся Максимов. — Бери мою машину и дуй в госпиталь. Пусть тебе сделают положенный укол, возьмешь с собой необходимые лекарства. Оставшиеся уколем тебе по дороге завтра и послезавтра. Раз медики велели, надо слушаться. Я позвоню Марии Николаевне, попрошу за тебя. Она все организует. И стерилизатор, и шприц, и ампулы.

— Есть, товарищ генерал, взять вашу машину, — улыбнулся адъютант.

И тут неплотно прикрытая дверь за спиной Полякова открылась, и в кабинете появился капитан Серов. Он вошел неслышно, можно было даже предположить, что особист какое-то время стоял за дверью и слушал разговор генерала с адъютантом.

— Разрешите, товарищ генерал? — с улыбкой осведомился Серов. — Что, молодые офицеры рвутся в бой?

— Идите, Поляков, — кивнул Максимов и повернулся к особисту. — Слушаю, что у вас, товарищ капитан?

— Подпишите, пожалуйста, документы, и отправим этих трусов, дезертиров и самострельщиков. Получат по заслугам, и мы с вами не будем оглядываться на предателей в наших рядах.

— Предатели, враги? — хмуро переспросил Максимов, потом решительно сел за стол и протянул руку. — А ну, давайте сюда ваши документы.

Серов, продолжая улыбаться, неторопливо подошел к генералу, положил на стол папку и стал доставать оттуда по одному листу с постановлением об аресте военнослужащего. Максимов взял первый листок, бегло пробежал глазами данные солдата, описание совершенного им преступления и поднял глаза на особиста.

— Это Антипенко враг? Вот этот мальчишка, который только школу окончил, который не дрался ни разу в жизни? Который во время своего первого боя дрогнул? Он враг? Изменник Родины? Да он мальчишка, он доброволец, между прочим. Испугался — так тут война, тут стреляют, убивают и калечат!

— Тут Родину защищают, — особист стал серьезным.

— Так он и хочет защищать, он плакал и просил простить, он рвется в бой, чтобы смыть позор. Ему перед матерью стыдно, перед девушкой, которой он еще месяц назад стихи читал. Для командира его солдаты что дети. Их беречь, любить и понимать надо. Им помогать надо, их воспитывать надо, а не в трибунал при первом же удобном случае! Это кто? Фролов, артиллерист? Лошадь у него ногу сломала, орудие утопили в болоте. Вы его вредителем хотите сделать? А вы помните тот переход, когда весь корпус трое суток не спал? Люди валились с ног, кони падали. Это у вас кто? Храмов, старый солдат, финскую прошел, а вы его обвиняете в том, что он самострельщик, что он умышленно себе ногу прострелил, чтобы в атаку не идти. А вы знаете, что Храмов повздорил с Котельниковым, поймав его за воровством казенного имущества, и не стал командирам докладывать, а просто в морду дал. По-солдатски воспитывал. Не прав, согласен! Но так ведь оговорили Храмова. Храмов ранение получил в самом начале атаки, у самого своего окопа. Неужели на месте разобраться нельзя, обязательно надо передавать дело и заводить следствие? Вот что, товарищ капитан Серов! Нет у меня в корпусе врагов! И предателей нет! Все пойдут со мной через три дня в бой. Кто виновен, искупят кровью, а если погибнут, так погибнут, Родину защищая, как честные советские люди. Без позора! Все, вы свободны! Задержанных освободить, вернуть в подразделения!

— А вы не боитесь, что вот эти ваши честные вам же в спину и выстрелят? — прищурился особист.

— Мне? — Максимов сделал большие глаза. — Мне никто из моих солдат не выстрелит в спину. Со мной они в бой пойдут и умирать будут за Родину рядом со мной. Я верю своим солдатам. И мне очень жаль, что им не верите вы!

Примечания

1

ОКВ (от нем. Oberkommando der Wehrmacht, нем. OKW) — Верховное командование вермахта. ОКВ было создано в 1938 году после ликвидации военного министерства. Начальником штаба ОКВ был назначен генерал артиллерии Вильгельм Кейтель, который, несмотря на многочисленные разногласия с Гитлером, занимал эту должность до мая 1945 года.