Мертвая тишина

Александр Тамоников, 2023

Боевые романы о ежедневном подвиге советских фронтовых разведчиков. Поединок силы и духа, когда до переднего края врага всего несколько шагов. Подробности жестоких боев, о которых не рассказывают даже ветераны – участники тех событий. Немецкие войска готовятся оставить вяземский плацдарм. В качестве трофеев они планируют вывезти с собой материальные ценности, технику и рабочую силу. Чтобы предотвратить разорение оккупированной территории, наше командование забрасывает во вражеский тыл группу капитана Глеба Шубина. Опытный разведчик понимает, что помешать бесчинствам фашистов может только хорошо подготовленная диверсия. Капитан разрабатывает дерзкий план, предполагая привлечь к его осуществлению не совсем обычных помощников… Общий тираж книг автора – более 10 миллионов экземпляров.

Глава 2

Время приближалось к полуночи, когда Шубин и Коростылев добрались до землянки командира 3-го батальона 302-го стрелкового полка капитана Сладкова. Батальон занимал позиции вблизи деревни Зимовники на правом берегу Волги. Составляя новые карты местности, Шубин уже успел познакомиться с капитаном Сладковым. Он уже тогда решил, что будет переходить линию фронта именно в этом районе. Батальон занимал позиции на холмах, тянувшихся на некотором удалении от Волги. На расстоянии примерно полукилометра к западу шла другая линия холмов — на них занимали оборону немцы. Между двумя линиями обороны пролегала нейтральная полоса — засыпанное снегом поле, на котором там и здесь виднелись снежные холмики. Это были засыпанные снегом тела наших бойцов, погибших неделю назад во время неудачного наступления.

Это место понравилось Шубину тем, что прямо напротив землянки капитана Сладкова виднелся глубокий овраг, уходивший в глубину вражеской обороны. Разведчик не сомневался, что устье оврага хорошо охраняется — там наверняка имелся немецкий окоп, и еще нужно будет подумать, как его обойти. Зато дальше, на дне оврага, на его крутых склонах немцы вряд ли устроят огневые точки — они не любили такие складки местности. Там Шубин и надеялся пройти в глубину вражеской обороны.

Разведчик заранее попросил Сладкова подобрать им с Коростылевым пару маскхалатов. И капитан выполнил эту просьбу: маскировка дожидалась разведчиков. Они оба надели маскхалаты, попрыгали на месте, проверяя, не бренчит ли что в карманах. Затем надели вещмешки, тоже зашитые в белую ткань, проверили автоматы — заряжены ли. Оба повесили на пояса ножи в ножнах. Вещмешки на этот раз были не слишком тяжелые: разведчики не брали с собой рацию, не было у них и запаса продуктов, котелков и всего того, что нужно для приготовления пищи. Из еды они взяли только каждый по горбушке хлеба и куску сала. А вместо горячего чая планировали использовать снег. Одни сутки можно было продержаться и на таком скудном пайке. Шубин рассчитывал пройти не больше двадцати километров в глубь немецкой обороны. Он знал, что немцы при отступлении устраивают временные линии обороны на расстоянии пятнадцати километров от передовой. Так что 15, ну, 17 километров они пройдут — и наткнутся на этот промежуточный рубеж. Разведают его, узнают его сильные и слабые стороны — и можно будет возвращаться.

— Ну, ты готов? — спросил Шубин напарника. Как всегда, перед началом операции его охватило нетерпение: скорее бы уже!

— Да, готов, — ответил Коростылев.

— Тогда пошли, — скомандовал разведчик.

Они вышли из землянки. Дул сильный ветер, который швырял в лица горсти мокрого снега. Погода была вполне мартовская — температура около нуля, мокрый снег. И это было на руку разведчикам — снег маскировал движения лучше всякого маскхалата.

Они выглянули из окопов, выползли в поле и поползли, прижимаясь к земле. Когда ползли мимо убитых, их окутал отвратительный запах: мороз ослабел и трупы начали разлагаться. Но сейчас эти погибшие бойцы помогали разведчикам, скрывали их продвижение по полю, потому приходилось терпеть.

Но вот они приблизились к немецким позициям. Теперь им нужно было совсем слиться с землей, стать невидимыми. Они продвигались дальше, используя каждую складку местности. Так они подобрались к немецкому окопу, который находился в устье оврага. Немцы были так близко, что разведчики различили каску часового, который наблюдал за местностью, высунувшись из окопа.

Когда Шубин планировал переход линии фронта, он думал, что придется брать врагов, что называется, «в ножи» — внезапно атаковать и всех вырезать. Но такая тактика могла сработать только при условии внезапного нападения. Если кто-то из немцев не спит, если он успеет закричать, подать сигнал тревоги — все, операция провалена. Прибегут другие немцы из соседних окопов, в ход пойдут уже не только ножи, но и винтовки с автоматами — и ни о каком прорыве через линию фронта речи быть не может. Только стремительное нападение разом на всех, находящихся в окопе, обеспечивало возможность скрытого продвижения дальше.

Но теперь, находясь в нескольких метрах от вражеской позиции, Шубин разглядел возможность другого развития событий. Правее немецкого окопа шла ложбинка, припорошенная снегом. Что, если проползти по этой ложбинке? Тогда враги их не заметят, и они попадут в немецкий тыл без шума, совершенно скрытно.

Шубин дернул напарника за локоть и, когда тот повернулся к нему, указал рукой на ложбинку. Коростылев вгляделся в ту сторону, понял замысел командира и кивнул, мол, все понял. Затем пополз в ту сторону. Шубин последовал за ним.

Они ползли медленно, очень медленно, капитан начал замерзать, хотя было, в общем, не холодно. Ага, вот и ложбинка. Они спустились в нее — и теперь уже не видели ни поля, ни немецкого окопа слева. Двинулись по ложбинке вперед. Ползли, ползли… Они ползли, казалось, целую вечность. Наконец, взглянув влево, Шубин увидел над собой снежный склон. Значит, они миновали линию окопов и уже находились в овраге. Он приподнял голову, огляделся. Так и есть! Они прошли!

Дальше можно было двигаться немного быстрее. Теперь они уже не ползли, а шли, пригнувшись. Коростылев, шедший первым, еще и просеивал снег между пальцев — он искал растяжку или торчащий из земли взрыватель мины. И дважды он нащупывал такой взрыватель; это место они обходили стороной.

Так они продвинулись метров на сто. Потом оба, не сговариваясь, взглянули друг на друга и кивнули. Оба одновременно пришли к заключению, что дальше мин не должно быть — не будут же немцы минировать овраг на всем его протяжении! Это было бессмысленно. Значит, теперь им можно было идти быстрым шагом, можно было даже бежать. И они перешли на быстрый шаг. Так они прошли около километра, постепенно поднимаясь. Овраг делался все мельче, это был уже не овраг, а ложбина. А потом и ложбина исчезла, слившись с местностью.

Передовая осталась позади, они вышли в немецкий тыл. Пора было подумать о том, чтобы взять языка.

Внезапно сержант резко присел, почти лег на землю; Шубин, следуя примеру напарника, сделал то же самое.

— Что случилось? — спросил он шепотом.

— Вон там, возле того холма, только что мелькнул огонек, — так же шепотом ответил сержант.

Это могло означать только одно: где-то здесь располагалась тыловая немецкая часть. Ведь никаких деревень здесь не было.

— Ну-ка, давай посмотрим, что тут у нас… — прошептал Шубин.

Разведчики легли на снег и поползли вперед, к тому месту, где Коростылев видел огонь. Они ползли от куста к кусту, от сугроба к сугробу. Так они постепенно приблизились к нужному им месту. Теперь стало ясно, что впереди располагается немецкий блиндаж. А дальше, если хорошенько приглядеться, можно было разглядеть еще один такой же блиндаж. Но блиндажи разведчиков не интересовали. Конечно, можно было надеяться на то, что враги спят и видят сладкие сны. И их можно будет прикончить всех вот так, во сне, оставив одного для допроса. Но так мог рассуждать только неопытный разведчик, так мог рассуждать мальчишка. А Шубин и Коростылев не были мальчишками. Они оба были опытными воинами и знали, что перед ними — хитрый и тоже опытный враг. Скорее всего, кто-то один в блиндаже не спит, караулит вход. И как только они туда сунутся, то нарвутся на пулю, караульный поднимет шум — и все, их разведка на этом закончится. Хорошо, если удастся уйти отсюда живыми, но без всякой информации.

Нет, им было нужно место, где находится один немец. Пусть даже он не спит, пусть стоит на посту — но чтобы он там был один. А чаще всего часовые стоят на посту возле какого-нибудь склада… Не сговариваясь, разведчики повернули и поползли в обход блиндажей. Им нужно было найти место, где находится склад. Ведь если тут располагается немецкая тыловая часть, значит, она что-то охраняет — снаряды, продукты, медикаменты. Вот такой склад им и нужно было искать.

То ползком, то перебегая от дерева к дереву, разведчики отошли от блиндажей. И вот перед ними появился холм очень правильной формы. Ясно было, что этот холм — искусственный и под ним скрывается тот самый немецкий склад. А значит, где-то поблизости должен находиться часовой.

И не успели разведчики об этом подумать, как увидели этого часового. Он расхаживал на пятачке возле входа в склад. Спать он точно не собирался и то и дело поглядывал по сторонам. Над его плечом торчало дуло винтовки. Шубин обратил внимание, что деревья возле склада все были спилены, и подобраться к часовому под их прикрытием было невозможно. Однако он не сомневался, что разведчики выполнят эту задачу. Это облегчалось тем, что их было двое. И оба знали, как использовать это преимущество: им даже не нужно было заранее договариваться, как именно.

Шубин тронул сержанта за плечо и подал ему знак ползти левее. А затем шепнул:

— Совой кричать умеешь?

Коростылев молча кивнул и пополз в указанную сторону. Шубин сбросил с себя вещмешок, снял винтовку и достал из кобуры пистолет. Стрелять из пистолета он не собирался: оружие ему было нужно в качестве кастета. Приготовившись таким образом, он стал подкрадываться к часовому, используя те моменты, когда тот отворачивался и шел в другую сторону. Но вот капитан достиг предельного расстояния, на котором он мог остаться незамеченным. Дальше подбираться было нельзя — надо было ждать, когда ему на помощь придет сержант.

И вот в ночной тишине внезапно раздалось уханье совы. Судя по всему, птица находилась совсем близко. Немец, видно, сомневался, что совы могут охотиться в зимнее время. Он насторожился, снял с плеча винтовку. Держа ее на изготовку, он двинулся в ту сторону, откуда доносился совиный крик. Сделал шаг, другой… И тут ему на голову обрушился сильнейший удар, от которого часовой осел на снег, теряя сознание.

…Очнулся он довольно скоро, но в совершенно незнакомом месте. Вокруг не было ни склада, ни блиндажей, где находились его товарищи. Вокруг был густой лесок. Дернувшись, немец понял, что руки у него связаны, а во рту находится кляп.

Увидев, что язык очнулся, Шубин придвинулся к нему и сказал на немецком:

— Ага, вот мы и пришли в себя. Это хорошо. Теперь можно побеседовать. Будешь честно отвечать на вопросы — сможешь остаться в живых. Станешь юлить, врать — буду резать тебя на части. Все понятно? Кивни, если понятно.

Немец несколько раз кивнул. Он явно хотел жить, и он был готов говорить. Это устраивало Шубина, хотя он знал, что потом его будет мучить совесть. Ведь он не собирался оставлять языка в живых — он просто не мог этого сделать, потому что им предстояло идти еще вперед, в глубину вражеской обороны, не меньше десяти километров, а затем возвращаться обратно, и часовой будет им обузой.

— Значит, мы договорились, — заключил Шубин и вынул кляп изо рта пленного.

Отплевываясь, тот заговорил:

— Да, я готов вам рассказать все, что знаю, господин офицер. Но учтите: я знаю не очень много, ведь я простой рядовой…

— Как твое имя?

— Карл Шмидт.

— А как называется часть, в которой ты служишь?

— Второй батальон 383-го стрелкового полка.

— Что ваша часть здесь делает?

— Мы охраняем склады с артиллерийскими снарядами. Но если говорить честно, охранять там нечего — склады почти пустые.

— Почему так?

— Потому что армия готовится к отходу. Артиллеристам приказано расстрелять все имеющиеся запасы снарядов, чтобы не тащить их назад в тыл. Поэтому все последние дни наши артиллеристы ведут усиленный обстрел русских позиций. Вчера вечером мы отправили на передовую последние ящики со снарядами.

— И когда же армия начнет отходить?

— Так она уже несколько дней как начала. Склады, расположенные глубже в тылу, уже полностью вывезли. Все, что находится в городах — в Ржеве, Сычевке, Гжатске, — уже неделю как грузят и отвозят в тыл. Отправили в тыл все госпитали, уехали туда снабженцы. Так что остались только боевые части.

— А когда начнут отходить боевые части?

— Офицеры нам этого, конечно, не говорят. Но судя по тому, что снарядов совсем не осталось, завтра или послезавтра.

— Для отхода вам нужно устроить промежуточные линии обороны. Где проходит ближайшая такая линия?

— Точно не знаю. Но, кажется, не очень далеко.

— У вашей тыловой части есть соседи? Справа, слева?

— Севернее, ближе к Ржеву, стоят танкисты. Это не тыловая часть, они просто стоят в резерве, потому что наступать наша армия здесь точно не будет и танки не нужны. Они, наверное, будут отходить первыми или в числе первых.

— Здесь, в тылу, есть заминированные участки местности?

— Нет, зачем? Заминирована только промежуточная линия обороны.

— Как войска будут эвакуироваться — на машинах?

— Кто-то поедет на машинах, кто-то пойдет пешком, кто-то по железной дороге, пока она еще работает.

— А почему она не должна работать?

— Потому что есть приказ нашего верховного командования — вывести дорогу из строя.

У Шубина, в общем, больше не было вопросов к рядовому Шмидту. Допрос рядового надо было заканчивать, а вместе с ним пускать часового в расход. Но Шубин совсем не хотел мучить этого парня. Он хотел все сделать так, чтобы Карл Шмидт до последнего был уверен в том, что останется в живых.

— Ну, Карл, пока на этом все, — сказал разведчик. — Сейчас мы соберемся и пойдем. От тебя при этом потребуется полное молчание. Ты меня понял?

— Да, господин офицер, я буду нем как рыба! Не издам ни одного звука! — заверил пленный.

— Вот и хорошо, — сказал Шубин.

Он встал, открыл свой вещмешок и начал оглядываться, словно в поисках чего-то. Шагнул в сторону, словно за какой-то вещью, и, оказавшись за спиной пленного, наклонился к нему и одним быстрым движением перерезал ему горло. Кровь хлынула потоком, заливая шинель рядового Шмидта. Он повалился на бок, дернулся и застыл.

— Надеюсь, он не мучился, — пробормотал Шубин, затем, повернувшись к своему напарнику, сказал: — Ну что, двигаемся дальше?

И они двинулись дальше на запад. До конца ночи они шли и шли; за все время сделали лишь одну короткую остановку. Ближе к утру пересекли рокадную дорогу, построенную немцами за время длительной обороны этого рубежа. Несмотря на зимнее время, на мороз, дорога была совершенно разбита, выброшенная гусеницами танков земля высилась по ее бокам словно два бруствера. Легко можно было представить, что здесь будет твориться спустя несколько дней, когда начнется таяние снега. Тогда преодоление этой дороги станет большим испытанием для любого. «Вот почему наше командование так торопится начать наступление, а немцы торопятся уйти, — подумал Шубин. — Когда начнется весенняя распутица, двигаться и перевозить тяжелую технику здесь будет невозможно».

Наступило утро, и темнота больше не скрывала разведчиков. Готовясь к этой операции, Шубин планировал, что с наступлением утра они залягут где-нибудь в укрытие и будут там сидеть до темноты. Но теперь, получив от пленного Карла Шмидта сведения об уже начавшемся отступлении вражеских войск, капитан решил изменить этот план. Не могли они с Коростылевым отсиживаться в укрытии, ждать наступления ночи. Дорог был каждый час!

— Я думаю продолжить движение, — сказал он сержанту. — Мне кажется, нам хватит сил пройти еще километров пять. Добраться до промежуточной линии обороны, нанести данные на карту — и только тогда найти подходящее место и лечь спать. А ближе к вечеру двинемся в обратный путь. Что об этом думаешь?

— Ты командир, тебе решать, — ответил Коростылев. — Но вообще-то я согласен, план правильный. Только на открытые места не нужно вылезать. А если они встретятся, проходить их с особой осторожностью.

Шубин кивнул, и они продолжали идти на запад. Спустя полчаса разведчики вышли из леса на дорогу, которая шла в том же направлении, что и они, — на северо-запад. Было ясно, что эту дорогу активно используют немцы. Идти по ней было нельзя, и они снова вернулись в лес, пошли вдоль дороги. Так они шли и шли по редколесью, и ничто не предвещало опасности, как вдруг какая-то деталь на местности привлекла внимание Шубина, и он скомандовал:

— Ложись!

И они оба бросились на снег. Капитан ждал, что впереди прогремят выстрелы, но пока все было тихо. Тогда он осторожно поднял голову и стал осматривать окрестности. И увидел то, что привлекло его внимание: снежный бугор слишком правильной формы впереди, на расстоянии примерно двухсот метров. Это мог быть дзот, а мог быть бронированный колпак. И то и другое не могло стоять отдельно в лесу — такие сооружения создавались как часть крупной линии обороны.

— Давай тихо-тихо сдадим назад, — негромко сказал Шубин напарнику. — Мы слишком близко к ним подошли.

Но едва они начали двигаться назад, как сразу прогремело несколько выстрелов. Пули прошли высоко над головами разведчиков, пока что обстрел не представлял опасности. Хуже было другое: выстрелы означали, что враги их заметили. Надо было отходить, и отходить быстро. Поэтому разведчики сменили тактику: они поднялись и кинулись бегом назад в лес. Вслед им снова раздались выстрелы, и теперь пули вонзались в стволы деревьев совсем близко. Но с каждым шагом они все дальше уходили от опасного места. Шансов попасть в разведчиков у врагов уже не было, и обстрел прекратился.

Пробежав примерно полкилометра, Шубин остановился.

— Кажется, мы нашли этот промежуточный рубеж обороны, — сказал он. — Давай пройдем севернее, там еще посмотрим. Если снова наткнемся на немцев — это точно их рубеж.

Они двинулись прямо на север. Тут впереди показался довольно заметный холм. Такой объект враг никак не мог пропустить: немцы были просто обязаны устроить на холме узел своей обороны.

Разведчики сменили курс; теперь они шли в обход холма, вглядываясь в его склоны. Так и есть: оба одновременно разглядели линию окопов, за ней вторую, пулеметную ячейку, крыши блиндажей… Да, это была немецкая оборонительная линия, призванная задержать наши части, которые будут преследовать отступающие немецкие дивизии. Задание командования было выполнено, можно было возвращаться. Разведчики повернули на восток, собираясь в обратный путь. Но едва они сделали несколько шагов, как снова грянули выстрелы. Стреляли справа, с той стороны, откуда они пришли. Видимо, враги, встревоженные появлением разведчиков перед их запасным рубежом, не ограничились тем, что просто отогнали советских бойцов подальше, но и выслали им вдогонку свою группу.

И как только прозвучали первые выстрелы справа, так сразу же поднялась стрельба и сзади, с того самого холма, который разведчики только что обследовали. Оттуда тоже могли выслать группу преследователей, и тогда положение двоих бойцов стало бы отчаянным.

— Давай левее, и быстро! — скомандовал Шубин.

Им ни в коем случае нельзя было ввязываться в перестрелку — тогда они точно попали бы в окружение и погибли. И разведчики, не отвечая на выстрелы врагов, побежали по заснеженному лесу так быстро, как только позволяли бурелом и снег. Они бежали, забирая влево, уходя и от холма за спиной, и от группы преследования справа. Теперь оба думали лишь об одном: только бы никого из них не ранило. Если ранение будет серьезным, то раненый будет обречен. Он не сможет двигаться таким же темпом, как здоровый товарищ, а тот не сможет его тащить с нужной скоростью. И у раненого будет один выход: залечь и отстреливаться от врагов, сколько хватит патронов. А потом, когда окружат, когда подойдут вплотную, — подорвать и себя, и врагов гранатой.

Но пока что все пули проносились мимо. И они уходили все дальше, дальше. А минут через пятнадцать выстрелы совсем стихли. Как видно, враги отказались от преследования уходящих разведчиков. Правда, они могли сообщить по рации своим частям, стоящим восточнее, на нынешней линии фронта, чтобы те выслали группы для перехвата советских бойцов. Шубин предвидел такую возможность, поэтому спустя некоторое время он изменил направление, взяв курс значительно правее — почти на юг. Так они шли километра три. Теперь немцы не знали, где они находятся, и никакая группа перехвата не могла их поджидать.

Оставалась одна проблема — перейти линию фронта в обратном направлении, выйти к своим. Часто разведчики гибли именно во время такого обратного перехода: наши бойцы на передовой принимали возвращающихся за врагов и открывали огонь. Чтобы этого не случилось, надо было выйти ровно в том месте, где и входили, то есть в устье оврага.

Но прежде чем думать о возвращении, о том, как найти то самое устье оврага, следовало отдохнуть. Ведь Шубин и Коростылев шли не останавливаясь уже больше двенадцати часов. И теперь оба, не сговариваясь, высматривали место, где можно было залечь на пару-тройку часов.

Наконец такое место нашлось. Это была ложбинка, заросшая молодым осинником и кустами бересклета. Разведчики залезли в середину этой чащи, так что снаружи их никак нельзя было увидеть, набросали на снег сухих веток, положили свои вещмешки — и улеглись, прижавшись друг к другу спинами. И, как только улеглись, оба сразу заснули. У обоих было профессиональное свойство разведчиков — умение моментально засыпать, когда можно, и так же моментально просыпаться, когда нужно.

Засыпая, Шубин решил, что они проспят не три, а целых четыре часа — до пяти вечера. И в пять минут шестого он проснулся. Мартовское солнце еще не садилось, но уже низко висело над горизонтом. Спустя минуту проснулся и Андрей Коростылев. Разведчики быстро собрались, затем перекусили, съев по куску хлеба, который брали с собой. Потом Шубин достал карту, определил, где они находятся, и выбрал маршрут к тому самому устью оврага. И они пустились в путь.

Шли они не спеша — Шубин то и дело сверялся с картой. Кроме того, он хотел подойти к линии фронта уже в темноте. Врагов они нигде по дороге не встретили. И когда солнце уже село, в последних лучах света Шубин разглядел впереди то самое начало длинного оврага, которое искал. Двое разведчиков спустились по нему, обошли немецкий окоп, запиравший устье оврага, проползли по полю — и уже ближе к полуночи достигли советской линии обороны. Здесь ждали их возвращения, стрелять в них никто не собирался. Мало того — их, оказывается, дожидалась и штабная машина, которую прислал полковник Данилов. Так что в час ночи Шубин был в Калуге.