Иван Грозный. Конец крымской орды

Александр Тамоников, 2020

1572 год. Москва только что оправилась от разрушительного набега татар. Но крымский хан Девлет Гирей не думает успокаиваться. Он готовит новый поход. На этот раз хан планирует окончательно разбить русских и сесть в Москве «на царство». Царь Иван Грозный спешно готовится к обороне: строит новые пограничные укрепления, усиливает войско донскими казаками и немецкими рейтарами. Решено встретить врага на берегах Оки. Туда на разведку отправляется отряд воеводы Михайлы Бордака. Он видит, как татары переправляются через реку, и спешит сообщить об этом главному воеводе князю Воротынскому. Ни татары, ни сам Бордак еще не знают, какая ловушка готовится степнякам на этом берегу…

Глава 2

Каждый день в село Стешино прибывал народ с земель, разоренных крымчаками.

Ранним утром к Парфенову заявился ключник Белан и доложил:

— Княжич, это уже невозможно! Вчера пять семей пришло, а сегодня с рассвета уже три. Что за день-то будет? У нас опричники по дворам стоят, беженцам места нет.

Парфенов посмотрел на ключника.

— Доброго утра тебе, Николай.

— Господи, извиняй, княжич, совсем я завертелся. Ни днем, ни ночью покоя нет. И приваживать людей некуда, и гнать не по-божески будет.

— Харч у нас в достатке. Пусть люди берут у тебя еду на дорогу и идут прямо в Москву. Там сейчас рабочие руки на вес золота.

Ключник вздохнул и проговорил:

— Это я знаю. Поздно вечером прошел обоз большой с мастеровыми мужиками и лесом. Их из северных земель царь на Москву послал. Они говорили, что еще возы собираются.

— Вот и тех людей, которые к нам из разграбленных земель приходят, на Москву отправляй.

— Так многие из них желают тут поселиться. Просят хоть какой землицы, избы желают ставить. А где же мы земель-то наберем? Не отдавать же поля, уже засеянные.

— Я сказал, Николай, всех направлять на Москву. Тут оставлять только хворых да немощных, пострадавших от набега проклятого Девлета, оказывать им всяческую помощь. Ты понял меня?

— Как не понять, только тяжко с народом говорить. Ты ему одно, он в ответ другое.

— Тогда передай, что идти на Москву — это строжайший наказ самого государя Ивана Васильевича. Против него никто ни единого слова не скажет.

— Ну если так. Ладно, пойду.

— В помощники возьми Андрея Серьгу, мужиков, которые пользуются уважением среди селян.

— Разберусь.

— Разбирайся.

Ключник ушел. Служка притащил бадью теплой воды, полотенце.

Василий обмылся.

К нему подошла стряпуха.

— Доброго здравия, княжич.

— И тебе того же, Варвара.

— Хотела спросить, чего на завтрак делать, когда и куда подавать.

— Делай все так же, как обычно. Ты с Марфой стряпаешь?

— С ней и с другими бабами. На селе, кроме семьи да прислуги боярина Бордака, наших городских, стоит еще и опричная дружина. Голодный люд с разоренных земель валом валит. Разве двоим управиться?

— Хорошо, что бабы тебе помогают.

— Ну тогда пошла я.

— Ступай, Варвара. В чем нужда возникнет, обращайся к ключнику, не поможет он, иди до меня.

— Уразумела, княжич. Да ключник справляется со всем. Хозяин настоящий, строгий, но в меру.

— По душе пришелся?

— Чего скрывать, Василий Игнатьевич, пришелся. — Варвара вздохнула. — Да он в мою сторону и не смотрит. Все у него дела. Не до меня ему.

— Ничего. Посмотрит. Ты баба видная, прилежная и пригожая. Ступай.

Во двор княжеского дома вышла семья Бордака.

Алене помогала Олеся, молодая девушка из местных, родственница Варвары. Рядом шла повитуха тетка Вера. Тут же Петруша и Герасим.

Алена кивнула Парфенову, присела на лавку и чуть наклонилась набок. Так было удобней с большим животом. Олеся поднесла ей чашу с водой из бадьи. Женщина умылась.

Боярин подошел к княжичу.

— Приветствую тебя, Василь.

— И я тебя, Михайло.

— Надо догонять крымчаков да бить это паскудное племя.

— Знать бы, Михайло, куда идти. Крымчаки-то, они вон видишь как разбойничают. Нападут на селение, людей, годных для работы, да добро заберут, хворых, старых да младенцев побьют, дома посжигают и на юг идут.

— Искать их следует.

— Ну искать так искать. Давай наказ, воевода, и двинем из села. Наши близкие теперь в безопасности, руки у нас развязаны. Опричники всегда готовы бить басурман.

— В полдень, Василь, собери дружину.

— Добро, соберу. Тут, у меня на подворье?

— У церкви. Там площадь как раз для трех десятков воинов.

— Сделаю. Значит, в полдень?

— Да. А до того… — Договорить Бордак не успел.

С околицы донесся крик:

— Дружина идет со стороны Москвы.

— Что это? — спросил Бордак.

— Да ты и сам слыхал. Дружина какая-то?

— И что это может быть за войско?

— Сейчас узнаем.

Заслышав крики мужиков, из домов вышли опричники. Все пешие, но с оружием.

К подворью княжича подошли десятники Лука Огнев, Фома Рубач, Яков Грудин. Перед этим они велели своим людям быть готовыми к встрече нежданных гостей.

От околицы пронесся звонкий голос:

— А ну, расступись! Не видите, кто едет?

Бордак с Парфеновым и десятником вышли с подворья, с ними десятники и полтора десятка опричников.

— Ба! — воскликнул княжич. — Да ведь это сам думный боярин Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский по прозванию Малюта.

— Он, — сказал Бордак. — Но почему при нем всего десять воинов?

— Сейчас узнаем.

Скуратов остановил свою охрану, Скуратов один подъехал к Парфенову и Бордаку, соскочил с коня.

— Вот уж кого мы тут не ждали, так это тебя, Григорий Лукьянович, — с улыбкой проговорил Парфенов.

— Мы много чего не ждали, а оно пришло. Приветствую вас, воеводы.

— И тебе доброго здравия, боярин. Почему с малой охраной?

— А где большую взять? Опричные сотни полегли в боях да в пожаре. Дворец на Неглинной сгорел, там сгинуло много людей. Кто остался, все при деле. Да и я к вам не в гости.

Бордак взглянул на Малюту и поинтересовался:

— А как ты нашел-то нас, Григорий Лукьянович? Ведь мы сюда всего на день заглянули? Собрались уже дальше идти за крымчаками да бить их.

— Я знал, что не минуете вы вотчину княжича. Кого-нибудь из басурман достали?

— Достали. — Михайло поведал Малюте о событиях у деревни Колодка.

Скуратов кивнул.

— Это хорошо. Но теперь вам придется другое задание исполнить.

— Говори какое, сделаем.

Скуратов взглянул на Парфенова.

— Может, в терем свой позовешь, Василь Игнатьевич? При людях не стоит о серьезных делах говорить. И накажи прислуге дать воды студеной напиться, жажда мучит.

Парфенов окликнул служку, тот принес кувшин с водой.

Скуратов пил жадно, большими глотками, обжигаясь холодной родниковой водой.

Парфенов, Бордак и Скуратов прошли в дом княжича.

В просторной светлице о двух окнах, завешанных цветными занавесками, все трое перекрестились на образа в красном углу, сели за резной стол, на лавки, покрытые кусками ковра.

— Может, откушаешь, Григорий Лукьянович? — спросил Парфенов.

— Вы уже завтракали?

— Нет, рановато.

— Вот и мне рановато.

— Тогда что за дело заставило тебя искать дружину?

Скуратов расстегнул рубаху и проговорил:

— Вы ведь и сами понимаете, что Девлет-Гирею в этом походе сказочно повезло. Не налети ураган на Вознесение Господне, и не сгорела бы Москва. Но что уж об этом. Господь послал нам испытание, и мы должны достойно пройти чрез него. Хан после сожжения Москвы объявил о возвращении своей орды в Крым. Татары грабят все, что попадается им по дороге. Однако Девлет задумал еще одно злодейство, о котором мы и мыслить не могли.

Бордак и Парфенов переглянулись.

— Какое злодейство, Григорий Лукьянович? Что может быть хуже?.. — спросил Бордак.

Скуратов поморщился.

— Не перебивай, боярин, сам собьюсь. В общем, пошла орда на рязанские земли. Вдогон устремились не только такие дружины, как ваша, но и полк боярина Воротынского. Его людям удалось на переправе чрез Москву-реку разбить татарский отряд, взять в полон мурзу и продажного сына боярского Баяна Моларя. Изменник тут же запросил милость.

Бордак воскликнул:

— Какая ему может быть милость? Только плаха и палач с топором.

— Это так, но Моларь заявил, что может поведать такое, чего мы никак не ждем. Воротынский лично допросил изменника и выяснил, что Девлет приказал своим преданным мурзам Ахмаду и Хаджи, которые состоят в родстве с ним, погубить или пленить государя нашего Ивана Васильевича.

— Но как? — воскликнул Бордак.

— Объясняю. Хан узнал, что государь находится в Ростове и на днях собирается в Александровскую слободу, а затем на Москву. Он повелел мурзам уйти в лес, что между Ростовом и слободой, там, где разоренное село Треблино, оттуда из леса напасть на царский поезд, когда он будет проходить мимо. Изменник не знает точно, что за силы у мурз. Могут быть и сотня, и две, и пять. Он слышал и о засадном отряде крымчаков. Где тот должен укрыться, кто его мурза и какова численность, неизвестно. Но я думаю, сотня или две.

— Какая же паскуда этот Девлет-Гирей! Надо же такое задумать! — воскликнул Парфенов. — А скажи, Григорий Лукьянович, откуда изменник узнал о злодейских намерениях, которые крымчаки должны были держать в строжайшей тайне? Не мог ли этот сын боярский набивать себе цену? Вдруг на самом деле никаких засад и нет?

Скуратов кивнул.

— Может быть и так. Я о цене. А откуда изменник прознал про тайны, он объяснил просто, мол, случайно слышал разговор мурз Ахмада и Хаджи.

— Такое случайно не услышишь, — сказал Бордак.

— Я тоже так думаю, но и отвергнуть показания изменника не могу.

— Так надо все проверить.

— Вот и я о том же. Государь завтра после обеденной молитвы выезжает из Ростова. В охране у него полусотня опричников. Воины крепкие, опытные, но их мало. Почему так? Это знает только государь. Я сегодня еще затемно получил сообщение о выходе царя. Пути до Александровской слободы около ста двадцати верст, до Треблино и того меньше, где-то сто. Значит, на третий день царский поезд будет у села. Если там его ждет засада, то полусотня не сможет отбиться. Что бы ни говорил наш изменник, а если Девлет, пес смердящий, послал на такое злодейство рать, то немалую, уж никак не менее сотен пяти. Пусть одна из них в засаде, но остальные четыре у дороги, по которой пойдет царь. Хотя и по-другому может статься. Это я о числе крымчаков.

— А что ж ты, Григорий Лукьянович, не отправил из Москвы пару сотен навстречу царю? — спросил Парфенов.

— Одну приготовил. Она сегодня двинется к слободе. Ее поведет воевода, знающий о засадном отряде Девлета. Если Девлет выставил своих людей между Москвой и слободой, то сечи не избежать. У татар будет преимущество.

— Опричники должны разгромить этот отряд, сколько бы басурман в нем ни было, — сказал Бордак.

— Должны. Но как все сложится, не ведает никто. Даже если опричники разгромят засадную рать крымчаков, то погибнет много людей. Да и подойти вовремя к Треблино сотня никак не успеет.

— Получается, что Девлет-Гирей до мелочей продумал свои намерения, — проговорил Бордак.

— Это ему не так уж и сложно было сделать, Михайло Алексеич. Беда в том, что он хорошо знает, сколько сил у нас осталось после пожара на Москве.

— Но почему бы не предупредить государя об опасности, просить его, чтобы покуда сидел в Ростове? Надо проверить слова изменника и выставить по всему пути заставы, чтобы обеспечить его безопасный проезд.

Скуратов посмотрел на Бордака и спросил:

— Ты Ивана Васильевича не знаешь?

— Не так хорошо, как ты, но знаю.

— И меня уже должен знать. Послал я гонца в Ростов, как только прознал о злодейских мыслях Девлет-Гирея.

— И что?

— А ничто. Царь решил идти в слободу. Так он и поступит. А мне Иван Васильевич посоветовал… не буду говорить, что именно.

— Нетрудно догадаться, — проговорил Парфенов. — Значит, завтра государь в любом случае тронется из Ростова?

— Да.

Парфенов покачал головой.

— Боярин Воротынский преследует отряд Девлет-Гирея. Несколько дружин тоже по пятам идут, а выделить отряды для безопасности царя Москва не может?

— Есть в слободе две сотни, но, чтобы вывести их на дорогу, надо иметь уверенность в том, что изменник Моларь не соврал. Иначе может получиться так, что Девлет не на царя нападет, а слободу сожжет. Никто ему не помешает, если я прикажу двумя сотням идти к Треблино.

— Да, — протянул Бордак. — Все запутано, прямо как та сеть, в которую попался большой сом.

— В общем, воеводы, я решил, что надо проверить слова изменника. Для этого ни московские опричники, ни земские дружины, ни сотни Александровской слободы не годны. За ними могут смотреть. Что у нас остается?

Бордак и Парфенов все поняли.

Михайло улыбнулся и произнес:

— А остается у тебя, Григорий Лукьянович, надежда только на нашу особую дружину. О ней крымчаки не ведают. К ее подходу не готовы. Они не ждут нас нигде, особенно у села Треблино.

— Верные слова говоришь, воевода.

— Ну тогда, боярин, определяй задание.

— Так ты, Михайло Алексеич, уже и сам определил его. Надо проверить слова изменника Моларя. Идите к Треблино. Это самое опасное место. Если слова Моларя не ложь и Девлет задумал произвести нападение на поезд Ивана Васильевича, то произойдет оно, скорее всего, именно там. Ну а дорогу от столицы до Александровской слободы проверит московская опричная сотня.

— Когда выходить, Григорий Лукьянович? — спросил Бордак.

— Давай поразмыслим. От Ростова до Треблино сто верст, от Стешино, если лесами, перелазами чрез реки, обходом оврагов, балок, где-то сто двадцать, как и от Москвы. Но поезд царя выходит в полдень завтра. Если вы отправитесь после обеда сегодня, то придете к месту на сутки раньше, не обремененные большим обозом. Значит, трогаться вам надо ныне же, идти к Треблино, там решить, как быть дальше. Я же выезжаю сейчас на Москву, оттуда направлю дружину во владимирские леса. Пошлю и гонца в слободу с наказом быть в готовности идти на спасение царя.

— Если мы найдем татарские сотни, то опричники из слободы должны быть подчинены нам, дабы сорвать коварные намерения Девлета. Ну а если не отыщем их, то дождемся поезда царя и с ним прибудем в слободу, — сказал Парфенов.

— Я передам чрез гонца, что все ратники слободы должны подчиняться воеводам особой дружины. — Малюта повернулся к Бордаку. — А ты уж, Михайло Алексеич, поразмысли, как свести воедино наши невеликие силы.

— Поразмыслю, Григорий Лукьянович.

— Ну вот и договорились. Поехал я.

— Мы проводим. А то, может, все же откушаешь? На Москве не до того будет.

— Благодарствую, обойдусь.

Воеводы особой дружины проводили Малюту Скуратова. После этого Бордак подтвердил наказ на сбор дружины у церкви, провел смотр и направил людей для молитвы в сельскую церковь. Стряпухи в то время приготовили обед. Воеводы же собрали в горнице десятников.

Там Бордак объявил им о задании, данном думным боярином Скуратовым, и сказал:

— Теперь нам надо подумать, как исполнить наказ, не дать сгинуть нашему государю. Василь, расстели чертеж. Будем смотреть, куда и как идти, дабы выйти в нужное место в должный срок.

Парфенов достал свиток, развернул его.

Воеводы и десятники начали разговор о том, как ближе и скорее, при этом скрытно дойти до Треблино и наладить связь с Александровской слободой. После долгих горячих споров они решили идти из Стешино к селу Торфяное, расположенному в двадцати верстах. Там находился перелаз чрез Москву-реку. Далее по лесу, по тропам, известным местным мужикам, до деревни Гардонка. Это еще тридцать верст. На этом участке использовать проводника, которого назначит княжич. От деревни держать путь на озеро Тихое, что в двадцати верстах от Гардонки. Там сделать большой привал, поутру пойти на деревню Ширя, от нее — к селу Бочарово, что стоит в тридцати верстах от Треблино. Туда не заходить, встать в пяти верстах в лесу, оттуда и вести разведку дороги на Александровскую слободу.

Приняв такое решение, воеводы и десятники разошлись.

Бордак прошел к семье.

Алена лежала на кровати, Петруша вертелся рядом. Служка Колька сделал ему свисток, мальчишка занимался им.

Бордак сел на табурет у кровати жены и спросил:

— Как ты, Алена?

— Ох, Михайло, видать, рожу я тебе богатыря, так тяжко его носить. С Петрушей намного легче было.

— Тебе бы больше двигаться, родная.

— Это и повитуха говорит, да сил нет, Михайло. Так и тянет в постель. А ты опять покидаешь нас?

— Да, Алена, но иначе нельзя.

— Разумею. Но душа не желает того принимать. Очень хочу, чтобы ты рядом был.

— Я тоже этого желаю. Но я воин, и мое дело в трудную годину родину защищать.

— Эх, Михайло, ходил ты с дружиной в походы, бил басурман, а пришел Девлет-Гирей и разорил Москву.

— Ты же знаешь, Алена, что так вышло случайно. Но собака Девлет не решился направить орду на сгоревшую Москву. Он знал, что русские даже мертвыми драться будут.

Женщина положила руку на широкую ладонь мужа.

— Не говори так, Михайло. Не надо мертвыми. Живыми надо.

— Я так, к слову.

— Не надо. Скажи лучше, когда уводишь из села дружину.

— Вот попрощаюсь с тобой, с Петрушей, Герасимом, Марфой и поеду.

— Далеко ли путь твой лежит?

— Куда сейчас идти, знаю, а там разберусь.

Алена вздохнула и спросила:

— Это сколько же я тебя не увижу?

— Коли по правде, то, наверное, долго. И родить успеешь, и в себя прийти, и, возможно, на Москву вернуться.

— Что там делать? Подворье-то сгорело.

— Людей мастеровых наймем, они и свои, и наше подворье поднимут. Еще краше станет.

— Как долго тебя не будет. Знаешь, Михайло, об одном прошу. Коли помру я при родах, а дитя выживет, ты уж найди и для него, и для Петруши женщину, которая могла бы стать им матерью.

— Даже думать об этом не смей! Все пройдет хорошо.

— Я тебя на самый крайний случай прошу. Обещай сделать так. Мне от того легче будет.

— Мы будем вместе. Ты, я, Петруша и ребятеночек наш!

— Обещай, Михайло!

— Ты забудь плохое и давай-ка вставай. Жене следует мужа проводить.

— Тяжко вставать, Михайло.

— Надо, Алена.

— Ты не обещал.

— Этого ты не услышишь. Олеся! — крикнул он.

Та быстро объявилась.

— Слушаю, боярин.

— Помоги боярыне встать и выйти во двор. Я буду там ждать.

— Извиняй, Михайло Лексеич, но, может, ей лучше полежать?

— А что повитуха говорит?

Девушка вздохнула и ответила:

— Что двигаться больше надо.

— Ну вот! Зачем тогда лежать? Помогай, и во двор, не спеша, потихоньку.

Бордак вышел из опочивальни, спустился во двор.

Там стоял Огнев:

— Воевода, дружина к походу готова, ждет наказа, — доложил он.

— Погоди немного, Лука.

— Разумею, прощайся, боярин, не торопись. Мы подождем, а утраченное в пути наверстаем.

Бордак немного побыл с семьей во дворе.

Пришло время прощаться. Он обнял плачущую жену, сопевшего Петрушу и сказал:

— Я вернусь. Вы только берегите себя.

Воевода ушел к церкви, где на конях гарцевали опричники, сел в седло.

Парфенов стоял в стороне.

Бордак подъехал к нему и спросил:

— Проводника до Гардонки нашел?

— Нашел. Это Степан Лекан, знатный охотник.

— Где он?

— Да вон, у входа в церковь. Я наказал ему ждать, покуда не позовут.

— С припасами порядок?

— В сумах воинов запас на неделю.

— Этого хватит. Значит, проводник Степан?

— Да.

Бордак взглянул на мужика и крикнул:

— Степа, подойди.

Мужик подбежал к нему. Был он крепок телом, суров лицом, в жилистых руках сжимал топор.

— Зачем топор тебе нужен, Степа? — с улыбкой осведомился Бордак.

— Сгодится, боярин, без него в лесу делать нечего, как и без огнива. Пропадешь.

— Ладно. Дорогу до Гардонки хорошо знаешь?

— Хорошо, не хорошо, а знаю. Там места дичью богатые, встречаются и лось, и косуля. Бывало, я и на медведя ходил. У меня недалеко от деревни той даже избушка охотничья есть.

— А далее дорогу покажешь?

— Смотря куда.

— К озеру.

— Это к Тихому?

— Да. Почему его так прозвали?

— Да потому что глухие места там, тихие.

— Значит, и к деревне Ширя провести можешь?

Мужик подбоченился и заявил:

— Ты, боярин, не ходи вокруг да около, говори, куда дружину вывести надо.

— К селу Треблино.

— Угу. Так на что тогда тебе Ширя?

— Так по чертежу чрез нее ближняя дорога получается.

— Это только по чертежу твоему. А на самом деле идти чрез Ширю — только накручивать лишние пять верст.

Парфенов не без удивления посмотрел на мужика.

— Есть другая дорога?

— В лесу, княжич, дорога редко бывает, а вот троп хватает. Есть такая, по которой от озера прямо на Бочарово выйти можно, а там до Треблино останется всего тридцать верст.

— Поведешь нас до Треблино, — решил Бордак.

Мужик кивнул.

— Я завсегда готов, вот только харча у меня в таком достатке нет, чтобы и до Треблино дойти, и вернуться в обрат.

Бордак взглянул на Парфенова.

Тот кивнул.

— Я все понял, Михайло. Ты, Степка, покуда коня тебе приведут, дуй на кухню моего подворья, там ключник. Ты его знаешь, передай, чтобы дал тебе харча на неделю. Сума-то есть?

— Была где-то в доме.

— И суму пусть даст. С ней вернешься сюда. Только быстро, Степка!

— Угу, я мигом.

После обеда дружина покинула село Стешино.

В головной дозор опять вошли люди Ивана Пестова. Проводник Степан Лекан, очень довольный собой, скакал на молодом коне рядом с первым воеводой боярином Бордаком, указывал тропы, сокращающие путь.

Михайло был молчалив. Прежде он опасался за жизнь Алены, теперь его мучили думы о том, как пройдут роды. Парфенов, как уж мог, отвлекал товарища от тяжких размышлений. Впрочем, вскоре воеводе стало не до них.

Торфяное и Гардонка представляли собой жуткое зрелище. Сожженные избы, разграбленные дворы, уничтоженные посевы, трупы в селениях и поле. Тут знатно погуляла орда Девлет-Гирея.

— Надо бы отпеть и похоронить погибших, — проговорил Парфенов.

— Это же сколько времени потеряем, Василь? Мы никак не можем задерживаться здесь.

— А я и не говорю, чтобы хоронила дружина. Как выйдем в Треблино и нужда в проводнике отпадет, то накажу Степану идти в обрат да передать ключнику вотчины, дабы отправил в село и деревню мужиков да священника отца Ефима. Они предадут тела земле по нашим православным обычаям.

Бордак кивнул.

— Это другое дело. Тут я с тобой согласен.

Головной дозор остановился.

К воеводам вскоре подскакал гонец Пестова Федор Верга и доложил:

— Озеро за возвышенностью.

— Что за берега у озера?

— Берега худые, боярин, почти везде осока, только с юга песчаная полоса. Место топкое, до воды пойдешь по колено в иле. Коней напоить можно, ратникам искупаться — нет. Коли делать большой привал, то надо пройти еще с версту. Там будет сухой лес да речушка безымянная. Чуть далее роща. Там отдохнуть можно, — ответил Лекан.

— Говоришь, с версту?

— Угу.

Бордак взглянул на Вергу.

— Ты слышал, что сказал проводник, Федор?

— Да, боярин.

— Делай, как он сказал. Пройди еще с версту, определи подходящее место для ночного привала в роще.

— Понял.

Дружинники прошли мимо озера, берега которого действительно настолько заросли осокой и камышом, что вода была видна только на середине. Но Степан нашел место, где ратники смогли напоить коней. А потом началось редколесье. Здесь росли больше ели, сосны, можжевельник, но были и березы, клены, осины, кусты акации да чубушника. Место сухое, уютное. От гнуса, понятное дело, и тут покоя не было, но все меньше, чем у воды да топи.

Ветер дул в ту сторону, откуда пришла дружина. Это означало, что небольшие костры для приготовления горячей еды развести можно было. Воины принялись собирать валежник, рыть ямы и ставить треноги для котлов, сооружать шалаши.

Коней отвели на большую елань, где они могли насытиться луговой травой. Там их стреножили. Парфенов дал наказ поставить возле табуна охрану, разместить дозоры с трех сторон. Крымчаков поблизости не было, но они могли появиться в любую минуту.

Когда стемнело, все, кроме охранения, разошлись по шалашам. Спали одетыми, сняв доспехи, но держа оружие под рукой.

Как только просветлело, Бордак и Парфенов объявили дружине подъем. Воины привели себя в порядок, помолились, перекусили остатками вчерашнего ужина, запаслись речной водой. Кострища они засыпали землей, покрыли ее дерном, убрали все следы своего пребывания здесь.

Когда солнце поднялось над восточной стороной леса, Бордак подозвал к себе проводника и спросил:

— Как дальше пойдем, Степан?

— А дальше, воевода, вместе с дозором твоим передним пойду я. Покажу тропу вдоль болота. Она приведет нас к селу Бочарово.

— Сколько верст?

— Сорок, может, чуть побольше. К заходу солнца с Божьей помощью будем на селе. А дальше как решишь ты, воевода.

— Ступай к головному дозору. Там старший Иван Пестов. Скажешь, я послал тебя проводником и велел слушаться. Но гляди, Степа, заведешь в болото, я в нем же тебя и утоплю!

— Да что ты, боярин?! Почему слова обидные говоришь? Я же, как и ты, за Русь нашу.

— Мое дело, Степа, предупредить.

Вскоре дружина продолжила переход.

Как и говорил проводник, она вышла к селу Бочарово к заходу солнца. Оно тоже было разорено. За околицей на кладбище воины увидели много свежих могил. Видимо, кому-то удалось скрыться от кровожадных ордынцев. Потом эти люди вернулись и похоронили односельчан.

Ратники приготовились было к большому привалу, но Бордак отдал команду:

— Идем дальше.

Опричники не привыкли прекословить. Дальше так дальше. Головной дозор с проводником пошел вперед, за ним двинулись десятки.

К нужному месту воины вышли засветло.

Степан Лекан указал на рощу и проговорил:

— Самое место для привала, открытое со всех сторон. Ворог не подберется. В роще родник есть. Раньше тут тетерева водились, теперь их нет. А до Треблино лесом ровно пять верст. Тропа есть меж топких мест.

Бордак повернулся к нему.

— Благодарствую, Степан, за то, что проводил. Припасы у тебя остались?

— Остались, а что?

— Можешь возвращаться.

— Почему гонишь, боярин? Дозволь при дружине остаться. У меня к крымчакам свои счеты.

— Не могу. Княжича проси о том. Ты его человек. У него тебе задание.

— А сам-то ты не против?

Бордак посмотрел на проводника и ответил:

— Я не против. Такие люди мне нужны.

— Добро.

Проводник дождался Парфенова, который ездил с дозором смотреть рощицу.

— Василий Игнатьевич, просьба у меня к тебе великая.

— Давай просьбу.

Лекан сорвал с головы шапку.

— Дозволь, княжич, при дружине остаться. Я вам сгожусь.

— Знаю, но надо из Стешино людей отправить в Торфяное и Гордонку, похоронить убитых. А кто передаст ключнику, чтобы тот туда мужиков и священника послал? Только ты.

— Э-э, княжич, один день не срок, похоронить успеем. А мне тут дело найдется. Задание-то нешуточное. Сберечь жизнь самого царя!

Парфенов махнул рукой.

— Ладно, оставайся, если только первый воевода не против.

— Он не против.

— Ну тогда будь при мне.

— Слушаюсь, Василий Игнатьевич, и благодарствую.

— Сейчас передай десятникам, чтобы вели отряды в рощу. Там Пестов покажет, где кому встать.

— Сделаю. — Новый ратник дружины поскакал выполнять поручение.

— Что, просился в дружину твой холоп? — спросил Бордак Парфенова. — Бросил дом, семью. Что за счеты у него с крымчаками?

— Давай разомнемся, Михайло, — предложил княжич.

Воеводы соскочили с коней, пошли по полю, и Парфенов проговорил:

— Дом у Степана, знамо, есть, а вот семьи нету уже пять лет.

— Сгинула? Отчего?

— В те времена голод был. Засуха погубила урожай. Я сделал, что мог, но только мало было. Степан же охотник знатный. Вот и порешил он в охотничью избушку семью перевезти. Ключник не противился, меньше ртов на селе. Уехали они. Степан ходил на охоту, сын его Ванька рыбачил на реке, жена с дочкой по грибы да ягоды ходили. Ушел однажды Степан, вернулся, а сын, заколотый копьем, возле дома лежит. А в избе жена и дочь.

— Кто же это их?

— Лихие люди. Позарились на те скудные запасы, что собрала семья.

— Погоди, а крымчаки тут при чем?

— Так отыскал Степан лихих разбойников. В ночь решил извести всех, а вечером к ним крымчаки приехали. Разбойники вскрыли схрон с награбленным добром, получили за него серебро. Лекан подобрался ближе к стану и слышал разговор между татарами и главарем шайки. Те велели ему грабить торговые обозы и хутора, забирать в полон парней и девок. Злость обуяла Степана. Когда татары уехали, он вырезал разбойников. Они в шалашах устроились по трое, двоих в охрану поставили. Вот Лекан и всех их и положил.

— Скольких же подонков он сгубил?

— Полтора десятка.

Бордак с недоверием посмотрел на Парфенова.

— Один?

— Один. Переходил от шалаша к шалашу. Пошел потом за крымчаками, но те замели следы, а то и им досталось бы.

— Да, не простой, оказывается, мужик этот твой Степан.

— Ему только волю дай!.. Ладно, десятки уже в роще. Едем и мы.

У коней боярина и княжича ожидал Лекан, с виду благодушный, миролюбивый мужик, только вот с топором за широким поясом.

Бордак протянул ему руку.

Тот не понял.

— Чего это ты, боярин?

— Рад принять в дружину такого воина, как ты, Степан.

Парфенов улыбнулся.

— Я рассказал воеводе о твоих подвигах, Степан.

— Так это не подвиги, а праведная месть.

— Едем в рощу.

Она действительно оказалась очень удобной для временного размещения дружины.

Парфенов объявил воинам отдых. Люди помолились, принялись готовить еду, ставить шалаши.

Для воевод его быстро соорудил Лекан.

После обеда Бордак с Парфеновым пошли смотреть, как несут службу дозоры, оглядели участок дороги, встали на западной опушке.

— До Треблино пять верст. Мы дошли до нужного места за двое суток. Иван Васильевич выехал из Ростова, вчера, значит, будет здесь в лучшем случае послезавтра, — проговорил Михайло.

— Это как идти, — заявил княжич. — Царь не любит, когда что-то делается медленно. Он всегда торопится, словно опасается чего-то не успеть сделать. Государь уже завтра может быть здесь.

Бордак согласно кивнул и сказал:

— А то означает, Василий Игнатьевич, что сейчас ратникам отдых. До рассвета надо послать малый ертаул на село и далее в западные леса, насколько возможно. С утра отправим гонца в Александровскую слободу, дабы передать наказ тамошним опричникам.

— Понятно, к опричникам скрытно человека пошлем. Это несложно. А вот как незаметно разведку провести?

— Отправишь Ивана Пестова, с ним Федора Вергу и твоего холопа Степана Лекана. Этого хватит. Опыта каждому из них не занимать.

— Степан никогда не ходил в разведку.

— Зато он часто ходил на охоту, да не на зайцев, а на крупного зверя. А это дело такой сноровки требует, что и разведчик позавидует.

— Дело твое. Я не против.

— Давай наказ всем на отдых. Да и сами поспим. Дозорному накажи поднять нас через два часа после полуночи.

— Не рано? Может, через три? Не выспимся.

— Выспимся, когда уйдет разведка.

Парфенов улыбнулся и заявил:

— Слушаюсь, воевода!

Дозорный поднял Бордака и Парфенова в то время, которое ему и было указано. Они вызвали к себе Ивана Пестова, Федора Вергу и Степана Лекана, прошли с ними до западной опушки.

Бордак указал на запад и сказал:

— Там село Треблино, так, Степан? — Он взглянул на нового ратника.

— Так, воевода.

Бордак продолжил:

— До Александровской слободы от Треблино двадцать верст, до Ростова — сто двадцать. Оттуда к слободе идет обоз. В нем сам государь и полусотня опричников. — Он рассказал ратникам о плане Девлет-Гирея, что вызвало у тех настоящую ярость.

— Данные по засаде получены от русского изменника. Возможно, он пытался выторговать себе жизнь, выдал придуманное за настоящее. Но не исключено, что это правда, и тогда государю грозит смертельная опасность. Мы и пришли сюда для того, чтобы проверить слова изменника. Посему наказ всем троим идти до Треблино и далее в западные леса, искать крымчаков. Если они есть, то уже рядом с дорогой, может, и в селе. Так что осторожнее. Сами разумеете, что если попадете в руки татар, то умрете страшной смертью, а дружина вынуждена будет вести бой с многократно превосходящим противником.

Лекан, еще не привыкший к порядкам в дружине, сказал:

— Да найдем мы басурман, воевода, коли они тут. Я многие тропы знаю, о которых татары и не слыхивали. Клянусь, ни один косоглазый нас не заметит.

Пестов одернул его:

— Лекан, не следует перебивать начальников. Скажешь, когда тебе дадут слово.

— Извиняйте, воины, не знал, что нельзя говорить без спросу.

Бордак улыбнулся.

— Ладно. Привыкнешь, если выживем. Ты, Лекан, знаешь эти места. Стало быть, тебе и вести малый ертаул.

Пестов взглянул на боярина и спросил:

— Нам придется подчиняться мужику?

— Он теперь такой же ратник, как и ты. И еще, Иван, напоминая другим о порядках в дружине, следует в первую голову самому придерживаться их.

— Извиняй, боярин, я все понял.

— Разведку вести до обнаружения засады татар, но в полдень в любом случае быть здесь. — Боярин повернулся к Лекану. — Уразумел, старший ертаула?

— Да, воевода. — Лекан светился от гордости за дело, порученное ему.

— Вперед! — отдал приказ Бордак, и малый ертаул двинулся в сторону села Треблино.

Проводив разведчиков, Бордак спросил у Парфенова:

— Кого ты отправишь в слободу?

— Советовался с десятниками, совместно решили направить Бориса Талого.

Бордак кивнул и распорядился:

— На рассвете и отправляй.

После этого воеводы вернулись в свой шалаш.

Ертаул скрытно подошел к балке, за которой еще недавно стояло село Треблино. Теперь от него остались одни развалины. В них мог укрыться приличный отряд. На сотню места не хватило бы, а вот десятка три устроились бы вполне.

В балке Лекан сказал Пестову:

— Нечего нам троим на селе делать. Туда один пойду.

Опричник покачал головой и заявил:

— Так нельзя. Мы не знаем тебя, поэтому пойдем все трое.

— Но ты же опытный воин, должен понимать, что там, где один будет незаметен, трое покажут себя. Будь село наполовину, хоть на треть целым, тогда да, а так придется зайцем прыгать от одних развалин к другим. Скажи, ратник, ты знаешь, как в этих местах роют погреба, какие тут колодцы?

— На что мне это?

— А на то, погреба здесь большие, глубокие, входы в них не из домов, а со дворов. Сверху они покрыты жердями и соломой с глиной. Колодцы делают почти вровень с землей, чтобы удобнее было воду доставать. Тут человек несведущий и днем запросто может провалиться, чего уж говорить про темное время.

— Но уже светлеет.

Лекан вздохнул.

— А еще о порядке говорил. Нет его в дружине, порядка, раз младший перечит старшему. А тут сейчас я старший повелением боярина.

Иван Пестов понимал правоту мужика, преодолел себя и сказал:

— Ладно, старший, как скажешь, так и будет.

— Вот это другое дело. Стало быть, я захожу в село, оглядываю его. Коли там крымчаки, то вы об этом услышите. Живым я не дамся, значит, сшибки не миновать, а это шум. Если же не встречу татар, то подам знак.

— Откуда и какой? — спросил Верга.

Ертаулу были хорошо видны остатки села. Там уцелел только остов церкви. Купола сбиты, верхний ярус колокольни тоже. Внутри наверняка все обгорело.

— С колокольни. Подниму руку, подходите ко мне. Отсюда увидите меня?

— Увидим.

— Тогда я пошел. — Лекан пробежал к ближней, чудом уцелевшей городьбе, за которой и скрылся.

К этому времени уже рассвело.

Пестов и Верга смотрели на село и ничего подозрительного не видели.

Наконец Верга воскликнул:

— Колокольня, Иван!

— Вижу. Лапотник знак подает.

— Перестань! Это умный мужик, опытный охотник. Еще неизвестно, кто больше пользы в разведке принесет, мы с тобой или он.

— Неправильно это, Федор. Все же мы государевы люди, а он холоп.

— Долго ли княжичу Парфенову дать ему вольную, а Скуратову взять в опричное войско? И оглянуться не успеешь, как бывший холоп станет твоим начальником.

— Ладно, идем, коли старший зовет.

Пестов с Вергой подошли к колокольне.

Лекан был уже у арки.

— На селе никого нет, ни крымчаков, ни местных, ни даже собак бродячих. Трупов я тоже не видел. Наверное, народ до нашествия татар ушел из села. Но похоже на то, что и крымчаки тут не задержались. Пожгли все, что может гореть, и пошли на владимирские и рязанские земли.

— Что дальше, старший? — спросил Пестов.

— А ты не знаешь? Я перехожу дорогу и вхожу в лес там, где прогалина у высокой сосны. Осмотрюсь, подам тот же знак. Вы бежите ко мне. Пойдем лесными тропами выискивать крымчаков, будь проклято их адово племя, — проговорил Лекан, рванул к лесу и вскоре подал знак.

На востоке поднялось солнце. День обещался быть жарким, сухим. Кому-то это хорошо, кому-то плохо.

Ратники малого ертаула прилегли на небольшой поляне, заросшей кустами, и Лекан сказал:

— Напрямую идти опасно, попадем на передовые дозоры крымчаков. Поэтому продвигаемся на юг на версту, потом на запад до болот, возвращаемся, расходимся саженей на тридцать и шагаем к дороге. Не будет на этом участке татар, смотрим севернее.

— Почему не южнее? — спросил Пестов.

— Там слобода. Крымчаки знают, что оттуда могут выйти разъезды. А встреча даже с малым отрядом татарам не нужна. Или я не прав, воины?

Верга пожал плечами и ответил:

— Не знаю, так или нет. Давай поначалу один участок пройдем, а там видно будет.

— Тоже верно, — сказал Лекан. — Идем так: я, за мной Иван, последний Федор. Но чтобы видеть друг друга.

— Поучи еще, — буркнул Пестов.

Лекан ничего не сказал, поправил топор и двинулся по опушке на юг.

По пути Пестов проговорил:

— Глупость мы сделали, послушав тебя, Степан.

— Почему ты так говоришь?

— Да потому что если крымчаки в лесу, то они обязательно выставили дозоры на опушке, чтобы смотреть за дорогой. Мы прошли пред ними. Зря я тебя послушал, ведь знал же, что нельзя вот так открыто заходить в лес.

Лекан взглянул на опричника и произнес:

— Ты ошибаешься. Я с колокольни долго за лесом смотрел. Мне все повадки любой живности известны. Зверья сейчас тут нет, ушло оно глубже в Мещеру, а вот птицы остались. Когда рядом люди, они тревожатся, перелетают с места на место. А на опушке, на которую мы вышли, птахи вели себя спокойно.

Пестов не сдавался:

— Если крымчаки будут долго лежать на одном месте, то и птицы перестанут волноваться.

— Не все. Дятел не станет долбить деревья в присутствии людей. А на опушке он стучал. Это значит, что людей там, где мы проходили, не было.

— В другом месте могли быть.

— Нет, воины, поблизости, откуда нас могли заметить, нет никого. Но это не значит, что не будет позже.

Пестов сдался и пробурчал:

— Ладно, веди.

Княжич Парфенов вызвал к себе Бориса Талого и сказал:

— Тебе следует скрытно идти в слободу.

— Зачем, воевода?

— Найдешь старшего, скажешь ему, что у села Треблино находится особая дружина государя, в распоряжение воеводы которой боярина Бордака по наказу Малюты Скуратова поступают все ратники, оставшиеся в крепости. Узнаешь, сколько их там, и вернешься сюда. До слободы двадцать верст, туда и обратно получается сорок. Это тебе на весь день. Если поспешишь, то и пообедаешь в слободе. Старшему скажешь, чтобы дал гонца для связи и держал дружину в готовности выйти сюда по тому пути, который укажет Бордак. Уяснил?

— Уяснил, княжич.

— Возьми в дорогу немного еды, наполни бурдюк водой, отойди на коне назад и скачи в слободу. Вечером ждем тебя с гонцом. Тут же.

— А если вам придется уйти? Тогда где искать? — спросил Талый.

— Это вряд ли, но коли придется, то под сосной, возле которой мы с тобой сейчас стоим, оставлю весточку. Снимешь дерн, увидишь.

— Понял.

— Давай езжай.

— Только десятника предупрежу.

— Предупреди.

Вскоре гонец поскакал в слободу.

Малый ертаул вышел на край болот.

Место тут было мрачное, угрожающее. Темная топь с островами, на которых кое-где росли такие же черные деревья. Листва зеленая, стволы черные. На воде то тут, то там появлялись и лопались воздушные пузыри.

— Гиблое место, — проговорил Пестов.

— Да, туда только зайди, обратно не вернешься, — поддержал его Верга.

Мужик же спокойно сказал:

— Это смотря как зайти.

— Ты хочешь сказать, что нам придется по болоту пройти? — спросил Пестов.

— Нет, не придется. Нам на восток идти надо, а там лес сухой. Только запомните, воины, коли отходить придется в болото, то не суетитесь, иначе погибнете. Если что, я подскажу.

Пестов усмехнулся и заявил:

— Да уж подскажи. Мы без тебя ни на что не способны.

Лекан пропустил слова Пестова мимо ушей и заявил:

— Расходимся. Ты, Иван, уходи на тридцать саженей влево, ты, Федор — на столько же вправо, я посредине пойду. На ходу следите за мной. Подниму руку, падать на землю и ждать!

Пестов толкнул Вергу в бок и пробурчал:

— Ты слышал, Федор? Мужик учит нас, как разведку в лесу проводить!

Но Верга пожал плечами и ответил:

— Он старший. Так ему положено.

— Нет. Больше мне такие начальники не нужны. Вернемся, скажу воеводе, чтобы избавил нас от него. Мы сами и охотники, и воины.

Он возмутился, но подчинился. Дисциплина у опричников была крепкая. Они могли выказать недовольство, но все приказы выполняли беспрекословно.

Воины ертаула разошлись. Лекан махнул рукой, и все трое пошли вперед. Они не спешили, обходили кусты и канавы, осматривались, прислушивались, косились друг на друга и держали оружие в готовности к бою. У опричников были при себе сабли да ножи, у Лекана — его топор. Парфенов предложил ему саблю, но охотник отказался, не знал, как владеть ею. Ему бы что попроще. Вот он и обошелся привычным топором.

Воины прошли саженей пятьдесят. Потом Лекан встал. Застыли на месте и опричники. Мужик показал им рукой, мол, стоим и слушаем.

Пестов недоверчиво покачал головой, но остался там, где был.

Чрез время малое проводник махнул рукой. Вперед!

Они пошли. Через несколько шагов Лекан поднял руку и упал в траву. То же самое машинально сделали и опричники. Мужик показал им, чтобы подползли к нему. Пестов и Верга сделали это.

— Что?.. — спросил Иван.

— Дозор крымчаков впереди.

Опричники переглянулись, посмотрели вперед, но ничего не увидели.

Верга хмыкнул и спросил:

— С чего ты взял?

— А ты, воин, принюхайся. От татар, которые неделями не моются, запах такой же, как от отары овец. Чуешь?

Верга повел носом и ответил:

— Ничего не чую.

— Худо, воин. А татар двое или трое. Они недалеко от нас, за полосой ближнего кустарника и глядят сейчас не на запад, а на юг.

— Почему так? — с недоверием поинтересовался Пестов.

— Да потому что от болота им ждать некого. Не просто же так мы от него и шли. С юга же стоит крепость. Если идти оттуда лесом, то как раз на этих вот татар и выйдешь.

— Значит, есть в лесу эти нехристи?

— Есть.

Пестов посмотрел на Лекана и заявил:

— Что-то нет доверия у меня твоему чутью. Проверю.

— Проверяй, только осторожно. Татары недалеко, в укрытии.

— Без тебя знаю.

Верга взглянул на Лекана и сказал:

— Я тоже пойду с Иваном.

Но мужик неожиданно проявил твердость.

— Нет. Если пойдет, то один. Это наказ. Все, воины, игрушки кончились, теперь я требую соответствующего к себе отношения и подчинения.

Пестов удивился властным ноткам в голосе мужика, но кивнул в знак согласия.

— Лады, потому как ты старший. Федька, если что, помоги.

— Само собой.

Тут Лекан вновь показал, кто в ертауле начальник.

— Это будет так, как я решу!

Верга отвернулся. Пестов стиснув зубы, дабы не вырвалась изо рта череда отборного мата, и пополз, забирая на север.

Вскоре он вернулся, с уважением посмотрел на мужика и проговорил:

— А ты молодец, старший! Там двое татар. Не подвело тебя чутье. Я их запах уловил саженей с десяти, а так не замечал. Ты же…

— Ладно тебе, — отмахнулся Лекан. — Это значит, что есть и другие дозоры. Но вот почему мурзы не выставили наблюдение за дорогой, непонятно. Теперь пойду я, а вы сидите тут. Что бы ни случилось, ко мне не подходить! Уходите тем же путем, что и пришли. Осторожней у болот.

— Мы своих не бросаем, — заявил Верга.

Лекан улыбнулся.

— Приятно, конечно, что за своего приняли, но повторюсь, мне, коли налечу на татар, уже не поможешь, а дружину не выдам, потому как живым крымчакам не дамся.

— Так не налетай, — сказал ему Пестов.

— Да уж постараюсь.

Лекан уполз в лес. Отсутствовал он довольно долго, объявился со стороны болота, откуда его никак не ждали, прилег рядом, снял бурдюк, напился.

— Ну чего? — спросил Пестов.

— Две сотни в лесу. Подошли недавно с севера, скорей всего, со стороны Коломны. У них должен быть проводник, который знает эти места, иначе татары тропы не нашли бы. Мы прошли дорогу, как раз когда они только вышли на стоянку. Потому и не было наблюдателей. Сейчас они есть, дозоры по паре басурман с юга и севера, еще и наш. Татары поставили две юрты, шалашей нет. Они знают, что долго тут не задержатся. Кони у них добрые, молодые, табун на елани, что севернее. По счету получается по два коня на всадника. Там же повозки. Обоз большой. Язык их я понимаю. Слышал разговор двух мурз, но о том доложу воеводе и его помощнику. Вам скажу лишь, что цель у них — царский поезд. Больше тут делать нечего, уходим, дабы успеть. На этот раз крюк больше на юг делаем, на две версты отступаем, потом идем к дороге и к стоянке дружины.

— В развалины Треблино татары своих людей не посылали? — спросил Пестов.

— А на что? Толку от двух-трех десятков мало будет, а вот выдать себя они могут легко.

Малый ертаул вернулся в стан дружины вовремя. Солнце как раз встало в зенит, когда разведчиков остановил охранный дозор и тут же пропустил.

Разведчики подошли к шалашу воевод. Те были рядом с ним.

Бордак предложил воинам сесть на поваленное дерево и сказал Лекану:

— Докладывай, Степан.

Тот сломал ветку, ногой расчистил песчаную площадку, что-то начертил на ней, после все объяснил.

Бордак выслушал его и посмотрел на опричников ертаула.

Пестов кивнул.

— Все так и есть, воевода.

— Значит, две сотни крымчаков?

— Да, боярин, — подтвердил Лекан и добавил: — Я слышал короткий разговор между мурзами, но о нем поведаю только тебе, наедине.

Пестов и Верга без команды встали, отошли в сторону.

— Говори, Степан, — велел Бордак.

— Значит, разговор такой был. Один мурза, которого зовут Ахмад, сказал другому: «Здесь ждать будем. А ты, Хаджи, позже отправь в развалины села отряд лучников. И чтобы сидели там как мыши». Тот, кого зовут Хаджи, спросил Ахмада: «Может, на подходе разбить полусотню опричников?» Ахмад же в ответ: «Их, я думаю, будет больше. У меня нет особого желания подыхать в этом лесу, взяв огромный ясырь. Посему сотни пустим на царский поезд, на дружины, которые могут от слободы подойти, но главную роль должны сыграть лучники. Конечно, за живого русского царя Девлет-Гирей заплатит нам гораздо больше, но и за мертвого даст немало. А еще сколько возьмем потом!» В общем, воеводы, мурзы понимают, что царская охрана без подмоги не останется. Из слободы может подойти войско, да и полусотня опричников личной охраны государя даст бой. Посему задумали они послать своих людей, не считая десятка нукеров, на царский поезд, не рассчитывая, что те вернутся из боя. Ждать они не собираются. Главная опасность для царя — это лучники, которые из села смогут накрыть всю дорогу. Как только главные басурмане увидят, что завязалась сеча, а лучники убили царя, они тут же двинутся отсюда. Куда побегут, не ведаю, о том мурзы при мне не говорили, но не на юг, не к слободе, где их могут побить. Думаю, на север пойдут. У них есть проводник. Я издали его видел, борода седая, невысокий, одет не как татары. Он-то и выведет мурз с нукерами в безопасное место. А таких в Мещере валом. Но они-то пусть, а вот лучникам никак нельзя давать стрелять. Это все, что я хотел сказать.

Бордак похлопал его по плечу.

— Молодец, Степан! Царь щедро наградит тебя.

— Его еще спасти надо.

— На то мы здесь. Теперь, зная замысел врага, защитим государя. Теперь вам обедать и отдыхать. Я очень благодарен тебе, Степан.

Мужик смутился.

— Да ладно. Я ничего такого не сделал.

— Иди. Я вижу, ты устал.

Парфенов дал команду и Пестову с Вергой идти к десятнику, пообедать и спать.

Разведчики ушли.

Бордак взглянул на Парфенова и спросил:

— Теперь тебе ясно, что мы будем делать?

Княжич улыбнулся и ответил:

— Конечно. Охотиться на охотников.

— Тогда пойдем поразмыслим и пообедаем. Только надо усилить охранение, отдельный дозор выставить для наблюдения за селом.

— Сделаю. Когда готовиться к бою будем?

— Вот сговоримся с опричниками из слободы и решим.

— Добро.

Борис Талый и опричник из слободы прибыли, когда солнце уже ушло за горизонт. Их встретили Бордак с Парфеновым.

Опричник из слободы представился:

— Никола Леснов. Приветствую, воевода. Слыхал я о твоей дружине.

— Вот и хорошо. Сейчас поешь, потом ко мне.

Талый увел Леснова в свой десяток.

Начало темнеть, когда гонец из слободы вновь предстал пред Бордаком.

— Слушаю тебя, воевода.

Михайло рассказал ему о крымчаках, которые засели в лесу, ждали царя.

Опричника обуял гнев.

— Мало этим собакам разоренных и ограбленных сел и деревень, сожженной Москвы и гибели десятков тысяч людей, богатого ясыря, взятого в этом походе. Они решили еще и царя нашего загубить!

В разговор вступил Парфенов:

— Хан много получил, но с царем он напрасно задумал. Мы не дадим басурманам напасть на государев обоз.

— Приказывай, воевода, что делать сотням, оставшимся в слободе.

— Кто там у вас старший?

— Лавр Батарь, добрый знакомец Малюты Скуратова.

— А сам Григорий Лукьянович в слободе не появлялся?

— В последние дни нет.

— Ясно. Тогда так, Никола, сейчас тебе отдых. За два часа до рассвета поедешь в слободу тем же путем, которым шел сюда. Смотри на чертеж. — Бордак развернул свиток. — Батарю следует вывести одну сотню вот сюда, к краю болот. Вторая должна закрыть лес от топи до дороги с обеих сторон стана татар. Скрытно встать на место надо часов через пять после восхода. Не позже. На чертеже указано, где проклятые мурзы выставили охранение. Его надо будет снять. Но все только по моему распоряжению.

— Какой знак будет подан? — спросил Леснов.

— Вы услышите шум от сечи в развалинах села Треблино.

Гонец из слободы удивился и спросил:

— А там с кем ты драться намерен, воевода?

— Это наше дело. В общем, передашь Батарю, как сотни сомкнутся вокруг крымчаков, пусть кто-нибудь крикнет кукушкой. А после, как начнется сеча в развалинах села, вы ударите татарам в спину. Уходящих в стороны бить нещадно. Получится взять мурз — хорошо, не выйдет — не беда. Все понял?

— На словах не объясню, воевода. Дозволь свиток с собой взять.

— Он и нам нужен. Тебе другой сделают, точно такой же.

— Понял.

Бордак велел Талому уложить гонца отдыхать и в назначенное время отправить его в слободу.

До рассвета было тихо.

Как только взошло солнце, ратники западного поста охранения подали сигнал в стан дружины. К ним вышел Бордак.

— Что у вас? — спросил он.

— Крымчаки появились на опушке.

— Где? Сколько?

— Человека три. Сейчас они в кустах прямо напротив, видимо, смотрят за развалинами села.

— Скоро они должны выслать в Треблино лучников. Надо… — Воевода не договорил.

От леса отделился пеший татарин, добежал до дороги, осмотрелся, прошел в село, подал сигнал. За ним в Треблино зашли еще пять человек, несущих за спинами большие луки и колчаны со множеством стрел. После этого движение прекратилось.

Бордак взглянул на наблюдателя.

— Всего шесть лучников. Этого мало.

— Еще идут, — сказал опричник.

Из леса вышли десять крымчаков с луками и колчанами. Они скрылись в развалинах, ближних к дороге. Двое устроились на колокольне.

— Вот теперь их хватит, чтобы побить охрану царя и подранить его самого, — сказал Бордак.

— Так разве мы допустим это?

— Нет, конечно. Смотри за селом, я в стан.

Бордак вернулся в рощу, подозвал к себе Фому Рубача.

Тот подошел.

— Слушаю, воевода.

— Царский поезд где-то верстах в тридцати-сорока отсюда. Мы не ведаем, как сложится бой с крымчаками. Следует предупредить государя, чтобы подобрал безопасное место и оставался там, пока мы не пришлем гонца.

— Я понял. Отправлю Вергу. Не против?

— Не против. Пошли немедля. Нельзя допустить, чтобы государь с полусотней опричников сблизился с местом засады настолько, что татары смогли бы пустить стрелы и броситься к поезду.

— Уразумел, боярин. Немедля выполню.

— Давай.

К Бордаку подошел Парфенов и спросил:

— Ты, Михайло, ходил к западному дозору?

— Только оттуда.

— И что там?

— Татарские лучники числом в шестнадцать рыл зашли в Треблино, разместились ближе к дороге, двое на колокольне. Я передал Рубачу наказ отправить к царю гонца с просьбой остановиться и переждать.

— Верно сделал. Вот только послушает ли тебя Иван Васильевич?

— Да, это вопрос еще тот. У него характер суровый, решительный. Он может и сам возглавить полусотню и повести ее на татар. Но я думаю, мы тут до подхода царской дружины управимся. Лишь бы опричники из слободы все быстро и ладно сделали.

— А мы что?

— А мы, Василь, снимем лучников. Я с тобой хотел посоветоваться на этот счет.

— Прямо сейчас?

— А чего время тянуть? До молитвы и ужина управимся, после начнем скрытное движение к селу. К полудню ратники должны быть в готовности каждого татарина прибить.

Парфенов кивнул.

— Добро. Какие у тебя мысли насчет нападения на лучников?

— Я думаю, Василь, взять один десяток Рубача, к нему добавить всех лучников. Отряды Огнева и Грудина пусть остаются южнее и севернее места засады, дабы не дать крымчакам развернуться у села.

— Сколько ратников будет в головном отряде?

— У Рубача десять воинов плюс Лекан, по три лучника дадут Огнев и Грудин, да мы с тобой. Выходит почти два десятка.

— У Огнева и Грудина останется по шесть ратников?

— Считаешь, что этого мало?

Парфенов кивнул.

— Да, мало. Еще я считаю, что нет смысла прикрывать южную сторону. Оттуда наверняка подойдут опричники из слободы, возможно, рать Скуратова. А вот север остается свободен. Татары смогут вырваться из окружения и уйти в дремучие леса Мещеры. Посему предлагаю объединить отряды Огнева и Грудина, прикрыть ими северную сторону.

Бордак чуть подумал и сказал:

— Пусть будет так.

Сзади послышался топот коня.

Боярин обернулся. По тропе, ведущей на север, поскакал к царю гонец Рубача.

Бордак посмотрел на небо, на Парфенова и распорядился:

— Объявляй, Василь, всеобщую молитву и завтрак. После сбор десятников.

— Да, Михайло.

Вскоре десятники собрались у Бордака с Парфеновым, рядом с их шалашом. Михайло предложил им выйти к западному посту наблюдения. Там они разместились на склоне балки. Боярин довел до десятников смысл своего плана, поддерживаемого княжичем. Начальники отрядов выслушали воеводу и одобрили его соображения.

Вскоре отряды двинулись на запад и северо-запад. К месту сечи они должны были выйти одновременно. Это получилось. Прокричала кукушка, и Бордак понял, что люди Огнева и Грудина перекрыли северную сторону.

— Теперь наша очередь. Заходим в село по одному. Первым идет Степан Лекан, — проговорил воевода.

Мужик осмотрел ратников. Ему приятно было чувствовать себя начальником над теми самими опричниками, которых он до того сильно боялся из-за разных слухов об их зверствах.

Бордак продолжил:

— Как Лекан зайдет в Треблино, следуем туда и мы по его знаку. Уже в селе он подскажет, кому и куда идти далее, дабы татары не увидели нас и не попрятались в подвалы да погреба. Мы должны подобраться как можно ближе к лучникам. По двоим на колокольне решим на месте. Остальные бьют по всем лучникам. Но по моему распоряжению. Без него никаких действий, уяснили?

Опричники кивнули. Им не впервой было биться с крымчаками в таких условиях.

Бордак дал знак Лекану. Тот где прошел, где прополз до восточной околицы, скрылся за полуразрушенной городьбой. Отсутствовал он не менее получаса, потом объявился, махнул рукой. К нему пошли остальные ратники. Впереди держались Фома Рубач, Михайло Бордак, Василий Парфенов и Иван Пестов.

Они дошли до изгороди и оказались в саду, чудом избежавшем огня.

Бордак вполголоса спросил Лекана:

— Ты чего задержался?

— Так смотрел, где обустроились косоглазые.

— Увидел?

— Само собой. Они встали в линию на самой околице, за церковью, укрылись за развалинами изб и плетнями. Луки рядом, колчаны тоже. Те, которые залезли на колокольню, глядят на север, оттуда должен появиться царский поезд.

— Как близко мы можем подойти к татарам-лучникам? — осведомился Парфенов.

— Да саженей на двадцать без труда. Только мне придется каждого выводить. Тут много подвалов, в которые можно провалиться.

— На это слишком много времени уйдет.

— Ничего, я быстро. Вот только к церкви так близко подойти не получится. Но двоих басурман, засевших на колокольне, я собью с соседнего двора. Там место пригожее.

— Один собьешь?

— А что? Были бы лук да стрелы. И опомниться собаки не успеют, как заполучат под шлемы по стреле.

— А там, в месте твоем дюже пригожем, мы с княжичем укрыться можем?

— Очень даже просто. Там человек пять спрячутся.

Бордак кивнул, повернулся к Парфенову и спросил:

— Что скажешь, Василий?

— По-моему, Степа дело предлагает.

— Добро, пусть будет так. Давай, Степа, выводи ратников к басурманам.

— Угу. Только наказ опричникам нужен. Без него никто и с места не сдвинется.

— Идем со мной, Степа. Будет тебе наказ для ратников, — сказал Рубач.

Десятник и мужик отошли к изгороди.

Несмотря на трудности перемещения в развалинах, опричники довольно быстро разошлись по позициям. Этому способствовало и то, что крымчаки в разграбленном селе Треблино чувствовали себя в безопасности. Начальник лучников не посчитал нужным выставлять тыловой дозор, решил, что достаточно будет наблюдателей на колокольне, которые на восток почти не смотрели.

К воеводам вернулся Лекан и доложил:

— Все, боярин и княжич. Люди на местах. Пойдем и мы?

Они прошли через два опустошенных двора и оказались под плетнем, который не упал, а наклонился, создав тем самым надежное укрытие для русских ратников.

Бордак сразу оценил эту позицию:

— Отличное место. Но достанешь ли ты, Степан, до татар на колокольне?

Лекан улыбнулся и ответил:

— А мне в том Бог поможет. Ему не по нраву, что нехристи храм разрушили, да еще и поганят его своим сидением на колокольне.

— Я серьезно, Степан.

— Достану, боярин, не сомневайся.

Рубач передал охотнику лук и пять стрел.

Лекан натянул тетиву, отпустил. Она зазвенела, выпрямившись.

— Добрый лук, а стрелы каковы? — Он потрогал острый наконечник, древко, птичьи перья, обмотанные бечевой. — Годится. С таким оружием и на кабана можно идти, не то что на каких-то косоглазых.

Парфенов посмотрел на север.

— Ты что? — спросил Бордак.

— Молю Бога, чтобы государь не решился идти сюда. Лучников-то мы пока не перебили. Чем закончится сеча в лесу, еще вопрос, как и то, нет ли у татар где-то рядом других засад. Всю местность осмотреть тут никак невозможно.

— Да, — протянул Бордак. — Предугадать решение государя сложно. Может, ближние опричники убедят его. Хотя чего я говорю. Ивана Васильевича уговорить против воли не сумеет никто. Он еще как-то слушал свою первую жену Анастасию, коварно убитую, а теперь все решает сам.

— Ладно, чему быть, того не миновать. Будем надеяться, что люди сотника Батаря справятся с заданием.

— Что-то долго он выходит к татарам.

Тут же, словно слова боярина были услышаны, из глубины леса донесся троекратный крик кукушки.

— Слава тебе, Господи! Вышли-таки опричники на свои позиции.

Парфенов повернулся к Бордаку и спросил:

— Твое решение, воевода?

— А чего, Василь, тянуть? Лучникам приготовиться!

Княжич передал наказ, и эти слова полетели от одного воина к другому.

Бордак же взглянул на Лекана.

— Ну так что, Степан? Ты ведь говорил, что легко собьешь татар с колокольни.

— Сам увидишь.

— Ну и хорошо. Начали!

Команда прошла по опричникам, они подняли луки, натянули тетивы.

Первым пустил стрелу Лекан. Она пробила шею крымчака, ничем не защищенную. Его товарищ с удивлением взглянул на это и тут же получил стрелу в то же самое место. Тела упали в жерло винтовой лестницы и полетели по ней вниз. Словно Господь вымел нехристей из православного храма.

Пустили стрелы и лучники дружины.

Татары находились к ним спинами, и выжить в таких условиях у них шанса не было никакого. Только их старший, который прятался за остовом печи, был ранен. Он завопил на всю округу так, словно с него живого сдирали кожу.

Этот крик услышали фланговые ратники опричных сотен Батаря. Тут же пошла атака на стан крымчаков с болота. Большая часть татар полегла в начале схватки. В сече пал и мурза Хаджи. Потом крымчаки организовались, встали в круг под защитой коней. Вторая атака нанесла им меньший урон. Но лес для них был так же чужд и враждебен, как для русских горные массивы далекого Крыма. Они не умели драться в таких условиях.

Мурза Ахмад попытался увести людей на север, но стрелы лучников Батаря преградили им путь. То же самое произошло на юге. Тогда крымчаки вышли на дорогу и угодили в кольцо. Они готовили засаду, но сами попали в капкан, выхода из которого у них не было. А тут еще от слободы подошла полусотня, ведомая Малютой Скуратовым.

Сеча длилась недолго. Крымчаки бились отчаянно, но бесполезно. Сильные опричные дружины рубили их повсюду. Вскоре нукер мурзы Ахмада поднял на острие копья белую тряпку и замахал ею. Но сотня Лавра Батаря продолжала рубить татар.

Бордак подал команду:

— Прекратить бой! Пленить крымчаков, прежде всего мурзу. Ко мне его!

Сотник Батарь, привыкший к строгой дисциплине в опричной слободе, повторил наказ воеводы. Сеча сразу прекратилась. Татары бросили оружие и сели на корточки. Остался стоять мурза, рядом нукер. К ним приблизились опричники, схватили под руки и вывели на околицу села Треблино.

Мурзу дружинники подвели к Бордаку и Парфенову, поставили на колени. Нукера они бросили к другим пленным.

Михайло посмотрел на мурзу и спросил по-татарски:

— Как звать?

Крымский вельможа удивился.

— Ты так хорошо знаешь наш язык?

— Пришлось научиться. Повторяю вопрос. Кто ты?

— Мурза Ахмад.

— Где Хаджи?

На физиономии татарского начальника вновь нарисовалось удивление.

— Ты и о нем знаешь?

— Я о многом знаю. Так где он?

— Погиб. Тело где-то в лесу. Можно найти при желании. Мои люди, которые сдались в плен, и найдут его.

— Нет больше у тебя людей.

— Ты понял, что я хотел сказать.

— Понял. Скоро сюда подъедет государь. Он уже знает, что по велению Девлет-Гирея ты руководил теми сотнями, которые должны были захватить или убить его…

Мурза прервал Бордака:

— Это не так. Старшим был назначен мурза Хаджи. Он родственник нашего повелителя. Я был всего лишь его помощником.

Бордак подозвал Лекана.

— А ну, Степа, поведай нам, о чем говорили мурзы в лесу.

Лекан сделал это. Мурза побледнел.

— Ты предал и своего господина, и людей, которые были в вашем подчинении. Жалко стало терять награбленное добро? Надеялся, что государя русского убьют ваши лучники?

— Я же сам сдался. А повинную голову меч не сечет.

— Иван Васильевич и не будет тебя казнить. Он просто передаст через верных людей весточку в Крым о твоем предательстве и сдаче в плен, а тебя отпустит. Долго ли ты проживешь на этом свете, когда Девлет узнает об измене?

— Твой мужик лжет! Не было такого разговора, — воскликнул мурза.

— А это уже не важно. Хотя царь может поступить и по-иному. Он волен принимать любые решения.

— Ты только, воевода, не забудь сказать ему, что мурза Ахмад сам сдался в полон.

— Обязательно. Ты действительно сдался, но когда сил сопротивляться уже не было, и тебе грозила неминуемая смерть. Вот если бы ты вывел сотни на дорогу до сечи, разоружил их, дождался бы поезда царя и бил бы ему челом взять под себя, то другое дело. Тогда ты не был бы обделен милостью. То, как ты поступил, говорит всего лишь о твоей подлости и трусости. Ты не воин, мурза, а обычный разбойник. У нас на Руси с такими разговор короткий…

Бордак хотел еще что-то сказать пленному мурзе, как сзади раздался крик:

— Царь с дружиной!

К месту недавней схватки во весь опор шла полусотня опричников. Возглавлял ее государь Иван Васильевич.

Он соскочил с коня. Все пали ниц.

— Встаньте, воины! Вы не должны в пыли валяться! — выкрикнул царь.

Люди поднялись.

Бордак двинулся к нему.

— Дозволь доложить, государь?

— Да вижу я все без доклада. Лишил ты меня, Михайло Алексеевич, возможности схлестнуться с крымчаками в открытом бою.

— Ты сожалеешь об этом?

— Да, у меня великий долг псу Девлету. Его возвернуть надо.

— О чем ты, государь? — спросил Парфенов.

— Хан сжег Москву, разорил наши земли, захватил множество людей в полон. Я должен отплатить ему сторицей, перебить все его поганое племя. Так то и будет.

Неожиданно голос подал мурза Ахмад:

— Государь русский, прошу, не вели казнить. Я всего лишь исполнял наказы Девлет-Гирея и мурзы Хаджи.

— Это кто такой? — осведомился Иван Васильевич.

Бордак начал было объяснять, но вперед вышел Малюта Скуратов и проговорил:

— Вот он, собака! Я от Москвы рать вел, подозревал, что Девлет между столицей и Александровской слободой тоже засады выставит, чтобы не дать нам вовремя подойти к Треблино. Так и случилось. В тридцати верстах от слободы ертаул наш обнаружил сотню крымчаков, над которой начальствовал мурза Бабак. Мы ее разбили, мурзу в полон взяли и оставили в слободе, чтобы не тащить с собой. По дороге я допросил его. Он показал, что Девлет-Гирей здесь за старшего оставил его. — Скуратов саблей указал на Ахмада.

— Ложь! — провыл плененный мурза.

Иван Васильевич поморщился и распорядился:

— Закройте ему рот и вместе со всеми полонянами гоните в слободу. Малюта, ко мне!

Скуратов подъехал к царю, Бордаку и Парфенову.

— Благодарю вас, верные мои вельможи, — сказал Иван Васильевич. — К сожалению, мы не смогли отстоять Москву, но не отдали врагу Русь. Девлет прислал мне оскорбительное послание, требовал возвращения Казани и Астрахани, выплаты прежней дани. Если бы кто знал, как мне хотелось ответить ему так же, но слова ничто, дело решает все. Да, я согласился на переговоры по Астрахани, но повторяю, все это пустое. Хан грозится на следующий год вернуться и до конца разорить наши земли. Нам надо время на то, чтобы подготовить достойный отпор врагу, разгромить его, дабы он надолго забыл дорогу, ведущую в наши земли. Много предстоит сделать, но об этом позже. Михайло, останься. Остальным вести войска в Александровскую слободу, оттуда на Москву. Как ни тяжко, но я должен быть там, среди пострадавших людей.

Скуратов и Парфенов поклонились и отошли. Вскоре послышались их команды. Опричные отряды стали строиться в походный порядок.

Царь отвел Бордака в сторону от дороги и заявил:

— Дело у меня к тебе, Михайло.

— Слушаю, государь. Все, что накажешь, сделаю.

— Не сомневаюсь. Надо тебе скрытно отправляться в Крым, где ты уже бывал.

Бордак удивился и спросил:

— В Крым? Зачем, государь?

— Мне надо знать точные, истинные намерения Девлет-Гирея на следующий год. Угрозы этого татарина не напрасны. Сейчас он на вершине блаженства, величия. Как же, и Москву сжег, и рать русскую разбил.

— Но этого не было, государь! — не удержался Бордак.

Царь строго взглянул на него:

— А вот перебивать меня не следует.

— Извиняй, государь.

— Зная его натуру, могу уверенно сказать, что он пойдет на Москву. Людей у него будет гораздо больше, чем ранее. Не упустит своего и хозяин этого пса Селим Второй, властитель Оттоманской Порты. Новый поход на Русь требует тщательной подготовки. Бдительность в Крыму будет притуплена. Там празднуют победу, считают, что дни Москвы сочтены. В этих условиях Девлет-Гирею придется вести много переговоров, принимать решения и утверждать их. Да, у нас осталось посольство в Крыму, но отношение к нему после успеха Девлета станет другим. Значит, и возможности посла сократятся. Ты же имеешь друзей в Крыму, у тебя есть связи, позволяющие прознать то, что тому невозможно. В общем, Михайло, готовься и отправляйся в Крым. Но до того на Литву. Оттуда в Кафу под видом торговца. Ты уже представлялся таковым. Деньги получишь у Скуратова. Оделишь ими за услуги крымских мурз на свое усмотрение. Кроме того, что возьмешь с собой, тысяча рублей будет переправлена твоему старому знакомцу, который сейчас вновь при посольстве. Это Осип Тугай. Он найдет тебя. Будь осторожен, постарайся, чтобы о тебе не прознали татары. Задание сложное, но ты справишься. Запомни, Михайло, мне надо знать все подробности предстоящего похода Девлет-Гирея. Это все.

— Уразумел, государь.

— У тебя семья как, выжила?

— Выжила, слава Богу, ушла по реке в вотчину Парфенова. Жена родит вот-вот.

— Да, в такой момент мужу надо быть рядом с женой, поддержать ее, помочь. Но, Михайло, придется тебе поступиться этим. Очень уж важное задание. Хотя ты ведь говоришь, что супруга твоя сейчас в вотчине княжича?

— Да, государь. Это в ста тридцати верстах отсюда.

— Поезжай туда, побудь денек дома, попрощайся и отправляйся в путь. Заедешь на Москву, в Кремль, Скуратов снабдит тебя всем необходимым. Встречи со мной не ищи. Чем меньше вельмож прознают про твою задачу, тем лучше.

— Благодарствую, государь.

— Ну а я в слободу и на Москву с тяжелыми чувствами.

— Народ все понимает и твоей вины в этой беде не видит.

— Я вижу, Михайло. Но прощай. Я буду ждать твоего возвращения из проклятого Крыма.

Царский отряд с опричными сотнями пошел в слободу. Дружина во главе с Огневым отправилась на Москву, Михайло Бордак с Василием Парфеновым, Степаном Леканом и пятью ратниками охраны двинулись протоптанной дорогой в село Стешино.