Время мертвых

Александр Тамоников, 2018

Единственный в своем роде Музей смерти расположен на территории городского крематория г. Новосибирска. За внешней торжественностью и спокойствием этого необычного заведения кроется множество нерассказанных историй и неразгаданных тайн. Об этом – новый роман А. Тамоникова. Необычный посетитель привлек внимание работников Музея смерти. Незнакомец регулярно приходил в выставочный зал и интересовался одним и тем же разделом экспозиции. И однажды попытался поджечь редкие экспонаты. Оказавшийся рядом частный детектив Никита Ветров сумел предотвратить трагедию. Посетителя задержали. Кто он? Что толкнуло его на преступление? По словам задержанного, он – не безумец-одиночка, а посланник могущественных сил, которые охотятся за уникальным артефактом, с помощью которого можно изменить существующий миропорядок…

Глава вторая

Сергей Борисович в этот час тоже не отличался бодростью духа. Он сидел с мрачным видом за столом, перелистывал бумаги. Рядом стояла прозрачная чашка с остывшим чаем из пакетика «Липтон». Он поднял глаза, кивнул — мол, присоединяйтесь. Варвара забралась на свое любимое место у шкафа, я сел напротив Якушина.

— Чаю хотите? — спросил Якушин.

— Не откажемся, — кивнул я, — но лучше кофе. А Варваре Ильиничне чай — она следит за цветом лица.

С лицом у Варвары был полный порядок, как у малого дитя. Но надо поддерживать текущие достижения. Сергей Борисович тоже оценил увиденное — выразил мимикой одобрение и вновь озаботился. Об «алтайских» делах они не поминали, давно все выяснили по телефону. Вошла Лариса, видимо, повинуясь адресной телепатии, сообщила, что через несколько минут будет чай и кофе. Я уже ничему не удивлялся.

Потом вошел опрятный полноватый мужчина лет тридцати, приблизился бесшумным шагом и вопросительно уставился на Якушина.

— Кстати, познакомьтесь, — бросил Сергей Борисович, — наш новый сотрудник, Михаил. Работал в институте археологии, потом в краеведческом музее, теперь у нас. Будет руководить персоналом низового звена. В некотором роде заместитель директора.

— Михаил, — протянул руку мужчина.

Я вежливо привстал, ответил на рукопожатие. Ладошка у работника была мягкой, и сам он зримо напоминал Колобка. Улыбался как-то застенчиво, но в глазах поблескивали ум и сообразительность.

— Не архангел, — вздохнул Якушин, — только учится. Как в песне: сделать хотел грозу, а получил… несколько оплошностей в работе. Надеюсь, впредь он такого не допустит.

— Сергей Борисович, я же объяснял… — упитанные щеки молодого человека заалели, он сглотнул. — Я все понял, Сергей Борисович, больше такого не повторится.

— Заберите эти бумаги. — Якушин захлопнул папку и отдал сотруднику. — И впредь старайтесь не беспокоить по мелочам. Незначительные организационные вопросы вы в состоянии решить самостоятельно. Вам доверена ответственная руководящая должность. Ступайте, Михаил. Когда потребуетесь — пригласим.

Молодой человек, неслышно ступая, удалился, плотно прикрыл дверь. Образовалась Лариса с подносом, расставила чашки, пристроила на столе коробочку с конфетами и тоже испарилась.

— Есть мнение, что нам пора расширять штат, — нарушил молчание Сергей Борисович. — Порой хватаешься за голову, работать некому, впору самому решать проблемы с сантехникой и электрикой, встречать посетителей, водить их по залам, все показывать. Или привлекать вот этого парня, — кивнул он на дверь, — или ту же Незнанскую из Москвы — все равно болтается по музею без всякой общественной пользы. Трое на больничном: у Шмаковой ангина посреди лета, у Войнович синдром раздраженного кишечника, Зелинская Анфиса Павловна тоже до сих пор не выздоровела, вы прекрасно помните, почему. Морозова Галина — на восьмом месяце…

— Беременность — это болезнь? — на всякий случай уточнил я.

— Что? — не понял Якушин. — Ой, да ладно вам…

Пока он отвечал на смс-сообщение, я выпил свой кофе и стал страдать из-за невозможности закурить.

— Я слышал, вы с Варварой Ильиничной собираетесь в отпуск? — мягко спросил Якушин. Я напрягся.

— От кого вы слышали?

— От Варвары Ильиничны. — Якушин улыбнулся, сумрачное лицо его ненадолго осветилось. — Но пока не решили, куда именно. Впрочем, это не важно, лишь бы подальше, и чтобы поездка не была связана с раскопками и саркофагами. Шучу, Никита Андреевич, ни в коем случае не собираюсь посягать на ваши планы, просто прошу проделать перед отпуском небольшую работу. Пока еще не знаю, с чем это связано и связано ли вообще.

Как это знакомо! Сначала включается интуиция, терзают сомнения, переходящие в подозрения, и лишь потом происходят реальные неприятности. Иронизировать бесполезно — ошибочных выводов на моей памяти Сергей Борисович еще не делал.

— Я готов выполнить любую работу, — сказал я, — располагайте мной, как считаете нужным, — и добавил в качестве юмора: — Но только не раскопки и саркофаги…

— Спасибо, Никита Андреевич.

— Ага, готов он выполнить любую работу, — сварливо бросила Варвара. — Он гениальный сыщик, ему помощь не нужна.

— Тогда давайте уверенно смотреть в светлое будущее, — сухо улыбнулся Якушин.

«Будущее не может быть светлым, — мрачно подумал я, — потому что именно в будущем мы склеим ласты».

— Тучи сгущаются, Сергей Борисович?

— Но вихри враждебные пока не веют, — поддержал он шутку. — Варвара Ильинична не даст соврать — начинает происходить что-то странное. Вы ведь тоже чувствуете, Варвара Ильинична? Можете не отвечать, поберегите энергию слов. Все недавно поступившие экспонаты прошли проверку — они вне подозрения. Небольшие неприятности с «закадычными и заклятыми партнерами» из других регионов имеют место, но это другая история. За шлагбаумом, там, где улица Шоссейная обрывается тупиком, несколько дней стоит машина — черный «Шевроле-Камаро», кузов купе, год производства, по уверению наших охранников, примерно 2003–2004-й. Машина мощная, порядка 300 «лошадей», можно сказать, спортивная.

— Ерунда, — буркнул я. — Красная цена в базарный день — 400 тысяч. Машинка неплохая, соглашусь, можно сказать, легенда на колесах, но на фоне того, что ездит по нашим дорогам, особенно ближе к центру — вообще не впечатляет. И с годом выпуска ваши охранники ошиблись. Производство «Камаро» закрыли в 2002 году. Заново открыли только в 2009-м, полностью сменив технологию и внешний вид автомобиля. Машина, уверен, еще из старых.

— Поправка принимается, — кивнул Якушин. — На фоне новомодных джипов и прочих чудес автопрома эта штука в глаза не бросается. Повторяю, она стоит за шлагбаумом уже несколько дней. Иногда уезжает, потом опять появляется и тихо присутствует среди прочих машин. В салоне двое мужчин. Регион — 96-й, это Урал, что ни о чем не говорит, нынче при покупке можно не переоформлять регистрационные знаки. Мужчины средних лет, нормально одеты, делают вид, что их вовсе не интересует то, что происходит за шлагбаумом.

— А что происходит за шлагбаумом? — перебил я. — Разве возбраняется въехать внутрь, посетить крематорий, музей, побродить по Парку Памяти? Для этого не надо представляться, показывать документы, сообщать цель визита.

— Ох, любите вы перебивать, Никита Андреевич, — вздохнул Якушин. — Излагаю по порядку. Возможно, из этой компании кто-то и посещает наши угодья, но делает это на других машинах или даже пешком, нам сие неизвестно. Что касается «Камаро» и его экипажа, то они часто стоят напротив выезда. Иногда мужчины выходят, прогуливаются, курят, общаются по телефону. Там много людей, много машин, и, возможно, они считают, что остаются незамеченными.

— И что? — спросил я. — Вызывать национальную гвардию? Какими законами это запрещено?

— Никакими, — признался Якушин. — Иногда эти люди уезжают. Ночью их нет. Утром приезжают, как на работу. Они словно провоцируют нас, а мы бы предпочли не поддаваться на провокации. Вызывать полицию — глупо, они реально не совершают ничего противозаконного.

— Вы уверены, что провоцируют именно вас и ваших людей?

Наступило продолжительное молчание. Даже Варвара воздержалась от комментариев.

— А кого? — тихо спросил Якушин.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Просто мысль такая. Можете не обращать внимания.

— Хорошо, не буду, — кивнул Якушин. — Представители службы безопасности вчера к ним подошли, вежливо спросили, почему их машина здесь стоит. Собеседник оказался вежливым, пояснил, что они недавно подъехали, похоже, заблудились, прибыли не в тот конец города. И искренне удивился, когда мои люди попросили предъявить документы: разве у них есть такие полномочия? Полномочий нет. Они не полиция. Машина стоит вне пределов нашей зоны. Формально они имеют право разбить палатку и пожить на обочине. Однако после встречи с нашими работниками эти люди уехали и вчера не возвращались. Сегодня утром снова возникли, но долго не простояли, и в салоне был лишь один мужчина — с усами.

Сергей Борисович выложил на стол фотографию. Я вытянул шею. За спиной зашуршало — Варвара покинула насиженное место. Охранники Якушина сняли эту парочку с хорошим разрешением, что позволило приблизить кадр. Темноволосый мужчина в костюме стоял у капота черного «Камаро» и говорил по телефону. Короткая стрижка, короткие усы, слегка обвисший подбородок. Лицо — без эмоций. Напарник сидел за рулем и тоже неплохо подставился. Череп слегка вытянут вперед, глубокая залысина через макушку, а в остальном — ничего особенного.

— Тарапунька и Штепсель какие-то, — пробормотала Варвара.

Мне тоже эта мысль пришла в голову. Советские артисты разговорного жанра несколько десятилетий смешили народ, отвлекая от тягот сначала недоделанного, а потом развитого социализма. Березин и Тимошенко, если память не подводит. Физиономии менее выразительные, но запомнить этот дуэт несложно.

— Хорошо, что не Авдотья Никитична с Вероникой Маврикиевной, — усмехнулся я. — Понятно, Сергей Борисович.

— Возьмите себе, может, пригодится. Глупо предполагать, что мы, используя связи в полиции, не пробили номера. Машина находится на балансе Московского банка реновации и развития, понимайте, как хотите. У банка несколько филиалов, более подробной информации получить не удалось. Видимо, и у ГИБДД есть ограничения на доступ к информации.

— Проследить за машиной несложно, — пожал я плечами. — Это все?

— Нет, — покачал головой Якушин. — За последние дни в музей несколько раз в качестве посетителя приходил мужчина. Он не молод и не стар, я бы дал ему лет 47–48. Замкнутый, какой-то настороженный, ведет себя тихо, на фоне прочих ничем не выделяется. Одет неброско, но добротно. Я сам его видел и не могу избавиться от ощущения, что он либо в прошлом военный, либо работал в спецслужбах, либо служил в полиции — причем в структурах, где требуется держать включенной голову. Не знаю, почему такое ощущение, могу ошибаться. Если быть точнее, он приходил трижды, сегодня его не было, но еще не вечер. Сначала на него не обратили внимания — обычный посетитель. Обошел один корпус, потом другой, потом вернулся в первый и вновь совершил вояж по залам. Потом Рита — это наша работница, сменщица Ларисы — сообщила Михаилу, а тот мне, что она опять засекла вчерашнее лицо. И вот тут нам стало интересно. Он снова ходил по залам, украдкой оглядывался, кажется, засек, что за ним наблюдают, смутился и был таков. Сел в подержанную «Тойоту», которую оставил на парковке, и уехал. Но самое странное, что появился и на следующий день, в третий раз, причем надел очки, думал, что легко нас проведет. Поднялся на второй этаж первого корпуса, слонялся по залу. Тут Лариса, принявшая смену, и обнаружила, что он не просто так ходит, а интересуется исключительно экспонатами у дальней стены и использует некий прибор — словно дозиметром проверяет уровень радиации.

— А можно доходчивее? — попросил я.

— Извольте, — пожал плечами Якушин. — Все, что видела Лариса, — это прибор наподобие плоского смартфона, но незначительных размеров. На приборе переливались индикаторы, но здесь она точно не уверена. В зале никого не было, Лариса встала за колонну и некоторое время наблюдала. Мужчина стоял к ней спиной. Она заметила, что он как-то возбудился, стал качаться с этим своим прибором, словно маятник, — то влево отступал, то вправо. Потом сместился в правый угол, как-то замер… Потом издал звук, означающий, видимо, разочарование, приглушенно чертыхнулся и спрятал прибор в боковой карман пиджака. Сложилось впечатление, что он вот-вот должен что-то найти, точно зная, что это находится здесь, но никак не может этого сделать, точное знание ускользает…

— Это было вчера, в воскресенье, 12 августа? — на всякий случай уточнил я.

— Именно, — кивнул Якушин. — Музей работал. Он всегда работает, кроме ночного времени. Лариса набралась храбрости, подошла к нему. Он вздрогнул, услышав ее голос, как-то дернулся, явно испугался. Она спросила, что тот хочет. Тот справился с испугом, ответил, что просто осматривает выставку, потом понес какую-то галиматью, что он научный работник, собирает материал по старинным обрядам и ритуалам, услышал про наш музей, приехал сюда. Никакого прибора у него нет, это просто телефон, девушка ошиблась. Почему он должен его показывать? Девушка из полиции? Понятно, что никакой материал он не собирал — с таким-то лицом и с таким поведением… Он словно не от мира сего. Условные рефлексы работают, но реакция приторможенная: долго думает, прежде чем дать ответ на поставленный вопрос. Мнение Ларисы может быть субъективным, и это ничего не значит. Ей стало не по себе — у субъекта был странный взгляд. Однако ничего не случилось. Он быстро вышел из зала, спустился по лестнице. Я находился в этом помещении, видел, как он уходил — весь раздосадованный, даже разозленный. Все произошло очень быстро, я не успел составить представления об этом человеке. Позвонил охранникам на въезде, они сообщили, что серая «Корона» выехала с территории, подалась в город, за рулем сидел тот самый парень…

— Номера машины?

— Пока информации нет. Ждем.

— А что субъекты в «Камаро»?

— В этот час их не было за шлагбаумом. А если присутствовали, то в глаза не бросались.

— Давайте честно, Сергей Борисович, — предложил я, — этот тип тоже не совершал ничего противозаконного. Трижды приезжал в музей — ну и флаг ему в руки, значит, понравилась тема. Он же покупал билет, не прорывался бесплатно? Странное поведение? И что с того? У нас половина населения либо страдает психическими отклонениями, либо сама по себе странная. Он же не казался совсем невменяемым? Подносил к экспонатам нечто схожее с телефоном, словно снимал показания… Насколько я понимаю, это тоже не запредельный криминал. Кстати, что он мог снимать?

— Понятия не имею, — пожал плечами Якушин. — Пусть даже уровень радиации, его тут точно нет. Все в норме, разве может быть иначе?

— Однако, если верить Ларисе, прибор о чем-то сигнализировал.

— Это не радиация.

— А что? Ну, хорошо, допустим, он выявлял предмет с энергетикой, и его прибор эту энергетику фиксировал.

— У любого предмета есть энергетика, — подала голос Варвара. — Вопрос в ее плотности и качестве. Энергетика может быть сильной или слабой, отрицательной или положительной, энергетикой обладают люди и даже целые города.

— Ну, хорошо, он искал предмет, обладающий определенной энергетикой, нужного ему качества и направленности. Что он мог искать, Сергей Борисович?

— Я клянусь, что не знаю, — развел руками Якушин. — В музее все проверено, постоянно замеряется радиационный фон. Все подозрительные предметы обследуются. Все, что может вызвать подозрение, тут же попадет на карандаш, мы просто не сможем пройти мимо, не почувствовав. По уверению Ларисы, на приборе в руках мужчины не было никакой шкалы, чтобы выявлять рентгены, или что там еще. Несколько сигнальных индикаторов, размещенных в ряд. Возможно, не все, но часть их мигала фиолетовым. У Ларисы острое зрение, у меня нет оснований обвинять ее в фантазиях.

— Отчасти соглашусь с мнением предыдущего оратора, — сказала Варвара. — Возможно, в действиях человека не было ничего незаконного, но вел он себя странно и непредсказуемо. Музей имеет право знать, что это было и откуда ждать потенциальную угрозу.

— Спасибо, Варвара Ильинична, что внесли ценную ремарку, — отозвался я. — Нам самим об этом ни за что не догадаться. Вам требуется мнение профессионального детектива, Сергей Борисович? Или профессионального астролога? Первое: вы видите связь между людьми в «Камаро» и этим странным человеком с загадочным прибором?

— Об этом свидетельствует только интуиция, — признался Якушин. — Других свидетельств нет.

— Она вас часто подводила?

— Редко. Но случалось.

— Второе. Пока не будет опровергнута моя версия, предпочту ее придерживаться. Она гласит: у человека скрытое умственное расстройство. Он немного не в себе — об этом говорят внешний вид и поступки. У него навязчивая идея, он ищет то, чего в природе нет, и с пути он не свернет, пока не сломает себе шею. Почему вы все на меня смотрите? — обнаружил я. — Чем эта версия хуже других?

Нельзя пренебрегать мнением дурака. Очень часто именно оно оказывается истинным.

— И третье, — подытожил я, — если вас не устраивает моя версия, нужно лишь дождаться, чтобы этот тип нарисовался в четвертый раз. Он, может, и не сумасшедший, но идея у него явно навязчивая. Он обязательно придет. Теперь мы знаем, что его волнует зал на втором этаже. Он не такой большой. Поместить туда пару крепких охранников под видом манекенов… Виноват, Сергей Борисович, это шутка. Но смысл вы понимаете. Посетитель должен получить беспрепятственный доступ на второй этаж.

— Да, я понимаю вашу мысль, — крякнул Якушин. — Возможно, вы правы. Наши охранники — не полицейские, они не имеют права задерживать и помещать под стражу. Но в случае возникновения опасности они обязаны действовать, а не смотреть, а потом сообщать органам.

— Так что проинструктируйте людей, особенно на въезде. Когда он подъедет, вы будете во всеоружии.

— Ты не проводишь аналогии с майским делом гражданки Марии Власовой? — негромко и без всякой иронии спросила Варвара. — Помнишь, как человек, представившийся Кротовым, несколько раз приходил в музей? И чем это кончилось?

— Не вижу аналогии. — Я решительно замотал головой. — Тот случай был вопиющим, беспрецедентным, уникальным, и мы поступили правильно, сделав вид, что о нем забыли. История не повторяется, разве что в виде фарса. Давайте будем реалистами. И четвертое, Сергей Борисович, по аналогии с господами на «Камаро»: жду от вас фото этого посетителя.

— У меня оно есть, — кивнул Якушин, нашел нужную фотографию в смартфоне и повернул ко мне. — Это скриншот записи камеры видеофиксации на парковке, когда он уезжал.

Мужчина открывал дверцу серой «Короны», а этот момент и попал в объектив. Длинный серый пиджак спортивного покроя, джинсы. Он целеустремленно распахивал дверь, сжав губы. Лицо скуластое, гладко выбритое, глаза немного мутные, но не сказать, что безумные. В лице досада, в коротких волосах блестки седины. «Полтинник» он еще не разменял, но уверенно приближался к дате полувекового юбилея. Я всматривался в его лицо и не отмечал в организме отрицательных вибраций. Этот индивидуум не был злодеем, во всяком случае, по своей натуре.

— Мне кажется, он действует не по своей воле, — заметила Варвара. Она подошла и пристально всмотрелась в снимок. — Его убедили или внушили, и он в это поверил. Он нормальный мужик — немного упрямый, временами вспыльчивый, у него определенно высшее образование, одинокий, весь какой-то разрываемый противоречиями.

— Но если он под внушением — то может представлять опасность? — спросил Якушин.

— Думаю, да.

— В общем, проработайте эту тему. — Якушин глубоко вздохнул, посмотрел на часы, намекая, что рандеву подошло к концу. — Я не заставляю вас, Никита Андреевич, сидеть на месте и ждать. Занимайтесь своими делами, но держите ситуацию на контроле. Вы знаете, как сюда доехать. И не отказывайтесь от помощи Варвары Ильиничны, вы не всезнающий голливудский коп, что работает без напарников. У вас неплохо получается вместе.

Я с усмешкой покосился на Варвару. Ответный взгляд был аналогичным. Мы не были с ней Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном, не были Ниро Вульфом и Арчи Гудвином. Напрашивалась аналогия со Змеем Горынычем: головы вроде разные, а место для приключений — одно.

— Прошу меня простить, я должен идти. — Якушин поднялся. — Охрана с персоналом будут оповещены и проинструктированы. Вы поняли задачу, Никита Андреевич?

— Отчетливо, Сергей Борисович.

— К сожалению, должен украсть у вас Варвару Ильиничну. Понимаю, что она с дороги и вы неделю не виделись, но, увы, есть дела. Можете подождать ее здесь.

Мои собеседники удалились. Я посмотрел им вслед, пожал плечами. Сделал себе кофе, снова сел. Открылась дверь, заглянула Лариса, хлопнула длинными ресницами.

— А Сергей Борисович…

— Я за него.

— О нет, только не это… — Она шутливо возвела глаза к потолку и закрыла дверь с обратной стороны. Через пару минут сунулся Михаил, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

— Зайдите попозже, — сказал я.

— О да, конечно. — Молодой «руководящий работник» тоже испарился.

Я задумался: не настало ли время Аллы Михайловны? Она вошла — хорошо причесанная, в элегантном костюме со светлым орнаментом. Нахмурилась, обнаружив совсем не то, что рассчитывала, поколебалась, словно не могла вот так с ходу вспомнить, кто я такой.

— А Сергей Борисович…

— Отлучился, — объяснил я. Она опять поколебалась.

— Насовсем? Ой, простите… я хочу сказать, он сегодня еще будет?

— Обязательно. Вам нужно только подождать, Алла Михайловна.

— Тогда я подожду снаружи, хорошо, Никита Андреевич?

— Без проблем, Алла Михайловна.

Больше никто не заходил. Я стянул с соседнего стола тяжелый атлас, пристроил перед собой и стал перелистывать. Это было красочное, насыщенное живописными снимками, практически «подарочное» издание, посвященное творениям небезызвестного доктора Хагенса. Книгу издали в Германии, русского перевода, видимо, не было.

Знаменитый скандальный доктор Гюнтер фон Хагенс — не каждому доктору на этой планете удается заполучить «почетное» прозвище Доктор Смерть. До Хагенса это удалось только доктору Менгеле, проводившему опыты над узниками Освенцима.

Выставка «Мир тела», которую Хагенс возил по городам и странам, собирала толпы восхищенных поклонников и столько же противников, категорически отвергающих его творчество и его одиозную фигуру, вечно предстающую в черной шляпе (именно их носили анатомы эпохи Возрождения).

Еще в 70-х он изобрел метод консервации тел, названный пластинацией. Все жидкости в трупах заменялись пластмассой, резиной, латексом. На мертвые тела воздействовали высокой температурой, а потом обрабатывали специальными химикатами. Ткани высыхали, не подвергаясь гниению, не издавали запахов, смотрелись, как новые. В плане гигиены это было величайшим достижением. Медицинские институты были только «за». Мертвецам, приготовленным по методу доктора, не требовались специальные условия, они могли храниться хоть в учебных классах, наряду с другими наглядными пособиями.

Но Хагенсу было мало, он сделал пластинацию прибыльным бизнесом, препарировал тела сотнями, готовя из них экспонаты для выставки. Он объездил со своей экспозицией многие страны, заработал кучу денег и плевать хотел на шквал обвинений в эпатажности и безнравственности.

Лично я такого «авангардизма» не понимал, машинально перелистывал атлас с качественными фотографиями. С тел снималась кожа, оставались внутренние ткани — мышцы, мускулатура, жировые отложения, кости скелета. Смотреть на это было странно особенно тому, кто не являлся поклонником доктора. Беременная женщина, вскрытая так, что виден семимесячный плод, тела уродцев, трупы людей с обезображенными болезнями органами. Баскетболист, ведущий мяч с широко распахнутыми глазами — весь на эмоциях, «живой», динамичный. Спортсмен на брусьях, задумчивый шахматист перед доской с расставленными фигурами, одноглазый капитан за штурвалом судна, пара любовников, решивших заняться сексом… Все это шокировало. Но были тысячи желающих отдать свое тело доктору после смерти — чтобы их выставили напоказ без кожи и одежды, сделали очередным экспонатом жутковатой экспозиции. С этими «добровольцами» представители фирмы Хагенса подписывали юридически безупречный договор.

Для специалистов это представляло интерес. Лично мне сегодня не хотелось бороться со смешанными чувствами. Я закрыл атлас, отодвинул от себя. Детище доктора Хагенса продолжали сотрясать скандалы. В «Шпигеле» появилась информация, что на выставке Хагенса присутствуют экспонаты, изготовленные из казненных граждан Китая. Весомые доказательства отсутствовали, но бомба взорвалась. Фирма выкручивалась, опровергала, доктор делал официальные заявления, что его анатомические лаборатории никогда не используют пластинаты из тел приговоренных к смерти. Все его экспонаты еще при жизни завещали использовать свои тела в научных целях! Но допустил, что сотрудникам могли «подсунуть» тела казненных.

Подобный же скандал разразился в Киргизии: когда выяснилось, что из Бишкека в институт пластинации в Гейдельберге отправились 30 тонн «специальных анатомических материалов»! Киргизские депутаты (видимо, из тех, которых обделили) потрясали кулаками на трибунах — кричали, что 30 процентов экспонатов выставки Хагенса — граждане Киргизии, и они не давали своего согласия! Представителям Хагенса пришлось признать, что «несколько» трупов поступили их киргизских колоний для зэков за умеренную плату.

Подобный же скандал в моем родном Новосибирске! Начальника областного бюро судмедэкспертизы обвинили в незаконном вывозе 56 тел в гейдельбергский институт пластинации, руководимый женой профессора. Властное лицо отстранили от должности, судили и вынесли, разумеется, оправдательный приговор. Его обжаловали родственники умерших — они не давали согласия на вывоз тел. Материалы снова направили в суд, кассационная коллегия отменила оправдательный приговор, и все это здорово напоминало сказку про белого бычка.

Сработал телефон, и на экране возникло сосредоточенное личико Варвары. Я бы предпочел узреть его во плоти.

— Прости, Никита, тебе придется развлекаться самому… по крайней мере, какое-то время. У нас с Сергеем Борисовичем очень много дел, не знаю, когда освобожусь.

— Могу подождать, — уныло буркнул я.

— Не стоит, это затянется. — Варвара вздохнула. — Меня подвезет водитель Сергея Борисовича. Правда, Никита, очень много работы. Ты пиши, если что…