Белая кровь Тавриды

Александр Тамоников (2023)

Самые интересные романы о сталинском спецназе — СМЕРШе. После отступления фашистов в Крыму возобновилась добыча поваренной соли. Однако озлобленные своей военной неудачей гитлеровцы намерены сорвать производство. Под видом снабженцев абвер забрасывает на полуостров опытных диверсантов. Они должны отравить готовую к отправке партию соли и взорвать оборудование. Обезвредить врага руководство СМЕРШа поручает отряду капитана Федора Белкина. Контрразведчикам удается захватить одного из бандитских пособников. Полученные от него сведения заставляют капитана срочно менять план всей операции… «Смерть шпионам!» (СМЕРШ) — это короткое и беспощадное название носило особое подразделение НКВД, подчинявшееся И. Сталину. Созданное в годы войны, оно состояло из проверенных в бою, честных и бесстрашных офицеров Красной Армии. СМЕРШа боялись все — и фашистские лазутчики, готовящие диверсии в наших боевых порядках, и гитлеровские приспешники, действующие в глубоком советском тылу. Враг знал: если на его след напали бойцы сталинского спецназа, справедливого и скорого суда не избежать. Романы серии «СМЕРШ — спецназ Сталина» — это каждый раз увлекательный динамичный сюжет и новые исторические знания, это экшен, написанный простым и понятным языком.

Глава 6

Ивана Гадюкина зачислили в отряд диверсантов. Теперь он был уже не пленным, а курсантом. Его одели в форму немецкого солдата — разумеется, без каких-то знаков отличия. Вместе с ним курсантами стали и другие пленные. Правда, не все, а чуть больше половины из числа тех, кого привезли из лагеря. Куда подевались остальные, Гадюкин не знал, да его это и не интересовало.

Жили все курсанты в том же самом помещении с нарами, куда их поместили в первую ночь. Вернее сказать, ночевали, да и то не всякую ночь. Потому что все дни и большая часть ночей были заняты учебой. Курсантов обучали взрывному делу, учили обращаться с рацией, действовать ножом, стрелять в любых условиях и из любого положения и многим другим шпионским премудростям. Конечно, большую часть всех этих наук курсанты, так или иначе, знали и без того. Как-никак все они в недалеком прошлом были солдатами, воевали. Но тут их готовили не к атакам и не к окопным сражениям, а натаскивали на совсем другие дела. Ну а где другое дело — там и своя особая специфика.

Отдельным пунктом учебной программы было обучение умению обращаться с различными ядами. Здесь, конечно, также были свои хитрости, тонкости и премудрости. Учили и другим хитрым наукам — всего вот так запросто и не перечислишь.

Диверсантская школа находилась в румынском городе Констанца. Можно сказать, что Иван Гадюкин с самого начала правильно определил место своего пребывания. Тут тебе и теплый климат, и море, и прочие условные радости курортного морского побережья.

Впрочем, никаких конкретных удовольствий от своего пребывания в Констанце курсанты не испытывали. Что с того, что здесь — море и курорты? Все равно их не выпускали за пределы учебного центра. Хотя многие курсанты о том и намекали, и просили у начальства открытым текстом. Но получали неизменный ответ: диверсантские курсы — ускоренные, впереди предстоит сложная работа, а потому не время разгуливать по пляжам и прочим увеселительным местам.

Единственное удовольствие, которое изредка позволялось курсантам, — это выпивка. Да и то нечасто и не сказать чтобы в больших количествах. А так — лишь от случая к случаю и в умеренных дозах. А потому от такой выпивки и радости-то особой не было. Но от нее не отказывались, потому что — чем еще можно было скрасить однообразное существование и унять постоянные тревожные думы?

А думы были. Тяжкие, гнетущие, выматывающие душу, не дающие по ночам спать, вызывающие озлобление непонятно к кому и по какому поводу… Никто не говорил курсантам конкретно, что их ожидает в недалеком будущем. Намекали лишь, что они должны быть готовы к выполнению задания в любой час и миг. А вот какого именно задания, в какой стороне и местности — того им никто не говорил.

И это угнетало пуще всего. Неизвестность — она всегда угнетает.

* * *

В один из таких вечеров, когда курсанты сидели в своей казарме и, разбившись на мелкие компании, пили спиртное или просто лежали на нарах и курили, уставившись в потолок, к Ивану Гадюкину подошел один из курсантов по прозвищу Петля.

В диверсантской школе никто не называл друг друга по именам, а лишь по прозвищам. Таков был приказ — накрепко забыть не только настоящие имена друг друга, но и, если удастся, даже свое собственное имя. Большинство и позабыли или старательно делали вид, что позабыли. Все называли друг друга только по прозвищам: и курсанты — друг друга и начальство — курсантов. У самого Ивана Гадюкина прозвище было Змея. Как говорится, по существу.

— Лежишь? — спросил Петля у Гадюкина.

Гадюкин покосился на Петлю и ничего не ответил, потому что вопрос был риторическим. Да, он лежал, поместив на спинку нар ноги, обутые в немецкие солдатские сапоги, курил и думал. А можно сказать, что и не думал. Потому что все думы уже были передуманы, а возвращаться к ним раз за разом было тошно и маетно.

— Может, выпьем? — спросил Петля. — У меня при себе имеется… Вот, видал! — Он вытащил из кармана причудливой формы бутылку из темного стекла. — Видал? Должно быть, какая-нибудь заморская гадость, но куда деваться? Настоящей русской водки здесь не сыщешь. Приходится привыкать ко всякой дряни. Ну так тебе налить?

— Наливай, — подумав, сказал Гадюкин, садясь на нарах. — В принципе, мне все равно — пить или не пить…

— Маешься? — прищурился Петля. — Вот и я тоже маюсь. Да что поделаешь? Впряглись в ярмо — значит, надо тянуть. А то ведь спровадят на живодерню. У них это быстро…

Гадюкин на это ничего не сказал. Выпили.

— А закусывать это безобразие полагается шоколадом, — сказал Петля. — Вот он, шоколад. С немецкими буквами на обертке. Ну, не паскудство ли — вся эта европейская культура? То ли дело наша родимая горькая! Да квашеная капустка к ней в придачу! Эх!

Выпили еще по одной. Гадюкин раздраженно повертел в руках шоколадку и отшвырнул ее в сторону.

— Вот и я такого же мнения обо всем этом деле, — смутно выразился Петля. — А как подумаю, что, может, нынешней же ночью предстоит отправляться на какое-то задание — будь оно неладно, — так и вообще… Хоть пулю себе в лоб пускай!

— Ну, так и не отправляйся, — равнодушно произнес Гадюкин. — Откажись. И получишь свою пулю, коль уж ты ее так желаешь.

— Ну да, ну да… — с прежней, подспудно раздражающей Гадюкина неопределенностью произнес Петля. — Откажись… Сказать-то оно легко, да вот сделать — трудно. Тут, знаешь ли, надо действовать похитрее… Половчее тут надо быть — вот как я считаю…

Гадюкин лишь покосился на Петлю, но промолчал. Не нравился Гадюкину этот разговор и сам Петля ему тоже не нравился. Какой прок был в таком разговоре? А между тем Петля для чего-то его начал. Может, с каким-то умыслом и дальним прицелом? Или Петля затеял разговор лишь затем, чтобы облегчить собственную душевную маету? Могло быть и такое. А могло быть еще и что-то третье, о чем Гадюкин даже не догадывался. Оттого-то разговор, затеянный Петлей, ему и не нравился.

— И зачем ты мне это говоришь? — спросил Гадюкин. — Хочешь быть хитрым и ловким — ну, так и будь. Это дело твое. Я-то тут при чем?

— А вот при чем… — Петля приблизился к Гадюкину почти вплотную да еще и воровато оглянулся по сторонам — не подслушивает ли их кто-то из посторонних. Но поблизости никого не наблюдалось, никто на них не обращал никакого внимания. — Вижу, мужик ты правильный и надежный. И маешься точно так же, как и я. Вот мне и подумалось… Не завтра, так послезавтра нас начнут отправлять на задания. Кого — подальше, кого — поближе… Тебя как бывшего командира назначат старшим группы. Ты сам слышал: наши начальники так и говорят. Кто в Красной армии был в командирах — тому быть старшим группы.

Гадюкин вновь улегся на нары.

— Так и что с того?

— А вот что! — зашептал Петля. — Ты возьми меня в свою группу! Скажи: так, мол, и так, мне надобен Петля. С ним у меня полное взаимопонимание. Понятно, что тебя послушают и включат меня в твою группу. И мы вместе отправимся туда…

— И что же? — Гадюкин повернулся на бок. Кажется, он начинал догадываться, что ему дальше скажет Петля.

— Слышь, Змея! — зашептал Петля. — Да ты не отворачивайся, ты вникни в мои слова! Я говорю дело! Итак, мы с тобой отправимся туда… И вместе придумаем, как нам быть дальше! Ведь мы никого покамест не убили, ничего не взорвали и не подожгли! А потому мы пока что чистые перед советскими законами! Чистые! Вот мы и явимся с повинной, да еще и с ценными сведениями. Расскажем там об этой диверсантской школе… Неужто нас не простят? А я так думаю, что простят!

— А СМЕРШ? — нарочито ленивым голосом спросил Гадюкин. — Неужто ты не слышал о СМЕРШе?

— А что СМЕРШ? — спросил Петля. — Может, и нет никакого СМЕРШа. Может, нам сказали неправду.

— А если СМЕРШ все же есть?

— А и что с того? Разве там не люди? А коль так, то поймут и простят. Ну, так как же?

— Что как? — глянул на Петлю Гадюкин. — Ты о чем?

— Берешь меня в свою группу? А уж там мы что-нибудь придумаем… Выпросим, так сказать, прощение у матери-Родины.

Гадюкин не стал отвечать на этот вопрос. Да и что тут было отвечать, коль и без того все было ясно-понятно? Не зря и не случайно затеял Петля этот скользкий, двусмысленный разговор. Это не просто сам по себе разговор, это провокация. А коль провокация, то и сам Петля — провокатор. Подосланный, допустим, тем же обер-лейтенантом Манном или, может статься и такое, Кулаком и Локтем. Для чего — тоже понятно. Чтобы проверить Гадюкина и уразуметь, чем он дышит, что думает, что намеревается делать, насколько он надежен для своих хозяев…

— Вали-ка ты отсюда! — Гадюкин рывком сел на нарах. — Ты меня слышал? И чем быстрее, тем лучше! А то ведь…

— Ты это чего? — уставился на него Петля. — Что так резко-то?..

— Сказано — вали! — свистящим полушепотом повторил Гадюкин. — А то ведь свистну сейчас на всю казарму!.. Вот скажу, провокатор! И знаешь, что будет потом? До утра не доживешь!

— Не надо шуметь, — скривился в усмешке Петля. — Провокатор… Ну, провокатор. А что мне оставалось делать? Что, меня кто-то спрашивал, хочу или не хочу я быть провокатором? Вызвали, приказали… Так, мол, и так, прощупай того, которого кличут Змеей. Задай ему пару вопросиков. Ты сам посуди — мог ли я отказаться? Слова «нет» здесь не понимают и не принимают. Сам знаешь… Так что не надо шуметь. А то ведь и вправду удавят ночью.

— И кто же тебе приказал? — спросил Гадюкин.

— Кулак с Локтем, кто же еще? А им, я думаю, еще кто-то. Например, тот же Манн. А насчет провокатора… Завтра прикажут тебе — и ты тоже станешь таким же провокатором. А может, уже и приказали, откуда мне знать? Мы здесь все провокаторы. Я копаю под тебя, ты — под меня… Ну, так я пойду?

Гадюкин ничего не ответил, лишь махнул рукой. Петля, грустно хмыкнув, удалился.