Второй шанс. Ведун

Александр Сухов, 2023

Альтернативная Россия век XIX. Взрослый мужчина в теле ребенка. Штампы, клише, рояли, ансамбли балалаечников и даже симфонические оркестры, ну и неограниченный плюшкопад, разумеется. Магия-шмагия и прочие чудеса в решете. А что? Другим можно, мне нельзя?Короче, я предупредил, вам решать, читать книжку или сразу фтопку.

Глава 1

На память обычно не сетовал,

Хоть в ней и премного всего,

Я вспомнил сегодня про этого…

Ну, этого… Как там его?…

А. Кукушкин.

Пробуждение стало не самым приятным для меня моментом. Такое ощущение, что тело долго находилось в работающей бетономешалке, затем его долгое время держали в жидком азоте, после чего расколошматили посредством механического кузнечного молота, в конечном итоге собрали разрозненные кусочки и склеили абы как. Тупая ноющая боль во всем организме и острая боль в правом боку, общая слабость и гнетущее чувство чего-то очень важного для меня, утерянного навсегда.

Сил не хватало даже для того, чтобы распахнуть веки и осмотреться. Уши воспринимают какой-то невнятный шум из которого вычленить что-либо членораздельное мешает общее ослабленное состояние. Хотел пошевелить руками, организм будто огнем обдало. Кажется, я застонал, может и вскрикнул — не могу точно сказать.

Как результат неразборчивое «бу-бу-бу» переместилось ближе ко мне. Как ни старался, ничего не мог понять из этого навязчивого бубнежа. По лицу прошлось что-то мокрое, губы также оросило влагой и немного затекло в рот, проглотил, но вкуса не ощутил. Все означенные действия отняли у меня остатки сил, и я вновь погрузился в мрачную тьму беспамятства.

Второе возвращение в реальность было немногим легче. Общая боль притупилась, хоть и чувствовал себя совершенно обессиленным. На этот раз мне удалось приоткрыть глаза. В помещении, где я находился, царил беспросветный мрак. Пришлось вынужденно отказаться от зрительного восприятия и перейти к анализу осязательных, слуховых и обонятельных ощущений.

Лежу без одежды на чем-то вроде матраса в меру мягком, пахнущем сеном. Голова покоится на подушке, набитой все тем же душистым сеном. Сверху на мне что-то лохматое, довольно тяжелое, запах маминой каракулевой шубки из далекого детства. Так, и с этим разобрался, скорее всего, овчина, ну или какой иной мех.

Прислушался. Где-то наверху в печной трубе завывает ветер. Откуда мне известно про печную трубу? Так мои дедушка с бабушкой по отцовой линии проживали в деревне и регулярно забирали меня на лето к себе, предоставляя возможность моим родителям беспрепятственно клепать мне сначала братика, а потом и сестренку. Вот у них в бревенчатой избе пятистенке была печь, точнее две печки. Одна в белой (жилой) части исключительно для тепла с лежанкой, заваленной овчинными тулупами. Другая на кухне огромная конструкция с темным мрачным горнилом, закрываемым металлической заслонкой и специальным топочным отделением с набором колец, регулирующих силу пламени. Мне казалось, залезь я на нее и скомандуй: «По щучьему велению, по моему хотению…» и так далее по теме, и эта дымящая трубой махина подчинится моей воле и поедет, нет не во дворец к какому-нибудь царю за прекрасной царевной (девчонки тогда меня еще не интересовали), а на зависть всем деревенским обитателям помчит по центральной улице. Вообще-то повседневно пищу готовили на сжиженном баллонном газе. Кухонная печь использовалась для выпечки разного рода пирогов, варки и томления вкуснейших щей из кислой капусты, а также тыквенной каши с пшеном изюмом и еще чем-то вкусным. У-ух! Пальчики оближешь. Так вот, часто в ветреную погоду наши печные трубы издавали подобные звуки, будто переговаривались друг с другом.

В какой-то момент к ненавязчивому напеву ветра в трубе присоединилось громкое шуршание. Где-то в дальнем углу кто-то яростно царапал когтями деревяшку. Царапанье продолжалось недолго и вскоре там негромко мяукнуло и все затихло. Ага, кошка или кот. Разумно, без кота-мышелова в деревне никак — грызуны одолеют.

Интересные ароматы в помещении, будто травы лекарственные кто-то сушит. Нос тут же вычленил запахи мяты, полыни, ландыша, ромашки, листа черной смородины и многого другого. Раньше как-то не замечал за собой столь тонкого обоняния. Интересно, откуда что взялось?

То, что я нахожусь не в своей городской квартире, то ли деревенском доме, то ли на даче у кого-то из друзей мне понятно. При этом, мое нынешнее состояние для меня полная загадка. Наиболее вероятная версия: отправился в гости, там надрался до поросячьего визга, вдобавок с кем-то поцапался или грохнулся с лестницы. Скорее всего, все-таки упал с высоты. По пьяни я человек спокойный к буйству и другим непотребствам не склонный.

И все-таки, где я? Не припомню, чтобы кто-то из моих друзей занимался заготовкой дикоросов. Грибы, ягоды, веники березовые для бани — это норма, но, чтобы пижму, одуванчик или крапиву со зверобоем в дом тащить и развешивать под потолком при изобилии на полках аптек нормальных лекарственных средств, на мой взгляд, перебор. Ладно, меня оно не касается, у всех свои причуды.

И тут я вспомнил недавний сон, будто лечу в мрачной пустоте в направлении какого-то золотистого свечения, а потом бег по снегу, а еще избушка в лесу. Это надо же такому примерещиться! Не, пожалуй, стоит более ответственно относиться к приему крепких алкогольных напитков. Благо хозяева дома не выперли меня на улицу в нетрезвом состоянии, а чин чином предоставили кров и постель. Рука скользнула по телу вниз, и в районе груди наткнулась на тугую повязку.

«Неужто во время падения ребра поломал? — промелькнула в голове здравая мысль. — В таком случае почему не вызвали скорую помощь? По логике вещей, с переломанными костями я должен находиться в хирургическом стационаре под неусыпным надзором заботливого медперсонала. Залогом тому мой дорогущий медицинский полис от одной из самых продвинутых российских страховых компаний».

Ниже оказалось еще интереснее, мои чресла были обернуты тканью, под которой прощупывалось что-то бесформенное мягкое. Памперсы напоминает, но какие-то уж очень грубые неудобные. Был у меня неприятный момент в жизни, после автомобильной аварии пришлось около месяца проваляться в больнице с переломом ноги на растяжке, вот тогда памперсы стали для меня палочкой-выручалочкой. Даже представить не могу, как бы без них обходился. Интересно, в чью это светлую голову пришла гениальная мысля обложить меня чем-то мягким и завернуть в тряпицу? Ладно, после разберемся.

Следующим моим открытием стало полное отсутствие пивного животика. На его месте находился провал, где под тонким слоем кожи прощупывался жиденький пресс живота. Рука метнулась к лицу на худых щеках ни малейшего следа жесткой щетины, наличие которой проявляется буквально через несколько часов после самого тщательного бритья. Наоборот, кожа лица нежная, бархатистая, как у ребенка… Чёрт! Чёрт! Как у ребенка…

В памяти в очередной раз всплыл недавний сон. Долгий полет в пустоте. Мой прорыв через нарушенную ткань бытия. Босые ножки топают по неглубокому снегу и маленький кулачок, бьющий в дощатую дверь входа в избу. Нет, не может быть! Неужели я на самом деле умер в той прошлой жизни? В чьем же, в таком случае, теле я оказался? Панические мысли лихорадочно забегали под черепной коробкой, грозя превратить голову в некое подобие взорвавшейся гранаты. В какой-то момент перегретое сознание не выдержало, и я вновь погрузился в спасительное небытие.

Акт третий. Открываю глаза, прислушиваюсь сначала к внутренним ощущениям. Вроде бы, мне значительно легче, чем в предыдущие разы. Общая слабость никуда не делась, но появились потребности. Во рту сушь, как в пустыне Гоби. Одновременно присутствует потребность опорожнить мочевой пузырь.

Попытался позвать кого-нибудь на помощь, но из иссушенного рта вырвалось что-то наподобие мычания. Впрочем, этого вполне хватило.

— Неужто очухался, милок! — голос принадлежал, вне всякого сомнения, пожилой женщине и здорово напоминал голос самой популярной киношной бабушки Татьяны Ивановны Пельтцер. — Я-то уже думала, что окочуришься. Повезло тебе, малой, под счастливой планидой родился, аль в рубашке.

Повернул голову на источник звука. Льющийся из окна свет вполне позволял рассмотреть обстановку во всех подробностях, да и само зрение как-то обострилось. У жарко растопленной печи стояла старушка в изрядно поблекшем от многочисленных стирок цветастом платье, спереди прикрытым фартуком из какой-то дерюжки. Росту невеликого. Откуда понял? Не могу толком объяснить, просто понял и все. Волосы седые уложены на голове в замысловатую прическу из переплетенных между собой нескольких косиц, скрепленных заколками. Лоб высокий. Глаза голубые изрядно выцветшие от старости. Кожа лица изрезана многочисленными морщинами. Нос крупный с заметной горбинкой. Рот увядший со сморщенными блеклыми губами. Подбородок острый заметно выступает вперед. Шея тонкая, птичья. По внешнему виду, эту особу можно легко принять за классическую злую бабу-ягу из русских народных сказок. Образ дополнял здоровенный котяра черной масти, трущийся, задрав хвост трубой, о ноги старушки. Именно кот в самом что ни на есть брутальном виде, ибо ничуть не стеснялся демонстрировать присутствующим свое котовье хозяйство. Время от времени котяра предупреждающе брызгал зелеными искрами в мою сторону, мол я тут главный. Затем всё его внимание вновь переключалось на хозяйку.

«Покатаюсь, поваляюсь на Ивашкиных костях, ивашкиного мясца поевши!», — нет, не то, слишком уж глаза добрые и, вроде бы, женщина рада моему возвращению в реальность.

— Бы, мы, бык, мык, — я попытался донести до хозяйки суть обуревавших меня в данный момент желаний. В конечном итоге поднес руку ко рту и жалобно посмотрел на нее, мол, спасите-помогите умираю от жажды.

— Ах ты ж, страдалец! — отставив в сторонку ухват, всплеснула руками старушка. — Чичас напоим. — Она с завидной грацией подбежала к столу, схватила деревянный ковшик, затем метнулась к стоящему на скамейке у печи чугунку, зачерпнула оттуда и вскоре поила меня, аккуратно придерживая голову свободной рукой.

Жидкость оказалась теплой, скорее даже горячей. И, судя по вкусу, это была не просто вода, а отвар каких-то трав. Выдул целый ковш, отчего второе мое насущное желание еще сильнее обострилось.

— Бабушка, мне бы того… — смущенно обратился к хозяйке. И тут до меня дошло, что вместо солидного мужского баритона говорю неокрепшим мальчишечьим голоском. Вообще-то, не очень удивился данному факту, кажется, был готов к чему-то подобному.

— Чего, милок?

— Ну… отлить бы.

— Ах, это! — весело заулыбалась старушка. — Так пруди лежа, можешь и по большому оправиться. Хе-хе-хе! Сфагнум он всё впитает. Не смущайся, тебе самому ходить в уборную покамест рано, поскольку болезный и вставать я тебе, милок, разрешу еще не скоро.

Сделал как было рекомендовано «врачевательницей». Полегчало. Судя по ощущениям, этого самого сфагнума в доморощенном памперсе было достаточно, чтобы не протекло в постель.

— Бабушка, а сфагнум — это что такое?

— Да мох болотный, — начала объяснять женщина, — первая на деревне штука, опосля, конечно, еды. Его и на раны накладывают, и под лежачего больного, и прокладку для девок и баб… хотя, тебе, малёк, этого знать не полагается, а еще задницу им подтираем. Это вам городским газету подавай, али специальную бумажку. А мы сельские, народ простой — где лопухом, где мхом обходимся оченно даже прекрасно.

— Откуда знаете, что я городской?

— Ну как же, ты хоть не по сезону одемши сюда пришел, при этом одежка на тебе хоть и рваная, но дорогая по нонешним ценам. Бельишко нижнее пошито из настоящей шелковой ткани, сюртучок со штанишками из англицкого вельвету, уж-жасно дорогущего. Нет, не из простых ты, малец и не из работяг. Непонятно, где обувку потерял и как, топая по снегу босым, пальцы на ногах не отморозил? Прям чудеса! Интересно, откуда ты такой взялся на мою голову?

— Не знаю, бабушка, память будто ножом отрезало. Кто я и откуда, хоть огнем пытайте, не скажу.

Мне хотелось и самому задать доброй старушке кучу вопросов, однако, накатившая слабость заставила смежить веки и вновь отключиться от реальности. Возможно, выпитый мной отвар содержал какой-то снотворный компонент, а может быть, я и ошибаюсь и моя сонливость вызвана общим состоянием ослабленного организма.

Следующее пробуждение случилось, судя по столбу света, льющемуся из небольшого оконца также днем. Тут я или проспал недолго, скорее всего, наоборот, продрых целые сутки. Со временем у меня без моего дорогущего «Ролекса», на худой конец, мобилы, определенно, затыки. Распахнул веки и первым делом щедро поделился жидкостью из мочевого пузыря с «памперсом». Затем покряхтел для привлечения внимания хозяйки. Осмотрелся, в избе никого, кроме меня и беззаботно дремлющего на печной лежанке черного как ночь котяры. Эвон как вольготно развалился на спине, лапищи свои мощные когтистые растопырил, шары вывалил всем на обозрение. Ну прям охальник. На мое пробуждение ухом не повел.

«Вот же засада! — голову посетила запоздалая мысль, — даже не поинтересовался, как звать-величать мою спасительницу. Точнее, спасительницу моей теперешней бренной оболочки».

То, что отныне я не солидный мужчина на пятом десятке. Хоть и не олигарх, но кое-чего мне все-таки удалось в той жизни достичь. Во всяком случае, интересная работа позволяла мне обеспечивать вполне завидное материальное положение. Трехкомнатная квартира в престижном районе города, автомобиль бизнес-класса, ежегодный отдых не в какой-то там задрипанной Турции, или шумном вонючем Тунисе, только райские Карибы или Багамы и только в персональном бунгало со всеми удобствами в обществе очередной мимолетной подружки. М-да, исходя из сложившейся ситуации, не видать мне отныне всего этого и вообще, что делать, оказавшись в теле ребенка пока не знаю.

Воспоминания о потерянном навсегда беззаботном счастье, разбередили душевную рану. Хочу назад в уютное начинающее дряхлеть тело, к привычному укладу жизни. Хочу продолжать дурить головы потребителям гофротары и получать с каждой удачной сделки свой законный процент. Хочу по вечерам, вооружившись бутылочкой пивка, читать всякий бред на псевдоисторических форумах и добавлять к нему собственные измышления, не менее бредовые, или троллить всяких умников, выкладывающих свои посты в Инете. Хочу на выходных выезжать на природу в теплой дружеской компании с мангалом, шампурами и заранее замаринованным шашлыком.

— Хочу, хочу, хочу!

Разнервничался до такой степени, что не заметил, как заорал на всю избу. Тьфу на меня! Истерю, как Марфушенька-душенька из фильма «Морозко», блин! Та тоже много чего хотела. Вот барсика (или как там его) напугал, напрягся и зырит на меня своими изумрудными зенками.

Итак, чем на сей раз боженька наградил?

С великим трудом мне удалось скинуть с себя тяжеленный овчинный тулуп. Приподнял голову, оглядел доставшееся от неведомого реципиента наследие. М-да, небогато. Тельце тщедушное, ребра на груди обмотаны тугой повязкой, а те, что не замотаны, можно запросто пересчитать, не обращаясь к услугам рентгенолога. Тазовая область сокрыта от взгляда народным «памперсом», набитым высушенным мхом. Ножки — больно смотреть, худющие во многих местах перевязанные тряпками, на обеих ногах безразмерные носки грубой вязки, доходящие до середины голени. Руки — тонкие палки с заметно выделяющимися локтевыми суставами и нитками мышц под синюшной кожей. Красавѐц, однако! Кастинг на роль узника Бухенвальда, считай, успешно пройден.

Вид изможденной плоти привел к вполне ожидаемому результату. Мне захотелось есть. Нет, жрать. Точнее ЖРАТЬ. Вот как бы так. На кухонном столе стоял исходящий паром котелок с каким-то варевом. Однако видит око, да зуб неймет. Сил едва хватило натянуть на себя обратно спасительный тулупчик, поскольку в избушке было не так уж и тепло.

Тем временем невыносимый голод становился все более невыносимым. Я даже начал бросать плотоядные взгляды в сторону греющегося на печи кота. Тот в свою очередь будто что-то почувствовал, резко подскочил, одарив меня крайне недружелюбным взглядом, громко мяукнул и спрятался от греха подальше за печной трубой.

Тут дверь в избушку тихонько скрипнула. На краткий миг в помещении стало значительно светлее. Появилась хозяйка в овчинном полушубке и с вязанкой поленьев в руках. Скинув ношу у печи, бабушка распрямила спину и, посмотрев на меня, констатировала.

— Вот и славно, соколик, проснулся. Поди голодный, аки зверь. — В ответ я лишь интенсивно закивал головой, поскольку обильное слюноотделение во рту мешало объясняться членораздельно. — Счас подам. Бульон еще с раннего утра в печи томится.

Полулитровая глиняная миска с горячим мясным бульоном была оприходована мной в считанные мгновения, ни капли не пролетело мимо рта. Осушив емкость, с благодарностью посмотрел на добрую женщину. Зверский голод еще не прошел, но теплая волна, пронесшаяся по пищеводу вниз к желудку, весьма обнадеживала и настраивала на оптимистический лад.

— Спасибо, бабушка! — от всего сердца поблагодарил я.

— Да ладно, — та махнула рукой. — Хорошо, хоть организьм начал пищу принимать. Когда валялся в забытьи, пару раз пыталась напоить тебя бульоном, а ты все обратно извергал. Не принимал он пищу, ну ни в какую. Вроде водицу и отвары не отвергал, а от обычного куриного бульона тебя буквально наизнанку выворачивало. Жалко смотреть было.

— Я бы не отказался пожевать чего-нибудь более существенного.

— Нельзя тебе пока что «более существенного», — улыбнулась старушка, отчего перестала походить на Бабу-ягу, скорее на добрую и заботливую бабушку, хлопочущую над больным внуком, — кишки скрутит в узелок, так и помереть в корчах недолго. Упаси Христос! — Хозяйка повернула лицо к незамеченной мной ранее иконе в красном углу горницы и перекрестилась по-старообрядчески двуперстием.

А может я все-таки на Земле оказался? — в голове появилась весьма обнадеживающая мысль, — занесло с Того Света прямиком в мой родной мир. А вдруг, Земля и вовсе единственная во Вселенной планета, населенная разумными существами? Ну попал к старообрядцам в Сибирь или на Дальний Восток. Так отсюда и до цивилизованных мест добраться вполне можно. А там… Есть у меня несколько вкладов на предъявителя, как-нибудь доберусь до них. Сложно в моем детском состоянии, но вполне осуществимо. Дальше… дальше буду думать.

— Бабушка, простите, что не поинтересовался вашим именем и отчеством. Не до этого как-то было.

Хозяйка весело покосилась на меня.

— Ну кто бы сумлевался, значица, точно из господ, аль интеллихентов будешь. А кличут меня Василисой Егоровной из рода, основанного Третьяком, значит Третьяковы мы. Кто поменьше — бабушкой Василисой именуют, а все прочие — просто Егоровной. Знахарка я местная, из людей по возможности всякие хвори изгоняю где травкой, где наговором старинным, где посредством резекции, но завсегда с молитвой, ибо без воли Господа нашего Иисуса Христа никакая болячка не заживет.

— Так я на Земле, в Российской Федерации?! — возбужденно воскликнул я.

— Странны речи ведешь, мальчик, хоть молвишь по-русски. На Земле, конечно, а где же нам еще быть, разумеется в Рассее-матушке, тока у нас никакая не хведерация а царство-государство, анперия называется. Бо-ольшущая, сказывают. От германских и польских земель до восточного окияна, и от полнощных морей до южных окраин на многие тыщи верст раскинулась. И языков всяких-разных у нас великое изобилие.

— А год, год нонече какой? — Не заметил, как начал заимствовать у Егоровны специфические речевые обороты. Нонече, давеча, анперия…

— Дык одна тыща восемьсот пятьдесят третий от Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа.

Так, ситуевина, можно сказать, хреновая. Середина позапрошлого века со всеми неприятными моментами, свойственными тому времени. Вроде бы крепостничество еще не отменено, трудовой народ страдает под лютым ярмом помещиков-самодуров.

— Василиса Егоровна, а до столицы далеко отсюда?

— Тебе до какой? Владимира али Суздаля? Хотя и туда, и сюда на паровозе чуть более суток добираться. Калуцкие мы, под боярином Андроновым проживаем.

— Калужские, — на автомате поправил старушку.

— Ну да, правильно калужские, но тут народ бает по-своему, хоть ты ему кол на голове теши.

— А Москва, как же?

— Хе, Москва… Это ты про городище малое, что в сотне верст отседова? Таки чисто дярёвня глухая, там болотня сплошная, топи непролазные. Грят, нечисти всякой по лесам в тех местах видимо-невидимо. А народишку не бог весть сколько. Хотя клюква оттудова, да всяка друга лесная ягода оченно даже хороши… — неожиданно старушка оборвала свой треп и, вперив в меня взгляд своих водянистых глаз, спросила: — А чой-то ты про Москву спросил, аль припомнил чего?

— Не, бабушка, вообще ничего не помню, даже как меня зовут, — в расстроенных чувствах пролепетал я.

Господи, куда же это меня занесло? Москва — «дярёвня», столицы две — Владимир и Суздаль, царь-анпиратор, боярин какой-то Андронов калуцких земель владыка. Ёптыть! Как бы разобраться во всем этом и не вызвать ненужных подозрений. Впрочем, я пацан несмышленый, еще недавно валялся в горячке, к тому же, память отшибло. Интересно, сколько мне лет и каким образом оказался темной ночью один в лесу неподалеку от жилища местной знахарки? Вопросы, вопросы, а в голове уже круговерть и туман от переизбытка впечатлений.

Егоровна внимательно посмотрела на меня, затем споро метнулась к столу, на котором стоял знакомый чугунок. Быстро зачерпнула из него деревянным ковшом и поднесла к моему рту.

— На-ка выпей, милок. А потом поспишь. Глядь, что-нибудь прояснится в твоей головенке.

Сделал как сказала добрая женщина. И через минуту веки сами по себе смежились, и мое сознание в очередной раз провалилось в беспросветный мрак, полностью лишенный какой бы то ни было информационной составляющей.