Те, что живут рядом

Александр Скрягин

В небольшом городе на Иртыше неожиданно взрывается установка на нефтезаводе. Полковник милиции Лев Садовский должен установить причины и виновников взрыва. Может ли быть причастен к нему местный криминальный авторитет Мафусаил? Или врач Искра, которая посылала письма владельцу завода с требованиями возобновить финансирование детского центра? И какое отношение может иметь к диверсии внезапный визит делегации из Саудовской Аравии? И кто такие Долгожители, само существование которых жителям города на Иртыше кажется чистейшей фантастикой?..

5. Доктор Искра Августовна Сонина

Искра Августовна Сонина жила совсем недалеко от элеватора.

После смерти мужа, директора Куломзинского элеватора, она осталась одна в огромной квартире с высокими, прямо дворцовыми потолками. Ее единственная дочь Тина умерла в семилетнем возрасте в результате врожденной болезни сердца много лет назад. Других детей у нее не было.

Искра Августовна снесла все внутренние стены, и из ее обычной квартиры образовался один огромный зал. Образовавшееся обширное пространство она разгородила китайскими ширмами, свисающими с потолка двигающимися шторами и деревянными полками с комнатными цветами.

Получился странный, постоянно меняющий конфигурацию лабиринт.

Лев Александрович сидел у нее уже час. Пил кофе с корицей, вдыхал странные восточные ароматы и слушал.

Но Искра Августовна не хотела говорить ничего конкретного. Она с такой же ловкостью, все обходя и ничего не задевая, вращалась в создаваемых ей словесных мирах, как и в запутанном лабиринте своего необычного жилища.

Словно материализуясь из воздуха, стройная седая женщина в китайском халате с драконами, неожиданно возникала то из-за одной, то из-за другой ширмы или шторы.

— Искра, но ведь ты же посылала письмо владельцу «Сибпромнефти» Аврамовичу с просьбой возобновить финансирование детского кардиологического центра? — вздохнув, произнес Полковник.

— Левушка, я посылала даже три письма… — печально улыбнулась Полковнику хозяйка.

И он снова немного почувствовал себя мальчишкой, курсантом высшей школы милиции. На первых летних каникулах он неожиданно свалился с двусторонним воспалением легких. А молодая выпускница мединститута Искра Августовна Сонина стала его лечащим врачом.

Дела у него тогда обстояли неважно. Его даже поместили в отдельную палату. Она приходила к нему белая, невероятно красивая, пахнущая валерьянкой и тревожными духами. У него несколько дней держалась предельная температура. Он то и дело впадал в полубессознательное состояние и в бреду видел над собой ее склонившееся молочно-белое широкоскулое лицо и ощущал гладкие прохладные руки.

— Искра, в последнем письме, ты же фактически угрожала Аврамовичу… Угрожала сжечь завод… Для чего ты это делала? Ты же должна понимать, это — не шутки! Тебя же могут подозревать… — говорил он, украдкой рассматривая Искрино лицо.

«Она не так уж и постарела… Даже в чем-то лучше стала… Теплее, что ли…» — подумал он.

— Ну, Лева, ну, что, значит, угрожала? — Искра поднялась с банкетки и переместилась за вишневую штору, на которой поднимали клювы длинноногие журавли.

— Сначала они мне вообще не ответили. Я написала снова. Тогда какой-то Шаенко, — доносился из-за ширм ее голос, — ответил мне, что план благотворительной помощи утверждается собранием акционеров и детский кардиологический центр в число объектов, подлежащих помощи, не включен. Поэтому, он лично ничем помочь мне не может… Я в ответном письме написала, что детский кардиологический центр финансировался нефтезаводом всегда. И когда он был государственным производственным объединением и когда стал акционерным обществом. Без этого центра многие дети с больным сердцем будут просто обречены на смерть. Умрут… И уже умерли…

Искра неожиданно появилась непонятно откуда с вазочкой печенья в руках.

— Попробуй печенье, Лева… — сказала она. — Я сама испекла…

Он взял маленький темный кругляшек. От печенья исходил слабый аромат какой-то пряной травы. А на вкус оно было горьковатым и солоноватым. Такое он и любил.

— Лева, может быть, ты пудинг хочешь, а? С малиновым вареньем? Ну, хочешь? Мой собственный рецепт… Хоть попробуй, а?

— Ну, дай немного. Только попробовать…

Искра исчезла за высокой китайской ширмой.

— Я написала им, что своим богатством, они обязаны не своим способностям или счастливому стечению обстоятельств, но Богу. Но Он не только дает богатство, но и налагает обязанности…

Полковник не мог понять, с какой стороны слышится ее голос.

— Бог налагает обязанности и за их выполнение строго спрашивает, — неожиданно услышал он у себя за спиной. Полковник обернулся. Но Искры не увидел.

— И если Он увидит, что эти богатства совсем не служат остальным, а, особенно, больным и страдающим, Он не будет равнодушно смотреть на это. И Его огонь сожжет любое богатство. Например, принадлежащий кому-нибудь нефтеперерабатывающий завод… Разве я угрожала? Я предупреждала.

— Искра, но ты, надеюсь, согласишься, что Бог вмешивается в дела людей не сам. Не собственноручно. Но через обычных смертных людей, их руками? Кто-то же из людей это сделал? — произнес Полковник в пространство.

— А разве это важно, чьими руками Он осуществил наказание? Важно, что он его совершил. Вот, Лева, что важно! — совсем близко прозвучал голос Искры, хотя она по-прежнему оставалась невидимой.

— Искра, но откуда ты узнала число, когда произойдет взрыв?

— А я не знала… Вот пудинг, Лева… Попробуй. Тебе понравиться! — Искра неожиданно выросла прямо перед ним.

Она поставила перед Полковником тарелочку с пудингом.

— Ну, как же не знала? — вздохнул Полковник. — Ты же точно сказала Браткрайсу с Липовой, что взрыв произойдет в выходные дни… Они даже поспорили с кем-то на сто долларов и выиграли… Что, не говорила?

— Почему не говорила?.. — вздохнула Искра. — Говорила. Но я не знала. Я предполагала… Предчувствовала. Ведь в выходные на самой установке не бывает людей, а Он милосерден.

Полковник понял, что больше ничего от Искры не добьется. Он взял ложечку и зачерпнул маленький кусочек пудинга так, что бы с одного бока на нем оказалось варенье.

…Когда он выписывался из больницы, она строго сказала ему:

— Лева, ты уже взрослый мальчик! Считай, что между нами ничего не было! Ничего! Ты еще найдешь свою сверстницу! А про меня забудь!

Он тогда обиделся. И дал себе слово ее забыть. Но не получилось, хотя у него появились другие женщины и даже не мало. Он все равно помнил о широкоскулой белолицей врачице.

Когда примерно через девять месяцев кто-то ему сказал, что у нее родилась дочь, у него возникла мысль, а может, это его ребенок? Но к этому времени она уже была замужем, и отцом ребенка мог быть и законный супруг. Да, мало ли, кто… Что, вообще, мужчина, сказал он тогда себе, может знать о личной жизни женщины? С уверенностью — ничего!

Потом они встречались много раз, тем более, что оба жили в тесном поселке, где пересечений на узких улицах просто не избежать, но к тому, что было между ними в районной больнице, даже в разговорах никогда больше не возвращались. К тому же, вскоре после его выписки из больницы, молодая врачица вышла замуж за немолодого вдового директора Куломзинского элеватора.

Если быть точным, он-то пытался раз или два осторожно, издалека завести разговор на эту тему, но она пресекала его таким строгим докторским взглядом, что он терял дар речи. А напрямую, как он мог спросить у взрослой серьезной замужней женщины: «Скажите, а случайно не я отец вашей дочки?»

Правда, был, был один случай, который посеял у него угасшие подозрения.

Это произошло на праздновании векового юбилея железнодорожной станции Куломзино, возникшей вместе со строительством транссибирской магистрали, соединившей полмира — от Варшавы до Владивостока.

После обычной натужно-оживленной официальной части, избранные участники празднования вышли на балкон районного Дворца культуры. Из-за лесополосы должен был вот-вот грянуть праздничный фейерверк.

В холле были накрыты фуршетные столы. Через распахнутые на балкон двери, публика с бокалами и тарелками в руках медленно перемещалась из полного аппетитных запахов помещения на свежий синий вечерний воздух и обратно.

Присутствовавшие чувствовали себя избранными. Не все, далеко не все желающие были приглашены на праздник. Это сладкое чувство избранности заставляло женские глаза пылать, будто лампочки, а мужчин выпрямлять спины так, что они сразу прибавляли в росте на целую голову.

Полковник тогда был еще лейтенантом, и после окончания высшей школы милиции работал оперуполномоченным в своем родном районе. Он тоже ненароком оказался среди избранных. Потому что отвечал от райотдела за соблюдение во время празднования общественного порядка вокруг Дворца культуры.

В связи с праздником на площади перед Дворцом был выставлен дополнительный наряд патрульно-постовой службы. Но, когда он в перерыве вышел на площадь, наряда нигде не было. У него было сильное подозрение, что бездельник Мафусаил увел постовых милиционеров в лесополосу у железной дороги с целью распития спиртных напитков. Еще до начала торжественного заседания, он с балкона заметил Мафу, отирающегося около скучающих милиционеров. В руках тот держал раздувшийся полиэтиленовый пакет. А один из постовых являлся их с Мафой одноклассником.

Лева стоял у самых дверей на балкон и раздумывал. То ли, спуститься на площадь и поискать исчезнувших стражей порядка, и, если его подозрения подтвердятся, намылить им, а, особенно, Мафусаилу холку. То ли, все-таки, дождаться, когда официантка снимет с только что принесенного подноса большое блюдо.

На блюде лежали разрезанные надвое вареные яйца, каждая половинка которых была лишена желтка и вместо него наполнена рубиновой лососевой икрой. Лейтенант Садовский решил отложить поиски непутевого милицейского наряда, а вместо этого сначала отпробовать деликатесную закуску.

Тут-то к нему и подошла Искра. Если черный цвет может сверкать, то это относилось к ее глазам.

За руку она держала маленькую девочку с большими белоснежными бантами на круглой головке. Девочка внимательно смотрела на него большими темными глазами.

— Вот, Лева, это мы с Тиной! — сказала она, улыбаясь. — Мы в этом году в школу пойдем.

— Какая ты взрослая! — сказал Лева, чуть нагнувшись к Искриной дочке. — Какие у тебя бантики красивые!

— Да, — серьезно ответила девочка, подняла личико и внимательно, как котенок, уставилась на него своими карими глазками.

— Тина, ты помнишь дядю Леву? — опустилась, рядом с дочкой, словно большая нарядная птица, Искра. — Помнишь, он к нам приходил?

Тина внимательно вгляделась в него, помолчала, потом утвердительно тряхнула головкой и сказала:

— Помню. У него звездочки тогда были.

— Правильно. Были. Были, золотко мое! — прижалась Искра щекой к дочкиной головке. — Лева, ты ведь тогда в форме приходил… Помнишь?

Лева кивнул.

— Ну, вот, помнит! — поцеловала Искра дочку в щеку. — Умница моя! Помнит, дядю Леву… Запомни, доча, дядя Лева, очень хороший дядя! Самый, самый лучший. Поняла?

— Да. Я поняла, — серьезно кивнула головой девочка.

Искра выпрямилась и вдруг сделала движение, словно хотела прикоснуться к его лицу губами. Но в это время с бокалом шампанского к ним подошел Искрин муж, солидный лысоватый столп местной деловой знати. Он взял Искру под руку и увел смотреть начавшийся фейерверк.

Когда они уходили, маленький человечек несколько раз оглядывался на Полковника и смотрел грустными глазками, как котенок, уносимый из дому.

Что-то в этой сцене было подводное.

«Неужели все-таки чудесная маленькая Тина — его дочь? — спрашивал себя лейтенант. — И Искра как бы связывала их незримыми узами. Или я все это придумываю?…»

…Полковник вернулся из своих воспоминаний, окинул взглядом странную комнату, и обнаружил изменения. Одни шторы, свисающие с потолка, раздвинулись, обнаружив в дальнем углу письменный стол. Другие плотно задернулись, что-то надежно скрыв.

Лев Александрович положил ложечку, отставил тарелку с пудингом и посмотрел на хозяйку.

По ее щекам убегали на увядающую, но еще высокую шею и дальше на грудь почти незаметные бледно-оранжевые пигментные пятна. Искра теребила рукой отворот расшитого золотыми павлинами красного китайского халата и смотрела в сторону.

Все было сказано. Пора было уходить. Они попрощались. Символически прикоснулись губами к щекам друг друга.

И вот когда он уже оказался лицом к двери, открыл замок и готовился шагнуть на лестничную площадку, вдруг услышал за своей спиной:

— Левушка, ты ведь знаешь, что Тина — твоя дочь.

Полковник замер на месте. Ему даже показалось, что он вздрогнул. Он хотел повернуться, но женщина надавила ему твердой докторской рукой между лопаток, вытолкнула на лестницу и закрыла за ним дверь.

Полковник потянулся к дверному звонку, но опустил руку. Постоял, глядя в кожу, которой была обита дверь. Потом повернулся и пошел вниз.