Гончий бес

Александр Сивинских, 2009

Недолог был покой детективов – комбинатора Павла и острого на язычок йоркширского терьера Жерара. Едва успели одолеть кракенов, а боевой рог, зовущий спасать мир, трубит снова. На этот раз бедой грозят старинные чертежи, за которыми устроила охоту банда беспринципных ковбоев. Заокеанские гости не гнушаются ничем – то двери выломают, то в волшебное зерцало заглянут, а то и с восставшим из могилы рокером снюхаются. Только Павла пистолетом пятидесятого калибра не напугаешь, да и Жерар изменился. Накачал мускулатуру как у бультерьера и обзавёлся возлюбленной – нежной француженкой. Ради неё Жерар готов на любые подвиги. Хоть литр «пищи богов» выхлебать, хоть зачарованное озеро переплыть. Значит, тайна чертежей будет раскрыта, а злодеи посрамлены. Ведь по следу идёт неутомимый гончий бес!

Глава 5

Павел

Полуденный город был как иллюстрация к детской книжке — светлый и весёлый. Даже не верилось, что где-то здесь разъезжают машины с иностранными штурмовиками, оживают по ночам глиняные статуи и заспиртованные люди-змеи, и невозбранно шляются мелкие бесы.

Один из них сейчас сидел у меня за пазухой, только морда наружу, и отчаянно страдал. Из-за внезапного появления в подвале шефа Жерару пришлось экстренно прятать iPod у старца Гоу Лема под седалищем. А поскольку терракотовый шахматист порядочно увесист, твёрд и шершав, судьба девайса представлялась бесу незавидной.

Вдоволь наскулившись, псина сделал вид, что лижет меня в подбородок и умоляюще зашептал:

— Чувачок, ну вернись в «Серендиб». Забери мой плеер, мою прелес-с-сть, а? Скажешь Сулейману, дескать, забыл в подвале важную вещь. Век буду благодарен. Два, три века — мы долго живём!

— Что я там мог забыть? Точилку для карандашей?

— Ну… — замялся Жерар, — …Кошелёк или очки.

— Очков, как ты мог заметить, не ношу.

— А противосолнечные?

Я был неумолим:

— Противосолнечных тоже. А кошелёк шеф видел за завтраком, когда я складывал премиальные. Так что не пойдёт. Рисковать из-за какой-то безделицы, да ещё второй раз подряд? Уволь. К тому же, помнится, я предлагал спрятать iPod перед визитом в контору. Сам отказался. Теперь пожинай плоды упрямства.

— В мусорном баке, — с обидой напомнил Жерар. — Ты предлагал спрятать мою пре-лес-с-сть в мусорном баке! Нет уж, пусть лучше её раздавит глиняный палач, чем присвоит какой-нибудь бомж.

— За что такая нелюбовь к бомжам, пёсик?

— Паша, если бы ты пожил на свалке с моё, сейчас бы по ночам не сквозь стены лазал, а с такенным вот свинорезом охотился на этих уродов, — сказал терьер совершенно серьёзно.

Его можно было понять. Он и впрямь, едва прибыв в наш мир, досыта натерпелся людской злобы. Так получилось, что главными гонителями юного Жерара были не столько священники, сколько беспризорники да клошары. А Гавроши — они только в книгах прекрасные ребята. На самом же деле не приведи господь встретиться с таким пареньком в тёмном переулке. Особенно если ты — крошечная одинокая собачонка.

Я ласково потрепал Жерара по голове.

— Забей, приятель. На сегодняшние премиальные легко сможешь купить новенький iPhone. А это много круче любого плеера. В нем уже загружены игры, детальная карта Императрицына и окрестностей, а главное — цветные фотки левреток в соблазнительных позах!

Бес возмущённо тявкнул и укусил меня за мочку уха.

Дальше он шёл пешком.

* * *

В маршрутку садиться я не стал. Во-первых, погода хорошая, отравляющего воздух транспорта в этом районе не густо, так отчего не прогуляться? А во-вторых, нарочно. Пускай кусачая скотинка почувствует, каково это — семенить на лапках-коротышках семь километров. И все семь — в горку.

Уже через полчаса кусачая скотинка заметно утомился, но виду не показывал. Гордо бежал в нескольких шагах передо мной, и только всё чаще происходящая потеря скорости выдавала его усталость. Но он мужественно ускорялся и вновь был удалец.

Захваченный наблюдением за героической борьбой терьера с собственными физическими недостатками, я совершенно выпустил из внимания маршрут. И напрасно! Мстительный негодник увлёк меня по крайне опасному пути. Главная его опасность заключалась вовсе не в обилии открытых канализационных люков, валяющихся под ногами проводов под напряжением или беспределе уличных банд. О, нет! — всего лишь в симпатичном магазинчике английской одежды «Five-O’clock». Вернее, в хозяйке магазина.

Понимание этого произошло довольно скоро и стало по-настоящему ужасным.

— Поль! — Моё имя было произнесено чувственным контральто. — Ты давно не показывался, проказник. Твоя кошечка истосковалась…

Жерар обернул ко мне торжествующую морду, показал язык и с визгом бросился к «моей кошечке». Это была стройная, с переходом в поджарость, моложавая дама. У неё было холёное узкое лицо, яркий рот и пламенная рыжая шевелюра. Звали её Дарья. При взгляде на неё создавалось неодолимое ощущение, что видишь щуку в человеческом обличье. Зеленовато-чёрный брючный костюм только усиливал это чувство.

Состроив гримасу, долженствующую сообщать о моей безграничной радости, я поплёлся в объятия хищницы. Бес, перекочевавший уже даме на руки, веселился прямо-таки неприлично. Ну и гадёныш!

Дарья взяла меня тремя пальчиками за подбородок (пальчики оказались не по-женски сильными), привлекла к себе и, обдав запахом жасмина, поцеловала в губы.

— Если бы не знала, что ты в меня влюблён, решила бы, что избегаешь!

— Наша связь слишком опасна, — проблеял я, ощущая себя карасиком в щучьих зубах. Эта стерва обладала поразительным умением начисто лишать меня душевной твёрдости. Может, она вампирша? — Ваш муж…

— Наш муж ничего не узнает, — промурлыкала щучка. — Он в отъезде. Инспектирует свои заводы и вернётся не скоро. Поэтому давай-ка проведём сегодняшний вечер вдвоём!

— Заманчиво, — пробормотал я, кляня собственную бесхребетность. — И какие у нас планы?

— Готова выслушать твои предложения, мой выдумщик!

Я панически перебирал в голове варианты, но ни один не казался достаточно безопасным. Каждый мог завершиться в объятиях проклятой вампирши, а это, скажу я вам, то ещё блаженство. И вдруг!.. Я чуть не заорал от восторга.

— Хочу на концерт!

— На концерт?.. На какой концерт, шалунишка?

Мне впервые представилась возможность увидеть озадаченную щучку. Однако я не собирался останавливаться на достигнутом.

— На этот! — Я протянул указующий перст к тумбе объявлений.

— «Русское Поле Революций»? Но это же рок! Панк-рок… — Дарья окончательно растерялась. Наверно, такой вид имеет настоящая щука, понявшая, что схватила не живую рыбёшку, а железную блесну. Или вампирша, глотнувшая вместо крови коктейль из томатного сока с тёртым чесноком.

— Вот именно, — сказал я. — Моя любимая группа. Единственный концерт. Никогда себе не прощу, если не побываю.

— Хорошо, — ответила она после долгой паузы. — Рок, так рок. Сегодня ты узнаешь, как умеют отрываться панки старой закалки, с молоком матери… то есть портвейном «777» впитавшие бунтарский дух «Секс Пистолз». — Она вручила мне притихшего Жерара. — Билеты куплю сама. До вечера, меломан!

* * *

Дома я первым делом забрался в ванну. Хоть после каждой транспозиции пару-тройку суток и чувствуешь себя отмытым до скрипа, но хорошую горячую ванну с горой душистой пены принять всё равно хочется. Неизвестно ведь, какую дрянь добавляли в строительный раствор и какое сырьё использовали для кирпичей. Вот дерево — другое дело! Душевный материал.

Я лежал, прикрыв глаза, и старался не думать ни о чём. Проигрыватель в изголовье услаждал слух звуками природы — щебетанием птиц, шелестом листвы, журчаньем реки и еле слышным звоном колокольчиков. Жерар сперва гремел посудой на кухне, потом переместился в комнату — там забормотал телевизор. После того, как бывший друг и напарник Убеев вероломно оставил Жерара без жилья и покровительства, терьер перебрался ко мне. Проблем это соседство подкинуло прилично, но зато избавило меня от одиночества. Плата, по-моему, адекватная. Особенно если учесть, что бес он не самой высокой пробы (строго говоря, одно название), а товарищ — хороший. Настоящий.

Меня уже мало-помалу начала одолевать дремота, когда в дверь позвонили. Торопливо обтершись, я надел халат и пошёл открывать.

За дверью стояла Зарина. Ещё недавно она была прелестной крохой годиков семи, отрадой глаз Сулеймана Маймуновича. Да и не одного его. Я тоже любил малышку братской любовью, баловал подарками и сладостями, лишь иногда жалея, что никогда не увижу её в облике девушки. Зарина много лет назад была зачарована, чтобы вечно оставаться ребёнком. Восточная хитрость старого ифрита. Однако случилось так, что Сулейману пришлось-таки её расколдовать. И Зарина изменилась. Буквально за одну ночь превратилась в очаровательное создание, счастливо замершее на порубежном возрасте между подростком и девушкой. Этакая девочка из аниме: огромные детские глаза, свеженькие щёчки и ушки, аккуратные носик и ротик, тоненькая фигурка — и вполне явственные, притом крайне соблазнительные округлости там, где следует. Не знай я её повадок (и настоящего возраста), влюбился бы обязательно. И, вероятней всего, жестоко за это поплатился. Зарина — стервочка похлеще рыжей Дарьи.

Сегодня на ней были коротюсенькие джинсовые шорты едва до середины попки, розовый топ, открывающий животик с крошечным золотым скорпионом в пупке, какой-то невообразимый пуховый жакет, состоящий из одних рукавов, беленькие носочки и беленькие кроссовки на толстенной подошве. Блестящие чёрные волосы частью торчали во все стороны перьями, частью были завиты в тоненькие восточные косички. Она улыбалась.

— Привет! — сказал я, внезапно ощутил, что под халатом у меня ничего нет, и отступил в сторону. — Входи.

Входить она не торопилась. Без смущения, явно напоказ заглянула в вырез халата (я спешно сложил руки на груди), после чего хихикнула и чмокнула меня в щёку.

— Привет-привет, Пашенька. Купался?

— Нет, кружевные салфетки вязал, — сообщил я. — Аж вспотел от усердия. А ты чего в таком виде разгуливаешь? С маньяками давно не встречалась?

— Ну почему же давно? Только на днях пару джигитов в больницу спровадила.

Я вспомнил шумную историю с двумя гастарбайтерами, которых якобы оскопила банда женщин-скинхедов, и усмехнулся:

— Так эта уличная кастрация — твоя работа? Ну, поздравляю.

— Её, её, — протявкал Жерар. — Нашли, с кем связаться, бараны. Легко ещё отделались. Салют, девочка!

— Салют, пушистик! Не обижает тебя этот блюститель нравственности?

Жерар махнул лапкой.

— Да как сказать…

— Говори как есть, блохастый, — велел я.

— У нас равный счёт, — признался он.

— С чем пожаловала, юная мстительница? — спросил я, ведя Зарину под локоток на кухню.

— Просто в гости, — с обезоруживающей улыбкой ответила она. — И посмотри, как удачно! Не каждый день увидишь мужчину своих мечтаний в таком миленьком виде.

Она игриво подмигнула, а затем ущипнула меня пониже спины, вогнав-таки в краску.

«Вот паршивка!» — подумал я, велел Жерару включать чайник, а сам помчался одеваться.

Напоив Зарину чаем с земляничным вареньем, мы приступили к расспросам уже всерьёз. Не настолько я наивен, чтоб думать, что она и впрямь пришла только для того, чтоб хватать меня за задницу. Девочка ещё немного пошутила, постреляла глазками, посверкала зубками, повыпячивала грудку, но видя, что я бесстрастен, призналась:

— Старикан велел передать, чтоб вы посидели денёк-другой дома. Того дядьку, который спёр документы из архива… Вы ведь понимаете, о каких документах речь?

Мы слаженно кивнули.

— Так вот, его сегодня ночью убили. Очень нехорошо убили, после пыток. А сами документы уничтожили. Кто — неизвестно.

— С нашим клиентом Сул об этом разговаривал? — спросил Жерар.

— Да. Клиент божился, что не при делах. Только почему-то сразу после разговора с Сулейманом метнулся на аэродром и улетел.

— Куда?

— Без понятия.

— Чертежи забрал?

— Ага. Шеф в гневе. Собрался лететь вдогонку и поспрашивать по-настоящему. Уже, наверное, умчался. Так что присматривать за вами сейчас некому. В принципе, старикан намекнул, что не будет возражать, если эти несколько дней у вас поживу я.

— Отлично! — тявкнул Жерар. — Я за.

— Зато я против.

— Почему? — огорчилась Зарина. — Разве я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, — признался я. — Именно поэтому.

— Странная логика. А может, ты голубенький, Пашенька?

— Нет, Зариночка, не голубенький. Просто с малолетками не связываюсь.

— Надо ещё разобраться, кто тут малолетка, — проговорила она с иронией, но глаза у неё потемнели. — Ну да ладно, дело хозяйское. Только учти, рано или поздно мне надоест хранить целомудрие для тебя, и я ударюсь в распутство. Хочешь стать причиной моего морального падения?

Ещё мгновение, и эта чертовка добилась бы своего. Я уже готов был сдаться — и будь что будет!.. Но в этот момент загудел телефон. Звонила щучка.

Зарина услышала в трубке женский голос, одарила меня презрительным взглядом, и ушла. Не прощаясь.

* * *

Настроение у Дарьи было превосходным. Она разошлась, как никогда раньше. Шутила напропалую, смеялась, выдумывала прямо на ходу какие-то нелепицы. Почти не употребляла по отношению ко мне обычных своих «безобразников» и «шалунишек». Словом, вела себя, не как щучка — пожирательница мужчин, а как обычная женщина. Кажется, она была малость навеселе.

–…До касс добралась без приключений. Разве что разлила по дороге бутылку шампанского, отняла у отставного артиллериста с ноутбуком две контрамарки в цирк да продвинула перспективного молодого автора в престижное издательство, — заливалась Дарья. — Но это пустяки, не относящиеся к делу. Увы, в кассах случилась маленькая неприятность. В филармонии, куда мы с тобой собирались, была кровопролитная давка. Рвущиеся за билетами меломаны не считались со своей жизнью и ещё меньше с чужими. «ОМОН» и пожарные с водомётами лютовали. Голодное вороньё на крышах нетерпеливо орало. Будучи добра к людям, я не стала усугублять ситуацию. Вместо билетов на струнный концерт взяла у смирного интеллигентного распространителя с ангельской внешностью билеты на Игоря Годова и группу «Русское Поле Революций». О чём и сообщаю тебе с радостью!

Портить настроение счастливой женщине — занятие гадкое. Я запыхтел, запокашливал и наконец пробормотал:

— Знаете, Дарья, тут такое дело… Кажется, я не смогу пойти…

— Почему? — спросила она грустно. — Стесняешься моего возраста? Не переживай, я буду вести себя скромно. Как старшая сестра.

Это было невероятно! Я ждал чего угодно — истерики, оскорблений, командирских выкриков. Я готовился сражаться с атакующим противником. Но печальная кротость меня сразила.

— Хорошо, — сказал я. — Где встречаемся?

— Заеду сама, — пообещала Дарья.

Я положил трубку. Жерар смотрел на меня полным сочувствия взглядом.

— Ты рехнулся, чувачок, — тихо сказал он. — Ты просто рехнулся.

Ничего не ответив, я налил себе остывшего чаю и стал медленно пить, глядя в окно. Наверное, бес был прав. Наверное, я идиот. Ну и пусть. Зато не окончательный подонок.

* * *

Концерт проходил в клубе «Точка», что в одном здании с Театром музыкальной комедии. Это меня сразу насторожило — и, как оказалось, не зря. Ещё на дальних подступах к месту сейшна несколько юных поклонниц оперетты в бальных платьях с откровенностью одалисок предлагали каждому, кто откажется пойти на «Рупор», все радости жизни. А тому, кто всё же пойдёт, предрекали ужасы смерти. Поясняли тем, что Игорь Годов, лидер группы, объявил себя восставшим из могилы. Он и впрямь несколько лет назад умер и даже был похоронен. А сейчас вот ожил.

«Великолепный рекламный трюк», — заметила Дарья по этому поводу.

Она была хороша. Проклёпанная «косуха», чёрная майка с оскаленной харей какого-то чудовища, чёрные джинсы, «казаки» с окованными железом носами. Макияж в тёмных тонах, серьги с козлиными черепами, ногти под чёрным лаком. Словом, настоящая фанатка рока. Не то, что я — в обычной одежде, да ещё из-за отворота куртки выглядывает Жерар. Литл дэвилдог наотрез отказался отпускать меня одного. И вот теперь по его милости я выглядел дурак дураком. Юноша с собачкой. Тьфу!

Возле «Точки» народу было густо, все курили и хлебали алкоголь, и мы туда не торопились. Прогуливались туда-сюда, культурно беседуя. Вернее, болтала преимущественно щучка. Мы с Жераром помалкивали. Он по причине того, что собаки вообще-то не разговаривают, а я от застенчивости. Называть себя на «вы» Дарья запретила, а говорить «ты» тридцатипятилетней женщине я не решался. До бесконечности отмалчиваться было, конечно же, невозможно. Чтобы соблюсти хоть каплю приличия, я решил купить мороженое. Когда ешь эскимо, не до разговоров.

Возле тележки мороженщицы нас поймали телевизионщики. Бригаду возглавляла плотненькая, подвижная и довольно симпатичная корреспондентка.

— Молодой человек, — обратилась она ко мне, — можете ответить на несколько вопросов?

— Что ж, попробую, — сказал я. — Трудно отказать такой прелестной барышне.

Корреспондентка расцвела. Дарья демонстративно отвернулась. Жерар нагло уставился в камеру.

— Скажите, вы пришли на концерт «Рупора»?

— Совершенно верно.

— Замечательно! В таком случае, как думаете, Игорь Годов — настоящий? Мистифицировал свою смерть и скрывался всё это время где-нибудь в деревне? Или, — корреспондентка сделала «большие глаза», — действительно восстал из могилы?

— Уверен, он зомби, — понизив голос, проговорил я. — А концерт призван замаскировать жуткий обряд пополнения армии живых мертвецов. Всех зрителей умертвят с помощью яда, налитого в пиво клубного бара — вы же знаете, что проходить в «Точку» со своими напитками строго запрещено? — а потом поднимут и отправят на завоевание мира!

— О! — притворно ужаснулась корреспондентка. — А вас разве не пугает перспектива пополнить армию зомби?

— Ничуть. Более того, признаюсь, я как раз прибыл, чтобы положить конец этому кошмару. Смотрите, не проболтайтесь организаторам концерта!

— Обещаю! — расхохоталась корреспондентка. — Но пообещайте и вы, что первое интервью после победы дадите нашему каналу.

— Не просто каналу, а лично вам! — заявил я.

Продолжая хихикать, она увела свою команду допытываться у кого-то ещё про Годова и предстоящий концерт.

— Вижу, понравилась девочка? Со мной ты не такой говорливый, — укоризненно заметила Дарья.

— Ну… я же просто шутил.

— Я так и поняла. Ладно, доедай быстрее своё эскимо, шутник. И пойдём на прорыв. Толпа поредела.

На входе в «Точку» стояли суровые охранники с детекторами металла. Помимо билетов их интересовали колющие и режущие предметы, огнестрельное оружие, взрывчатка и полоний-210. А также спиртное. Наверное, собирали гуманитарные посылки для провинциальных скинхедов. У Дарьи оказалась с собой фляжка виски. Отдавать церберам тридцатилетний скотч она не захотела, пришлось совать откупные. Впрочем, на фоне цены коллекционного алкоголя это были гроши.

Дизайн клуба оказался миленьким, если не сказать домашним: повсюду ртутные лампы, красные фонари и прожекторы чёрного света. Готы были бы в восторге; я зевал.

Зато в углу концертного зала обнаружилось нечто интересное: страшненькая яма размерами примерно полтора на два метра и глубиной около семи футов. Яма была не огорожена, внизу валялась поломанная мебель и мятая обёрточная бумага в подозрительных пятнах.

— Туда сбрасывают трупы забитых панками гомосеков? — предположил я.

— Нет, это просто раздевалка, — сказала Дарья и нехорошо усмехнулась.

Жерар отвёл взгляд в сторону. Буду держаться подальше, решил я.

Перед концертом нам пришлось вынести получасовую пытку электронной музыкой и черно-белыми видеоклипами, а также табачным дымом. Я спросил у Дарьи, не запах ли мертвечины маскируют воскурения, вместо ответа она с хохотом предложила мне свою фляжку. Виски отдавал жжёной пробкой и прелым сеном. Видимо и в самом деле тридцатилетний.

Сидячие места имелись только вдоль стен, но были почти не заняты. Народ волновался и бестолково бродил по залу. Возле бара было пустовато: цены там кусались. Я заметил в толпе давешнюю корреспондентку — уже без оператора, — и помахал ей рукой.

Она подошла к нам и, как любая женщина, тотчас запала на Жерара. Я великодушно разрешил его потискать. Ревнивая Дарья сразу отмякла. Когда девушка забавляется с йоркширским терьером, окружающие мужчины для неё исчезают. Жерар корреспондентку не разочаровал. Ластился, повизгивал и прижимался, негодник, к груди.

Наконец действо стартовало.

Появление Годова публика встретила могучим рёвом. Сказать со всей определённостью, был ли музыкант живым, не представлялось возможности. Его лицо скрывала борода, длинные волосы свисали до носа. Но двигался он весьма бойко — зомби так не умеют.

Годов первым делом поздравил публику со своим воскресеньем, сказал, что с нами веселей, чем в могиле, а потом сразу принялся отжигать. Чувак работал как следует, «Рупор» тоже. Фэны завелись с полпинка, запрыгали и заорали. На третьей песне толпа завалилась в нашу сторону, едва не задавив корреспондентку, а вместе с нею и моего напарника. Я галантно вынес девушку из свалки и установил стройными ножками на столик для коктейлей. Жерар, улучив момент, перепрыгнул с её рук мне на плечо. Я охнул — объятия у него были стальными.

— Полегче, демон, — рявкнул я. — Задушишь.

— Терпи, панк, металлистом станешь, — огрызнулся он, но хватку немного ослабил.

К нам протиснулась разгорячённая Дарья.

— Так и будешь стоять в уголке, будто любитель «Ласкового мая»?

— Ни за что!

— Тогда пошли! — Она схватила меня за руку. — Дадим копоти!

— Сперва виски! — скомандовал я.

Мы допили фляжку и дали копоти. Ворвались в центр толпы и начали плясать. Жерар прыгал у меня на плечах, словно взбесившаяся мартышка и пронзительно лаял. Сперва толпа пыталась если не повторять наши движения, то хотя бы находиться рядом, но когда счёт покалеченных перевалил за второй десяток, людское море расступилось. На свободном пространстве (метров двух в диаметре) мы и бесновались. Само собой, коллективу «Рупора» вскоре сделалось понятно, для кого собственно они приехали в Императрицын. Для кого восстал из могилы Игорь Годов. Петь и играть стали исключительно для нашей троицы. Дама с бас-гитарой без остановки посылала мне воздушные поцелуи, Годов показывал большой палец. Двухсоткилограммовый охранник татаро-монгольской наружности рвался, чтоб взять автограф, но не дошёл — по безвестной причине был растерзан парой хрупких полуголых брюнеток.

Я испытал катарсис, любовь толпы и выброс адреналина. Дарья, полагаю, тоже.

А потом часы пробили полночь. В том смысле, что в кармане Дарьи дико забился мобильник. Взглянув на экранчик, она выругалась и начала пробиваться к выходу. Я двинулся за ней. Проходя мимо загадочной ямы, из природной любознательности заглянул туда ещё раз. На дне вповалку лежали изуродованные тела панков, и две женщины с ухватками лисиц торопливо срывали с них окровавленные одежды. Я бросил труженицам андеграунда металлический рубль.

В фойе было куда менее шумно и очень пусто. Лишь охранники попивали энергетический напиток. Должно быть, из конфискованных на входе припасов.

Дарья с посуровевшим лицом слушала телефон, заткнув второе ухо пальцем. Я прислонился к стене поодаль. Она сказала «да, конечно», сложила «раскладушку» и повернулась ко мне.

— К сожалению, я должна уехать. У тебя отличный шанс склеить ту корреспонденточку… — Она грустно усмехнулась, и добавила: — Шалунишка.

— Что-то серьёзное? Я могу чем-нибудь помочь?

Дарья отрицательно мотнула головой и быстрым шагом пошла к выходу. Постояв минуту, я двинулся следом. Кураж прошёл, плясать было неохота, возвращаться в душный зал тоже. Пусть даже ради симпатичной корреспондентки.

Да и не время сейчас для интрижек.

* * *

Я вышел из «Точки» и осмотрелся. Уже сгустились сумерки. Машины катили с включенными фарами, светились витрины. Огромный рекламный монитор на противоположной стороне проспекта демонстрировал яркие картинки средиземноморских курортов. В углу монитора беззвучно, но крайне эротично шевелились женские губы, из которых вылетали кудрявые буковки, складывающиеся в надпись: «Бархатный сезон на Крите!». Не было сомнений — всякому приехавшему на Крит эти губы прошепчут в ушко столько дивных слов, что бархатный сезон будет помниться всю жизнь.

От раздумий меня отвлёк автомобильный сигнал. В потоке машин величаво проплывал «Сааб» Дарьи. Сама щучка махала мне пальчиками из открытого окна. Я приготовился помахать в ответ, но тут кто-то крепко схватил меня за локоть.

— В чём дело? — Я резко повернулся к наглецу, одновременно вырывая руку.

— Нужно поговорить, — ответил толстенький тип, с которым я устроил перестрелку в ГЛОКе.

К счастью, на этот раз он был без оружия. Рядом стояла платиноволосая Железная Леди, а со стороны автостоянки спешил Долговязый в плаще и шляпе. Надо полагать, где-то здесь тёрлись и двое специалистов по таранному открытию дверей.

— Очень нужно поговорить, — повторил неугомонный толстячок, и снова попробовал поймать меня за руку.

Отреагировать в этот раз я просто не успел. Меня опередил Жерар. Он выметнулся из-за пазухи беззвучно и стремительно как мурена из норы, цапнул толстячка за кисть и так же быстро шмыгнул обратно. Толстячок взвыл дурным голосом, а я бросился назад в клуб.

— Через гардероб! — тявкнул бес.

Я плечом сшиб стоящего на пути охранника, перемахнул высокую стойку, оттолкнул гардеробщика и между рядами курток и плащей побежал к задней двери.

— Стоять, сука! — заорал охранник и полез следом, но тут в «Точку» пожаловали мои преследователи. Видимо, кто-то из них всё-таки успел вытащить оружие, потому что охранник, взревев «а ну живо убрал пушку!» ринулся к ним.

Дверной проём был тёмен, из него выплывали клубы дыма — там курили. И курили точно не табак. Ворвавшись в заваленную барахлом каморку, я гаркнул:

— Валим все! Пыром, блин! Менты!

Передо мной заметались фигуры курильщиков. Паника длилась недолго. Очевидно, ребята были готовы к такому развитию событий. Они заперли дверь изнутри, отодвинули какую-то старую декорацию и стриганули на четвереньках в открывшийся лаз. Я — за ними.

Лаз окончился в подсобке соседнего Театра музыкальной комедии. Мы стряхнули с себя паутину и пыль и через лабиринт гримёрных прошествовали к служебному выходу. Должно быть, готовилось представление — всякого народу за кулисами шлялось великое множество. На нас никто не обратил внимания.

На заднем дворе одна из курильщиц посмотрела на меня с недоумением.

— Ты кто? Я тебя не помню.

— Ангел-хранитель, — сказал я, провожая взглядом расходящихся ребят.

Нужно было и мне поторапливаться. Однако девчонка не отставала.

— Прикольно! А ты симпатичный. Хочешь поиграть со мной в лошадки? Ты будешь пони, а я наездница. Потом наоборот. У меня как раз комната сегодня свободна.

Только игры в лошадки мне сейчас не хватало.

— Я бы с удовольствием. Но мы, ангелы, бесполы.

— Иди ты!

Жирную точку в затянувшемся разговоре поставил Жерар.

— Он прав! — сказал бес, высунув морду из-под куртки на моей груди, будто только что вылупившийся Чужой в одноимённом фильме.

Девчонка в мгновение ока побледнела и припустила из двора так быстро, как умеют лишь «подсевшие на измену» торчки.

До дома мы доехали на троллейбусе. По дороге я спросил Жерара, откуда он знал, что у нас получиться удрать через гардероб. Жерар скорчил невинную гримасу и признался:

— Да я и не знал. Но ведь надо же было куда-то бежать. Почему бы не туда?

Возражений против такой безукоризненной логики я не нашёл. Удовлетворился тем, что назвал его блохастым своим спасителем. А потом поцеловал в лобик.