Чужая вселенная. Слой хроноцикла

Александр Сергеевич Акулов (2024)

Текст для продвинутого читателя, легко воспринимающего неологизмы, феномен глокой куздры и термины неизвестных наук.Способы расплавления повествования, сами "расплавы" здесь иные, чем в обычном "антиромане", имеют неожиданную смысловую нагрузку. Формально в произведении описывается параллельный мир, в котором другие история, наука, техника. Сквозь этот мир время от времени просвечивают и другие миры, а также нечто особенное и кульминационное — междумирье.Несвобода главного героя компенсируется и одновременно ужесточается тем, что он часто оказывается в витках, циклах то повторяющегося, то ветвящегося времени, зонах смены вселенной. Предупреждение: порождаемые произведением эмоции, как правило, имеют небытовой сугубо интеллектуальный характер.

3. Д Е Л Ь Ф Ы

Начало

Конверт получил и Да-Плютен. То ли на нас действительно остановился выбор жрецов, то ли от нашего присутствия в Аркаполисе стремились избавиться. В суматрийском Сентре не менялось ничего! Неспящие менее опасны, чем просто бодрствующие!

Дельфийское консульство как будто помещалось в одном из корпусов Университета вторых профессий, у филиала Всемирного музея копий, но Да-Плютен рекомендовал направиться не туда, а в противоположный конец города, к скале с лабиринтом.

У сохранившегося пролома в лабиринт уже пару тысячелетий красовались статуи двух человеческих скелетов. Над шестиметровыми статуями горела надпись:

ВСЕМ, КРОМЕ САМОУБИЙЦ,

ВХОД ВОСПРЕЩЕН!

Перетолкование вызова меня не устраивало. Многие стези ведут в Край Желаний. Почему бы не выбрать длинную?

Да-Плютен поневоле согласился со мной: у аппарата, вызывающего клокомобили, стояла солидная очередь, а на"колбасах"и"насосках"понадобилось бы добираться с четырьмя пересадками.

Мы предпочли более длительный путь в Дельфы долгой дороге внутри города.

Двинулись пешком и спустя 15 минут оказались рядом с университетом; пройдя зал информации, вошли в приемную консульства. Круглая, необычно освещенная гостиная. Без ламп и светильников, но на потолке четко вырисовывались тени. В середине комнаты — столик с вечными газетами. Из-за стен и дверей не доносилось и признака жизни. Нет ли ошибки? И вдруг мы обнаружили: не отворялись не только двери, через которые мы хотели пройти, но и те, через кои прибыли.

Словно по команде, мы схватили газеты и в первых пробежавших текстах прочитали некрологи о себе. В заметке под названием"Они угодили в лабиринт"мы с Да-Плютеном совсем по-дурацки прославлялись как деятели науки, оставившие эксперименты, опасные для нооидов, и особенно для людей.

Подле газет лежала стопка"Памяток отъезжающим в Дельфы". Да-Плютен взял одну из них и принялся ее изучать. Выяснилось, брошюрки индивидуальны, а вот, похоже, моя. Она отличалась от прочих, как и остальные — друг от друга.

Взглянув на первые абзацы, Ар сунул издание в карман: последний день он числился несвободником, живущим в свободном обществе, и в последний раз мог тасовать колонки газет. В грядущем у него такое право изымалось. Он понимал, нового под луной не бывает, но навязчивое ощущение событий требовало продления…

Где раньше было гладкое место возник проем и в нем — хмурый старичок с асимметричным лицом; он поманил посетителей внутрь.

— Насколько мне известно, вы достаточно проинформированы, — промолвил старичок. — Даете ли вы обет отречения от родины, семьи, государства, а также иные обеты?

— Да! — выпалил Да-Плютен, готовый ко всему.

Для Озова пресловутые родина, семья и государство почти ничего не значили, но любое проявление насилия, даже и обратного рода, вызывало подозрение и протест…

— Лучше обойтись без обетов, — ответил он. — Тем более…

— Вы не сможете удостоиться и младшей ступени посвящения, — перебил Озова старик, — не откроете сути дельфийских таинств.

— Положим, я соглашусь со временем?

— Согласие должно даваться сразу. Сожалею, что вы колеблитесь.

На переходе к размещенной на крыше здания стартовой площадке Озов с удивлением настиг паражену Да-Плютена. Воспользовалась форс-возможностями и сумела сюда проникнуть? Ах, судя по сетке на голове, это существо тринадцатого пола решилось на Сеанс… Подошедший Да-Плютен от неожиданности окаменел: наверняка он распрощался со всеми окончательно. Обыкновенно такой вид Да-Плютен обретает, когда взбешен.

Озов прошагал в таможенный отсек. Таможенника правильнее бы назвать конфискатором. Помогая пассажиру переодеваться в диковатые полуантичные-полумарсианские одеяния, он заодно производил и личный досмотр.

"Интересно, а как отнесется к досмотру Да-Плютен?" — прикинул Озов. — Ведь он свободник. Даром ныне расстается с волей? Ну и пертурбация! Не жутко ли мутен завернувшийся поток освобожденности? Взвихренный осадочный ил. Зачем всё? Для чего потребны несусветные заботы о доме, быте, чувственных влечениях? Гораздо проще заключить Договор. Количество свободы от ограничений только увеличивается!"

Если многое не переврано в криптах минувшего, Озов четырежды по собственной прихоти менял формы Договора, оставляя мелкие либертинки. Скажем, пятнадцать часов в двадцать дней прогулок по далекому горному району, тридцать часов секретного канала"абсолютной"информации. Иное — не на его балансе.

"Конечно, дикое общество имеет права на бытие, — рассуждал Озов. — Оно и необходимо: настоящее существует оттого, что его остов — невырезанное прошлое. Сохраняются Био и Род, Феод и Меркуп, Ном и Мегон. Одно в оболочке другого, другое — из кирпичей третьего, но построенное мертво, пустая форма, грехопадина раеизгнан… предыдущее расчерчивание будущего. Но главное — тонкий пласт между Тем и Тем, который не Тот и не Тот, свобода в себе, желающая себя уничтожить и не-желающая… скользкий слой между корой и древесиной, терьмо в проруби… стремление нуля, пожираемое алчными единицами. Начать с нуля не дано черным прошлым. Душа — очень тонкий миазм."

Конец ознакомительного фрагмента.