Позывной «Гренада»

Александр Санаров

Автор представляет военные зарисовки. Он сам побывал на этой непонятной войне и самобытным языком делится своими воспоминаниями. Книга содержит нецензурную брань.

Жили мы

В большой комнате, человек на 30, бывшем учебном кабинете литературы. Со стен на нас смотрели портреты мировых, советских и российских классиков.

Их лики преисполненные благородства и мудрости взирали на нас то с одобрением, то с укоризной.

Степень их нравственных оценок можно напрямую связать с моим личным ощущением самого себя, как такового, на тот или иной момент.

Как они относились к Григорию и ко всем остальным могут объяснить только сам Григорий и все остальные, если конечно, они заморачивались подобной ерундой.

Скорее всего, они об этом и не думали, народ у нас подобрался в основном простой, не испорченный верхним образованием и всякими интеллигентскими вывертами.

Как и с какой степенью одобрения взирал на нас Гоголь, со своей знаменитейшей прической хиппи 60-х я до сих пор точно не знаю.

Но я думаю, что он понимал меня гораздо лучше Тургенева и Достоевского, все-таки, какой-никакой, а хохол, и лихое время очередной украинской смуты не оставило бы его равнодушным.

Практические учебные занятия проходили в спортзале, пол которого был разрисован звездами Давида.

Само здание раньше являлось общеобразовательной еврейской школой, оказывается, существуют и такие, с шестиугольными звездами на полу.

Куда делись ученики и преподаватели, ума не приложу, но остается надеяться, что пресловутый «еврейский вопрос» был решен не по методу Адольфа Алоизовича.

На входной двери нашей «казармы» было приклеено грозное объявление, гласящее, сколько суток и за какие провинности виновный будет сидеть «на яме».

Я конечно, заинтересовался, что за «яма» такая? Воображение тут же нарисовало средневековый зиндан, и томящихся в нем измученных узников. Но все оказалось гораздо проще и прозаичней.

«Яма» была обычным подвалом, приспособленным под солдатскую гауптвахту. Просто неудобоваримое, труднопроизносимое немецкое название заменили нашей ямой, звучит и короче, и страшней.

Питались мы в столовой, где главным завсегдатаем и был Укроп. Все менялось и «клиенты» и обслуживающий персонал, а Укроп оставался.

График работы столовой был почти свободный, как на каком-нибудь заводе. Завтрак с 8 до 10, как заурчало в животе, так и пошел, без всякого строя, в «Востоке» строевая подготовка вообще, отсутствовала, не к парадам готовились.

То же самое и с обедом и ужином. Тут же, на территории Мотеля находились и другие сооружения. И склады, и гаражи с довольно мощной рембазой, и оружейные мастерские, где чинили все, что могло стрелять.

Особенно меня поразила пушка МСТА, которую притащили на ремонт. Размер ее просто поражал, рядом с ней чувствуешь себя муравьем.

Народ у нас подобрался разномастный, и местные и приезжие. Приезжих можно разделить на две категории — на идейных, моего типа, которым и за «лержаву обидно» и слово справедливость еще что-то значит, и искателей приключений, а попутно и денежных знаков.

И если первые, в большинстве своем претерпели все выпавшие на их долю испытания, то вторых как ветром сдуло после первых же, скажем так, неудобствах.

Сразу было видно тех, кто приперся за деньгами. Как только выяснилось, что в «Востоке» «бабосы не плотют» у всех у них появились «уважительные причины» по-быстрому свалить.

У кого-то жена смертельно заболела, у кого-то любимая бабушка, у кого-то что-нибудь еще.

Объединяло их одно, они все не могли смотреть прямо в глаза оставшимся, но, тем не менее, продолжали утверждать, что уезжают ненадолго, на недельку, на две, максимум.

Все взрослые люди, все прекрасно понимали истинную причину таких говенных поступков, и уезжавшие осознавали это лучше всех и, наверное, поэтому не могли смотреть в глаза.

Хотя, может быть, я зря пытаюсь приписать им качества, которых у них от рождения не было.

Как правило, такими были представители южных республик, не хочу охаивать все эти народы целиком, но сам подобный факт является многоговорящим.

Ребята просто перепутали Донбасс с Сирией, а «Восток» с «Игил» — ом.

Так что, все разговоры о том, что все люди братья, и что нет плохих наций, а есть плохие представители этих самых наций, считаю разговорами пустыми и никчемными.

И вообще, обсуждение этой темы является настолько емким, что люди до сих пор не пришли к однозначному мнению на этот счет, хотя обсуждают её со времен своего возникновения, куда уж мне сирому и убогому…

Гораздо сложнее было с местными.

Тут почти, что ни человек, то отдельная история. Про тех, у кого погиб кто-то из близких я не говорю, тут все понятно.

К счастью, таких было очень немного. Много было таких, у кого убило либо знакомого, либо соседа, понятно, что и подобные случаи вызывают праведный гнев, но далеко не такой, как потеря близкого человека.

Нас в учебной роте было человек 30 с хвостиком. Из них человек 10 приезжих. Человека 3 убежало сразу, не туда ехали.

Много было молодежи, хотя и людей зрелых было тоже достаточно.

Особенно запомнился мне один, звали его Виктор. Мужику было на тот момент лет 40—45, был он полноватого телосложения, довольно рыхлый.

Сразу видно, что спорт и Витя это 2 совершенно несовместимых понятия, не боец одним словом.

Не знаю чем он занимался, сам он об этом не говорил, но за письменным столом он провел, скорее всего, не один десяток лет.

Да он и не пытался строить из себя супермена, он заранее знал, что будет крутить баранку на каком нибудь военном камазе, на этот счет он договорился с кем надо.

Говорил правильно, шутки его были далеки от грубоватого пролетарского юмора. Мы как-то с ним зацепились языками, и проболтали ни о чем, и одновременно обо всем минут 30.

Мне было приятно и легко с этим человеком.

Видимо, и он нашел в общении со мной определенную отдушину, так как стал периодически подходить просто так побеседовать.

С особым удовольствием он рассказывал мне о Донецке, видно было, что он знал и искренне любил свой город.

Мы вместе добродушно посмеялись над инициативой правительства Украины приблизить свою страну к Эуропе путем прибавления к названию улиц англицкого «street».

Например — ул. Иванова стрит. Звучит-то как! Все, мы Европа, можно выдохнуть, расслабиться и успокоиться.

А вот то, что на этой самой Иванова стрит, асфальт не меняли лет 30, и бордюров никогда не было, это вопрос двадцать пятый, или сто двадцать пятый.

Никого, из власть придержащих, это не волновало и волновать не будет. Согласитесь, ведь и правда смешно.

Это перестало быть смешным, когда европеизацией жителей Донбасса новая власть стала заниматься не переустановкой табличек с названием улиц и площадей, а подключила к этому делу армию, с применением «градов» и «точек У».

По-моему, аргумент куда более веский. Так сказать, европеизация по киевски. Переели «кыяне» печенек Виктории Нуланд, побочный эффект от их употребления оказался куда более страшным.

Ведь армия и сделана, как инструмент уничтожения в первую очередь, а война — сплошное нарушение прав человека и всех международных конвенций с ними связанных.

Причем, с обеих сторон! Ведь на всех войнах, во все времена, всегда били, а то и расстреливали пленных, и можно подписать тонну международных актов, запрещающих делать это, все равно будут бить и расстреливать.

Поэтому применять армию против своего же народа это верх цинизма и жестокости. И все разговоры о гуманных методах применения армии, это всего лишь пустые разговоры нечистоплотных политиков.

Это примерно, как сказать молотку, чтобы он бил по гвоздю не очень больно и желательно не железным битком, а деревянной ручкой.

На этот счет у нас с Виктором разногласий не было, — не смешно, сильно не смешно! И вот, когда на улицах его родного Донецка стали рваться снаряды, Витя схватил свою семью в охапку, покидал самое необходимое в машину и увез их куда-то в подмосковье, кажется в Липецк, к родственникам. А сам вернулся…

— Витя, а что уехал-то? — полез я ему, как говорится, под шкуру.

— Так ведь страшно стало, ведь убить могли

— А зачем тогда вернулся? — не унимался я

— Так ведь стыдно стало…

Я сразу вспомнил молодых здоровых мужиков, кровь с молоком, которые в качестве беженцев приехали во многие города России, в том числе и в мою Тюмень.

Которые без малейшего зазрения совести рылись в куче барахла, принесенного местными жителями в качестве гуманитарной помощи, выбирая, что получше, для себя любимого и своих домочадцев.

Им совершенно не было стыдно ни за себя, ни за таких же, как они, своих товарищей. За них за всех стало стыдно Вите.

И вот благодаря этому — «Стыдно стало…» Виктор в моих глазах вырос безмерно. И плевать, что он таскает на себе лишние 20 кило, Медведь еще больше таскает…, плевать, что не умеет и никогда не умел драться, плевать, что он еле-еле может пробежать сто метров.

Ведь на войне, как сказал один из героев А. Чаковского, «нужны не только те, которые умеют колоть э-э-э штыком и стрелять из пушки…» На войне в первую очередь нужны люди готовые много и беззаветно работать, работать на пределе своих возможностей, и нравственных и физических, работать до полного изнеможения. И это не просто громкие слова.

В самое ближайшее время нам всем, вступившим в учебную роту пришлось в этом убедиться. Был еще один колоритный мужик, тоже в годах, бывший летчик.

Имени его, к сожалению, не помню, в памяти остался только позывной — «Стратон», видимо, раньше жил на улице Стратонавтов.

Молодые пацаны упорно называла его «страпоном», и при этом ржали, а тот только глазами хлопал, «не понимая шутки юмора». Работал он в хозвзводе, так как в силу возраста, как он сам говорил, тоже не мог ходить в атаку. А пользу общему делу приносить хотелось. И вот однажды вечером он изрек.

— Мужики, а я знаю, как Порошенку победить! —

Все заинтересованно повернулись к нему, ожидая продолжения.

— Надо выпросить у Шойгу пару самолетов БИ-200, ну те, которыми пожары тушат. Заправить их под завязку керосином, вылить все это все на президентский дворец в Киеве, и спалить их там всех к едрене фене…

Конечно, все дружно посмеялись над такой авиационной идеей Стратона, хотя, как говорится — в каждой шутке есть доля шутки…