Клуб дневных мечтателей

Александр Салангин, 2021

Daydreamers’ Club позволяет людям достигать максимальной близости, но при этом не переступать черты интимности. В реалиях разобщения люди получают возможность максимально раскрыться друг другу благодаря «новому формату человеческого общения». Стартап оказывается востребован в период карантина. Франшиза успешно расходится по всему миру. Daydreamers’ Club процветает по мере развития планетарной коронавирусной драмы, с каждым днём всё более обособляясь от происходящего за окном. «Клуб дневных мечтателей» – антиутопия о фатально изменившей реальность креативной идее. Действие романа происходит весной-летом 2020 года.

Линия 1: Судьба человека (г. Новосибирск, дэйдрим «Сибиряк плюс»)

— Как же может столько открытости и вранья одновременно держаться на одном лице? Вот скажи мне! Как они умещают на личинах своих… всё и сразу? Может, специально такими крючат, чтобы думали о них только плохое? Но зачем? А как же любовь избирателей, голоса, вот это всё? У меня сбой логики.

— Да лан те. Терпимые они. В конце концов — приемлемые. У нас с тобой лучше, можно подумать. Ты про которого из?

— Да про всех я. Включая нашего.

— Это профдеформация. Они существа иного порядка. Посмотри на любого из коллег, кто больше десяти на оперативной оттрубил — разве человек? А эти — подавно. В стае живут двадцать четыре на семь, они не люди, а маугли. Давай вырубим и просто полежим. Я, может, даже посплю. Или… Включи-ка «Спас», там старые фильмы. Под «Комсомольцев-добровольцев» придавить полчасика. Чего бы нет?

— Ну, как в обычной жизни… Мужик первый засыпает. Х-ха-ха! Не-ет, смотреть вот так на меня точно не надо, лейтенант! Я ни на что не намекала…

— Смешно смеёшься. Давай ещё.

— Ну тебя!

Молодой человек с лицом широким и простым поиграл желваками, по-детски улыбнулся и придвинулся вплотную к прозрачной перегородке. Лежащая по ту сторону красотка лет тридцати (классическая дива бэк-офиса, перенакрашенные алые губы, щедрый перебор с золотом на шее и в ушах — да и с ямочками на щеках и подбородке) хохотнула уже серьёзнее и сделала то же самое. Её собеседник говорил тихо, но жарко — пластик потел под губами:

— В тебе живой огонь есть… открытый. Обычно так не смеются, сама знаешь, как у нас все в отделе: одна жеманно, другая тупо, третья зло… Мне и работать с тобой нравится. Даже просто рядом находиться приятно.

— Лан те!.. Я не против комплиментов. «Говорите, говорите!» Ты вообще-то классный, старлей, не похожий на всех. Ты участливый. Тот ещё хитрец, умеешь нравиться. Но участливый. Таких больше нет в конторе. И да, спасибо за приглос, всё же дорогое удовольствие.

— Для своих не жалко. Перебрось пульт, а? Сам пощёлкаю. Вон там, наверху, щель есть. Просунь и отпусти.

— Счас. Лови… Ай! Прямо в глаз! Ой-й.. Фингал же будет. Прости! «Первый уснул», в глаз схлопотал. Осталось налево сходить! Полноценная личная жизнь! Ой. Мамочки! Ой, всё. Это моё смущение. Меня смутить — постараться надо. Но сейчас… нервное. Чужой мужчина в пижаме, а всё как дома, шкаф икеевский, да и «плазма» у нас, кстати, такая же.

На «чужом мужчине» и «у нас» молодой человек резко погрустнел. Дива заметила — заметалась:

— Мы с тобой уже давно как свои ведь… В смысле, ты мне теперь больше чем друг, хотя… Давай, щёлкай уже на свой «Спас»… Вредно глазеть, граждане! Морды в пол!

Реплика летела в проходящую мимо с глупым подхихиком пару праздношатающихся допризывного возраста — таких немало было по первости. Желающих посмотреть, «что за дэйдримы ещё такие», не ошарашивали сразу при входе требованием паспортов — давали осмотреться, так что у каждого вошедшего в чертоги «дневных мечтаний» имелась полная свобода передвижения длиной примерно в полминуты; и этим пользовались. Обладал некой «всё-же-двусмысленностью» формат DDC, так что публика всех возрастов и степеней испорченности забывала приличия и бесцеремонно таращилась на возлежащих в тритах. В первую очередь все глаза включало беспечное юношество. Гневный окрик ушей не достиг, но по эмоции очаровательного женского лица, перекошенного милой злобой, подростки всё поняли, стихли, увели взгляды. Довольная дива перевернулась к собеседнику, вынула красивое, холёное колено из-под простыни:

— Хотя… чего кокетничаю. Нормально. Все так — и мы так.

— Отвлекись. Ты давно в конторе?

— Пять лет, ты?

— Сильно меньше. Не люблю долго на одном месте, скукотень. Кой смысл держаться насиженного места.

— Ты что, как это «какой смысл».

— Ну, а тебе не надоедает?

— Не-а… Так. Пойду-ка посуду помою.

— С ума сошла?

— Что не так?

— Расслабься, ты ж не дома.

— «Делай, что хочешь» тут девиз? Я хочу помыть свою чашку. Не привыкла оставлять другим.

Не веря, что делает это, Нина вскочила, в чём была, и как могла медленно подошла к умывальнику в углу трита — открыла кран, сполоснула чашку от чайной заварки. Она делала всё невозмутимо и, как ей показалось, плавно и с достоинством, но спина дрожала от ощущения прилипшего к ней взгляда. Не спеша обернувшись, поймала резкое движение его глаз в сторону экрана. «Вот власть-то наша над вами», подумала с удовольствием, ложась обратно, упала пунцовой от смущения щекой на подушку и продолжила разговор с коллегой, покрасневшим гораздо сильней, чем она сама:

— Так, значит, предлагаешь всё бросить?

— Да. Нет. Может быть. По крайней мере, эта перспектива веселее и интереснее, чем тошнить до пенсии… Или до первой подставы.

— Ну, до пенсии точно не доживём. Одних вирус доконает, других догонит, — она говорила это, длинно зевая, — бандитская пуля. А-а-а-х-х-х.

— Третьих — инфляция. Четвёртых — безработица.

— И всех нас отпоёт обнуль.

— Уж точно… Вон они. Построились.

— Почётный караул.

— У нас на похоронах.

— Переключи ты их скорее!.. О-о. «Комсомольцы-ы…»

— «Добровольцы-ы…»

Она смотрела на него, дурашливо подпевающего советским героям, и слышала лёгкие уколы в сердце — тончайшей нано-иголкой, чуть выше нижних порогов чувствительности. «Мы ничего такого не делаем», показался вдруг совсем нежданный гость — самооправдание. Чего это. Перед кем это и за что. Взъерошила рукой короткую причёску, сбивая себя с лишних мыслей; поправила простыню на груди, сквозь мысли вдруг услышала: он что-то рассеянно и как бы не ей говорил вполголоса, так, что пришлось прислушаться — стекло изрядно гасило звук:

— Бабушки моей фильм. Любимый. Она меня забрала к себе. То есть, родители. Ей сдали. Рос у неё. Мы всё время. Смотрели вместе. Но позже я смеялся уже. Подростком когда стал. Давно её уже нет.

— Когда с обеда будем возвращаться?.. Точно: отлился твой синяк… Прости, тихоня Дима. Знаешь, а мне всё-таки этот формат нравится. Хочу с девчонками сюда сходить. А то караоке-боулинг. Скорее бы границы открыли.

Она многозначительно постучала лиловым когтем по перегородке и заглянула молодому человеку в сердце:

— Залежим по душам, как с тобой сейчас. Дамский угодник.

У старлея вспотели ладони. Но главный гусар райотдела и сейчас не подал вида, что взволнован.

— «Залежим»! Идея, согласен, гут. Тем более, тут за «рефералку» бонусы хорошие. Взять абонемент на отдел? Психологическая разгрузка. Только, знаешь… По мне, тема эта всё-таки одноразовая. Разок попробовать, а второй уже не потянет, надоест.

— Это, «братиш», твоя внутренняя проблема. Ты, похоже, товарищ непостоянный, в любой ситуации «на автомате» ищешь повод для соскока. Не завидую жене. Будущей.

— Но согласись: больше раза скучно. Хотя с тобой бы ходил и ходил.

Коготь перестал цокать по пластику.

— Дима. Ты парень хороший, но пусть тема эта нас не касается, ок? «Не подкатываю» он, ну да! Я замужем. Мужа люблю. И сына. То, что я сюда пришла, ничего не значит.

Он молчал.

— Так что без заходов. Видишь «тревожную» у изголовья? Въезжаешь, зачем она? Я тебя хорошо знаю как коллегу. Но сейчас — не усугубляй. Не порти впечатление.

— Да я вообще ничего, товарьщ старш сержант. Что ты завелась, Нина?

Она резко приподнялась на локте — глаза гневно прищурились, щёки и ямки вмиг побелели от ярости:

— Э… Это мой муж! И сына привёл. Вон они стоят, за стеклом… Что за…

— Опа…

— Эй! Чего пришёл? Лёшку притащил! Ты что творишь? Лёшенька, иди домой, папа не в себе!

Старлей не мог оторвать глаз от её великолепного, как летняя гроза, праведным огнём пылающего гнева. Через пару секунд опомнился, присоединился к ней:

— Слышь, муж. Уходи. Никто тут ничё не делает. Уводи ребёнка. У-во-ди, говорю! Е-го! Не слышит.

— Ну как так, Дима, скажи мне, как можно с таким?.. Шаг влево, шаг вправо! Девять лет одно и то же! Он ненормальный! Опозорит на весь Новосиб! Лёшу-то зачем?

— Не бойся. Я на твой стороне. Возьми плед мой. Лови.