Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

Александр Рыбин, 2021

Роман «Паруса „Надежды“» ростовского писателя А. Рыбина – это в первую очередь детективная история, которая разворачивается на фоне увлекательного путешествия по морским просторам. Молодой журналист и мажор, волею случая попавший на учебное парусное судно, пытается решить несколько трудновыполнимых задач, чтобы отстоять свое доброе имя и сохранить жизнь своим близким. Так как роман о молодых, не обошлось, конечно, и без любви. Страницы о путешествии, длившемся несколько месяцев, написаны с тонкой иронией, с таким азартом и непосредственностью, что читатель невольно начинает переживать за главного героя. Книга рассчитана на широкий круг читателей, но первую очередь будет интересна тем, кто бредит морями и океанами.

Дефолт

А что до свершения воли Небес, —

Она не промедлит с расплатой…

Валерий Рыльцев

За разбитую машину Агронома добыли, стало быть, шесть с половиной тысяч, Катя дала тридцать пять, в обменнике он обменял все имеющиеся у него рубли на евро, и, вместе с дружеской помощью пацанов, у него на руках оказалось семьдесят семь тысяч. Не хватало двадцати трех тысяч, чтобы расплатиться с Арсеном. Сумма приличная. Даже неподъемная в нынешней ситуации. Можно, конечно, толкнуть часы в ломбард. Что еще — планшет? Илья вспомнил про фотоаппарат «Кодак», который подарил ему на двадцать лет отец; он специально прилетал тогда из Владивостока. День рождения праздновали у Арсена в кафе, было полно народу. Отец сидел с матерью, они о чем-то говорили и весело смеялись. Илья тогда еще подумал: а вот бы здорово, если бы они опять сошлись!

«Кодак» как-то ему не понадобился, валялся в шкафу. Штука большая, профессиональная, огромный объектив. Куда его таскать? Пару раз брал его с собой, когда писал заказуху про местных депутатов на выборах. Но снимки оказались не очень удачными. Илья невольно тяготел к гротеску — все на планерке ржали от его художественной съемки. Переснимал потом редакционный фотограф. Обычно же если что и снимал, то на сотовый. Илья в задумчивости повертел в руках фотоаппарат. Сейчас, конечно, не до сантиментов, но его он все же оставил, не предполагая, что «Кодак» ему еще здорово послужит.

Утром следующего дня снес всё, что отобрал, в ломбард. Сволочи, крохоборы! Дали за всё, если перевести на валюту, полторы тысячи евро. Прошерстил всё в доме. Бабушка, чопорная, с ермоловской осанкой, в черном платье, с огромной старинной брошью, ходила за внуком по пятам:

— Что ищешь, Илюшечка?

Илья смотрел на старинную брошь, загадочно поблескивающую. Ночью стащил и ее.

На улице было зябко. Небо затянуло серыми облаками, с под ложки темно — синего мокрого драпа срывался мелкий противный дождик. Молодая апрельская зелень на клумбах стала еще ярче, дороги кипели лужами. Ростов оделся в зонты, машины проносились, обдавая зазевавшихся прохожих волнами из — под колес. Казалось, вот — вот все эти бурлящие потоки перерастут во что-то большее… Но к вечеру солнце выглянуло из-за края тучи; весенний ветер разогнал, разбросал, разодрал это облачное одеяло и выгнал прочь, в степь. Показалось темно — синее глубокое небо. Город залило фантастическим голубовато-зеленоватым фосфоресцирующим светом; воздух, насыщенный озоном, стал прозрачен и свеж. Город сразу как-то притих от этого природного чуда. Замер.

Илья вышел на балкон. Пушкинская была почти пуста. Солнце, только что одарившее город своим присутствием, утонуло за горизонтом, оставив только кровавую пену из остатков разорванных облачков.

Надо быть последней сволочью, чтобы стащить эту брошь у бабушки. Оставив нательный крестик, Илья сдал в ломбард тут же недалеко, на Пушкинской, массивную золотую цепь, золотой браслет, принадлежавший матери, и бабушкину старинную брошь, которая оказалось самой ценной. Молодой кровопивец в ломбарде долго разглядывал через лупу брошь, камешки на ней и еле сдерживал восхищение от обладания такой вещицей.

Наконец необходимая сумма была собрана и кирпичиком лежала в простом полиэтиленовом пакете.

Утром Илья позвонил Арсену. Договорились встретиться через полтора часа в его ресторане на левом берегу.

— Приезжай один.

И Агроном, и Пистолет, и Влад сокрушались: они даже и предположить не могли, чтобы Арсен поступил так жестоко. Знали, что он непростой перец, но чтобы так… Часто, когда они гуляли вместе, Арсен делал щедрые жесты, платил за стол, охотно давал взаймы деньги, но никогда не подпускал к себе близко настолько, чтобы раскрыть душу, не приглашал к себе домой, хотя дом у него был большой и красивый. Но у себя в ресторанах он был необыкновенно хлебосолен.

На левом берегу было пустынно. После дождя, который накануне шел целый день, шоссе превратилось в небольшую реку, и машины шли тихонько, боясь попасть в дорожную яму. Когда Илья подъезжал к ресторану, то попросил таксиста подождать пару минут. Он хотел швырнуть Арсену пакет с деньгами, развернуться и уехать.

«Ничего личного, сволочь!» — сжимал кулаки Илья. Ну да, он виноват, что попортил машину, но никак там не было ремонта на сто тысяч «зеленых». Ровно вполовину или даже меньше. «Забыть его, забыть эту историю, закрыть страницу! Потом разберемся. Главное, и пацаны, и Катька оказались людьми».

На стоянке у ресторана, чуть в сторонке, припарковалась одинокая, убитая, вся забрызганная хорошей весенней грязью «мазда». Видно, в это апрельское утро с посетителями было туго. Таксист взял задаток и предупредил, что ждет пять минут.

— Не беспокойся, — Илья вымученно улыбнулся, — долго не задержу.

Проходя мимо старушки «мазды», он обратил внимание на еле проявившиеся из — под налета грязи номера: машина была не здешняя, 34-й регион.

Официантов в такую рань еще не было в зале; может быть, они сидели в подсобке. За барной стойкой его встретил улыбкой Иван, голубоглазый блондин, по кличке Артист, похожий на молодого Жерара Депардье. Если у него было хорошее настроение, он жонглировал бутылками, рюмками и бокалами. Илья в приветствии поднял руку.

— Арсен у себя?

Иван пожал плечами.

— Сказал, занят, никого не пускать.

— Даже меня?

— Слушай, я его давно таким злым не видел. Приехали трое. Уже полчаса сидят у него.

— Кажется, я понимаю, в чем дело.

— Тебе кофе налить или рюмочку? — равнодушно спросил бармен.

— Нет, — покачал головой Илья и набрал номер Арсена, но тот не отвечал.

— Что за черт, что они там решают?

Таксист просигналил. Илья выскочил.

— Возьми еще пятьсот и стой, куда ты дергаешься?

Водила зевнул.

— А кто вас знает, что вы хотите. Может, ты уже забыл про меня.

На пустой приресторанной веранде он столкнулся с тремя заросшими многодневной щетиной мужиками, те не спеша выходили из зала. Они расступились, пропуская Илью; один что-то сказал, но слов он не разобрал.

Илья закурил. Смотрел, как те, особо не суетясь, усаживаются в машину и отъезжают. От наплывших брюхатых облаков стояли утренние сумерки, но ему все равно казалось, что он видит из-за тонированного стекла недобрый, тяжелый взгляд одного из этой троицы.

Илья вернулся в зал.

— Больше там никого нет?

Иван опять пожал плечами.

— Входили трое, и вышли трое. Иди.

В маленьком коридорчике по левую сторону был небольшой банкетный зальчик для приватных гуляний, где они с друзьями не раз зависали с девчонками. Дальше — туалеты для обслуги, подсобки и кабинет Арсена.

Илья открыл дверь в кабинет. Посередине комнаты стоял большой полированный стол с двумя тумбами, вдоль стен — кожаные диваны, напротив стола — стеклянный шкаф с кубками, медалями, сувенирами — всё, что Арсен выиграл за спортивную борцовскую карьеру. Хозяина в офисе не было. Что за черт!

Илья опять набрал номер его телефона. Раздался мелодичный звонок, он шел из-за стола. Илья подошел поближе: за массивным кожаным креслом в неестественной позе, с полуоткрытым ртом лежал Арсен. Всё, что находилось ниже лица, было залито кровью. Только сейчас Илья понял, что у того перерезано горло.

«Мне крышка!» — У Ильи закружилась голова. Он никак не мог сообразить отключить свой телефон, мелодия вызова всё играла и играла.

Выскочив из офиса, он стремглав пронесся мимо оторопевшего бармена. Появившаяся парочка официантов уже стояла в позе «чуть болит спина» перед расположившейся в глубине темного зала интеллигентной компанией, внимательно изучавшей меню. Все повернулись на хлопнувшую дверь и высочившегося с выпученными глазами Илью. Притормозив на веранде, он развернулся и опять ворвался в зал.

Иван удивленно вскинул глаза, перестал протирать белоснежной салфеткой бокал.

— Ты чего?

— Ничего! Сделай так, что вы меня не видели. — Он пони зил голос, чтобы его не услышали посторонние. — Вот пятерка, — Илья дрожащими руками достал пятитысячную купюру. — И вот еще, — он достал вторую банкноту того же достоинства, — на троих достаточно. Меня здесь не было. — И швырнул деньги на стол.

— Да что случилось, Илья?

— Зови ментов, Ваня. А меня здесь нет. И главное — не было. Только сильно не шумите. Я тут совсем не при делах, — прошипел он оторопевшему бармену в ухо и, пытаясь держаться спокойно, покинул ресторан.

Илья плюхнулся в машину.

— К Пистолету. Тьфу, на Пушкинскую и Семашо, — поправился он, еще стараясь держать себя в руках.

Водила нехотя включил зажигание. И тут Илью прорвало — он завизжал, как резаный поросенок:

— Быстрее, черт возьми!

— Будет сделано, — невозмутимо ответил водила, видимо, много чего повидавший на своем шоферском веку, и не спеша переключился на вторую скорость.

На лбу Ильи выступила испарина; он сообразил, что совсем некстати оставил пакет с деньгами на письменном столе у Арсена. Спокойно! Спокойно, без паники!

— Поворачивай обратно.

— Ты чё, парень, обкурился?

— Поворачивай обратно, приятель. — Голос куда-то пропал; ему казалось, что он себя не слышит.

Ворвавшись в ресторан, Илья увидел, что бармена за стойкой нет. Заскочив в офис, бросился к столу: пакет лежал на том же месте, где он его и оставил. Ивана и тут не было. Вдруг он услышал трубные звуки из мужского туалета. Оттуда показался зеленый бармен с перевернутым лицом. Он уставился на Илью с плохо скрываемым страхом.

— Ты! Ты опять здесь! — Он пробуксовал ногами, пытаясь убежать от Ильи, но у него это не получалось. Иван привалился к стене и тихонечко, соплей сполз вниз.

— Тихо, тихо! Придурок! Это же не я. Эти трое, понимаешь, трое! Что были до меня.

Кажется, к бармену возвращалось сознание.

— Слышишь, Иван, выпроводи под любым предлогом тех за столиком, под любым предлогом! Чтобы было меньше свидетелей. Хочешь, я тебе дам еще червонец, только выпроводи клиентов до приезда полиции. И попроси ребят, чтобы они сказали, что не было меня тут. Вот еще червонец. Это не я Арсена завалил! Неужели ты не понимаешь?

Бармен встал, отряхнулся. Видно было, что он наконец пришел в себя.

— Лида! — закричал он прямо из коридора, ведущего в зал. Официантка тут же выглянула из-за двери.

— Отправь быстро посетителей…

— Я уже приняла заказ, Ваня.

— Придумай что-нибудь. Извинись, скажи, нас закрывают… Проводи гостей, и идите скоренько с Виктором сюда.

Когда парочка официантов узнала, что произошло, они совершенно этому не удивились. Лида лишь побледнела и удивленно чуть приподняла левую бровь. Вот это выучка!

Отлучившись в зал, она извинилась перед посетителями, сообщив, что их ресторан накрыла санэпидемстанция и обслуживание временно невозможно. Ну и выдержка у мадам, подумали все трое, когда та, невозмутимо постукивая каблучками, вернулась в кабинет Арсена. Илья повторил свою просьбу и протянул им по две красненькие, хрустящие банкноты. Второй официант, Виктор, начинающий лысеть толстяк, без возражений взял деньги из его рук. Лида чуть помялась и тоже взяла…

— Илья, мы тебя сегодня не наблюдали. Разберемся без тебя, — Иван это сказал на прощание так обыденно, будто хозяев тут резали пару раз в неделю.

Пистолет забегал по комнате, когда Илья рассказал ему о том, что произошло в ресторане на левом берегу.

— Хреновое дело! — Лицо Пистолета сморщилось и приняло на мгновение вид печеного яблока. На самом деле, он плохо видел и сейчас пытался разыскать зачем-то свои очки.

— Мама, — заорал он растеряно, — где мои очки?!

— Не кричи. — К ним в комнату вошла полненькая, улыбчивая, миловидная женская копия Пистолета. — Ты их оставил в ванной; на, недотепа! — она провела своей мягкой ручкой по кудрям сына. — Вы чего такие мрачные?

— Ой, мама! Я потом всё расскажу.

— Когда придумаешь? — Хохотнула она.

— Мам, не начинай!

Она, напевая какой-то мотивчик, вышла из комнаты. Водрузив очки на конопатый нос Пистолет уставился на Илью.

— Может к папе, за помощью…

Илья гордо замотал головой…

Мать, открывшая Илье дверь, хмуро сказала:

— Тут тебе весь вечер названивали. Спрашивают тебя и вешают трубку.

— Кто?

— А я знаю…

Илья выпил стакан воды и грохнулся на кровать.

В четыре часа утра за ним приехали.

Его встретил хмурый капитан, который постоянно сморкался и закапывал себе что-то в нос.

— Аллергия замучила, — пожаловался он по свойски и вздохнул. — Ты уж прости, что рано так; домашние небось волновались. Мы для твоего же блага, чтобы ничего не случилось. Дружков убивают, а ты понимаешь дрыхнешь.

— Я-то тут при чем?

— Да мы знаем. — Он смачно, на весь кабинет, чихнул. — Тут понимаешь, какая штука… Машину ты видел. Случаем не рассмотрел номер?

— Нет.

— А подумать?

— Тридцать четвертый регион, кажется.

— Хорошо. Вот уже гораздо лучше… Что же ты нас не дождался? Ладно. Номер вспомни.

Илья закрыл глаза: номер, номер, он еще… да, точно, как номер квартиры Кати. Точно.

— Сто двадцать три, но не уверен.

— «Мазда» черная?

— Да убитая совсем.

— Ага, под Сальском в лесополосе сожженная стоит. Что еще запомнил, описать сейчас можешь?

Илья рассказал всё, что помнил.

— А зачем к Оганесяну приезжал-то?

— К какому Оганесяну? — Илья встрепенулся, не сразу сообразив, что капитан спрашивает про Арсена. — Просто поболтать.

— А что у тебя за история с его машиной? Илья молчал. Блин, они уже всё разнюхали!

— Ты знаешь… — Капитан опять полез за платком, долго сморкался. Глаза у него налились и стали красными. — Ты знаешь, — повторил он после затянувшейся сопливой процедуры, — что у тебя возникают проблемы с уголовным кодексом? Большие проблемы. И не только с ним.

— Я-то тут при чем? — повторил Илья. Он дрожащими пальцами мял сигарету до тех пор, пока из нее на пол не посыпался табак.

— Что ты заладил: «я-то тут при чем, я-то тут при чем»! Сейчас поймешь… Семья покойного Оганесяна считает, что если бы ты не протаранил машину Арсена, то… Он, оказывается, взял за нее задаток. Какого хрена ты себе думаешь дальше? Парень, ты так попал…

Илья еле воткнул другую сигарету в рот.

Капитал уселся за стол, долго что-то писал, потом протянул протокол бледному парню.

— Подписывай вот здесь. — Он протянул исписанный лист. — Домажорились, пацаны! Типа золотая молодежь. Ты в курсе, что это за семья? В какое говно ты вляпался? Ты просто исчезнешь, и всё… Не сразу: может, через месяц, может, через полгода. Потом тебя родственники объявят в федеральный розыск. Ну, поищут тебя, так для проформы. Но вряд ли найдут.

Илья пытался прочитать капитанские каракули, ничего не получалось.

— Я же не виноват в смерти Арсена.

— А родственники считают иначе. Ладно, парень, подписывай протокол и проваливай домой, спрячься под одеяло и никому не открывай. Понял?

11 июня. День

Вчерашний вечер закончился в каюте Пал Палыча Цымбалюка распитием великолепного румынского вина, да под красную икорку, королевские креветки, медведку (страшную креветку) и мясо краба. Пал Палыч, в судовой роли, как и Ширшова, помощник капитана по УВР, откликнулся на мою просьбу взять у него интервью. Собственно, интервью не получилось. Интервьюируемый постоянно меня перебивал, но был хлебосолен, вежливо — насторожен и пытался сам больше задавать вопросы, чем отвечать на мои.

По старой «расейской» традиции, выпив за знакомство, плавно перешли к разговору о работе, то бишь о проблемах на корабле, но не глобальных, а так, по пустякам. Все — таки я чужак. Кто меня знает, что я за человек. Тем более журналюга. Тут, на «Надежде», я уже заметил, особое отношение к нашему пишущему брату. И, как все русские, в конце беседы мы скатились к общемировым проблемам, которые пытались разрешить часов до двух ночи. Проблемы не разрешили, вино закончилось, разошлись по каютам.

Стоим у острова Лемнос. Фордевинд — ветер прямой. Это я всё фиксирую в дневнике, чтобы что-то запомнить.

Моряк весь в ракушках — это про Пал Палыча; даже не верится, что человек родился на Украине, где-то под Кировоградом, а море увидел, лишь когда призвали в армию, на флот.

Тут, конечно, не военный корабль, но порядки почти военные. Мне, не пившему солененькой забортной водички, не всегда эти порядки понятны, поэтому иногда спорю с теми, с кем не надо бы спорить. Меня успокаивают: «Ничего, парень, это по молодости. Это бывает».

Тут вот прочитал: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и чуть придурковатый, дабы разумением не смущать лица начальствующего. Устав флота российского. Петр Первый».

Учту, Петр Алексеевич.

Не пускают нас на Лемнос, потому как считают шпионами, закамуфлированными под учебный корабль. Не знаю, как насчет шпионов, но что тут, в Мирине, можно нового узнать? Тихий курортный городок окружил бухточку, в глубине которой стоит пара штук довольно старых военных катеров, непрезентабельных, с потеками ржавчины, — вот и все натовские тайны.

Кончил править главу, которую намеревался отправить Татьяне Владимировне. Лиха беда начало.

Вот вам и первое убийство. Вышел на палубу, после того как убил собственными руками Арсена, и как-то даже не по себе стало. Хожу тут незамеченный. Греческое солнце уже почти в зените, все что-то копошатся, фотографируются на фоне острова, а я будто Джек Потрошитель: кокнул человека — и ничего. Никто не подозревает, что в каюте номер двести четыре писатель начал свой кровавый отсчет.

Что узнал нового?

Желтый флаг — «мое судно не заражено, прошу разрешить свободное плавание». Это я узнал, когда поднимали желтое полотнище в голубое выцветшее небо Греции.

Пока идет неразбериха и согласование, когда и как мы сможем очутиться на острове, спустился в каюту творить дальше…