Экипаж

Александр Рудазов, 2005

До той роковой встречи в темной подворотне Михаил Ежов на судьбу не жаловался: трудился себе частным детективом, регулярно посещал тренажерный зал, не имел семьи, зато имел множество друзей (и подружек) – чем не жизнь? Но одной прекрасной (точнее, ужасной) ночью он, на свою беду, обменялся рукопожатием непонятно с кем. И что же теперь делать бедолаге, оказавшемуся на борту самого настоящего звездолета, в самом настоящем будущем? Да еще капитан этого звездолета куда-то запропастился… Дудки! Да где же ему быть, как не у нас, в России. Догоняете? Сам ли туда попал или помог кто – в любом случае надо его как-то возвращать, только вот как? Ведь все вокруг уверенно говорят, что путешествия во времени невозможны! Так, может, это и не будущее вовсе?..

Глава 5

Планетоид PSTB-4533-8572-9382-4920-abn, чаще именуемый просто Персефона, спокойно и несуетливо двигался по своей орбите вокруг Деметры. Точно так же, как он двигался уже многие миллионы, если не миллиарды лет.

Правда, последние несколько тысяч отличались от предыдущих — на нем копошились какие-то букашки, вокруг летали какие-то мошки, а из его стороны, обращенной к Деметре, выросли тоненькие прутики.

Стациопланетный лифт C-25, одна из шести артерий, соединяющих Деметру и ее спутник, по которым ежедневно двигались грузовые и пассажирские потоки, заканчивал работу. Персефона двигалась по своей орбите очень медленно — полный оборот вокруг Деметры занимал целый месяц. Но все-таки двигалась. Кроме того, она вращалась и вокруг своей оси, правда, еще медленнее: такой оборот занимал сорок два дня. И тем не менее, это изрядно затрудняло работу стациопланетных лифтов — сами попробуйте соединить две планеты таким вот «мостиком». Это все равно что пытаться связать канатом два самолета, летящие на разной высоте и с разными скоростями.

Вот и сейчас один из лифтов складывался, как коленка кузнечика — его переводили в новое гнездо. Там, внизу… в обоих внизу, ибо для тех, кто висит в космосе меж двух планет, не существует одного низа, сейчас готовились к приему «домашних» секций лифта.

Все остальное перетащить было не так уж трудно — в конце концов, в невесомости эти колоссальные трубы ничего не весят. Но вот подключение гнезд… это было самой сложной частью. И повторялось каждые две недели — реже не получалось, хотя лифтовые колонны и сделали настолько пластичными и гибкими, что они могли удлиняться чуть ли не втрое.

Ежов, не отрываясь, глазел на небо. В его время работа в космосе считалась геройством. Людей, побывавших на Луне, можно было пересчитать по пальцам. Еще дальше и вовсе не залетал ни один человек. Но сейчас в нескольких тысячах километрах над его головой работали десятки, даже сотни тысяч людей — самые обыкновенные механики, с обыкновенным рабочим днем и стандартной зарплатой. Никто из них не видел в своей профессии ничего особенного. Орбитальные лифты стали такой же обыденностью, как в наше время — газопровод.

Джина вела катер на четвертом уровне. Еще ниже машинам тяжелее двух тонн опускаться запрещалось. Всего же уровней было восемнадцать — самый верхний находился уже в стратосфере. Воздух Персефоны кишел летунами самых разных мастей.

Конечно, далеко не везде — в воздухе тоже имелись свои дороги и свои правила движения.

К примеру, полеты над космодромами не разрешались — исключения делались только для тех, кто летит именно в космопорт. Впрочем, даже если бы такого запрета и не было, туда бы все равно никто не совался — даже самый крохотный звездолет больше самого гигантского катера. Летать над космодромом — это все равно что ездить по железнодорожному полотну, или плавать в порту рядом со швартующимися кораблями.

Здания Персефоны стоят не слишком часто. Точнее, очень редко — в среднем через два-три километра. Но все такие дома возвышаются над поверхностью километров этак на десять, и сами по себе тянут на целые города.

В каждом небоскребе живет от ста пятидесяти до четырехсот тысяч жителей. Были случаи, когда человек всю жизнь проводил в одном-единственном здании, ни разу не выходя за его пределы. Между небоскребами тянутся подвесные дороги и трубоканалы, и по ним со страшной скоростью снуют машины и цейки (своего рода поезда, только без колес).

Малый планетарный катер модели «Эриния», тип четвертый, был очень хорошим транспортом. Примерно как навороченный джип в наши времена. В нем успешно могли разместиться семь, а то и восемь человек. Правда, Остап занимал сразу три места, но это не имело большого значения.

Еще это транспортное средство было снабжено оружием, защитными установками, информ-системой и кучей других прибамбасов.

Информ — так в семьдесят втором веке называют компьютеры. Точнее, приборы, объединяющие в себе компьютер, телевизор, телефон и еще много всякого. Прибор для приема и обработки информации — вот что такое информ.

Упрощенные информы представляют собой простой экран, на манер телевизионного. Но гораздо более распространены трехмерники, с голокубом вместо экрана. Такой был и здесь. Ежов включил его, и перед ним засветился прозрачный голокуб с диагональю в метр двадцать. Хотя его можно было увеличить или уменьшить до любых размеров.

— И что с этим делать? — почесал в затылке он.

Спрашивать совета не хотелось: Джина вряд ли соизволила бы помочь, а Остап облокотился на борт и увлеченно глазел по сторонам — катер пролетал по персефонской «Улице Красных Фонарей». Она представляла собой два узких и длиннющих здания, удерживаемые тысячами силовых нитей по краям самой оживленной аэромагистрали. И над ней, разумеется, в изобилии светилась реклама — голоизображения самых популярных «работниц».

Михаил и сам оторвался от информа — какой нормальный мужик пропустит подобное зрелище? Правда, налево он старался не смотреть — там преобладали лица мужского пола (в СОП царит политика равных прав). Зато справа были выставлены на показ сотни девиц всех мастей — брюнетки, блондинки, рыжие… здесь встречались все существующие цвета.

Но особенно его глаза выпучились, когда началась экзотика — инопланетянки. Разумеется, только человекоподобные — всякие извращения на всеобщее обозрение не выставлялись. Но и этих вполне хватало. Женщина, покрытая черно-рыжей короткой шерстью, напоминающая ягуара. Настоящий кентавр — снизу лошадь, сверху очаровательная дама. Безволосая девица с голубой светящейся кожей. Великанша — если только дизайнеры не увеличили ее изображение, в этой мадам было без малого четыре метра. И многие, многие другие…

— Тихише, гарна дивчина! — то и дело хватался за штурвал Остап — Джина все порывалась поддать газу. — Ни швыдкуй — дай хвилинку подывиться! А гирше — пойдым на пару годин, покохалымся, отдохнем от робления! Пидтрымаешь мэни компанию?

Джина только злобно шипела голосом кошки, которую макают в воду.

— Елы-палы, как у вас все открыто! — позавидовал Ежов. — У нас такое только в Амстердаме… ну, чтобы законно и в крупных масштабах.

— В СОП очень мягкие законы, — буркнула Джина, резко прибавляя скорости — вдоль улицы красных фонарей катер еле плелся. Вдоль нее все летели очень-очень медленно. — Проституция узаконена. Наркотики узаконены. Азартные игры узаконены. Абсолютная гласность и свобода слова. Президент — чисто декоративная фигура. Конгресс — сборище пустомель. Вся власть в руках гигантских корпораций. Деньги решают все.

— Кроу вирно каже, — закивал Остап. — Таку гарну кохалыну бильш ниде не углядаешь. Ну разви що на Афродите…

Про Афродиту Ежов уже успел услышать — Лас-Вегас будущего. Находится на территории шебедоо — разумной расы, похожей на ползучие растения. Один мегамиллиардер еще в прошлом тысячелетии купил у них крупный астероид, терраформировал и устроил там своеобразную офшорную зону — никаких законов, никакого правительства, идеальное место для отмывания денег. Всем заправляет мафия. По части развлечений Афродита с легкостью переплевывает даже столицу СОП.

— Зупини тут, будь ласка! — взмолился Остап через пару минут.

На этот раз Джина все же неохотно послушалась. Катер притормозил возле здания в форме шара, висящего прямо в воздухе. Его вершину украшала огромная буква «М».

— Это что, «Макдональдс»? — поразился Ежов.

— Ни, це «Мьясни стравы»! — облизнулся Остап, заглядывая в окошечко. — Дивчина, дай мэни, будь ласка, два бифштэкса з свыныны, сосыскы, зразы и порибрыну свынячу!

Заказанными блюдами Остап ни с кем не поделился. Джина есть не хотела, а Михаил постеснялся тоже что-нибудь заказать. Денег у него не было, и он сомневался, что эти двое заплатят за него.

С информом Михаил в конце концов все-таки разобрался — управление там оказалось очень простое. Есть голосовой интерфейс, есть прямое нейронное подключение, но можно и просто руками. В голокубе нашлось множество разных иконок, которых надо было просто касаться.

По сути — все тот же «Windows», только вместо мыши собственные руки.

Имелся и глазной интерфейс — специальный монокль, надеваемый на глаз. После этого управлять информом можно было простым движением зрачка. Но это требовало хотя бы небольшой тренировки, и с первого раза у Ежова ничего не получилось.

Он некоторое время безуспешно искал клавиатуру, а потом нашел — внутри все того же голокуба. Коснувшись одной из иконок, зажег голоклав. Почти та же самая клавиатура, только нематериальная. Однако ее можно было успешно передвигать и менять размеры. Хотя Михаилу она ничем не помогла — да, он неведомым образом выучил общечеловеческий, и даже мог читать на нем, но отдельные буквы так и остались незнакомыми. Кстати, их оказалось необычайно много — почти сорок.

Разумеется, информ катера имел доступ к инфосфере — далекому потомку Интернета, пронизывающему значительную часть человеческих территорий. Впрочем, отнюдь не все — имперцы, к примеру, пользуются своей сетью, ничуть не похожей на то, что у других. А бундесы хотя и употребляют инфосферу, но, так сказать, кастрированную — порядком ограниченную в возможностях. Все-таки Бундестаг — тоталитарное государство, полностью контролирующее все аспекты жизни своих граждан.

Открыв доступ к инфосфере, Ежов моментально понял, почему имперцы отказываются пользоваться этой штукой. Голоэкран в первые же секунды подключения переполнился рекламой и прочими прелестями жизни. Автоматически включился антивирус, заработавший со страшной скоростью — вирусы и трояны сыпались, как из рога изобилия.

С превеликим трудом Ежов продрался сквозь эти кущи, некоторое время пытался что-то искать, но очень быстро сдался — инфосфера оказалась огромной навозной кучей, в которой лишь кое-где попадались крохотные жемчужинки. Новичок, севший за информ первый раз в жизни, мог найти что-нибудь разве что по счастливой случайности. Хорошо еще, что Михаил неплохо ориентировался в той, старой Сети, иначе бы вообще ничего не сумел…

Отключившись от инфосферы, Ежов, однако, оставил работать антивирус. Даже такое краткое подключение оставило в памяти информа кучу мелких неприятностей.

Джина тем временем начала сбавлять скорость — катер подлетал к тринадцатому небоскребу сектора D — местонахождение магазина Оливии Риоскэ.

И квартиры, конечно.

Как и любой дом, этот был увит спиралями пристенных тротуаров, и со стороны напоминал огромную схему ДНК. К спиралям примыкали штыри силовых держателей — стоянки для воздушного транспорта. Разумеется, возле каждой торчал кредитник — на СОП нужно платить за каждое движение, за каждый вздох.

Джина и Остап отправились в город в том же виде, в каком расхаживали по кораблю — одна в черном обтягивающем латексе, а второй в шортиках на голое тело. И резиновых тапках. На Земле двадцать первого века такая парочка моментально привлекла бы уйму любопытных взглядов.

На Персефоне семьдесят второго — обыденная часть пейзажа.

В магазине со скромной вывеской «Пушки и пушкари» Оливии не было. Более того, клерк сообщил, что хозяйки нет и не будет. И увидеть ее невозможно. Причем по самой уважительной причине из всех возможных — она шесть дней, как умерла.

— Сама… или помогли? — насторожился Михаил.

— А как вы думаете, сэр? — устало спросил клерк. — Когда человеку прожигают голову лучевиком, на что это похоже?

Джина и Остап в разговоре не участвовали — глазели на витрины. Вот здесь они оказались максимально солидарны — бывшая десантница и бывший гладиатор самозабвенно любили оружие. Только Джина отдавала предпочтение легкому и быстрому, вроде небольших одноручных лазеров, а Остап предпочитал огромные тяжеловесные пушки. Ежов с легкостью представил его в звериной шкуре, с огромной дубиной, в одиночку заваливающим мамонтов.

Вообще, то, что Джине запретили проносить в город оружие, выглядело ужасно глупо — при желании она могла купить здесь точно такое же. Не требовалось ни документов, ни каких-либо справок — плати и забирай. Хоть базуку, хоть гранатомет, хоть плазмометатель.

Квартира Оливии тоже ничем не помогла — ее успели полностью очистить от вещей предыдущей владелицы и продать. Дело об убийстве положили под сукно — полиция СОП славилась своей безразличностью и коррумпированностью. На лапу брали все без исключения.

— Это не может быть совпадением, — вслух рассуждал Михаил, пока они шли к катеру. — Уж слишком кстати ее убили. С чем эта Оливия была связана? Откуда Моручи ее знал?

— Тебе же сказали, дурачок — мы на нее раньше работали, — хмыкнула Джина. — Доставили ей ворованных роботов. Тайфун был частью гонорара. Все!

— Та що ты кажешь! — покачал головой Остап. — Ни усе, Кроу, зовсим ни усе. Та баба теж со Сварогу, як капитан. Оливия Федоровна Риоскэ кличуть. Оне з капитаном, мабуть, и ране друг дружа зновали.

— Понятно… — задумался Михаил. На самом деле, ему ничего не было понятно. — Еще информация есть?

— Та ни… — пожал плечами Остап. — Ну що, йихаты ще далеко, треба десь перекусити…

Он не успел договорить — из прямоугольного окна, расположенного аккурат над входом в сорок четвертый жилой отсек небоскреба, выстрелили. Короткая красная вспышка ударила точно в спину Ежова, чуть повыше поясницы. Детектив удивленно моргнул и начал падать. Джина и Остап тоже удивленно моргнули, замерев на какое-то мгновение, а потом резко перешли из положения покоя на максимальную скорость.

— Де ж вони… вин, вин!!! — гаркнул Остап, указывая рукой-окороком на то самое окно. — Хапай його скорише, бо втече!

Джина без лишних слов прыгнула ему на руки. Великан уже знал, что делать — он в один миг сложил даму покомпактнее и попросту швырнул ее в стрелявшего!

Гладиаторы Золотого Кольца — это, по сути, особая раса. Их называют алкморегами — по фамилии ученого, который разработал этот метод. Гладиаторские бои на этих астероидах пользуются огромной популярностью, и те, кто в них участвуют — тоже. Будущих бойцов готовят с колыбели — с самого рождения вместо молока кормят специальной сывороткой, наполненной стероидами и анаболиками так, что ложка стоит.

Гладиаторы в полтора раза выше среднего человека, в шесть-семь раз тяжелее, и обладают силой взрослого слона. Даже двух слонов. Но за такую мощь приходится дорого платить — у сыворотки множество побочных эффектов. Почти все гладиаторы — полуидиоты, неконтролируемый рост мышц фактически разрушает их мозг. Однако бывают и исключения, подобные Остапу. Он еще в молодости сбежал с родины, ибо не желал тратить единственную жизнь на увеселение толпы.

Но сила алкморега у него была. Вполне достаточно, чтобы поднять планетарный катер или… подкинуть женщину среднего веса вверх на двенадцать метров.

Джина в полете развернулась, хватаясь одной рукой за подоконник, и влетела в комнату, сбивая с ног парня с лучевым ружьем. Тот попытался сопротивляться, но уже через две секунды его оружие перекочевало в руки десантницы, а челюсти и пах превратились в кашу — Джина всегда первым делом била в эти места. Михаил — парень крепкий, и кое-как выдержал ее напор, а вот этот киллер…

В глубине квартиры прошипела раздвижная дверь.

— Дьявол, второй ушел! — сжала кулаки Джина, выскакивая следом и убеждаясь, что телепорт уже сработал.

Но второй не ушел. Второй… точнее, вторая, ибо это была женщина, не нашла ничего лучше, кроме как выбежать наружу через ближайший выход. И врезалась в громадную тушу, именуемую Остапом. Великан перекрыл собою двери, как пробка горлышко бутылки.

Джина отволокла свою жертву к катеру и швырнула его на заднее сиденье. Туда же отправилась и женщина, бьющаяся в ручищах Остапа, как крыса в зубах терьера. А вот Ежова они положили аккуратно, лицом вниз, стараясь не задеть горелое отверстие на спине. Михаил еще дышал, но еле-еле.

— Как думаешь, выживет? — равнодушно осведомилась Джина, запуская «Эринию». Добытое ружье она положила рядом с собой. Модель была самая дешевая.

— Може выживе, — задумался Остап. — Швыдко довеземо, Бархат його прооперуе. А ни — на тот свит, теж дило… На тому свите гарно… хотив бы думаты.

— Куда вы нас везете? — жалобно спросила женщина на заднем сиденье. Судя по внешности, ей было от сорока до восьмидесяти лет.

— Я разрешала открывать рот? — прорычала Джина.

— Зараз мы злетаем до хаты, до Фриды, — охотно объяснил Остап. — Вона скаже, що вы за людыны, да чому вы нашого товарища з гвынтивки потравмували. А дале будемо бачиты, що з вамы робыты. До речи — нихто ни окровавлен? А то глядайте у мэнэ, без фокусив — усех порешу, коли кров почую!

В кают-компании царил покой и уют. Дельта играл на небольшом вакуумном синтез-органе — он любил музыку. Его четыре руки с гибкими сталепластиковыми пальцами порхали над клавишами, как бабочки, порождая божественные звуки. Разумеется, мелодия была очень грустной — робот-меланхолик просто не мог сыграть хоть что-нибудь веселое.

Дитирон слегка притопывал в такт — он любил музыку не меньше Дельты. Косколито и Фрида тоже танцевали, причем вместе — несмотря на слепоту и изуродованные ноги, девушка двигалась очень изящно. Человекоящер старался не касаться своей партнерши — пальцы серранов оканчиваются когтями, а у человеков такая тонкая кожа… Правда, у Фриды отсутствовало чувство осязания, но тем не менее.

Соазссь вместе с VY-37 колдовал над информом, подсчитывая сегодняшнюю прибыль. Вид у него был ужасно недовольный — ему казалось, что они продешевили. Впрочем, ему это казалось всегда. Даже когда «Вурдалак» продал две тонны кадмия с восьмисотпроцентной накруткой, Соазссь все равно горевал о потерянных деньгах.

Хотя тех денег хватило, чтобы модернизировать корабль на две трети класса!

Койфман разгадывал кроссворд. То есть, триворд — головоломка была голографическим трехмерником, и слова располагались не в двух, а в трех направлениях. Точнее, в четырех — была еще и спираль, проходящая сквозь основную ось.

Не хватало Тайфуна, Рудольфа и Бархата. Первый по-прежнему сторожил вход, второй в тысячный раз разбирал реактор (просто так, для развлечения), а третий обедал. Сиреневый Бархат мог есть только в специальных условиях, окруженный родной атмосферой. А поскольку родился он в густом кисельном воздухе, на семьдесят процентов состоящем из метана, трапезничать ему приходилось отдельно ото всех, в специальном помещении, наполненном привычной смесью газов. Там же он и спал.

И вся эта идиллия рассыпалась в прах, когда в кают-компанию ввалились Джина с Остапом. Гигант нес на плечах два неподвижных тела, а десантница волочила за волосы женщину, визжащую от боли.

— Фрида, займись этими двумя! — потребовала Джина. — А этого в лазарет, а то подохнет!

— Джиночка, деточка, что случилось? — приподнял брови Койфман, вставая с дивана. — Нашли что-то интересное?

— Ничого цикавого! — пробасил Остап. — Розыскувальника нашого кокнули, мабуть, биятся, що вин шо-то знайшов. Но в розвидку мы таки ни зря ходе. Знайшлы двух гумористичных людын с гвынтивкой. Жаль, що с розыскувальником так сталося, но ничого не поробиш — буде дотримуватися постильного режиму, дотримуватися диети…

— Что-то ты расболтался, человек, — неодобрительно покачал головой Косколито.

Соазссь с Дитироном уволокли Ежова в лазарет — ему предстояло долгое лежание в регенерационной ванне. И, конечно, над ним должен был как следует поработать Бархат…

Михаил очнулся от необычного чувства — он висел в воздухе, ничем не закрепленный. Под ним располагался ярко-желтый металлический диск. Он едва заметно вибрировал, и в такт ему вибрировал пациент. С потолка время от времени светили голубоватые лучи, как бы поглаживающие кожу.

А еще рядом висел Сиреневый Бархат. Его поверхность поминутно меняла цвет, образовывая все более причудливые узоры, а псевдоподии еле заметно шевелились, и с них срывались тончайшие полупрозрачные блики, оседающие на Ежове. С каждым таким бликом рана в спине еле заметно уменьшалась. Боли не было, только щекотка.

— Привет, человек, — оскалился Косколито, стоящий рядом. Еще там была Джина — она только коротко кивнула. — Шивой?

— Вроде бы… — не слишком уверенно ответил Михаил. — А что случилось?

— Тебя подстрелили, — сухо сообщила Джина. — Но мы взяли тех, кто это сделал. Оба живы…

— Мушчина с трудом, — неодобрительно посмотрел на нее бледно-лиловыми глазами Косколито. У большинства серранов глаза желтые, зеленые или красные, так что дома он выделялся из толпы. — Ты не могла калечить его не так сильно? Ты ше самка — самки долшны вести себя тихо, воспитывать детей и не лесть в бой. Вы, человеки — нисшая раса, вы неправильные.

— Сейчас ты у меня будешь воспитывать детей, чешуйчатый, — фыркнула Джина. — Фрида просмотрела им мозги — они ничего не знают. Мужчине указали место, сказали, что ты скоро там появишься и велели убить. Ему дали твою голографию — он говорит, очень странную голографию.

— В чем именно ее странность? — спросил Ежов, по-прежнему лежа в регенерационном поле.

— Не сумел объяснить. И Фрида не смогла…

— Она ше слепорошденная! — вмешался Косколито. — Как она объяснит, как эта голография выглядела?

— Это он убил Оливию Риоскэ? — спросил Михаил.

— Угадал, человек, — улыбнулся зубами-иглами серран. — Неделю назад его наняли убить двоих — ту самку и тебя.

— Кто нанял?

— Он не снает его имени и не видел его лица. Сакас пришел по инфопочте, анонимно. Он всегда так получает сакасы.

— А женщина… вы говорили, что с ним была женщина?

— Она вообще ни при чем, — хмыкнула Джина. — Хозяйка квартиры. Он заплатил ей, чтобы она разрешила воспользоваться квартирой. Вот дурища-то, а?

— Елы-палы… — слабо усмехнулся Ежов. — Впервые слышу, чтобы киллера пустили в дом, чтобы он подождал жертву у окна… А Фрида ничего не упустила? Они точно ничего больше не знают?

— [Мигающие белые огоньки, желтые параллельные дуги].

— Да поняли мы, поняли, сейчас уйдем! — раздраженно отмахнулась Джина. — Фрида ничего не упустила. Но, если хочешь, можешь поговорить с ними сам. Привести?

— Мушчину придется нести — Остап ему ногу сломал, когда грусил, — облизнул глаз Косколито. Серраны, как ящерицы, время от времени облизывают глаза, ибо слезных желез у них нет.

— Ладно, не нужно. Что вы с ними сделаете?

— Эту дуру припугнем и отпустим. Мужика сдадим сатрапам… полиции, — пояснила Джина, заметив недоумение Ежова. — Койфман говорит, что этот парень полный идиот — вот если бы он хотел тебя убить, то взял бы снайперку, и сидел бы не у ближайшего окна, а в другом небоскребе. Пока бы мы дотуда добрались, он бы тысячу раз сбежал.

Конец ознакомительного фрагмента.