Связь времён. Часть 2

Александр Ройко

Два друга Ваня и Стёпа, живущие в чудесной местности центральной части России, заканчивают школу. Что делать дальше?.. Но у друзей на этот вопрос давно уже был дан ответ – они планировали стать военными лётчиками. Но, увы, вместе им обучаться в военном училище не придётся. Обстоятельства сложились так, что Степан никогда не станет лётчиком. Но профессии военного он не изменит – станет офицером сухопутных войск. При этом станет офицером в возрасте 20 лет, а тому виной будет начавшаяся война с фашистами – ускоренный выпуск курсантов. Недолог будет жизненный путь Ивана Полунина, а вот Степан Ивченко будет служить Отчизне и в послевоенное время и не только в родной стране, а в далёких заморских краях… Но ещё на Родине он повстречает своё счастье – прекрасную девушку. Это будет любовь навеки, когда ради любимой женщины мужчина готов на всё… Наряду с прямолинейностью, бесстрашием и верностью долгу офицеры вроде бы лишены ненужной сентиментальности. Но это вовсе не означает, что им не свойственны такие человеческие качества как доброта, любовь и забота о ближних, любовь к матери. В этом ряду можно особо выделить любовь к женщине, ради которой многие мужчины, и не только военные, готовы совершать подвиги. Такая любовь, ради которой человек готов к самопожертвованию, и порой вполне осознанно идёт на него. Самопожертвование – это признак настоящей, вечной любви, которая не терпит расчёта и условий. В повести идёт речь о последствиях такого самоотречения, которое наложило свой след и на будущее.

Глава 2

Переведя стрелки на другой путь

Ивченко вновь обложился кучей справочников, изданными для желающих поступать в высшие учебные заведения. Собственно говоря, ранее он их детально и не штудировал, поскольку направление его будущей учёбы было намечено заранее, оставалось только конкретизировать его. А вот сейчас у него глаза разбегались от наименования ВУЗов, а ещё больше от обилия специальностей. О некоторых из них он никогда и не слышал, о других имел только смутное представление. И чем дольше он корпел над этими изданиями, тем более он убеждался в том, что его направление — это военная стезя. Какая-то непонятная сила влекла его на эту тропу. Кроме того, ему запомнились слова капитана в Батайской авиационной школе пилотов о том, что из него должен получиться хороший офицер. Степан и сам порой засматривался, не по-девчоночьи, на молодых офицеров Красной армии, попадавшихся ему в Тихорецке. Ему нравилась их подтянутость, выправка, уверенность, как и красиво сидящая на них военная форма со знаками различия на петлицах.

Время для подачи документов, как он выяснил из нужного ему справочника, ещё было. И через пару дней он уже твёрдо знал, куда он будет поступать. И, когда зашедший к нему Иван, спросил о том, что Степан надумал, тот ответил:

— Буду поступать в военное училище. Не в авиационное, конечно.

— Ну, что, нормально. Я в самолёте, а ты, например, на танке или на лихом коне.

— Я думаю, что конница уже своё отжила.

— А маршал Будённый так не думает.

— Это его дело. Но я хотел бы посмотреть, как он на те же танки с шашками поскачет.

— Так, ты не умничай, и не говори лишнего, особенно про руководителей страны, — громогласный Полунин даже приглушил голос.

— Во-первых, я ничего плохого не говорю, а во-вторых, ты же не доносчик.

— Ладно, с конницей ясно. Тогда что, остаются танковые войска?

— Почему только танковые? Что, мало других родов войск? Но я пойду не в танковые войска.

— Почему? — удивился Ваня. — Это же здорово — такая мощь, да и ты защищён крепкой бронёй.

— Не нравится мне сидеть в металлической коробке. А уж если её подобьют, то и выбраться из неё не успеешь. Сгоришь вместе с ней.

— Тогда куда ты намылился? В пехоту пойдёшь?

— Нет, в пехоту не пойду, не хочу грязь месить.

— Правильно. В сапёры?

— Хрен редьки не слаще. Сапёры, связисты, — вспомнил Стёпа слова капитана, — это та же пехота. Я пойду в артиллерию.

— У, здорово! Я и забыл о ней. И правильно, это очень хороший род войск, и очень важный.

А вот здесь Полунин был прав. Он не мог, конечно, сейчас знать, что через четыре года Верховный Главнокомандующий страны Советов Иосиф Виссарионович Сталин назовёт артиллерию Богом войны.

— Вот и я так думаю, — согласился Ивченко.

— Хорошо, а в какое конкретно училище ты собрался поступать?

— Поближе к тебе. Поеду в Ростов. Буду поступать в 1-е Ростовское артиллерийское училище.

— А что, очень даже ничего. Совсем рядом будем. Верное решение ты принял. И от дома, как и мне, недалеко. Отлично, будем на побывку в наш город вместе приезжать, этот вопрос мы потом согласуем. Здо́рово, нормально! — радовался друг.

Итак, одно одобрение своего решения Степан получил. Одобрила его решение и младшая сестрёнка, которой исполнилось 13 лет. Правда, она на этот вопрос смотрела со своей, не серьёзной позиции — просто молодые красивые офицеры ей нравились. Но не так всё однозначно было с согласием остальных членов его семьи. И отец, и мама уже как-то смирились с тем, что их сын собирается поступать в лётное училище. Они к нему были постепенно подготовлены, видя в последние годы, что Степан искренне увлечён своей мечтой стать лётчиком. К тому же, как размышляла мама, он мог и не быть военным лётчиком, гражданская авиация тоже постепенно развивалась. Сеть воздушных линий союзного значения ещё в начале 1933-го года уже составляла более 36.000 км, а что говорить о ней сегодня, 7,5 лет спустя. При этом с 1935-го года на воздушных линиях страны стали летать только отечественные самолеты, наиболее известным из которых был АНТ-9, который строился серийно. А вот касательно военного училища, было много опасений, и опять же со стороны мамы. Отец, в принципе, не возражал против решения сына пойти в военное училище, даже не лётное. А вот мама Степана, как и большинство других матерей, гораздо больше переживала за судьбу своего дитяти, желая ему только успехов на жизненном пути, но никоим образом не опасностей.

— Коля, — обратилась она к мужу, когда Стёпа рассказал ей о своих новых планах — отца Стёпы звали Николай Фёдорович, — но ведь, если случится война, то он же сразу попадёт на фронт.

— Какая война, какой фронт? С кем ты, Люба, воевать собралась?

— Я-то ни с кем. Но ведь совсем недавно была финская война.

— Была, но она уже закончилась.

— Да, закончилась. Но ты посмотри, что теперь в другой части Европы творится. Немцы оккупировали Чехословакию и Польшу, Англия и Франция объявили войну Германии.

— Люба, успокойся. У нас с Германией пакт о ненападении. И подписан он ещё год назад.

— Не знаю, не знаю. Может быть, ты, Коля, и прав, но я немцам не доверяю. Они себе на уме, а пакт — это бумага.

— Бумага, но государственная! Чему же ещё тогда верить? Правда, я и сам не склонен особо доверять немцам. Чего стоила война с ними в 1914-1918-м годах. Не всё так просто.

— Вот видишь!

— Что, видишь, Люба, что? — Отец на некоторое время задумался, а потом выдал. — Между прочим, если война, не дай, конечно, Господь, и начнётся, то это хорошо, что Стёпка будет военным.

— Что ты такое говоришь! Он же тогда в первых шеренгах будет.

— А вот то говорю. Не будет он в первых шеренгах, в первых шеренгах будут пограничники, да и вообще пехота.

— Ну, это я к примеру сказала. Но ему-то фронта не миновать.

— В случае войны его никому не миновать, или почти никому. Будет объявлена мобилизация, и на фронте окажутся многие.

— Да, наверное.

— Не, наверное, а точно. А теперь скажи мне, у кого больше шансов на фронте выжить: у военного, при этом может быть уже офицера, или у сопливого мальчишки, которого мобилизуют, оторвав от станка или от студенческой скамьи? Да их, необученных, в первом же бою убьют.

— Хм, — с удивлением задумчиво протянула супруга, — а вот в этом вопросе, наверное, ты прав. Конечно, необученных убьют скорее, чем обученных.

— Вот видишь, ты согласилась, что я прав. Так что пусть идёт Стёпа в офицеры. Глядишь, — он уже начал подшучивать, — ты когда-нибудь станешь матерью генерала.

— Не доживу я до такого. Ну, ладно, пусть идёт в военные. Это хорошо ещё и с другой стороны — он ведь будет на полном государственном обеспечении, да и деньги офицеры получают хорошие.

— А ещё, мать, это хорошо потому, что из таких мальчишек, как он, воспитают настоящих мужчин, а не слюнтяев. Я сам никогда особо не ратовал за военную службу, хотя во время гражданской войны повоевать и довелось. А теперь я не против того, чтобы мой сын был кадровым офицером.

В Мировую войну отец не воевал, он, окончив реальное училище, — в 1914-м году ему исполнилось 17 лет, — трудился на заводе, помогая фронту. Он не стал поступать в высшие учебные заведения, хотя и имел на то право, а стал к станку. А вот гражданская война действительно зацепила и его. Да и как она могла его не зацепить, если тогда большинство центральных районов России пылали в огне, пищу для которого подбрасывали и «красные» и «белые», не говоря уже про разные банды. Но по окончанию гражданской войны отец вновь пошёл на завод, где и работал по настоящее время. И работал он хорошо, его уважали. Был он мастером цеха, окончив для этого заочно техникум. А вот его супругу, Любовь Гавриловну, не только уважали, но слегка и побаивались рабочие, хотя она пришла на завод со школьной парты и более нигде не училась. Но она работала контролёром отдела технического контроля (ОТК), обучилась этой профессии уже непосредственно на предприятии. Вот так — эксперт, оценивающий качество выпускаемой продукции на предприятии чего-то да стоит.

В общем, Степан подал свои документы именно в 1-е Ростовское артиллерийское училище. При этом он волновался, обратят ли особое внимание на его медицинскую форму-справку. Но, вроде бы никто ею интересоваться не стал. Ивченко успешно сдал вступительные экзамены и в сентябре одел курсантскую форму, которая, кроме петлиц, ничем не отличалась от обычной солдатской.

До этого он, конечно же, побывал ещё, дней десять, дома. Вся семья обрадовалась, что Стёпа поступил в училище. Уже не было никаких горестей по поводу того, что он станет кадровым офицером. И особенно радовалась за старшего брата сестра Лена.

— Стёпа! А когда ты приедешь домой? И уже в форме? Осенью?

— Нет, — улыбнулся брат, — осенью точно не приеду. Возможно, приеду в краткосрочный отпуск уже на зимние каникулы. Но этого я точно не знаю. А вот летом приеду точно. Так что жди, сестрёнка.

Естественно, была и встреча с другом Ваней. Хотя Ростов и Батайск и были совсем рядом, но друзья, конечно, там не виделись. Полунин тоже успешно поступил, но, как он и планировал, именно в лётное училище. Иван в школе, как и его друг, занимался хорошо, пусть и не отличник, но тоже крепкий середняк — оценки «четвёрки» и «пятёрки». В общем, Ванька прибежал к другу радостный, окрылённый, весь светящийся.

— Стёпка! Ура! Сбылось! Я лётчик!

— Хвастунишка ты, а не лётчик, — приземлил его Степан.

— Почему? Я же поступил. А, понимаю, тебе обидно, что я поступил в лётное училище, а ты нет. Но я же в этом не виноват.

— Успокойся, Ваня. Никакой обиды у меня нет. Я тебя от всего сердца поздравляю с таким радостным для тебя событием. Я очень рад за тебя, я искренне говорю.

— Тогда что?

— Просто я хотел отметить, что ты ещё не лётчик, и не так уж скоро им станешь. Ты пока что только курсант лётного училища, да ещё и первого курса. А до выпуска, а значит и до лётчика ещё очень далеко.

— Но я же им стану!

— Конечно, станешь. Я в этом и не сомневаюсь. Ты будешь летать, а я буду стрелять.

— Ну, и я буду стрелять, если потребуется.

— Естественно. Просто я хотел сказать, что я на земле, а ты в небе. И мы будем дополнять друг друга.

— Точно! Здорово! Да и вообще здорово, что я буду летать. Понимаешь, небо — оно такое прекрасное. Так и хочется подняться туда повыше. А сверху такой обзор, и такой простор. Никакой шумихи, никакой толпы — людей, машин. Я и небо! — радостные эмоции переполняли Полунина и, наверное, даже помимо его воли вырывались наружу.

— Хорошо. Ты лучше расскажи, как проходили экзамены. Трудно было? Я тоже сдавал экзамены, но прекрасно понимаю, что в лётное училище, они, наверное, посложнее были.

— Да нет. По-моему, обычные экзамены, как у всех. Просто стараться довелось здорово, поскольку конкурс был очень большой. Да ладно, эти экзамены. Это не главное. Всё уже позади. И ты, и я уже курсанты — вот что главное!

Ваня, как всегда, был в своём репертуаре. Прошлое, и даже настоящее, его совершенно не интересовали. Он всегда и во всём был уже в будущем, в своих мечтах. Правда, и о настоящем Полунин успел кое-что интересное поведать другу — о своём училище.

— А ты знаешь, если бы я был, к примеру, на год старше, то мы были бы тогда друг от друга далеко, очень далеко.

— Это почему ещё?

— Потому, что моё училище в Батайске находится менее года.

— Как это? Оно что, только открылось?

— Отрылось оно два года назад. Нам рассказали историю его создания. Но, до октября прошлого года оно находилось аж в Чите.

— Ого! И почему там?

— Потому что оно было создано как Читинская 30-я военная школа пилотов. И только в прошлом году она была передислоцирована в Батайск на базу расформированной Батайской Первой Краснознамённой школы гражданского воздушного флота имени Баранова. — Приказом НКО СССР № 0234 от 28 декабря 1939-го года школа была переименована в Батайскую авиационную школу пилотов имени А. К. Серова.

— Понятно. Ну, в Читу ты, конечно, не ехал бы. Значит, поступал бы ты и в прошлом году в училище в Батайске, только под другим названием.

— Так то была только школа, и сугубо гражданского воздушного флота. А я хочу быть военным лётчиком.

— Ой, Ваня, не морочь мне голову пустяками. Если бы да кабы. Нам в нашем родном городе не так уж много времени осталось побыть, а потому давай просто нормально отдохнём, не забивая себе головы пустяками.

Но лето действительно практически заканчивалось, и друзьям пришлось расстаться, они разъезжались в разные города (хотя и в одном направлении), в свои училища.

Во время экзаменов Ивченко немного ознакомился с тем местом, в котором ему доведётся провести три года. Но в сентябре это знакомство стало уже более предметным. Наверное, Степан был менее эмоционален, нежели его друг, но и его на новом месте наполняли эмоции. Первый курс, особенно первые его месяцы — это фактически работа с новобранцами-солдатами. Бесконечные подъёмы и отбои, застилание и расстилание постели (тренировка на время), маршировки на плацу, бег на короткие и длинные дистанции (кросс) и прочие не особо нравившиеся новичкам процедуры. Но Степану и это всё нравилось, может быть, не столько нравилось, как просто он заставил себя понимать, что это необходимо. Без этого не будет ни солдата, ни офицера. В общем, в занятия в училище он втянулся быстро и с охоткой.

Но не всё было так уж просто у Ивченко в училище, правда, только в первое время. И выяснилось это на первой же неделе учёбы во время урока физподготовки, который курсанты проводили во дворе училища, на спортивном городке. Офицер, ведущий занятия, построил взвод курсантов на небольшой, вымощенной камнем площадке, и объяснил, чем они будут сегодня заниматься. После этого он внимательно оглядел две шеренги курсантов и скомандовал:

— Курсант Ивченко!

— Я! — чётко ответил Степан.

— Выйти со строя!

— Есть!

— Курсант Ивченко, вы сможете подтянуться на турнике? — спросил он, когда вызванный им курсант стал перед ним.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Сколько раз?

— Не могу знать. Но точно, не менее десяти.

— Хорошо. Впрочем, глядя на вашу мускулатуру, я в этом и не сомневаюсь.

На физзарядку и уроки физподготовки курсанты должны были являться в тёплую погоду года с обнажённым торсом, а потому рельефные мышцы Степана и впрямь были отчётливо видны. Он был спортивным парнем, спорт любил, и в школе, и дома усердно им занимался. Прав был капитан в Батайской авиационной школе, когда внимательно глядя на Ивченко, заключил, что из того получится хороший офицер. Старший лейтенант уже артиллерийского училища продолжил:

— А «солнышко» на перекладине сможете прокрутить? — перекладина и турник — это в большинстве случаев (если только расположены не близко стене) одно и то же, и правильное, в общем-то, первое название, хотя чаще в быту употребляется именно второе. «Солнышко» — было одно из упражнений на перекладине, когда на вытянутых руках нужно было сделать оборот вокруг её металлической оси.

— Так точно!

— Тогда, к снаряду!

— Есть!

Степан подошёл к перекладине, подпрыгнул, обхватил руками гриф (спиной к строю) и поменял руки (повернувшись лицом). Затем он начал делать маховые движения сначала одними ногами, а потом и всем корпусом. Далее через несколько уже сильных махов он сделал как бы стойку на руках на грифе, буквально на долю секунды задержался в этом положение и быстро сменил хват левой рукой из верхнего на нижнее. После этого его тело полетело вниз, делая оборот на перекладине. Ивченко сделал пару таких оборотов назад (спиной), потом снова на долю секунды стал в стойку на руках, после чего сделал уже два оборота вперёд (лицом). На втором обороте, в заключительной фазе упражнения, он снизил темп и сделал соскок вперёд в яму с песком. Его чуть занесло вперёд, но он уверенно сделал доскок, разведя руки в сторону, после чего, уже опустив руки, промаршировал к старшему лейтенанту и отрапортовал:

— Курсант Ивченко упражнение окончил!

Старший лейтенант удивлённо покачал головой и произнёс:

— Здо́рово! Молодец! Где вы так научились? В спортивной школе были?

— Никак нет. Просто в школе. Мне нравилась спортивная гимнастика. Да и учитель физвоспитания у нас был хороший.

— Да, видно, что обучал вас опытный спортсмен. Профессионально сработано. Махи хорошие, а при махах и «закрытая лодочка» нормальная. Хороший также круговой рывок с напряжением пресса при выходе в стойку. Ноги при оборотах не согнуты. Смена захвата. Многие об этом даже не знают, потому их нередко и «сносит» с перекладины при выполнении «солнышка». Но больше всего меня удивила ваша работа плечами, как говорят, махи плечами. И о работе плеч тоже немногие знают. Очень профессионально.

Лейтенант повернулся к строю и сказал:

— Товарищи курсанты! Вот вам пример того, как нужно работать на турнике. Учитесь у курсанта Ивченко.

Затем он снова обернулся к Ивченко:

— Курсант Ивченко, как вы себя чувствуете?

— Нормально, товарищ старший лейтенант.

— Голова не кружится, ничего не болит?

— Никак нет.

— Никаких побочных ощущений нет?

— Нет, — уже не по-уставному, здорово удивляясь подобным вопросам, ответил Степан.

— И сколько таких оборотов «солнышком» вы могли бы сделать? Отвечайте просто.

— Не знаю, честно говорю. Если бы руки были в перчатках, или хотя бы натёрты канифолью, то немало бы, наверное, сделал. А так… — Степан даже потёр натруженные руки.

— Да ещё тяжёлые сапоги, — улыбнулся старший лейтенант. — Ясно. Теперь я вижу, что вы крепкий, здоровый курсант. И никаких побочных явлений после вашей травмы у вас нет, и, надеюсь, не предвидится в будущем. Стать в строй!

— Есть!

Только теперь Стёпа осознал, что это было фактически испытание ему. Значит, запись в его медицинской карточке-справке не прошла незамеченной. И он с благодарностью вспомнил капитана из лётного училища — в этом вопросе тот оказался прав. Большое спасибо ему! Здесь его проверили, уже будучи курсантом, а в лётном училище наверняка бы до этого дело не дошло. Его бы там с такой записью в справке просто не допустили бы к экзаменам. Зачем летунам, как они полагали, лишний балласт.

А далее пошла уже просто служба-учёба Степана Ивченко в военном училище, со своими небольшими тяготами, уроками, экзаменами, нарядами и увольнениями, но также и со своими не меньшими радостями, порой даже озорством и проказами — но это же мальчишки, многим из которым было всего по 18 лет. Чего от них ожидать другого? И солдатами, а уж тем более офицерами, так быстро не становятся. Да и будущим лейтенантам на время их выпуска будет только 21 год. Но вот тогда они уже точно станут гораздо серьёзней, жизнь заставит — они уже будут отвечать не столько за себя, сколько за вверенных им как минимум 30 человек (взвод). И оценивать их станут не по тому факту, как они несут свою службу, а как несут службу их подопечные, чему и как они обучены. Такие вот пироги!