Клетка

Александр Рогинский

Так принято в их мужской компании – каждый Новый год встречать с новой девушкой. В этот раз нашему герою попадается студентка-биологиня, изучающая клетку. Вокруг шумят праздничные тосты, а за их столом идет разговор черт знает о чем. В результате «на клеточном уровне» возникает любовь и рождается новая семья. А как-то ночью, когда известно чем полагается заниматься, наш герой сам становится «клеткой» и погружается в мир неограниченных возможностей. Став клеткой, можно, к примеру, «на дипломатическом уровне» подписать пакт о ненападении с раковыми клетками. Или помочь двоечнику Данилову, или даже вернуть исчезнувшую вдруг жену…

В новогоднюю ночь

С Никой я познакомился на обыкновенной новогодней вечеринке.

Мой друг Рома Меламуд, как всегда, устраивал ночь сюрпризов.

Рома преподавал физику в одной из киевских школ. Его любили ученики и ненавидели учителя.

Это был странный тип, который больше всего в жизни страдал от скуки. От скуки страдают все, потому у нас так развит шоу-бизнес и процветает электронное общение, но так страдать от скуки, как Рома…

Он и секунды не мог просидеть, ничего не делая. Мне, к примеру, он регулярно присылал письма, хотя мы виделись с ним регулярно, еще более регулярно разговаривали по телефону.

Иногда нарочный приносил на дом посылку, в ней оказывались…ножки от стула или что-нибудь в этом роде.

После чего моя мама, обожавшая Рому, звонила ему и радостно сообщала, что из ножек стула она сделает отличное холодное. Им было весело.

Я же относился к действиям Ромы спокойно: скучно человеку.

Он и в школе завел так называемые реальные уроки, на которых проводил физические опыты прямо на своих учениках.

Он вызывал к доске отличника Петю и говорил ему:

— Петя, возьми за руку Таню и скажи, что любишь ее и хочешь, чтобы она родила тебе ребеночка.

Потом Меламуд просил рассказать, что почувствовали при объяснении влюбленные. Волнение?

Значит, вы искренне относитесь друг к другу.

И, между прочим, волнение является возбудителем электромагнитного поля.

И он рассказывал об электромагнитном поле. И все прекрасно понимали, что это за зверь такой и надолго запоминали урок. В мозгах делалась засечка: магнитное поле — любовь и ребеночек.

Часто на экзаменах, на которых присутствовали учителя и директор, Меламуд подсказывал своим ученикам, называя, как пароль, ту или иную засечку.

— Ты про любовь вспомни, — говорил Рома задумавшемуся Пете.

И Петя выдавал вполне разумный пятерочный ответ.

Конечно, об этом знали все в школе. Меламуда вызывали на педсоветы, но всегда туда он приходил в окружении своего класса.

Точно так же Меламуд поступал со своими друзьями. Нас было четверо мальчишек, как он нас называл. Меламуд, я, Гарик Проташевский и Слава Торосов.

Компашка еще та. Все серьезные люди на пороге создания семей, все умные и любящие хорошо посидеть за вкусным столом. Разумеется, в обществе красивых и умных девушек.

Меламуд на новогодний вечер приглашал всегда девушек незнакомых.

Клеил он их (его выражение) своеобразно. Мог подойти на улице и ущипнуть себя за щеку (щеки у него были сделаны из особого твердого сорта мяса, поэтому боли он не ощущал), а затем предложить то же сделать девушке.

Девушка начинала улыбаться, а Меламуд, страшно серьезный, тут же объявлял, что он самый знаменитый учитель во Вселенной, что он обязательно подготовит дочь девушки для сдачи на красный диплом.

Девушка хихикала, нет, мол, у нее такой взрослой дочери, да и вообще никакой нет. С этого момента девушка попадала прочно в паутину Ромы и запутывалась в ней.

Рома отбирал для новогоднего вечера девушек на протяжении года.

Он этим начинал заниматься, как только заканчивались новогодние праздники. Что-то вроде организаторов бразильского карнавала.

С Ромой я познакомился в филармонии. Туда он приходил знакомиться с одухотворенными, глубоко чувствующими музыку особами. Правда, здесь он получал частенько отлупы. Музыкальные девушки быстро распознавали фальшивую ноту, но иногда были и удачи. Ника принадлежала к библиотечным типам.

Она, обложившись небоскребами книг по биологии, готовилась к экзаменам.

Рома всунул между небоскребов свой толстый нос и краешек щеки и подмигнул Нике (так он рассказывал).

Девушка смотрела на него сквозь тонкие очки, как на заученную только что формулу.

В таком положении они находились некоторое количество секунд, после чего Ника медленно потянулась рукой и потрогала Ромин нос.

Нос шевельнулся (Рома умел шевелить носом, ушами и всем остальным, имеющимся в его распоряжении).

И вот Ника досталась по новогодней разнарядке мне.

Мама Ники, доктор филологических наук, всю жизнь изучавшая Достоевского, проницательно посмотрела на дочь (об этом потом мне рассказывала Ника). Только и сказала:

— Иди, ты уже взрослая, но врать мне не надо.

Ты там никого не знаешь. А телефон оставь, я буду звонить.

Мама Ники была человеком одиноким. Обычно праздновала Новый год дома с дочерью. Но всегда говорила, как хорошо было бы, чтобы единственный в году настоящий праздник Ника встретила с кем-нибудь. Пора уже и в общество выходить.

Мама Ники была такой же странной, как и Рома. Она выталкивала дочь за порог дома в настоящую жизнь, хотя сама же воспитала девочку домашней. Она считала, что наш век — век резкого падения нравов.

— Сейчас даже убивают без идей, — сказала, когда мы были уже хорошо знакомы.

Ника пришла на квартиру к Меламуду (он жил в доме-городе на 10 тысяч жителей) в черном в белый горошек платье, хотя на улице вовсю трещал мороз.

От Ники прямо-таки разило весной, а ее очки настолько срослись с глазами, что казались большими.

Ника пахла ландышами, это еще одна причина, почему я остался при ней.

Аромат этого цветка у меня всегда ассоциировался с летом и деревней (обязательно с рекой и заливными лугами).

Наверное, в глубоком детстве я побывал в такой местности, а, может, мне пришлось бродить по заливным лугам в прошлой жизни.

Мы сидели за столом, Рома откалывал свои обычные шуточки, парни знакомились с девушками. Это был самый интересный момент. За столом стоял небольшой гуд, как в средней мощности трансформаторной подстанции.

Через этот гуд иногда выскакивали на поверхность слова типа: «да, я вас прекрасно понимаю».

Или: «нет, я не собираюсь всю жизнь посвятить сцене». Это кто-то из моих друзей впаривал девушкам что-то про перспективы жизни, показывая всю серьезность своих намерений на сегодняшнюю ночь.

Ника рассеянно смотрела на стол и молчала. Я не сразу врубился в новогоднее настроение и тоже молчал.

Рома нас все время подбадривал фривольными замечаниями. Он не любил, когда за его столом изображали столь ненавистную ему скуку.

А я ничего не изображал, просто не врубился в настроение, ощутил холодное поле девушки, замороженной в домашнем воспитании.

И на какое-то мгновение мне стало действительно скучно. Правда, я ничего такого от праздника не ожидал, но все же хотелось почувствовать себя более раскованным с этой холодной девицей.

Когда часы пробили двенадцать, и мы, как полагается, взялись высказывать банальные пожелания, я сделал вялый прогноз, что Ника обязательно сделает открытие в биологии.

— Вы знаете, что я занимаюсь биологией? — удивленно спросила Ника.

— А как же, — с петушиной гордостью ответил я.

— Это вам Рома сказал. Он большой трепач. Я еще только студентка и никаких открытий не сделаю в следующем году. У меня нет для этого возможностей.

Меня заинтересовала такая постановка вопроса: получалось, что если бы были возможности (например, много денег), то тогда Ника открытие обязательно бы сделала.

Об этом я спросил девушку.

— Речь не о деньгах, а о моих возможностях. Наверное, я тупая и бездарная. Такая я и есть, — убежденно сказала Ника.

— А все-таки, что бы вы хотели открыть в биологии?

— Клетку. Вы знаете, как это интересно.

Сегодня мало кто знает, что на клеточном уровне идет революция. Вы даже себе представить не можете…

Я в это время накладывал заливное в тарелку Ники и задержал вилку с ножом на весу. Почему-то я сразу вспомнил старый фильм «Полосатый рейс», клетки с тиграми.

— Что вы так на меня смотрите? — спросила Ника, внимательно наблюдая за куском заливного, угрожающе нависшим над ее платьем в белый горошек.

— Что может быть интересного в этой самой клетке для нормального человека? — спросил я, осторожно опуская заливное в тарелку Ники.

— Для нормального, может быть, и ничего, а для биолога — очень многое. Вот знаешь ли ты, что состоишь из 50 триллионов клеток?

В человеческом теле нет ни одной функции, которой не было бы в отдельной клетке. Каждая клетка — разумное существо, способное жить самостоятельно. Как и у людей, у клеток есть свои желания, всем им присуща целеустремленность — они активно ищут благоприятные для них условия и избегают агрессивных ядовитых сред.

Всякая клетка, обладающая ядром (их называют эукариот) имеет функциональные эквиваленты человеческой нервной системы, системы пищеварения, системы дыхания, костно-мышечной системы, кровеносной системы и даже примитивной иммунной системы…

И каждая клетка отдельное разумное существо, которое в совокупности со всеми остальными клетками обеспечивает тебе защиту от посторонних вирусов и прочих врагов, программирует твою жизнь и следит за тем, чтобы ты не очень перебирал.

Ведь когда человеку плохо после вот такого стола, то это тебя предупреждают именно клетки о приближающейся катастрофе.

— Ты хочешь сказать, чтобы я не пил?

— Ты все буквально понимаешь, — сказала Ника.

— У тебя реальное мышление.

— Позволь, а каким оно еще должно быть?

Вот, к примеру, в биологии еще и сегодня спорят о генетике и эпигенетике. Эпигенетика — новая наука о самоуправлении.

Ее основой постулат: не гены являются главными в программе жизни человека, большее влияние имеют условия и обстоятельства существования индивида, то есть тебя.

— Я, по-моему, сейчас неплохо существую: пью шампанское, заедаю его заливным и с интересом слушаю студентку-профессора биологии.

Мы сидели среди разгоряченных пар, слева и справа на нас давили, чтобы мы приняли участие в общем разговоре или рассказали, о чем там шепчемся.

Но я только отмахивался, так мне было интересно то, что рассказывала Ника.

Это же надо: в новогоднюю ночь под хороший кайф слушать про клетку.

Очкообразные глаза Ники горели, она готова была мне всю ночь рассказывать об этих ДНК и ядрах, которых в качестве экспериментов лишают клетки (и тогда они, неспособные к репродукции-рождению новых клеток — умирают), и еще Бог его знает о чем.

А я слушал и не мог наслушаться, потому что мне так понравился голос Ники и ее манера говорить.

Ника выступала на сцене в полутемном зале. Задник сцены ярко светился, а лица ее не было видно, а только голос, которым она то пела, то говорила, растягивая гласные. Голос этот, казалось, звучал отовсюду.

На меня нападала приятная дремота, я впитывал в себя, как клетки, питательную влагу искусства. Мир мой наполнялся неизвестным доселе цветом и ароматом.

Утром я пришел к выводу, что неплохо провел новогоднюю ночь, познакомившись с удивительной девушкой и клетками…