Зона мутации

Александр Прялухин

Цивилизация рухнула так давно, что от городов остались лишь холмы. Теперь на холодных берегах Севера, в темных таежных лесах идет охота. Охота ради черного мяса, ради выживания среди мутирующих сородичей.

Глава 5

— Ты хоть на чуть-чуть понимаешь — сколько еще идти?

— Ни сном ни духом. Как придем, так и придем.

Тянулся седьмой день утомительной и тревожной, особенно по ночам, лесной прогулки. Конопатая шла впереди, показывая бодрым видом, что гадать о сроках и шагах бестолково.

— Мы же от дороги не уходили, правда? Вон она, за деревьями — овраг, бугор, еще овраг… Дорога на месте! Значит, мимо базара не промахнемся.

— А такое ощущение, что промахнулись, — ворчал Крил.

Но он в своей прошлой жизни не расспрашивал друзей и знакомых о том, как найти большое южное поселение. Поэтому недовольно качал головой, оглядывался в нетерпении, но покорно следовал за девчонкой.

В древние времена большие дороги старались делать прямыми, однако Крилу и Конопатой в который уже раз приходилось следовать за поворотами, иногда едва заметными, а порой довольно крутыми. Тут бы и срезать, пойти через лес напрямик, но никакой, даже самой захудалой схемки, хоть бы и начерченной на обрывке бумаги неверной рукой, у них не было. Поэтому не рисковали — куда овраги с бугром, туда и они.

— Вроде на круг загибает. Скоро назад пойдем, — усомнился Крил.

Тут уж и провожатая остановилась, выдохнула с раздражением. Не хотелось Конопатой признавать, что они взяли неверное направление, повернули не туда или наоборот — пропустили нужную своротку. Кто их знает, этих древних, каких дорог и пересечений они могли понастроить…

Прошли еще немного вперед и тут Крил споткнулся.

— Да чтоб тебя!

Вернулся на шаг назад, пнул что-то в траве.

— Камень?

— Нет. Железка.

Девушка тоже нагнулась, с любопытством разглядывая помеху.

— Странная какая железка. Длинная. Где она заканчивается?

— Тут еще одна, такая же, — Крил нахмурился. — А знаешь, я уже видел похожие, рядом с гнездом Больших лодок.

— Да, и у нас за вокзалом лежали. Вроде как тоже дорога, только не для обычных машин. Идем дальше.

— Погоди.

Большелодочник посмотрел направо, потом налево, обмозговывая лишь одному ему известную мысль.

— Такие железяки не ради смеха прокладывали. Соединяли они что-то. Вернее всего — старые города. И если ближайшее гнездо на месте одного из них, то…

— По железкам до базара дойдем?

Он кивнул.

— И куда? Туда? — махнула одной рукой. — Или туда? — махнула другой.

С усмешкой смотрела на растерянное лицо Крила.

— Нет уж! Идем вдоль бугра и никаких железок!

Но не прошло и часа, как старая дорога привела их к препятствию, заставившему вспомнить про эти самые железки. Заросшее соснами и елями направление, которому они следовали, превратилось в такую же заросшую развилку. Вот только деревья здесь были другими.

Конопатая уперлась в них взглядом — неласково, исподлобья.

— Секвохи. Чтоб им сгореть!

Огромные растения, служившие проводниками для нечеловеческих стай, угрожающе шевелили ветвями, покачивали высокими верхушками, вдоль которых гулял ветер.

— Я мало чего боюсь, — медленно произнесла Конопатая. — Голод, холод. Одиночество. Жучьи ямы или пчелы-охотники тоже не больно-то пугают. Вот только нелюди… Как увижу — сразу хилость в ногах. Не знаю, почему.

Она повернулась к своему несостоявшемуся жениху.

— Знаешь, ты прав.

— В чем?

— На круг дорога загибала. Вдоль окружной мы пошли, вот чего! Оттого и в базар не уперлись. Там он, — вытянула руку, указывая налево. — Секвохи к городу гуще растут.

— Вернемся к железкам?

— Угу. Я рядом с этими, — кивнула на высокие деревья, — топать не желаю.

Быстро надвигающаяся ночь не позволила им закончить путешествие в тот же день. Пришлось остановиться на ночлег. Уничтожив остатки еды, запив их холодной водой из ручья, они снова накидали веток и Конопатая теснее прильнула к большому и сильному телу Крила, уже нисколько не смущаясь близости, желая лишь согреться.

Выспаться ей не удалось. Пробуждалась от каждого шороха и от того, что большелодочник забывался крепким сном, переставая чувствовать все вокруг, словно опять оставляя ее одну.

Открыв в очередной раз глаза, Конопатая встретила первые лучи солнца, тут же спрятавшегося за тучи. Поднялась, умыла лицо, поеживаясь от холода. Принялась будить Крила.

Когда они по железке подходили к городским окраинам, с неба посыпалась снежная крупа.

— Вот и сюда зимний дух пришел, — девушка поймала рукой несколько снежинок. — А ведь еще деревья не облетели.

Впереди железку пересекала просека: широкая полоса, освобожденная от деревьев, убегающая в том же направлении, что и дорога, по которой Крил с Конопатой вчера отказались идти. Вдоль просеки лежали обтесанные, частично распиленные секвохи. Видно, местные заботились о том, чтобы удобные для нелюдей заросли не пробирались в город.

Путники посмотрели в ту сторону, откуда им следовало появиться, если бы они не выбрали иной путь. На крайних секвохах, до которых не добрались топоры, что-то висело. Что-то темное. Конопатая отошла чуть назад, прячась за спиной мужчины.

— Один, два, три… — Крил шевелил губами, считая, сколько нелюдей было подвешено вниз головой на ветках деревьев. — Их там не меньше двух десятков! Целая стая. Да ты не бойся, мертвые они.

— Почему на мясо не пустили?

— Может и пустили. Остальных. А эти для устрашения висят.

Оглядываясь, они пошли дальше. Уже виднелись струйки дыма, медленно поднимающиеся навстречу крупинкам снега. Расчищенную от зарослей дорогу впереди перегораживала зубчатая полоса, которая, когда они подошли ближе, превратилась в забор высотой в три человеческих роста.

Ворота были приоткрыты и, хотя сразу за ними стояли вооруженные люди, никто не остановил гостей — охранники лишь посмотрели им вслед, да перебросились о чем-то друг с другом недовольными голосами. Видимо, базар принимал любых пришлых. Лишь бы они были людьми.

— Где нам искать твоего дядьку?

Конопатая пожала плечами.

— Спросить надо.

— У тех можно было спросить, на входе.

— У тех рожи злые. Вот у этой узнаем, с бельем.

К ним навстречу шла немолодая, уставшая от тягот жизни женщина, тащившая влажный ком только что постиранных тряпок.

— Скажите, где нам Ратника найти?

— Дорогу, сопливая дрянь! Повылезали тут из каждой подворотни…

Они с Крилом шарахнулись в сторону, стараясь не задеть тетку и ее белье, а то, чего доброго, этими же тряпками и приложила бы «повылезавших». Однако удалившись на несколько шагов крикнула:

— В середке он городской, рядом с учреждением. С детями играется.

Она еще о чем-то ворчала, но воинственный дух утратила и к ним больше не поворачивалась.

— В середке, так в середке.

Южный базар обнимал их со всех сторон нагромождением деревянных построек, заползающих друг на друга, возвышающихся на два, три, или даже четыре этажа. Все это возводилось тесно, хаотично, но оттого как-то особенно человечно и уютно.

Чем дальше они пробирались к непонятной середке, тем больше людей становилось на улице. Даже Конопатая, прожившая жизнь в многочисленном гнезде, смотрела по сторонам с изумлением, а уж Крил — тот и вовсе потерял дар речи. Он думал, что такие поселения есть лишь в сказках.

Улица вдруг раздалась в стороны, освобождая место для площади, в центре которой возвышалось нечто, множество раз залатанное, перестроенное, обросшее дополнительными каморками и башенками. Вокруг стоял гам множества голосов: люди смеялись, ругались, продавали, покупали…

— Пойдем, — Конопатая вцепилась Крилу в рукав. — Туда.

Рядом с большим домом лепились в кучу ребятишки, звонкие голоса которых то и дело оглашали окрестности. Над их головами возвышался крепкий мужчина, он держал древнюю диковинку, показывал ее маленьким зрителям и что-то объяснял. Но они, похоже, не слишком верили его рассказам — толкались да хихикали.

Крил с Конопатой подошли ближе, вместе с детьми стали слушать, смотреть на нечто в руках Ратника — снизу россыпь маленьких квадратов, на которых выведены буквы, сверху похожий на черный, бликующий при свете дня лист бумаги.

— Что за гоагль? — спросил кто-то из ребят.

— Дух такой, — ответил ему мужчина.

— Лесной?

— Не, городской. Мог тебе все, что хошь рассказать. Спрашиваешь — гоагль, как варенье из шишек делать? Или — дай картинки интересные посмотреть. Все тебе покажет и расскажет!

— Ого… А сейчас чего молчит?

— Устал. Прежние люди много спрашивали, вот и устал.

— А скоро отдохнет?

— Не знаю. Наверное, когда мы станем такими же, какими прежние были.

— А когда станем? До зимы успеем?

Ратник улыбнулся, хотел что-то ответить, но мальчишеский голос из середины любопытствующей братии вдруг перебил его:

— Гоагль, покажи голых тетенек!

Дети со смехом бросились врассыпную.

— Ах вы… Стервецы!

Он сложил диковинку, покачивая головой, улыбаясь еще шире, чем минуту назад.

— Ох и стервецы.

Хотел уже уходить, когда заметил парочку нерешительно топтавшихся незнакомцев. Остановил взгляд на девчонке, чуть нахмурился: по всему видать, вспоминал.

— Дядя! Ты меня не узнаешь? — спросила его Конопатая.

— Дашка?

Кивнула, довольная, что ее вспомнили.

— Огненная девчонка! — обнял ее, поднимая в воздух. — Как здесь? С обозом что ли, по торговым делам? Доросла ли до таких путешествий-то?

— Нет, не с обозом. Я потом расскажу.

— А кто с тобой?

— Его зовут Крил, мы вместе пришли. Он из гнезда Больших лодок.

— Из Севска, значит… Ясно. Ну пойдем, чего на улице стоять! А то вишь — у нас и снег полетел. Морозеет!

Следуя за Конопатой и ее дядей, Крил тихо поинтересовался:

— Дашка?

Она отмахнулась — «и тебе потом расскажу».

Середкой оказалась та самая площадь, на которой с незапамятных времен стояла латаная-перелатаная базарная домина. Кроме жилых строений на обочине приютилось два внушительных здания, одно чуть побольше, другое поменьше. Первое местные называли учреждением, обитал в нем городской голова со всем своим семейством и помощниками. А второе было отдано сыскному отделению и в нем умещались маленькая тюрьма, судебная комната, да квартира самого сыскаря.

— Прошу! — Ратник открыл дверь, приглашая гостей в сыскное.

Пока поднимались на второй этаж, из подвала доносилось жалобное — «Аркадий Федорыч, третий день сижу! Отпустите! За какую-то бутыль медовухи — ну ни за что ведь вообще!» Голос и дальше продолжал вещать, вымаливать, но сверху его уже не было слышно.

— Дядь, ты что — главный здесь?

— Только по части вылавливания и наказания хитрожо… э-э… людишек, охочих до чужого добра. Хотя, они не только на добро зарятся. Могут по злому умыслу жизни лишить и еще много чего натворить нехорошего. Если не держать народ в узде — совсем распоясаются.

Он усадил их за стол, стал искать — чем угостить. Бренчал посудой, заглядывал в печь, в конце концов крикнул:

— Ленка! Поди сюда! Да быстрей, мне людей покормить нужно! С дороги они.

Обернулся, прислушиваясь: идет, не идет?

— Ни жены, ни детей нету. А Ленка девка шустрая и стряпать умеет. Только вы не подумайте чего, просто мне ж некогда, вот она по хозяйству и управляется. Живет в доме задарма, ест то же, что для меня готовит. И меня, и ее такое положение устраивает. Я ведь человек сознательный, на должности, так что без глупостей всяких.

Ленка была старше Конопатой не больше, чем года на три. Волосы светлые, коротко стриженые, зрачки то ли серые, то ли голубые. Она не без любопытства глянула на новые лица, засуетилась, выставляя съестное. Крил же смотрел на нее не отрываясь, пока Конопатая не надавила ему пяткой на ногу.

— Да ты хоть рассказывай, пока суть да дело, — обратился Ратник к племяннице.

И Конопатая, которую он почему-то называл странным именем Дашка, начала выкладывать свою историю…

Базар есть базар, с едой здесь гораздо лучше, чем в архангельском гнезде: можно было купить и то, что чудом сохранилось, а теперь выращивалось рачительными фермерами.

Съели за разговором картофель запеченный, овощи разные — свежие, соленые. Хлеба буханку. Мясо — черное, понятное дело — но приготовленное так, что и не подумаешь на нелюдя. Допивали настойку, когда девушка замолчала.

— Жаль Белого, — проговорил Ратник, заглядывая в кружку. — Хороший был мужик. За свой народ горой стоял. А что, Говорящий совсем плохой?

— Совсем, — процедила она сквозь зубы.

Сыскарь подумал, опрокинул остатки пойла себе в глотку.

— Пошлет он за вами, как пить дать. За Кирюху-то я спокоен, парень, как погляжу, не из хлипких. А вот тебе нельзя одной выходить.

— Крил. Мое имя Крил.

— Кирилл твое имя, чудо ты в перьях!

Хозяин дома рассмеялся.

— У вас там, в Севске, была такая ерунда с именами — сокращения из старых лепить стали. Лекс, Рина, Арей… Слышал я. Но это и то лучше, чем у них, — кивнул на Конопатую. — Вот какая она Конопатая? Разве ж это имя? Дают друг другу кликухи, как… не буду говорить, кто. Дашка она и все тут! Вот меня в их гнезде знают как Ратника. А ведь это что? Это, дорогие вы мои, фамилия! И для любого горожанина я Аркадий, да еще и Федорович, потому как отца моего Федором звали.

Сыскарь перевел дух.

— Остатки человеческого забываем… Ладно, это все мелочи жизни, сейчас не то главное. Вы, конечно, оставайтесь, комнату я вам дам. Одну, уж не обессудьте! Но, если хочешь, — снова поглядел на Кирюху, — можешь здесь спать, на лавке.

Крил покосился на девушку, которую обещал не бросать, не оставлять одну, которую теперь сказано было называть Дашкой.

— Мы вдвоем, — отрезала она.

— И ладненько, — согласился Аркадий Федорович. — Я в такие дела лезть не собираюсь, вы уж сами решайте.

Примирительно поднял обе руки, будто кто-то с ним спорил.

— И вот еще что хочу сказать — Дашуль, ты… Кхм… Может, думала, что я ребят с базара прихвачу, да с тобой в гнездо вернусь. Порядок там наведу. Но этого не будет. Не получится. Извини, родная.

Она опустила глаза и совершенно невозможно было понять, правда ли так думала, несколько дней шла с этой надеждой, или нет.

— У нас тут свои непонятки творятся, — сказал Аркадий, но не решился продолжать, считая, что рано посвящать в это гостей.

Он выделил им комнату в этом же доме, под крышей — считай, третьим этажом. Там стояла кровать, широкая для одного, с грехом пополам подходящая и для двоих. В стене квадратное окно, за которым вечерняя улица, множество других домов — разных, простых и вычурных. И множество других окон. Конопатая сроду не видела столько огней! Это был город. Настоящий город. Пусть не тот, что строили много-много лет назад, но яркий, живой. Совсем не похожий на деревушку в лесу.

Ночью она услышала голоса. Дядя разговаривал с кем-то, кто пришел к нему в поздний час. Слов не разобрать, но говорили они с тревожными нотками в каждой фразе. Даша укуталась одеялом с головой, чтобы не слышать. Обняла Кирилла, прижалась. «Привыкла я к тебе. Только не вздумай больше заглядываться на эту… Как ее? Неважно… А! Ленку».

— Посиди дома, — сказал ей Аркадий за завтраком. — Если уж надумаешь гулять, возьми с собой Сергея, он внизу дежурит, у входа в сыскное. Я его предупредил. А Кирюху забираю!

Посмотрел на Крила.

— Ты ведь не против? Чего зря дома-то сидеть… Буду тебя к делу приспосабливать.

Большелодочник был не против, наоборот — с работой чувствовал бы себя спокойнее, все-таки не зря чужой хлеб будет есть.

— Откуда же у вас хлеб? — спросил он своего нового начальника, когда они вышли на улицу. Было прохладно, но снег, выпавший вчера, начинал подтаивать. Везде хлюпало, в ямках образовывались лужи.

— Не все культурные растения повымирали. Тут ведь такое дело: дальше на юг — больше всего растет. Тоже, конечно, не без потерь, но всяко разнообразнее, чем на севере. Одна только беда… Ну, да ты ее знаешь. На юге территория нелюдей. Потому что много, как их умники называют, зон мутации. Не жизнь там теперь нашему брату!

Они шли по главной улице города в ту его часть, где Конопатая и Крил побывать не успели, поэтому смотрел он по сторонам с любопытством, проникаясь жизнью людного места.

Вот девочка потащила тяжелое деревянное ведро с нечистотами, а вот солидный горожанин топает по своим солидным делам, брезгливо обходя грязь. Худой мужчина чинит крышу дома, балансируя на длинной лестнице и успевая поругаться с хозяйкой, выглядывающей в окно.

Многие здоровались с Аркадием Федоровичем, даже поклон отвешивали, но были и те, кто отворачивался, делал вид, что не знает сыскаря. Весь день Кирюха с Ратником по базару бродил, от одного дела к другому, поддерживая городской порядок. Пока не донесли им, что случилось на окраине что-то особенное.

Ближе к тому месту, где уже виден был забор и другие, южные городские ворота, обозначилась волнующаяся кучка людей. Они издалека заприметили Ратника и некоторые призывно стали махать руками, выкрикивать что-то.

— А ну прекратить галдеж! — рявкнул он, когда подошел ближе. — Все праздношатающиеся — пошли вон. Остальным молчать и ждать, пока сам не позову.

Поднял руку, показывая им кулак.

— И только попробуйте мне болтать лишнее по городу! Кто что видел и слышал — рассказывать сюда, — ткнул пальцем себе в ухо, — а не бабке Таисии из грибной лавки.

Обернулся к Крилу, сказал «за мной» и они вошли в красивый, построенный талантливым мастером дом. Следом засеменил сухонький старичок.

— Где? — спросил у него сыскарь.

— Наверху, — ответил старик.

Поднялись на второй этаж, вошли в большую комнату. Озираясь по сторонам, Крил от удивления широко распахнул глаза. Доводилось ему видеть в своей жизни книги, два или три раза, но всегда это были маленькие, технические брошюрки, оставшиеся в гнезде Больших лодок от древнего завода. А здесь… Вдоль стен стояли полки и все они сверху донизу были заняты книгами! Сотни, тысячи книг! Тонких, толстых, неброских и с яркими, цветными корешками.

Крил сглотнул. Ему хотелось сейчас же, немедленно схватить первую попавшуюся и впиться в нее пытливым разумом, жаждущим новых знаний. Он даже не сразу заметил, что на некоторых полках прорешины, а вынутые оттуда томики валяются на полу. И среди них…

— Когда ты его нашел? — спросил сыскарь у старичка, потрогал запястье на руке лежавшего на полу человека, убедившись, что он мертв.

— Вот как послал за вами, Аркадий Федорыч, так перед этим. Спал ведь уже! Ложусь рано, да только сон у меня никудышный, спина мучает, ничего не помогает. Каждую ночь ворочаюсь, усну — проснусь, усну — проснусь…

— Время было какое? Не заметил?

— Заметил! Услышал шум наверху, свечку зажег и посмотрел — девять часов было, без нескольких минут.

— Не врут часы-то?

— Обижаете, Аркадий Федорыч! Из последних они, очень надежные. По солнцу подстраиваются и от него же заряжаются. Точное устройство. Так я пока поднимался, шум еще слышал. А как в комнату вошел — он уж тут бездыханный лежит. Будто за секунду до моего появления и помер.

— Угу… Угу… Больше никого не видел? Не слышал ничего?

— Никого и ничего!

— Угу… Хм! Как же он книги в темноте читал? — Ратник огляделся по сторонам, нагнулся, заглядывая под лавку. — Ага, вот и фонарик! Закатился видать.

Внимательно осмотрел прибор, щелкнул кнопкой, сощурившись от яркой лампочки, выключил и сунул его в карман. Потом со вздохом потянулся к мертвецу, перевернул его на спину. Ни ран, ни крови на теле видно не было. Глаза открыты, лицо бледное. Одежда простая, по погоде, хоть и получше, чем у многих обитателей Южного базара.

— Не знаком? — поинтересовался Аркадий у главного свидетеля.

— Н-нет… — чуть подумав, ответил тот. — Не видал его раньше.

— Плохо. Еще хуже то, что и я его не знаю. А ты чего думаешь? — взглянул на Крила.

Большелодочник пожал плечами.

— Люди просто так не умирают. Хотя… Если сердце слабое…

— Сердце, — повторил сыскарь. — Это да, это может быть. Такое прочитал, что сердце не выдержало!

Он усмехнулся, но потом вытащил книгу, которую до сих пор сжимала рука неизвестного. Полистал пластиковые страницы.

— «Руководство по критической медицине». Тебе уже не поможет, дружок, — Аркадий стал перебирать остальные книги, разбросанные по полу. — «Воздушно-капельные…”, «Схемы лечения…”, «Хронология пандемии…» Это комната с медицинской литературой, получается?

— Так и есть.

— А рылся он на полке…

— С инфекционными. Вот закладочка между книг.

Ратник помог сложить книги обратно.

— Странно. Если болел, почему к лекарю не пошел? Да и в библиотеку — мог бы записаться, как нормальный человек, сиди себе на лавочке, читай, выписывай, что надо. Нет — явился ночью, без спросу. Очень странно!

На улицу тело вынесли завернув в серую простынь. Любопытствующие не хотели расходиться и Аркадий снова прикрикнул на них. Люди разочарованно потянулись каждый по своим делам.

— Все это полбеды, — резюмировал он, обращаясь не то к Кирюхе, не то к самому себе. — Беда в том, что этот…

Указал на завернутого в серое.

— Не первый. И хорошо, если последний.

— Не первый?

— Ага. Было еще двое — мужчина и женщина. Обоих никто не опознал, значит не здешние, со стороны явились. Мужика охотники в трех километрах от города нашли, а женщину уже под самыми висельниками — вы с Дашкой, наверное, видели это место, лесорубы там пойманных нелюдей подвесили.

Крил утвердительно кивнул.

— Оба померли неизвестно от чего, — продолжал Ратник. — Никаких повреждений, никто на них не нападал. Да и по возрасту не сказал бы я, что они, вместе с нашим библиотечным клиентом, должны какими-то сердечными болезнями страдать. Тем не менее, направление четкое вырисовывается: сюда они шли, к Южному базару. И знали, что нужна им библиотека. Вот только добрался один, да и тот…

— Аркадий Федорович, а километр — это сколько?

Сыскарь посмотрел удивленно, потом кивнул, улыбнувшись.

— Я забыл, что вы этим уже не пользуетесь. Все человеками меряете. Смотри и запоминай!

Он ступил вперед.

— Это обычный шаг. А это, — ступил дальше, — большой. Метр называется. Таких больших тысячу сделаешь, вот тебе и километр. Ладно, пойдем. Одним только местом, где происшествие случилось, дело не ограничивается.

— А с телом что?

— К лекарю отнесут, пусть посмотрит. Убедится, что тоже не понимает, отчего тело мертвым стало.

Крил поймал себя на мысли, что, хоть работа сыскаря и могла показаться кому-то сложной, в чем-то даже противной, но ему она определенно нравилась. Да и Ратник был таким человеком, за которым хотелось идти, учиться у него уму-разуму. Если примут в отделение, то другой жизни и желать нечего!

У южных ворот Аркадий опросил вечернюю охрану, не видели ли чего, не проходил ли в город кто из чужих. С теми же вопросами пришли и к северным — но посторонних замечено не было. Он опрашивал и торговцев у библиотеки, и местных жителей — ничего. Получается, любитель медицинской литературы намеренно пробирался так, чтобы его не заметили. Да и то сказать, забор не был идеальной защитой и разумное существо, вроде обычного человека, вполне могло выдумать способ, как преодолеть эту преграду.

Они прогулялись до самых висельников и даже углубились в заросли секвохи. Ратник был уверен, что чужой пробирался именно этой дорогой. Следы действительно были, но разные, потому как места эти исхоженные, здесь и лесорубы работают, и простые горожане встречаются. А такого свидетельства, чтоб однозначно указывало — вот тут прошел посторонний! — им на глаза не попалось.

Аркадий присел на срубленное, но еще не распиленное дерево.

— У прежних людей для охраны закона имелись базы данных, отпечатки того, отпечатки сего… Всякая волшебная дээнка. Если захочешь, сам потом про это почитаешь. А у нас одни только мозги сыскаря. Сиди вот и кумекай, что к чему.

Он достал из-за пояса то, что Крил сразу распознал, как оружие, хоть и не пользовался ничем подобным.

— Сильно меня беспокоят эти посторонние, — ворчал сыскарь. — Кто такие? Что им надо? Ведь не по доброму приходят, а исподтишка, в ночи, пока не видит никто. И если уже трое пытались, то и другие придут.

Откинул барабан, высыпал пули на ладонь.

— Видел такое? На, подержи, — протянул ему пустой револьвер.

— Да у меня арбалет есть, я к нему привык.

— Держи, говорю! Я ж тебя не прямо сейчас вооружаю, а чтоб пользоваться научился. Когда идешь против такой хитрой твари, как человек, лучше вломить ему из серьезного оружия. А с арбалетом ты и на нелюдей поохотишься. Смотри, вот сюда заряжаешь пули, закрываешь барабан. Взводишь курок, целишься в подлеца и давишь пальцем на спуск.

Щелк!

— Дело нехитрое, один раз попробуешь, потом не разучишься.

Щелк! Щелк!

— Как просто.

— Ну а я о чем!

На обратном пути они долго молчали, только служивым людям, несущим охранную вахту в городе, Ратник вкрадчиво представлял Крила полным именем и незнакомым словом «стажер». Большелодочник чувствовал, что сыскарь хочет поговорить с ним, обсудить что-то, но никак не найдет нужных слов. Наконец Аркадий Федорыч прокашлялся и как бы невзначай спросил:

— У тебя с Дашкой-то чего — по велению сердца, или…

Найденные слова закончились и он просто ждал, что ответит Кирюха. Только тот и сам не знал, что ответить. Не разобрался толком — кто ему эта девчушка, обещаная в жены, волею злых сил уже женщина, повидавшая всякое, ничего не страшащаяся, кроме нелюдей, и при всем этом остающаяся в душе ребенком?

— Жизнь она мне спасла. А что с делами сердечными — я в них не больно разбираюсь. Время покажет.

Про то, что долг отдан и он сам спас ее от смерти, Крил хвастаться не стал. Аркадий похлопал его по плечу, оставив расспросы, перескочив на тему, в которой плавал, словно рыба в воде.

— Тогда какие у тебя мысли о том, чем сыскарям заняться этой ночью?

Парень ужасно не хотел болтать лишнего, чтобы не показать себя деревенским дурачком, поэтому начал осторожно:

— Мы знаем, когда приходят чужаки. Знаем, куда они хотят попасть. Думаю, засаду в книгохранилище надо устраивать.

— Молодца, соображаешь! Только не пытайся вместо непонятного слова делать длинное из двух понятных. Просто запомни — библиотека!

Крил смущенно улыбнулся, ругая себя и проговаривая в уме — «библиотека, библиотека, библиотека…»

— Да, вот еще что, — выдал он, не успев придержать язык.

— Чего?

— Книги книгами, но вдруг они вовсе не знания ищут?

Получив свежую идею, Аркадий Федорович даже остановился. Он перекатывал ее в голове, прикладывая так и эдак к разным вариантам развития событий. Взгляд его устремился куда-то вниз и влево, медленно перемещаясь в правую сторону, потом обратно, будто он искал на земле потерянную булавку.

— Слушай-ка, я о таком и не сообразил… Действительно, вдруг там спрятано что? Да, но ведь добравшийся до библиотеки искал именно в книгах. То есть если это предмет, а не информация, то его можно между страниц засунуть. Плоский он до безобразия. Много ты таких вещей знаешь?

Крил совсем не знал. Во всяком случае ничего подходящего ему на ум не приходило.

— Посмотреть надо, — предложил он. — Обыскать ту полку, «инфекционную», книги пошерстить.

Аркадий почесал затылок.

— Пошерстить, говоришь? А ну-ка пошли!

Быстрым, нетерпеливым шагом добрались до библиотеки. Напугали старичка, вломившись без предупреждения в многострадальную комнату с лекарским чтивом. И… ничего не нашли. Они обшарили не только ту самую полку, но и несколько соседних — сверху, снизу. Даже стучали по дереву, мало ли… Все, что удалось найти, это забытое любовное послание в томике «Сепсис», да высохший лист секвохи, положенный кем-то вместо закладки в «Вакцинологию».

— Вещдоки с собой заберем, но идею твою мы в уме будем держать, — Ратник аккуратно упаковал лист и послание в бумажный конверт. — Не переживай, — успокаивал он Крила. — Не всякая хорошая мысль удачей оборачивается. А пока домой нам надо, покушать успеть, да мне еще посты скрытные расставить вдоль забора. Весь периметр не закроем, но уязвимые места я знаю. Эх, не выспятся ребятушки, придется им завтра выходной давать! Ты-то как? Готов в засаду, не дрогнешь?

Кирюха фыркнул уязвленно.

— Главное не дать мне погнаться за добычей.

Ужинали все вместе, с Ленкой и даже рядовым Серегой, стоявшим с утра на дежурстве — в скупердяйстве Аркадия не упрекнешь.

Конопатая стреляла в Крила глазами. После всего, что им за последнее время пришлось пережить, целый день безделья вымотал девчонку больше, чем переход от родного гнезда до базара. Вряд ли ей нравилось, что «жених» занят с дядей чем-то важным и увлекательным, а она должна покорно ждать у окошка.

«То ли еще будет, когда узнает, что я и на ночь уйду».

— Уйдешь? — она сидела на кровати в их комнате под крышей, смотрела, как он переодевается в выданную Аркадием теплую одежду.

— Слушай, мы не в лесу. Внизу кто-то охраняет день и ночь, никакие чудовища тебя не уволокут.

Дашку-Конопатую его слова разозлили еще больше.

— Ты думаешь я из-за чудовищ?! Да я никого… Да мне плевать… Тьфу! Совсем же не в этом дело!

Хотел подойти, прикоснуться, но она оттолкнула.

— Уматывай. Развлекайся. Может, пострелять получится.

Села у окна, повернувшись от Крила к городским огням, которые вчера вызывали восторг, а сегодня совсем не трогали. Слышала, как он прикрыл за собой дверь, когда уходил, уверенный, что она в безопасности, обнадеживающий себя мыслью, что девчонка успокоится и глупая злость ее растворится.

Наблюдая через стекло, она проводила его и дядю взглядом, потом легла в постель и постаралась заснуть. Кажется, даже удалось, но совсем ненадолго. Нормальный, глубокий сон не хотел приходить к ней.

Конопатая встала, спустилась на второй этаж, в гостиную, освещенную единственной свечкой и призрачным светом улицы. Эта комната служила Аркадию и кухней, и столовой, а порой и кабинетом. Девушка налила себе кружку воды и долго, по маленькому глоточку пила ее, сидя за столом. Заметила конверт, положенный на подоконник вместе с какими-то бумагами и, не совладав с любопытством, протянула руку.

Но отдернула. Ей послышались тихие, осторожные шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Охранник? Он не стал бы таиться. В коридоре скрипнул пол и кто-то прошел мимо гостиной, сделал пару шагов по лестнице — еще выше, к их комнате. Передумал, снова спустился и замер перед дверью.

Даша поставила кружку. Посмотрела на кухонный шкаф, в выдвижном ящике которого должны быть ножи. Она хотела верить, что они там есть.

Конец ознакомительного фрагмента.