Пропавшая ватага

Александр Прозоров, 2015

Прошло два года с тех пор, как отряд казаков, отколовшийся от ватаги Ермака, обнаружил мир, где древние колдуны сир-тя зажгли второе, магическое солнце. Благодаря ему на Севере возник оазис, в котором ожили могучие «драконы» – динозавры. Построив Троицкий острог, казаки с атаманом Иваном Егоровым во главе отбивали нападения колдунов, высылая время от времени малые ватаги за золотом. И надо же было такому случиться, что одна из ватаг не вернулась. Никто из казаков не верит, что такие бывалые воины, как сотник Силантий, немец Штраубе, походный атаман Матвей и верная супруга его, хитроглазая колдунья Митаюки-нэ, могли пропасть совсем уж бесследно, поэтому на поиски их снаряжается отряд из лучших казаков…

Глава II. Весна 1585 г. П-ов Ямал

Весельев Хойнеярге

Дом главного колдуна славного города Хойнеярга старого Еркатко Докромака располагался невдалеке от храма мужского бога и представлял собой не какую-нибудь там хижину, а вполне просторное жилище, крытое тонко выделанной шкурой нуера. Зубастый череп хищника был укреплен над входными воротами, выполняя функцию оберега, дюжина имевшихся в доме покоев-комнат выходила в большую овальную залу с шестью колоннами из мощных стволов лиственницы, привезенной из далеких южных земель. Свет в залу попадал через круглое отверстие в крыше, в случае дождя закрывавшееся прозрачной паволокой из крыльев стрекоз, впрочем, с дождем Еркатко умел неплохо справляться — как-никак колдун, и все его за то уважали. Пусть даже в Хойнеярге только, так ведь и город-то не маленький, огромный — целых пять тысяч душ, этакое-то многолюдство!

Покровителем города считался веселый бог Хоронко-ерв, в честь которого частенько устраивались праздники-карнавалы — с пьяным весельем, песнями, танцами, веселыми девками, уж никак не обходилось без них. Праздники привлекали в Хойнеярг множество гостей не только из близлежащих селений, но и из самой столицы. Правда, некоторым столичным гостям Еркатко Докромак был все же не очень-то рад. Вот как сейчас…

Вытянув ноги, старый колдун в задумчивости возлежал на ложе, две юные наложницы в набедренных повязках и в ожерельях из перьев чесали ему пятки специальными заговоренными палочками из самшита, что, по мнению колдуна, было совершенно необходимо для сохранения телесного здоровья и поддержания твердости духа. Полуголые рабыни исполняли свое дело старательно, посматривая на своего господина с плохо скрытым страхом — Еркатко Докромак слыл человеком веселым, только вот веселье его было несколько определенного склада.

— Сильнее, сильнее чеши! — отвлекшись вдруг от своих мыслей, колдун с неудовольствием посмотрел на ту невольницу, что сидела слева.

Девушка вздрогнула, нажав на палочку с такой силой, что та не выдержала и с треском сломалась.

— Ну вот, — погладив лысую голову, огорченно промолвил старик. — Всегда так! Экие нерадивые мне достались помощницы. Подь сюда, дура!

Девушка поднялась с колен, встала — худенькая, даже можно сказать, тощая, с недавно оформившейся пухленькой грудью.

Колдун больше с нею не разговаривал, усмехнулся, пробормотав заклинание, подчинившее несчастную девушку своей злобной воле. Повинуясь приказу колдуна, юная рабыня дернулась и, сорвав с себя набедренную повязку, склонилась, упершись руками в колонну. Старец поднялся с ложа, похотливо погладив невольницу по спине, потом вдруг отошел, уселся, глянул на вторую девчонку, ударил колдовским словом. Та — тоже худенькая, только ростом чуть выше первой и с не такой крепкой грудью — послушно побежала за колонны, сняла висевшую на стене плеть и, подойдя к незадачливой своей подружке, с размаху ударила. Раздался сдавленный крик, наложница стегнула еще раз, и еще…

— Да кто так бьет? — вскочив с ложа, издевательски воскликнул колдун. — Дай сюда плеть! Смотри… вот как надо!

Он ударил с оттяжкой, умело и с удовольствием, так, что едва ль не фонтаном брызнула кровь. И тут же ласково погладил несчастную по плечу, протягивая ей плетку:

— А теперь ты попробуй… Вспомни, как она только что тебя била, и не стесняйся. Ну!

Теперь наложницы поменялись. Девушка с окровавленной спиной хлестала свою плачущую напарницу с такой силой, что Еркатко довольно потирал руки и хохотал, а потом, развалившись на ложе, вытянул руки:

— Ну, идите теперь ко мне обе! Да смотрите, будьте нежны и ласковы, а ежели выйдет как в прошлый раз, то я вас…

Рабыни быстро стащили с колдуна одежду, обнажив старческую кожу, желтую и сморщенную, как брюхо беременной самки волчатника. Старый похотливец довольно засмеялся, показав такие же желтые, как и кожа, зубы, вытянутое, как морда волчатника, лицо его засияло блаженством и похотью, колдун тяжело засопел, схватил одну из наложниц за волосы, и вдруг…

— К тебе славный вождь Та-Ертембе, мой господин. Говорит — по важному и неотложному делу.

— Пусть подождет! — рыкнул старик. — Хотя… Ладно.

Еркатко махнул рукой — все равно любовные игрища были уже безнадежно испорчены. Ладно, в следующий раз, быть может — вечером, ночью… Тем более хитрый старец хорошо представлял себе, зачем именно явился военный вождь. Верно, все по тому же делу, что с недавних пор тревожило и самого колдуна.

— Скажи вождю — я рад его видеть! — милостиво кивнув слуге, Еркатко Докромак накинул на узкие плечи накидку и цыкнул на дев. — Прочь пошли, пиявки! Ежели и вечером такими вялыми будете — скормлю вас священному дракону. Как раз ему подойдете, нуерихи тощие, дракон-то наш косточки погрызть любит.

Рабыни испуганно переглянулись и тут же убежали прочь, едва не столкнувшись с вошедшим в залу вождем — высоким мосластым мужчиной лет сорока с круглым и плоским, как блин, лицом, испещренным многочисленными шрамами и татуировками. Такие же рисунки, изображавшие славные победы и толпы униженных пленников, покрывали и руки, и грудь вождя, виднелись из-под короткой нерпичьей куртки, бог ато расшитой речным жемчугом и причудливыми раковинами с далекого побережья. Волосы на голове сего славного воина дыбились причудливыми рогами могучего трехрога, к поясу была прицеплена нефритовая палица с изящной, отделанной золотом рукоятью.

— Рад видеть тебя, славный Та-Ертембе!

К приходу высокого гостя Еркатко Докромак переместился с ложа в высокое кресло, подле которого стояло еще одно такое же, правда, чуть ниже.

— Садись, садись славный воин, угощайся, ешь, пей, что душа пожелает.

— Хороший у тебя столик, уважаемый Еркатко, — усаживаясь, Та-Ертембе скосил глаза на четырех обнаженных дев, стоявших на коленях, упираясь руками в пол, так, что их напряженные спины являли собой столешницы с яствами в золотых блюдах.

— Они что же, вообще не шевелятся? — удивился вождь.

— Не шевелятся. И не говорят. Я велел вырвать им языки, — спокойно пояснил колдун. — Так что мы с тобой можем спокойно обсуждать все дела. Ты ведь, славный Та-Ертембе, пришел поговорить со мной о визите столичного гостя?

Вождь покивал головой:

— Тебя не обманешь, почтеннейший Еркатко! Именно за этим я и пришел — решить, что нам всем делать. Зачем явится гость? Кто он, откуда?

— Посланец Великого Седэя, надо полагать, — старик скромно прищурил глаза. — Зовут его Хасх-Веря, колдун третьей степени посвящения.

— Третьей степени? — презрительно скривился гость. — Всего-то!

Еркатко нахмурился:

— Не забывай — это столичная степень! Хасх-Веря силен и умен, в Седэе ему доверяют.

— Иного б и не отправили.

— Это верно, верно. Так! — Старый колдун понизил голос до свистящего шепота, похожего на шипенье ядовитой змеи. — Он послан посмотреть, приглядеться, а потом — доложить. А доложить, скажу тебе, славный Та-Ертембе, можно всяко.

— Так, может быть, мы устроим ему…

— Достойный прием — это само собой, — согласно покивал Еркатко. — Пышный, но вместе с тем — скромный. Пусть знает — мы здесь не просто сами по себе живем, но еще и стараемся править, как надо всем. Все для блага славных богов и наших жителей! Вот главная наша забота. А что жители?

— Жалуются, мой уважаемый друг, — вождь шумно вздохнул. — Фонтан, что у храма Хоронко-ерва, говорят, так и не сделали, так мертвым и стоит. А зачем им фонтан? Воду-то все берут из озера.

— Фонтан — для красоты и славы богов, — подняв костлявый палец, наставительно заметил старец. — Можно, конечно, заставить воду и так бить, без всякого ремонта — но, только на время, на время только. Тем более посланец сразу почувствует колдовство. И что скажет?

— Что?

— Что мы пускаем ему пыль в глаза, вот что! А нам это надо?

Гость почесал затылок:

— Так что же, лучше совсем не делать фонтан?

— Да нет же, мой славный друг, делать! — с неожиданным хохотом воскликнул колдун. — Вот прямо сейчас и делать, ты скажи ремесленникам — пусть делают основательно, не торопясь, чтоб приезжий гость видел — власти города — мы! — стараются, не отвлекаясь даже на высоких визитеров.

— Умный ты человек, Еркатко! — Та-Ертембе хлопнул в ладоши и потянулся к высокому золотому кубку, что стоял как раз меж лопаток одной из столешниц-дев. — А еще можно велеть менквам посыпать дорожки к храмам и Дому девичества красивым белым песком.

— Не можно, а нужно, мой славный друг! Я скажу помощникам, они пригонят спинокрылов — возить песок. Только вот менквов лучше б не надо — больно уж они вонючие. Пусть песок рассыпают мускулистые юноши и красивые юные девушки, это будет радовать взор нашего высокого гостя!

— Да, но они могут не согласиться! — скривив губы, возразил вождь. — Скажут — что мы, рабы? Менквы?

— Согласятся, друг мой, — колдун успокаивающе махнул рукой. — Я-то на что?

— Ох, прости мой великий…

— Ладно, ладно, выпьем-ка лучше ягодного вина, это хорошее, малиновое.

— Так малина ж еще не созрела!

— У кого как, мой друг, у кого как.

Еркатко самодовольно прищурился, с удовлетворением ощущая пелену исходящей от гостя зависти. Все правильно, все так и должно быть — простые людишки (даже военные вожди) должны завидовать могуществу колдунов и знать свое место.

— Да что там говорить про наших жителей! — сделав долгий глоток, усмехнулся колдун. — Живут, ни в чем горя не зная. Жируют просто за наш, колдовской, счет! Безопасно: обереги по всем дорогам поставлены — никакой враг не пройдет, сытно — каждый день помощники мои зверье да птицу пригоняют на мясо — свежуй, вари, жарь! Никто не голодает, врагов нет…

— Ты забыл о белых варварах, святейший колдун, — хмуро напомнил гость. — Они сильны и опасны.

— Белые варвары? — Еркатко громко расхохотался. — А где они есть-то? Сидят на своем островке в промозглом море, не смеют и носа высунуть.

— Однако и войску Великого Седэя оказалось не под силу их выкурить.

— А зачем их выкуривать?! Зачем войско слать? — азартно возразил старец. — Лучше наслать болезни, мор, голод. Сами и убегут… кто жив останется.

— Болезни, мор? А ведь верно.

Та-Ертембе уважительно хмыкнул: при всех своих недостатках старый колдун изрекал иногда весьма умные мысли, хоть частенько и вел себя как полный дурень. Ну, последнее, верно — старческое.

— Эх, имел бы я вес в Великом Седэе, — продолжал бахвалиться колдун. — Давно бы белых варваров выгнал. Давно б!

— Так, может быть…

— Не может! Слушать меня там никто не станет. Не потому, что задумка моя плоха, плох я сам — тем уже, что не родился и не живу в столице.

Та-Ертембе снова крякнул: опять его почтеннейший собеседник высказал мудрую мысль! Да-а, не такой уж он дурак, каким иногда кажется. Сам-то вождь, кстати, насчет столицы точно так же думал.

— Думаешь, славный мой друг, я не знаю, почему посланец едет именно к нам? — брызжа слюною, распаленно продолжал старик. — Не знаю, кто донес? Не только на меня — и на тебя… на всех нас.

— Доносчик?!

— Доносчица! — Еркатко Докромак одним махом опрокинул кубок с вином. — Есть тут у нас одна обиженная, думаю, ты уже догадался, о ком я.

— Неужели… — вождь похлопал глазами. — Осмелюсь предположить, неужели это — старая Эрве-пухуця?!

— Именно так, друг мой! Эта ведьма совсем спятила на старости лет, Дома девичества ей уже мало, власть подавай!

— От баб все зло, — кивнув, убежденно промолвил гость. — Особенно от старых баб, никому уже не нужных. Вот и злятся — власть им подавай. А баба во власти, как нуер среди речных рыб — всем плохо. Так что, старуха Эрве всерьез захотела властвовать? Меня и тебя собой подменить? Ничего у нее не выйдет! Хоть тысячу раз донесет.

— С властью-то — да, не получится, — старец согласно кивнул. — Не было еще никогда такого позора — бабу во власть ввести. Но вредить-то она — вредит! Гадит!

— Так ее бы…

— Не время! — с шумом выдохнул Еркатко. — Кто знает, какие у нее покровители в Седэе? Боюсь, вполне могущественные, вот так-то, мой славный друг.

— Так что же нам делать? — растерянно спросил гость.

— А ничего! — дернув головой, колдун хрипловато рассмеялся. — Просто ждать. Приедет посланец — встретим, покажем все, что хочет видеть, все по-честному покажем, безо всякого колдовства — заклинанье он враз почует. Пусть видит — мы с тобой приличные люди, все о жителях, не о себе печемся, трудимся во благо их и на славу Великого Седэя не покладая рук. Никаких безобразий не устраиваем! А то доносят тут некоторые…

— А что доносят? — заинтересовался вождь.

Колдун отмахнулся:

— Да так. Врут всякое. Так я к чему — подождем, когда посланец уедет, а потом, чуть погодя, и займемся старой Эрве-пухуця. Чую, надо ее из Дома девичества выживать, не к добру такая наставница.

— Колдунья Эрве-пухуця в Доме девичества главная, — задумчиво повторил гость и, скосив глаза на столешниц-дев, негромко спросил: — А?

— Завтра же велю скормить их священному дракону, — хмыкнув, заявил старик. — Нет! Сегодня же. Нет, нет — здесь мы можем говорить совершенно спокойно, мой друг.

Та-Ертембе не отрывал взгляд от «столешниц».

— А если посланец спросит — откуда у тебя эти рабыни? Это же не менквы, наши.

— Клятвопреступницы, воровки и лица, ругающие власть и поносящие богов! — усмехнулся Еркатко. — Из милости я их у себя пригрел, из человеколюбия. По уму — так давно надо отдать всех дракону.

— Вот-вот, — неожиданно поддакнул вождь. — Посланник тебе именно это и скажет.

— Думаешь?

— Уверен, мой друг! Избавился б ты от всех своих наложниц… хотя бы на время.

— Избавлюсь, — хмуро махнув рукой, Еркатко Док ромак вдруг просиял улыбкой. — Скажи-ка мне, любезнейший вождь, давно ль ты пробовал брагу, что варит из волчьих ягод распорядитель гостевого дома некий Гардатко Истой? Вот уж, скажу тебе, пойло!

— Слыхал про Гардатко Истоя и бражку его, — уклончиво ответствовал гость. — Правда, пробовать еще не доводилось.

Вот тут вождь соврал — и старый колдун это сразу почувствовал, — пил, стервец, а как же! Только никак не хотел признаваться — бражка Гардатко Истоя считалась напитком предосудительным, слишком уж крепким — для простонародья разве что.

— Ничего, сейчас ее принесут, люди к Гардатко уже посланы. — Еркатко подмигнул гостю. — Надо хоть чем-то себя нынче порадовать.

— А не…

— Не! Мы ж немножко.

— Немножко — это можно, — охотно согласился воин. — А столик твой я б на твоем месте обязательно дракону скормил, уважаемый.

— Скормлю, друг мой! Сказал же — скормлю.

Чуть колыхнулась теплая пелена воздуха. Неслышно выскользнула из-за колонн фигура в бесформенной — до самых пят — хламиде, поклонилась, шепнула что-то.

— Доставили уже? — оживился колдун. — Вовремя.

Ну, так чего ж ты ждешь? Неси!

Неслышный слуга тотчас же удалился и сразу вошел обратно, неся на золотом подносе изрядных размеров кувшин с запотевшими боками.

— Холодненькая, — облизнулся вождь. — Эх!

Член Великого Седэя, колдун третьей степени посвящения великомудрейший и целомудреннейший Хасх-Веря, был не особо доволен полученным нынче заданием. Проверить каких-то там местечковых властителей, колдуна и военного вождя из провинциального, забытого всеми богами городишка — невелика честь! Да не просто проверить, а по доносу некой Эрве-пухуця, старой знакомой одного из влиятельных членов Седэя, от чьего слова зависло многое, слишком многое, чтобы Хасх-Веря отнесся к поручению спустя рукава. Нет, проверить надо было как следует. Не то чтоб носом землю рыть в поисках различного рода злоупотребления, но и не закрывать глаза, во всем разобраться, обо всем доложить Седэю толково и обстоятельно, подтвердив тем самым свою услужливость и компетентность. Выполнить поручение добросовестно, пусть оно и несколько не по чину, а уж там вполне можно было рассчитывать и на ответную благодарность… может быть. А может, и нет — в Седэе нынче такие тварюги собрались — только держись. Нуеры бесхвостые! Отрыжки драконьи! Гнилозубы!

Сдержав ругательный порыв, колдун придержал летучего ящера, на шее которого и расположился без особых удобств, не считая седла да богато украшенной сбруи. Позади и рядом летели еще шестеро таких же небесных всадников, безмолвно сопровождавших посланца Великого Седэя. Всего шестеро. Больше для почета — пусть, сказать по правде, и недостаточного, — нежели в целях безопасности. Кто осмелится поднять руку на колдуна? Хотя, если брать тех же белокожих варваров, то… Нет, те пока сидели у себя на острове тише воды, ниже травы… правда, с севера, из городов безголовых тотемников, дошли тревожные слухи о появившихся там белых разбойниках… во всем слушающихся некую колдовскую деву, прекрасно знакомую Хасх-Веря. Митаюки-нэ — ну кто еще там мог быть-то? Хасх-Веря чувствовал ее чары. Раз Митаюки держит варваров под контролем, значит, все не так плохо, несмотря на многочисленные жалобы старост разоренных селений. Да и нуер с ними, со старостами, какая Великому Седэю разница, кто будет управлять тамошними городками? Правда, Митаюки — женщина, а женщины не должны править. Разве что в виде исключения, с высшего соизволения Великого Седэя. Но пусть пока пребудут с ней боги, с Митаюки, север — далеко, и тамошние жители — сплошь необразованная и тупая деревенщина, поклоняющаяся скотам — утонченным столичным колдунам малоинтересны. Куда меньше, чем тот же Хойнеярг, чтоб ему провалиться! Ах, проклятые деревни! Когда же, когда сыщется хоть одно настоящее дело! Не война, нет, упаси боги. Какое-нибудь не очень опасное, но важное поручение в достаточно крупном городе, где можно сделать имя. Можно ли сделать имя в Хойнеярге? Весьма сомнительно, хм. Хотя при определенных обстоятельствах, наверное…

— Прилетели, господин, — мысленно доложил один из сопровождающих. — Вот город, а вот — гостевой двор. Туда и сядем?

— Нет.

Хасх-Веря, наклонив голову в неизменном черепе-маске, с вялым любопытством рассматривал раскинувшийся на большом острове, окруженный синими волнами озера город, с красивым, крытым позолоченной крышей храмом местного веселого бога Хоронко-ерва. Другой храм, с мертвой головою дракона, был все же главный, символизирующий мощь и величие хмурого мужского бога, коего в каждом селении именовали по-разному, а истинное же его имя не дозволялось знать никому, кроме особо посвященных жрецов — членов Великого Седэя. Бог плодородия и войны, бог мужской силы и смерти! Золотой идол был надежно укрыт внутри вытянутого в длину храма, мертвой драконьей головой выходящего воротами на главную городскую площадь, а хвостом тянувшегося к дому молодых воинов.

— А где проживает славный Еркатко Докромак, местный колдун? — осматриваясь, уточнил на лету посланник.

— Вот его дом, с блестящей крышей, — сопровождающий почтительно указал рукою.

— Что это — золото? — изумился колдун.

— Нет. Хорошо выделанная кожа нуера.

— Да-а… А дом-то немаленький, — про себя хмыкнул посланец. — Этот Еркатко Докромак, я вижу, от скромности не умрет. Туда и садимся! Вон, прямо во двор.

— Но господин…

— Я сказал — вы исполнили.

— Слушаюсь, великий господин!

Бросив ящера вниз, сопровождающий спикировал во двор первым, за ним приземлились еще двое, остальные же продолжали кружить в небе — для почета и так, на всякий случай.

Мысли местной охраны и слуг многомудрый Хасх-Веря заблокировал, еще находясь в воздухе — чтоб не рыпнулись, раньше времени не доложили. В результате и охранявшие дом воины, и слуги застыли недвижными идолами — даже глазами не хлопали от удивления, лишь тупо смотрели вперед да столь же тупо отвечали на задаваемые посланцем вопросы.

— Хозяин? Чей хозяин — наш? А-а-а… Он там, дома, в зале. Не, не один, с гостем. Почтеннейший военачальник славный господин Та-Ертембе изволил еще с утра припожаловать.

— Ага, военный вождь, значит, в гостях? — Хасх-Веря прислушался к доносящимся из дому воплям. — То-то я и смотрю, вернее сказать — слышу. Что ж, пойду, погляжу. Вы будьте здесь! — обернувшись, приказал он сопровождающим. — В дом никого не пускать, и самим не входить без моего зова.

Как обычно, ссутулившись, посланник Великого Седэя спокойно вошел в дом, привычно отключив заклинанием обереги — справился с ними шутя, чай, не столица! Вошел, пошел на вопли и, заглянув залу, в изумлении хлопнул глазами!

Много чего на своем веку повидавший, почтеннейший Хасх-Веря, конечно, предполагал, что местные владетельные господа у себя дома могут развлекаться, как их душенька пожелает, но чтоб тако-ое! Да еще зная о скором прибытии высокого гостя!

Было чему удивляться, было и на что посмотреть. Самые уважаемые люди города — великий колдун и военный вождь, голые, в чем мать родила, сидели верхом на таких же голых девках, ползавших по полу на карачках, и, подгоняя «дракониц» пятками, с веселыми воплями мутузили друг друга молодыми побегами папоротника, верно, приготовлены поваром для супа. При этом подбадривали себя самыми гнусными словесами и откровенно святотатствовали, поминая всуе многих достойных богов.

— А вот, клянусь задницей Хоронко-ерва — поистине добрый удар, не так?

— Добрый? Х-хо! Да как бы не так, уважаемый друг мой! Разве это копья у нас? Настоящее копье должно быть крепким, как детородный орган великого мужского бога, а это… Это не знаю — и что?

— Да-да, копья-то наши квелые… как мысли Великого Седэя!

— А вот я сейчас тебя, друг мой! Ого-го! Вперед, вперед, вперед! Поскакали, у-у-у!!!

— Подгони-ка свою драконицу, мой славный соперник!

— Сейчас… погоню. Пощекочу ей палкою между ног!

— Хо-хо-хо!

— Ха-ха-ха!

— Хэк!

Хасх-Веря громко хлопнул в ладоши, сотворив весьма сильное заклинание на покой. Непростой был наговор, но весьма действенный, быстрый, правда, для его действенности нужен был амулет из кожи волчатника, настоянный на крови двенадцати девственниц. Такой амулет, многократно усиливающий любое заклятье, у посланника Великого Седэя был волею пославших. И сила его оказалась на высоте: не успел еще нежданный гость решить — напустить на себя непреклонную суровость или, наоборот, посмеяться, — как оба бесшабашных «всадника» замертво свалились на пол. Так же полегли «драконицы».

— А хорошо в сем краю диком живут! — поглядев на сопящих дев, ухмыльнулся посланник. — Весело! Ни в чем себе не отказывают. Вино вон пьют… брагу.

По-хозяйски усевшись в кресло, посланник Великого Седэя потянулся было к кувшину… понюхал… и, тотчас же отдернув руку, вытащил из-за пазухи оберег. Обычный — даже у самого захудалого сельского колдуна при себе — лист болиголова, заговоренный на чужую порчу и сглаз. Листок на глазах увял, едва поднесенный к кувшину.

— М-да-а, друзья мои, — Хасх-Веря задумчиво покачал головою. — А брага-то ваша — порченая!

Оба пришли в себя лишь ближе к ночи — и старый колдун Еркатко Докромак, и его гость, славный военный вождь Та-Ертембе.

— Ну, здравствуйте! — издевательски бросил им посланник. — Как спалось?

— Ой! — Еркатко обхватил руками свой голый череп и что-то пробормотал, как видно — заклинание от головной боли.

Махнул рукой и сторону вождя — тому тоже требовалась срочная помощь. А уж после этого оба — и хозяин, и гость — удивленно воззрились на посланца:

— А ты… а вы…

— Я — Хасх-Веря, посланник Великого Седэя, — скромно представился колдун.

— А-а-а!

— Да-да, это именно меня вы и ждали. Весьма, кстати, своеобразно, хотя и довольно весело, надо сказать. Представляю, как будут хохотать члены Великого Седэя!

Посланец произнес эти слова вроде бы как шутя, однако темные, глубоко запавшие глаза его оставались холодными, злыми.

— Так это все брага, — попытался оправдаться старик Еркатко. — Ну, Гардатко Истой, ну, я тебя…

— Гардатко Истой, я так понимаю, распорядитель здешнего гостевого дома, — холодно уточнил Хасх-Веря.

— Да, так. А еще он…

— Прислал вам эту брагу, — посланник нахмурился. — Только не говорите мне, что это он ее заговорил!

Хозяин дома удивленно моргнул:

— А что? Брага была заговорена? Но как же…

— Вот и я гадаю — как это вы этого не почувствовали? — качнув головою, усмехнулся высокий гость.

— Но мои обереги! — Еркатко Докромак встрепенулся, вскочил, убежал за колонны. — Что за дела? И этот оберег целый… И здесь. Ни один не завял! Какая порча?

— Очень умело напущенная. Кем-то умным, вашим, кстати, врагом.

— Эрве-пухуця?

— Нет, вряд ли это старуха. Впрочем, рад, что вы ее открыто признали врагом. Догадались…

— Погодите-ка, уважаемый Хасх-Веря… — Старый колдун вновь убежал за колонны и вернулся уже с оберегом — обыкновенным кленовым листом, заговоренным на порчу.

Помяв лист в ладони, Еркатко Докромак прижал его к кувшину. Лист оставался такой же, какой и был — свежий, зеленый.

— Хм, — озадаченно покачал головою старик. — Какой же тут наговор?

— А вот посмотрите-ка!

Высокий гость вытащил свой болиголов-оберег, уже воспрянувший было… но тут же снова увядший, едва только колдун провел им над кувшином с брагой Гардатко Истоя.

— О, великие боги! — воскликнул Еркатко. — Клянусь семью дочерьми Сиив-Нга-Ниса, здесь какое-то сильное колдовство!

Хасх-Веря покровительственно улыбнулся:

— Не только сильное, но еще и очень тонкое, незаметное для твоих оберегов. А ты ведь не последний колдун, уважаемый!

— Да уж, — приосанился старик. — Не из последних. Однако оберег… да-а-а… Вот так Гардатко!

— Думаю, хозяин гостевого дома тут ни при чем, — посланец почмокал губами. — Он что — колдун?

— Нет, но старуха Эрве-пухуця…

— Не могла! — рассерженно прикрикнул Хасх-Веря. — Разве ты, уважаемый, не чувствуешь, что это мужское колдовство? Сильное, тонкое, хитрое! Не-ет, ведьмы на такое не способны. Ищи недруга среди мужчин… И это должен быть молодой колдун, наглый и сильный! Который за что-то тебя невзлюбил.

— Да нет у меня врагов среди колдунов, — подумав, неуверенно промолвил Еркатко. — Завистники — да, есть, но чтоб враги… Тем более наделенные такой силой.

— Значит, надо искать этого колдуна, коль ты его не помнишь, — посланник Великого Седэя саркастически хмыкнул.

Сейчас его занимало не столько глупое положение, в котором очутился здешний великий колдун, а то — кто в том был виноват, кто приложил руку. По всему выходило — этот неизвестный обладает недюжинными способностями, коих, правду сказать, и сам-то Хасх-Веря вряд ли б заметил, и его обереги остались бы бессильными, коли б не амулет Великого Седэя. Заговоренная кровь двенадцати девственниц, умерщвленных зубами дракона, обладала великой силой. Если б не она…

Посланник чувствовал — этого неизвестного колдуна надо обнаружить, отыскать во что бы то ни стало — ибо пока по каким-то причинам тот имел намерение таиться, а потом… Кто знает, что у него на уме? У колдуна, обладающего столь дивной силой! Найти, привлечь на свою сторону… либо уничтожить всей мощью Седэя!

— Говоришь, брагу доставили со двора Гардатко Истоя? — еще раз уточнил Хасх-Веря. — Ты, уважаемый, всегда у него берешь?

— Ну, допустим, не всегда. — Старик нахмурился, но тут же изобразил на желтом лице улыбку. — Но довольно часто.

— И об этом многие знают?

— Ну… не думаю…

— Знают! — хлестко бросил гость. — Значит, там, у Гардатко, и надо искать. Тихо! Сидеть! Сам пойду… ты же, уважаемый, и ты, славный вождь — вы оба будете оказывать мне всю необходимую помощь.

— Да мы… Да ты только скажи!!!

Оба высших правителя города разом пали на колени, вверяя свою судьбу в руки высокого гостя. Такая покорность посланцу понравилась, причем Хасх-Веря четко чувствовал всю ее искренность. Эти люди клялись в верности на полном серьезе, без дураков, да еще как клялись! Именем мужского бога и именем повелителя смерти Темуэде-ни, семью дочерьми могучего Сиив-Нга-Ниса и Хозяином Священной березы, что всякий раз спасает мир от неминуемой гибели.

— Потом поговорю с вами, — устало зевнув, махнул рукой Хасх-Веря. — Приготовь мне покои, кислое питье и постель, уважаемый Еркатко Докромак.

— А…

— А все остальное будем делать завтра. Так что до завтра, мои верные друзья.

Посланец Великого Седэя мог быть доволен — порученное ему дело исполнилось сразу, можно сказать, едва только вошел. Теперь можно было смело давать отчет о том, что неизвестный доброжелатель — старая Эрве-пухуця — прав, то есть права, моральный облик городских властей Хойнеярга оставляет желать много лучшего, и, по-хорошему бы, стоило их сменить и казнить другим в назидание, чтоб так уж сильно не наглели, великих богов и Седэй последними словами не честили б, не поносили. Будь на месте Хасх-Веря кто другой, он так бы и сделал, чем вызвал бы похвалу Великого Седэя… и все. Но вот Хасх-Веря все ж был умудрен не столько годами, сколько практическим опытом, ибо всю свою сознательную — на службе Седэю — жизнь провел не столько в столице, сколько — с различными поручениями — в таких вот дырах, как этот Хойнеярг… оказавшийся не такой уж и дырой. Город как город — пять тысяч душ, не столь уж и мало. И его похотливые и склонные к легкому разврату властители нынче преданны Хасх-Веря и будут и дальше исполнять все, что он прикажет. Так зачем же таких людей губить? Пригодятся еще. Вот отыскать бы того колдуна… эх… Хорошо, хорошо, что перед дорогой представители Великого Седэя торжественно вручили посланцу амулет на крови девственниц. Если бы не он… Ладно, еще посмотрим, что там за колдун! Еще потягаемся! С этаким-то амулетом…

В то, что у Еркатко Докромака не было могущественных врагов, Хасх-Веря, конечно же, не поверил, а потому уже с утра пораньше заставил старика вспоминать всех более-менее подходящих личностей, каким-либо образом от него пострадавших за последние несколько лет.

— Ну-у… — Старый колдун задумался, почесал лысую голову. — Те, кто был, тех уж нету…

— А может, кто и есть? Кто-то такой остался, я ведь чувствую. — Хасх-Веря внимательно посмотрел прямо в глаза собеседнику и, подхлестнув мыслью, повысил голос. — Ну?

— Был один такой, — неохотно припомнил старик. — Енко Малныче его звали, молодой наглец, осмелившийся… За что и был приговорен к казни Великим Седэем, но, нуер бесхвостый, бежал!

— Что-о?! — вот тут-то посланник по-настоящему изумился, хотя, честно сказать, чего-то такого и ждал. — Бежал? Наплевав на волю Седэя?! Действительно — наглец. И как это ему удалось, интересно? Он что, сильный колдун?

— Не сильный, но… Не без способностей, — скрепя сердце признал Еркатко Докромак. — Этот может снахальничать, да. Но… о нем давно ничего не было слышно, говорят — убили.

— Убили? — высокий гость усмехнулся. — Врут. Впрочем, проверим. Где там у вас заведение достойного Гардатко Истоя?

— Я отправлю туда людей!

— Нет!!! — Глаза посланника злобно сузились. — Не посылай. И сам не ходи! И вообще, прежде чем что-то предпринять, советуйся со мной.

— Так и сделаю, уважаемый господин Хасх-Веря! А гостевой дом тут недалеко, на берегу, напротив рощи, что ведет к Дому девичества.

— Напротив рощи, говоришь? Угу…

В зависимости от обстоятельств Хасх-Веря умел напускать на себя любой вид — мог прикинуться могучим воином, выходцем из знатного рода или простолюдином — крестьянином с серпом и даже безродным бродягою. Сейчас же колдун почти не прикидывался, сказался, как есть — чужим.

— Видишь ли, уважаемый, я прибыл сюда на праздник в честь вашего веселого бога…

— О, это ты поспешил, мой господин! — огорченно развел руками осанистый толстяк Гардатко Истой. — Праздник красок Хоронко-ерва у нас еще только через семь дней!

— А что такое семь дней? — рассмеялся посланник. — Это всего семь ночей. Которые, я надеюсь, пройдут весело, можно даже сказать — пролетят.

— Ты, уважаемый, имеешь в виду веселых и ласковых дев?

— Не только их, но еще и твою знаменитую брагу! Не в том ли амбаре ты ее хранишь?

— В том, — трактирщик горделиво проследил за взглядом гостя. — Там хорошо, прохладно. Ты проходи в дом, уважаемый. Сейчас я велю принести.

— Да будут все боги благословенны к тебе и твоему делу!

Вежливо поблагодарив хозяина, посланник прошел внутрь, в харчевню, где, исходя золотистым жиром, уже жарился на вертеле изрядный кусок нежного мяса молодого спинокрыла.

Нет, Хасх-Веря вовсе не подозревал хозяина — ведь тот не был колдуном, а зайти в гостевой дом мог любой. Вот колдун и вошел… Только вот его появления посланник что-то не ощущал, хотя и должен был — даже амулет девственниц не помогал! Неужто и правда этот неизвестный колдун обладает столь могучей силой? Нет, не может быть — силою колдуны все примерно равны, иначе б не было никакого Великого Седэя, а был бы кто-то один — главный!

— Желаешь кисель, господин, или, быть может, ягодного вина? — Гардатко Истой прямо-таки излучал любезность. — Могу провести прямо в покои, или присядешь здесь?

— Тут посижу, отдохну, — улыбнулся гость. — И от вина не откажусь, принеси-ка, любезный, кувшинчик.

— Тотчас исполню, мой господин! Может, отведаете жареной рыбки?

— Попозже. Во дворе, под навесом — скамья. Там, пожалуй, и сяду.

— Как угодно, почтеннейший господин, как угодно.

Хасх-Веря не просто сидел — напряженно прислушивался к собственным ощущениям. Если здесь побывал колдун, он должен был оставить след — остатки заклинания на хозяине, слугах или, скажем, привратнике, увядшие обереги и прочие мелочи, кои посланник с удесятеренной силой амулета девственниц почуял бы сразу. Но вот что-то не чуялось. Не было ничего, что ли? Или — неизвестный колдун оказался так силен? Так такого просто не может быть, о наделенном столь необыкновенной колдовской силой человеке давно бы знали… Так в чем же дело? А если…

Представитель Великого Седэя неожиданно хмыкнул и совсем по-мальчишески хлопнул себя по лбу!

Ну, конечно же! Нельзя отыскать то, чего нет. Не было здесь никакого колдовства, брагу просто отравили, что-то подсыпали, обошлись без наговора — травками. Кто бы то ни был — он умен и хитер, этого не отнимешь. Явился под видом гостя… Впрочем, почему «под видом» — именно гостем, приехал кого-нибудь навестить или просто — на праздник. Если так, тогда дело за малым — подробненько расспросить хозяина и слуг: кто у них вчера ночевал… или позавчера, или чуть раньше — в то время, когда варили брагу.

— Брага? — поставив на стоявшую рядом со скамьей бочку кувшин с вином, Гардатко Истой довольно потер руки. — Да уж, брага у меня знатная, не стану скромничать — о том все в городе ведают! Увы, господин, сейчас я ее предложить не могу — вчера только поставлена — во-он в тех кувшинах, в углу — поспеет лишь через три дня.

— В каких-каких кувшинах?

— Да вон, за навозной кучей. Там собака еще.

Хасх-Веря давно уже разглядел большие, вкопанные в землю кувшины, увидел и изрядных размеров пса — пегого, с желтыми подпалинами и оскалом, словно у волка. Пес имел вид вполне недобрый, такой, какой и должен быть у настоящего сторожа. Широкий ошейник из кожи нуера, такой же кожаный ремешок, пасть, усеянная острыми зубами, — чужой к кувшинам не подойдет, тут и думать нечего. Значит, подговорили кого-то из слуг… или самого хозяина? Нет, зачем это ему надо? Влезать в городские интриги для простолюдина — себе дороже, а Гардатко Истой впечатления идиота не производил.

— Что, господин? Нет, никаких гостей в последнее время не было, ты, уважаемый, первый. Так до праздника масок еще далеко! Вот тогда-то народ и пожалует — всем места не хватит, во дворе спать будут. Так желаете рыбки?

— Гм… а, пожалуй, неси.

Хлебнув терпкого малинового винца, посланник встал со скамьи и неспешно прошелся по обширному двору гостевого дома в сторону кувшинов с поспевающей брагой. Зорко охранявший бражку пес вскинулся и угрожающе зарычал, оскалив желтые зубы.

— Тихо, тихо…

Колдун уже собирался огреть псину заклятьем, как вдруг замер, почувствовав нечто, что давно уже ожидал ощутить. Что-то такое, едва уловимое… кто-то уже заговаривал пса! И остатки заклятья еще оставались, еще не растворились полностью, Хасх-Веря это хорошо чувствовал… благодаря амулету во многом, да. А заклинаньице-то оказалось слабым, так себе, и наложено этак по-ученически старательно, но все равно — слабо. Словно ребенок шалил. Ребенок?

— Эй, хозяин! Ну, где там твоя рыба?

— Несу, господин, несу… Мальчик? Не, нет у меня таких слуг. Был когда-то один, в привратниках, наглый да вороватый бездельник, пришлось его выгнать да вот, завести собаку. Как звали? Нойко. Нойко Дрянная Рука. Так и прозвали за то, что он, поганец, у Дома девичества за девками молодыми подглядывал — как купались, и… Нет, господин, где он сейчас, я не знаю. С кем дружил? Да пес его… Живут тут, неподалеку, его возраста примерно… может, с ними и дружил, того точно не ведаю.

Опрашивать окрестных мальчишек Хасх-Веря сам не пошел, вернулся в дом Еркатко Докромака да послал слуг, точнее сказать, колдунов младшего извода, коих, если по уму, еще и колдунами-то назвать было нельзя, так, прихлебатели. Облачком солнце загородить, вызвать град, ветер — не более. Выбрав двоих, помоложе, посланник лично проинструктировал обоих и проследил, чтоб оделись соответствующим образом — попроще, как все. Узкие набедренные повязки, безрукавки змеиной кожи, на шеях — бечевки с оберегами простенькими.

— Упаси вас боги корчить из себя колдунов или бывалых воинов, — наставлял соглядатаев посланник. — Вы — так, мелочь, едва-едва в дом воинов принятая. Приехали на праздник из… не, не из столицы… хотя — пускай! Больше к вам внимания от местных отроков будет. Особо не задавайтесь, дружелюбными будьте, вкусных заедок с собой возьмете — угощать будете. Игры еще детские не забыли? Ну, вышибала там или еще что…

— Драконов хвост, — несмело промолвил один из парней.

Хасх-Веря несколько опешил:

— Кто драконов хвост? Ты на кого, змеиная голова, ругаешься?

— Игра такая — «драконов хвост», — поспешно пояснил соглядатай. — Кстати, и «змеиная голова» — такая тоже игра есть, это когда встают вместе, а потом разбегаются, и кто последний…

— Да-а, — посланник Великого Седэя озадаченно покачал головой. — Вижу, парни, я в вас не ошибся. Ну, ступайте себе, вечером жду с докладом.

Молча поклонившись, парни ушли. Колыхнулись в дверном проеме циновки.

— Да-а, — снова протянул Хасх-Веря. — Это кого же Седэй мне в помощники определил? Сущих, право слово, детей! Им бы еще в игры играться. Не знаю уж, будет ли толк.

Три дня юные соглядатаи Великого Седэя ошивались средь местной пацанвы совершенно зря. Нет, конечно, со многими познакомились, вечерами затевали игры, только вот по существу дела, увы, доложить пока было нечего. Тем не менее Хасх-Веря терпеливо ждал, и наконец дождался. Один из слуг — молодой Хавюр-та, — явившись как-то ближе к ночи, доложил, мол, дружки ему показали одну старую заброшенную хижину с плоской крышей.

— И что в той хижине? — зевая, перебил колдун.

— В хижине ничего такого, мой господин. Все дело в крыше.

— В крыше?

— Парни говорят, с нее хорошо купающихся дев видать.

— Тьфу ты, разрази тебя Сиив-Нга-Нис! Разве ж я тебя о девках спрашивал? Разве за тем посылал? Ах ты бездельник, бесхвостый нуер, вонючая отрыжка трехрога! Да я тебя…

Парень испуганно бросился на колени:

— Не гневайся, господин! Я просто хотел сказать… кое-что узнал ведь…

— Про девок-купальщиц узнал, двуног гнилозубый?!

— Про чужака, господин.

— Та-ак… — Хасх-Веря сразу же перестал ругаться. — Что за чужак?

— Не совсем чужак, господин. Старый их знакомый, как зовут, они не говорят пока, — не вставая с колен, быстро промолвил помощник. — Крыша-то от берега далеко, никаких там девок не видно — я это им сразу сказал, так они засмеялись, мол, есть у знакомца их волшебный глаз, точнее сказать — труба, так эта труба далекое близким делает. Знакомец дружков моих новых обещал эту трубу парням на время дать, хоть сам над ними смеялся — мол, девок на том берегу мало, и ходят они не часто, коли б часто — так и он бы пришел взглянуть.

— Хорошо, Хавюр-та! — выслушав, посланник довольно кивнул. — Завтра приведешь меня к своим знакомцам. Пока же ступай отдыхать.

— Слушаюсь, мой господин.

Вновь колыхнулась циновка. Хасх-Веря, не раздеваясь, улегся на ложе и задумался. Ну, вот оно — похоже, все подходило к концу. Уже завтра в его руках окажется юный отравитель, под воздействием заклинаний новоявленные дружки Хавюр-та сами знакомца своего приведут, покажут… все так…

Нет! Не так! Так — лишь все испортить можно!

Посланник аж вздрогнул, подпрыгнул на ложе. Тот неизвестный колдун — хитер, и колдовство не использовал, опасался, а он, Хасх-Веря, что же, глупее? Прибегнуть сейчас к заклятьям означало бы резко насторожить неизвестного, дать ему понять, что идет охота! Колдовство он почует обязательно — затаится, ляжет на дно, исчезнет. Потом всплывет где-нибудь и незнамо как еще себя проявит. А что скажут завистники в Великом Седэе? А то и скажут — Хасх-Веря, мол, недоглядел, не оправдал доверия, его вина — и амулет на крови девственниц ему зря давали.

Не-ет, не будет того, не будет! С этим колдуном тоньше надо, хитрее. Обойтись, елико возможно, без наговоров да заклятий, без чар. Просто умом, хитростью и грубой силой. Этого уж ни один колдун не почует.

Рассеянно походив по комнате, посланник позвал хозяина. Старый Еркатко Докромак явился сонным, однако с поклоном, да и вообще всем своим видом словно бы говорил — чего изволите?

— Эрве-пухуця, — напомнил колдун. — Она все еще хозяйка в Доме девичества?

— Так, господин. Змея старая, тьфу!

— Хорошо, — гость покивал головой. — Позови-ка ее в гости завтра, прямо с утра. Скажи, кое-кто из Седэя хочет поговорить.

— Старуху?! — неприязненно скривился Еркатко. — Сюда?

— Старуху. Сюда. Я не ясно выразился, мой друг?

— Будет исполнено!

— И собутыльника своего, вождя… как его…

— Та-Ертембе, господин.

— Да, он тоже пусть придет, но попозже, к вечеру. Его воины мне тоже понадобятся.

Заброшенных хижин в Хойнеярге, как и в других подобных ему городках, было не так уж и мало. Сир-тя всегда предпочитали общую — почти у всех на виду — жизнь: общий котел, общая трапеза, общие веселье и горе. В хижины приходили только спать, да не особо за дома свои и держались — ежели что (пожар или какая другая напасть), выстроить новое жилье — легко и быстро. Покорные менквы вкопают столы, навесят циновки, покроют пальмовыми листьями крышу — вот и готова хижина, вселяйся, живи да радуйся. Бросали же жилища по разным причинам — кто-то умер, кто-то стал стар, а кому-то и просто разонравились соседи или место. Брошенных домов хватало, иные завалились уже, а в других еще можно было жить припеваючи.

Одна из таких хижин располагалась на западной оконечности острова, невдалеке от моста, рядом с заливным лугом и заросшим высоким камышом берегом, в окружении невысоких, с желтыми листьями, пальм, орешника и кленов. Вплотную к дому росли колючие густые кусты черной и красной смородины и крыжовника, видать, прежний хозяин любил побаловать себя ягодами.

Опальный колдун, изгой Енко Малныче тоже не отказывал себе — ел горстями да вспоминал иногда верного друга — яйцеголового ящера Ноляко, ныне пущенного на вольный выпас в непроходимую чащу. Ноляко тоже любил смородину, вот, полакомился бы.

— А, вон ты где, — откинув легкую травяную циновку, в дверном проеме появилась стройная красавица Сертако-нэ, бывшая при колдуне то ли женой, то ли наложницей, то ли просто верной подругой.

Зеленоглазая, с рыжевато-черными, распущенными по плечам волосами, Сертако, в одной набедренной повязке и короткой безрукавке из тонкой кожи важенки, выглядела сейчас столь аппетитно, что Енко едва не подавился ягодами, и это несмотря на то, что буквально только что провел с любимой бурную и жаркую ночь.

Что же говорить о других двух учениках колдуна-изгоя, молчаливом и вечно хмуром Ясавэе из далеких северных краев и местном мальчишке Нойко по прозвищу Дрянная Рука. Ясавэй-то еще сдерживался, стеснялся, а вот Нойко… тот глаз с полуголой девчонки не сводил, облизывался да чесал загорелый живот.

— Повезло нашему господину, да-а!

— Нойко, Ясавэй, — махнув рукой Сертако, Енко Малныче выбросил ягоды и подозвал обоих. — Что там с Еркатко?

— Все, как ты и думал, господин! — выпятив тощую грудь, гордо доложил мальчик. — Оба, и старый хрыч, и этот дурак вождь, ужрались так, что совсем стыд потеряли, принялись на голых девках скакать да меж собой биться…

— А ты откуда про то знаешь?

— Все слуги видели. Рассказывали — обхохочешься. Хорошая трава оказалась, хозяин!

— А кроме слуг? — Енко неожиданно нахмурился. — Там ведь гость должен был пожаловать… важный.

— Был гость, — закивал отрок. — И сейчас еще есть, там, у старика, и живет. Правда, зачем приехал — не знаю.

Молодой колдун скривил губы:

— Ну, зачем — догадаться не трудно. Эрве-пухуця! Зря, что ли, я ей через девок почти полгода нашептывал, подзуживал. Теперь старому хрычу покою не будет, ага!

— Господи-ин… — сложив на груди руки, просительно протянул Нойко. — А вот когда в городе власть наша станет… тогда Ясавэю и мне жениться можно будет?

— Ясавэю — можно, — Енко Малныче хитро прищурился. — А тебе — рановато еще.

— Как это — рановато? — оскорбился мальчишка. — Да я…

— Знаем, знаем. Любишь ты на голых девок смотреть.

— Так чего ж в этом плохого? Красиво же!

— О! ты смотри — ценитель какой выискался, — посмеявшись, колдун вновь принял самый серьезный вид и негромко спросил: — Там, в гостевом доме, точно без колдовства обошлись?

— Да обошлись! — резко заверил Нойко. — Чего там и колдовать-то? Зашли во двор да сыпанули зелье в кувшины. Скажи, Ясавэй!

— Все так и было, — подтвердил Ясавэй. — Правда, я у ворот стоял, а там, у кувшинов — собака.

— Так собака-то меня знает, я ж там раньше жил!

Вот тут Дрянная Рука слукавил, так, чуть-чуть. Чуть-чуть сколдовал, чего уж — больно уж грозным пес показался, пришлось унять. Именно что «чуть-чуть» — а «чуть-чуть» не считается, не о чем и говорить.

Енко Малныче тоже не заподозрил юного своего помощника, да и не старался — на Сертако отвлекся, облизнулся… в дом, что ли, пойти? Да этих обоих куда-нибудь услать…

— Сходили б, что ли, парни, за рыбой.

— Да-да-да! — обрадовался Нойко Дрянная Рука. — Сходим, вечером явимся, ага. Наловим… правда, Ясавэй? А я еще к ребятам загляну, новости пособираю.

— Это правильно, — колдун одобрительно кивнул. — Смотри только там, осторожней.

Парни ушли, Сертако скрылась в хижине, и Енко, набрав в горсть черной смородины, пошел следом. Все пока хорошо складывалось, так, как надо. Не только старого тюленя Еркатко Докромака унизить удалось, но и военного вождя, да еще в присутствии важного столичного гостя! И ничем Енко себя не выдал — никакого колдовства не использовал, один только ум да еще ловкость, не столько свою, сколько — помощников, учеников. Тихо действовал, особенно не наглея, не торопясь, понимал — ежели хоть чем-то себя выдаст, ежели вспомнят про него — всю колдовскую мощь супротив бросят! Потому осторожничал, но вроде бы неплохо пока выходило — власть на смех поднять, потом тихой сапой самому к власти пробиться, для чего нужно было доверие к себе вызвать, правда, так далеко Енко пока не заглядывал, да и рассчитывал при том не только на свои силы, но и на помощь белых друзей с Троицкого острога, у которых, в случае чего, думал отсидеться.

— Эх, Сертако, — войдя в хижину, Енко широко улыбнулся. — Скоро заживем с тобой, как люди.

— Для того еще потрудиться надо, — стащив через голову безрукавку, тихо отозвалась девушка. — Очень много потрудиться, ага.

— Потрудимся. Мы и сейчас не бездельничаем, верно, милая?

Усевшись рядом с возлюбленной на ложе, молодой человек нежно погладил девушке грудь, захватил между пальцами соски, сжал, чувствуя, как те на глазах наливаются соком, твердеют…

Осторожно уложив Сертако на ложе, Енко принялся целовать ее грудь и плоский животик с темной манящей ямочкою пупка, а затем, сорвав набедренную повязку, поласкал лоно — горячее, томное, терпкое. Тяжело задышав, девушка прикрыла глаза, и Енко лег на нее сверху, прижал к себе, с жаром целуя в губы. Сертако дернулась, с уст ее сорвался слабый стон, а руки обхватили, оплели поясницу любимого… зашаталось, заскрипело старое, крытое оленьей шкурою ложе…

— Очень хорошо, друг Ясавэй, — на ходу радостно балаболил Нойко. — Пока ты ловишь рыбу, я пробегусь по друзьям, разузнаю все городские новости…

— Соберешь все сплетни!

— Ну, можно и так сказать, — мальчишка ничуть не обиделся. — Именно это ведь и просил хозяин!

— Собирай, собирай, — хмыкнул Ясавэй. — Я где всегда буду — у омута.

Махнув ему рукой, Нойко свернул к храму веселого бога Хоронко-ерва и скрылся из глаз за раскидистою акацией.

Ясавэй погладил прихваченную с собой острогу — пусть хозяин и запретил строго-настрого использовать любое заклятье, но ведь он, Ясавэй, охотник — обойдется и без колдовства, без рыбы никто не останется. Это Нойко — безрукий, а уж Ясавэй… Северный охотник, это вам не городской бездельник, так-то!

Оба ученика колдуна, поначалу соперничающие едва ли не до открытой вражды, нынче были вполне довольны друг другом. Каждый занимался тем, что было ему ближе — Ясавэй тайно следил за теми, на кого указывал хозяин, а еще и охотился, и ловил рыбу, Нойко же ошивался среди гущи народа, ничего и никого не боясь и чувствуя себя как рыба в воде. Кому — что.

Вот и сейчас Дрянная Рука бежал на встречу с дружками едва ль не вприпрыжку. И последние сплетни узнать, и… заняться кое-каким — весьма приятным — делом. Если, правда, приятели не обманули. Нет, а с чего им врать-то? Мол, каждый вечер на дальнем мысу — целое сонмище дев! Ниоткуда купальщиц не видать — кусты, обереги, — а вот с крыши — запросто. Тем более с помощью волшебной трубы, той самой, что Нойко прихватил в остроге у белых людей, да что там говорить — у самого главного их вождя! Не то чтоб специально готовился выкрасть, просто как-то увидал — лежит себе труба на скамейке, поблескивает… ну и взял, а чего ж ей зря-то валяться?

Ох, какая труба! Все, что далеко, таким близким делает — все во всех подробностях видно!

Приятелей Дрянная Рука заметил еще издали — на углу, у рынка крутились — то ли замыслили что-то украсть, то ли его, Нойко, ждали, точнее, не столько самого Нойко, сколько его трубу. Все старые знакомцы, не то чтобы друзья, а так, вместе крутились. Лопоухий Илко, вечно сопливый Някоця, Ичша по прозвищу Рыбий Хвост. С ними еще какой-то незнакомый парень, длинный, худой.

— Хэй-гей, парни! Да пребудет с вами Хоронко-ерв.

— И тебя да не оставят заботами боги. Это вот, познакомься, Хавюр-та, почти из самой столицы!

— Как это — почти? — ухмыльнулся Нойко.

— Ну, деревня там у нас, рядом, — Хавюр-та смущенно моргнул.

— Так бы и сказал, что из деревни! — хохотнул Дрянная Рука. — Ну, что стоим? Когда вы говорите, девчонки на берегу собираются?

— Да как раз скоро. Второй день подряд! Да в великом множестве!

— Так уж и во множестве? — усомнился владелец волшебной трубы. — Небось одна-две, да и те уродки, смотреть не на что.

— Какое одна-две? Их там с дюжину!

— Тоже мне — «великое множество».

— Красивые, грудастые, титьки аж до пупа — во!

— Да откуда вы знаете-то? Без трубы-то там и хвоста нуерова не видно!

— Мы так думаем, друг наш Нойко, вот! — уверенно заявил Ичша. — Ты лучше скажи — дружку нашему новому Хавюр-те дашь посмотреть? А то он скромный, не спросит.

— Это смотря что он в обмен предложит. — Дрянная Рука оценивающе осмотрел новичка. — Вы — что-нибудь интересное расскажете, а он…

— А я — вот! — Хавюр-та разжал кулак, и на смуглой ладони его золотом блеснул браслетик.

— Ха! — разочарованно бросил Нойко. — Всего-то золотишка! Их у меня как грязи.

— И… вот еще, — новичок поспешно вытащил из-за пазухи небольшой обсидиановый нож.

— Ну, это еще куда ни шло. — Дрянная Рука с важным видом потрогал скол. — Острый!

— Смотри, не порежься.

— Ниче! Как-нибудь управлюсь. Ну, что стоим? Пошли, что ли?

Вскорости парни вольготно расположились на плоской крыше, была когда-то у не совсем бедных людей такая мода — плоские крыши устраивать, террасы на них ставить да спать. То-то веселуха соседям! Потому-то — по многочисленным жалобам на разврат — крыши такие лично Еркатко Докромак запретил, тоже еще, выискался высокоморальный цензор.

— Ну, где ваш бережок-то? — плотоядно подняв зрительную трубу к глазам, осведомился Нойко.

Някоця показал рукой:

— А вон!

— Ну-ну, — устраиваясь поудобнее, глубокомысленно изрек Дрянная Рука. — Поглядим. Ого!!!

Глянув в трубу, мальчишка не удержался от изумления: приятели его вовсе не обманули, девки на берегу были, да какие! Числом около дюжины, одна другой красивше! Явились они, как видно, только что — пришли из Дома девичества — кто в набедренной повязке, кто в оленьих штанах, а кто и в длинных льняных платьях с широкими лямками, открывавшими левую грудь. Да груди у них у всех вскоре открылись, у всех этих девок-купальщиц! Расположившись на бережку, девы тотчас же принялись скидывать с себя одежку, бегать, дурачиться, смеяться — потом побежали в воду, верещали, брызгались. Нойко аж рот раскрыл! Там одна, пышногрудая, ему очень понравилась. И вон та, с коричневыми сосками — тоже ничего… и вот эта, толстопопая, с лоном, как… Отрок так и представил — вот, протянет сейчас руку, и упрется прямо в мягкую грудь… нет, лучше — в твердую грудь, тугую. Вот сейчас… вот…

— Что, интересно?

— Еще бы!

— Другим-то дай посмотреть… Волшебную трубу вдруг властно потянули.

— Эй-эй! — встрепенулся Нойко. — Вы чего? Забыли, как договаривались? Сперва я смотрю, а уж потом только вы. Ну че?! Трубу-то отдайте, нуеры… Ой!!!

Тут только парнишка заметил, что друзей-приятелей вокруг-то и нет! А есть дюжина суровых молодых воинов во главе с каким-то сутулым дядькой и… и еще новенький… как его, Хавюр-та, кажется…

— Я так рад видеть тебя, славный Нойко Дрянная Рука, — разведя в стороны руки, сутулый улыбнулся мальчишке, словно лучшему другу. — Ну, идем же наконец ко мне в гости, идем.

— Не хочу я ни в какие гости! — встрепенувшийся было парнишка тут же увял, получив затрещину от стоявшего рядом воина.

Такую увесистую, что в голове загудело, а мысли спутались, и уж ни о чем не хотелось думать — ни о толстопопых девках, ни о чем другом, столь же красивом и приятном. Вообще — ни о чем.

Хасх-Веря спустился в стойло дракона сразу же следом за старым Еркатко. Зверь, спеленутый особым заклинаньем, почуяв запах людей, дернулся и зашипел, словно огромная змея. Впрочем, не такой уж он был и огромный — ростом всего лишь раза в два побольше Нойко и длиной локтей семь — от полосатого хвоста до узкой, почти крокодильей морды с небольшим кожистым выступом — рогом.

Дрянная Рука испуганно пятился — это, конечно, не могучий двуног со скалу размером, но все же опасный хищник, разорвет на куски запросто, вон когти какие на передних лапах, а зубищи-то, зубищи — брр!

Обликом обитавший в подземелье мужского храма дракон походил на двунога, только раз в пять меньше — мощные задние лапы и небольшие передние, длинный хвост, массивная голова на короткой шее, пахло от ящера кровью и требухой и еще какой-то гнилью, скорее всего, зверюга не брезговала и падалью или просто жрала все, чем ее тут кормили.

Чем именно кормили дракона, Нойко все же увидел — под желтоватым брюхом дракона, на старой соломе, валялась недогрызенная человеческая рука, откусанная по локоть. Изящная такая рука, белокожая, девичья, с узеньким золотым браслетиком на запястье.

— Видишь ли, юный друг мой, сей дракон ест людей по частям, — сутулясь, с любезной улыбкой пояснил посланник. — Пасть у него слишком уж узкая, да и вообще — маловат, целиком тебя не заглотит. Сначала руки откусит, потом — ноги или выдернет когтями кишки. А голову — уж напоследок, любит он, когда жертва еще живая, трепещет! Ну, парни, — без всякой паузы колдун обернулся к воинам. — Давайте его на корм.

Схватив Нойко за шею и за руки, воины проворно потащили его к дракону. Ящер обрадованно встрепенулся, забил длинным хвостом и, мигнув желтым злым глазом, плотоядно щелкнул пастью.

— Ай! — испуганно дернулся мальчик. — Подождите… Не надо-о-о-о!!!