Врата смерти

Александр Прозоров, 2009

Он пришел из нашего мира... Его называли... Ведун! Олегу так и не удалось вернуться в свое время, чтобы вернуть к жизни торкскую невольницу и помешать колдунам из Каима открыть ворота смерти. Он вынужден продолжать свой путь по дорогам Древней Руси, спасая людей от порчи и болезней, сражаясь с колдунами и обычными лесными татями, доказывая свое право на звание ведуна князьям и обычным смертным. На длинных лесных тропах он все же узнает тайну колдунов-братьев, исполняет до конца свой зарок и испивает костяную чашу прекрасной богини Мары.

Пролог

В длинных и прохладных запасниках Русского музея, спрятанных от мирской суеты вниз, под толстые кирпичные своды, мрак и тишина не развеивались почти никогда. Потому даже две лампочки по шестьдесят ватт, вспыхнувшие по концам узкого хранилища в крыле отдела этнографии, показались ослепительными прожекторами, а спокойные голоса двух человек звучали, словно истошные вопли:

— Михаил Игоревич, может, проще Аркадия подождать? Он сам найдет, если есть… — уговаривал солидного даже в простом халате, упитанного и осанистого, с большими залысинами и маленькими белыми ушами товарища другой — молодой, хорошо сложенный, аккуратно постриженный и круглолицый, но в силу обстоятельств вынужденный упрашивать, а потому кажущийся и ростом покороче, и видом пожиже.

— Ну да, а татарчонок на неделю без уха останется.

— Сделаю я ухо, Михаил Игоревич! Завтра готово будет.

— Ты его три раза уже клеил, Кирилл. И больше чем на месяц не хватало.

Они двигались по запаснику вдоль рядов с вешалками, где под полупрозрачной пленкой доживали свой век платья, куртки, сюртуки, балаки, ферязи, балахоны, брасьеры и прочие одеяния вековой давности. Вешалок со штанами при этом почему-то не имелось ни одной.

— Последний раз ухо ни при чем было, это голова…

— Не напоминай мне про голову! — взмолился солидный. — И вообще, проще всего мальчишку забрать, осмотреть и составить дефектную ведомость. А там решим — клеить или же списать и думать о заказе нового манекена. Ты по сторонам-то смотри, смотри. Аркадий, помню, мне целый сундук этих самых ушей сменных показывал. Разных форм, цветов и фактуры. Заменим сразу пару, так, глядишь, еще год-другой татарчонок у двери и простоит. А там как раз можно о смене композиции подумать… Стоп, а это еще что?

В глубине одного из полусводов, уходящего чуть дальше остальных, под вешалкой с вамсом и несколькими шузаями он вдруг заметил женскую ножку.

— Эй, кто там есть?! Выходите немедленно! — потребовал было Михаил Игоревич, но к концу фразы голос его звучал уже не так уверенно. Он сам двинулся к вешалке, откинул пленку, аккуратно раздвинул костюмы, кивнул: — Ну да, естественно, кому тут взяться? Просто еще один манекен. Кирилл! Иди сюда, посмотри, какая ювелирная проработка каждой детали. Губы прямо влажными кажутся, волосы как настоящие, реснички на глазах одна к одной, ямочка вон на щеке, словно улыбнуться собралась, но сдержалась. Умели же делать! Интересно, чье производство? Понизь явно пермской школы плетения, но вышивка халата, тафьи, туфель… Подожди! — Мужчина задумчиво потер подбородок: — Отделка катурлином, двойной стяг по подолу, застежки внизу запаха. И все мягкого войлока. Кирилл, это же типичный южноуральский костюм! Самый что ни на есть образцовый!

— Да, Михаил Игоревич, — кивнул паренек. — А вы знаете, давайте завтра, как Аркадий приедет, попросим его на время этот манекен в экспозицию отдать, а я за пару недель из старого татарчонка конфетку сделаю!

— Или дефектную ведомость. Ты забываешь только об одном, Кирилл. Мы с тобой находимся в музее. И все, что хранится здесь, принадлежит тоже музею, а не какому-нибудь Аркадию. И пока директором здесь являюсь я, для распоряжения имуществом мне ничьего соизволения не требуется. Вот тебе ключ. Когда все закончишь, запрешь хранилище и принесешь мне.

— Что закончу? — не понял Кирилл.

— Возьми кого-нибудь себе в помощь, уберите татарчонка с глаз посетителей, а на его место поставьте эту красотку. Инвентарный номер списать не забудь, дабы путаницы с учетом не возникло. И все, мальчишка твой. Занимайся трепанацией, пока не надоест. Давай, действуй, — похлопал Михаил Игоревич молодого сотрудника по плечу. — Я буду в кабинете.

С татарчонком молодой человек управился сам, без посторонней помощи. Просто прикатил в залитый утренним солнцем зал «Татарского быта и суеверий» транспортную тележку, опустил ее площадку, аккуратно протиснул под основание манекена, после перевел в верхнее положение и спокойно укатил к себе в мастерскую. С новоявленной же татаркой пришлось повозиться. Прежде всего, манекен оказался без подставки. Причем Кирилл, пока перетаскивал южно-уральскую красотку, не заметил на ней никаких точек крепления. Между тем, если экспонат оставить в зале не закрепив — пусть даже за ограждением и под стеклом, — его обязательно опрокинут в первый же час. Такое уж странное свойство есть у посетителей музеев — ронять даже то, до чего дотянуться невозможно в принципе. Телекинез тренируют, что ли?

Правда, разбираться с этим вопросом в темном и холодном запаснике было все равно не с руки, а потому додумывал эти мысли начинающий реставратор уже на пути к залу, неся татарку за плечи, в то время как Семен Ростиславович и Паша из меховой мастерской удерживали ее за ноги. Под недоверчивыми взглядами двух скучающих смотрительниц и парочки, больше занятой друг другом, нежели экспозицией, мастера осторожно водрузили молодую татарку в центр темного квадрата, оставшегося от убранного мальчишки.

— Спасибо, ребята, дальше я сам, — кивнул Кирилл. — Думаю, помост новый нужно такого же размера сделать, чтобы в глаза не бросался.

Но тут за его спиной раздался такой оглушительный истерический вопль, что мысли о работе мгновенно вылетели из головы. Молодой человек моментально развернулся, чуть присел, рука метнулась в карман халата, где неизменно болталась тяжелая отвертка с каленым жалом и обрезиненной рукоятью.

Одна из смотрительниц к этому мгновению уже распласталась на наборном паркете из восемнадцати пород ценного дерева, вторая с невероятной для ее возраста и грузности скоростью мчалась в сторону центрального входа Музея этнографии. По мере ее удаления ослабевал и вопль. Влюбленная парочка не менее шустро рванула через зал к дальней двери, но там остановилась — видимо ощутив себя в безопасности.

— Что случилось-то? — так и не понял Кирилл.

— Где я? — тихо прозвучало возле самого его уха.

— В музее, — не очень уверенно ответил он на странный вопрос, повернувшись обратно к татарке. И, впервые увидев ее лицо в ярких лучах света, понял, что неведомый мастер при всем своем мастерстве здорово промахнулся. Он перепутал глаза и вставил девушке один сочного и глубокого синего цвета, а другой — не менее яркого, но зеленого.

— Что такое «музей»? — не понял манекен, старательно поправляя растрепанную во время переноски одежду.

— А-а… — В мозгу молодого человека наступил ступор. Не возникало никаких мыслей, никаких чувств и никаких вопросов. В одном краешке сознания затаилось понимание того, что всего этого быть не может. Никак, совершенно никак, абсолютно. В другом — надежда на то, что все происходящее наверняка может как-то очень просто разъясниться. И наверняка — как-то правдоподобно. Остальное же пространство наполнилось пустотой. Губы сами собой пробормотали невнятный вопрос: — Ты кто?

— Урсула я, невольница боярина Олега, — охотно призналась девушка. — Он меня в походе на торков взял. А туда в гарем меня из Каима продали. Сам кем будешь, боярин? Как я здесь оказалась? Где мой господин? Берегись, коли неладное что сотворил! Господин мой колдун сильный, коли проклятие наложит — и жизнь не в радость покажется!

— Колдун, — сглотнув, согласно кивнул Кирилл. — Колдун, который воевал с торками. Ну да, конечно. Колдун.

С оглушительным топотом в зал влетели все три охранника, выставив газовые пистолетики, закрутились между витринами.

— Муркашин, проверь, как Лидия Петровна? Пульс есть? — указал на бесчувственную смотрительницу коротко стриженный и уже совершенно седой, несмотря на вполне средний возраст, Леша Егоров. — Кирилл, чего случилось? Матвеешна примчалась вся белая и не в себе, орет белугой, не понять ничего.

— Случилось, — по инерции согласился молодой человек, не отрывая взгляда от ожившего манекена.

— Вроде на месте все, — стали прятать пистолеты охранники, не найдя следов кражи или вандализма. — А мы уже тревожную кнопку давануть успели, сейчас наряд примчится. Чего ментам-то сказать, Кирилл? Что с Лидией Петровной? Кто это ее приложил? Кто тут вообще нашкодничал?

— Нашкодничал… — Начинающий реставратор вдруг ощутил в ногах неодолимую слабость и сел на пол перед очаровательной девушкой, удивленной ничуть не менее всех остальных.

* * *

— Как выразился заместитель горпрокурора Михаил Жданов: «Пострадавших материально или физически в результате происшествия в отделе этнографии Русского музея не выявлено, а публичное оживание, согласно действующим как Уголовному, так и Административному кодексам, не является наказуемым деянием. В связи с этим уголовного дела по факту случившегося возбуждаться не будет, а подозреваемая освобождена из камеры предварительного заключения еще до истечения предельного срока административного задержания. Принимать меры для установления ее личности органы правопорядка не имеют основания».

На экране телевизора произошло шевеление, хлопнула дверь, по ступеням шагнула было Урсула, но тут же шарахнулась назад от многочисленных ослепительных фотовспышек, черных глазков камер и леса микрофонов, уперлась спиной в Кирилла. Тот скинул изрядно потрепанный за день халат, прикрыл ее, провел вдоль самой стены до угла, открыл низкую синюю иномарку с фордовской эмблемой на капоте, усадил внутрь, накрыл халатом с головой, обежал с другой стороны, прыгнул за руль, и спустя пару минут машина двинулась с места, расталкивая капотом ближайших репортеров.

— Напоминаю зрителям, — захлебываясь и глотая от нетерпения окончания слов, заговорил диктор, — что сегодня в Русском музее, в отделе этнографии, на глазах у многочисленных свидетелей ожил один из самых старых манекенов, что вызвало большой переполох среди посетителей. Манекен превратился в юную царевну в древнем одеянии. Выглядит новоявленная Галатея всего на шестнадцать лет и имеет глаза разных цветов, синего и зеленого. Утверждает, что является рабыней средневекового деспота, а фамилии она не имеет вовсе. Однако представители милиции не скрывают своего скепсиса. Они подозревают, что сотрудники музея, по всей видимости, всего лишь провели яркую пиар-акцию, дабы повысить посещаемость экспозиции. С вами был Анатолий Чагин, «Региональное телевидение».

— Аж четыре раза о сем повторил, паршивец, — хлопнул кулаком по столешнице Ворон. — Ровно за язык его кто тянет. Теперь уж про глаза разные каждый глухой и мертвый на всей земле услышал.

— Извини, Ратмирович, уж не ведаю, как получилось, — развел руками парень напротив. — На день всего отлучился, честное слово. Возвращаюсь — а там уж представление в полном разгаре. И целая толпа с камерами.

— Битого яйца назад не склеишь, Аркадий. Коли на волю вышла, так, стало быть, судьбой ей выпало, не поспоришь. Постараюсь приглядывать, как смогу. Ох, что-то про Олежку больно долго ничего не слышно. Мне его тут сильно не хватать теперь будет.

— Неожиданная развязка наступила в деле «дикой» Роксаланы, известной светской львицы и искательницы приключений, директора фирмы «Роксойлделети», — продолжал тем временем развлекать зрителей старенький клубный телевизор. — Как вы помните, еще три месяца назад она бесследно исчезла в горах Швейцарии. За любые сведения, способные пролить свет на ее судьбу, отец Роксаланы обежал выплатить миллион евро, но сумма так и осталась невостребованной. И вот, как сообщили из Мурома, сегодня утром она сама пришла в местное отделение фирмы и потребовала…

— Да выключи же ты его! — взмолился Ворон. — Бубнит и бубнит, бубнит и бубнит. Мочи моей больше нет это слушать!