Воин мрака

Александр Прозоров, 2014

Прикосновение богини Мары убивает… Ведуну, пожелавшему заключить эту прекрасную повелительницу смерти в свои объятия, сперва нужно добраться до легендарной «Голубиной книги», хранящей всю мудрость Славянского мира, и узнать, как можно уберечься от чар жестокой богини. Чтобы потом, без помех, отыскать вход в мир мертвых. Даже для Олега Середина, волею судьбы оказавшегося в Древней Руси, это не самая простая задача…

Воин мрака

Новое утро выдалось еще более морозным, чем накануне, и развести огонь стоило немалого труда. Однако остатки ужина смерзлись в котелке в такой прочный ком, что откусить хоть кусочек, не разогревая, было невозможно. К счастью, от вечернего костра уцелело еще много углей и веток, а потому вскоре варево опять закипело. Ведун дохлебал остатки целебного угощения, тщательно отер пока горячий котелок снегом, спрятал в мешок, огляделся.

Разумеется, снежная гора высотой с трехэтажный дом никуда за ночь не исчезла. Ее макушка находилась на уровне сосновых вершин, и была надежда, что, забравшись наверх, можно осмотреться и прикинуть, в какой стороне горы, где река, а если повезет — то и увидеть святилище, в котором хранится «Голубиная книга».

С этими мыслями Середин оправил малицу, нащупал за пазухой сверток, достал. Это была тонкая сетка — «плащ теней» Карачуна. В голове сразу всплыло предупреждение бога мрака о том, что за ведуном охотятся, и мысль забраться на гору перестала казаться столь уж удачной. Если первый удар могучих недоброжелателей Середин выдержал, то второй вполне может оказаться роковым.

«Ладно, давай попробуем, что ты за чудо…» — ведун развернул сетку и набросил на плечи.

И тотчас взвыл от боли в руке — освещенный крест близости столь мощного языческого колдовства не стерпел, буквально ошпарив запястье. Тихо ругаясь, Олег снял крестик, замотал в тряпку, спрятал в поясную сумку, стянул на груди завязки плаща.

«Так, и что теперь? — Он посмотрел на руки, на ноги. — Интересно, как его включать на невидимость? Ах да, Карачун говорил, он действует только в тени…»

Ближайшая тень была прямо здесь, под ногами, под стенкой выкопанного укрытия. Ведун присел, наклонился, бочком толкнулся в нижний край ямы, где места в тени имелось побольше, и… И нырнул в нее! То есть — не спрятался, не укрылся, не стал невидимым, а буквально нырнул, словно в омут, в темную воду, скрывшись под ней, исчезнув, растворившись в полумраке, вполне даже вольготно расположившись в ставшем чуть ли не бесконечным пространстве…

Но в первый миг ведун не обрадовался — испугался, как пугается человек, ступивший ногой на твердый с виду мост и внезапно провалившийся в пропасть. Спасаясь, Олег прыгнул обратно и… И вполне даже успешно распрямился возле костра.

Вот это да!

Середин облизнул холодные губы, ступил в тень снова.

И ничего не случилось! Возможно, из-за того, что грудь и голова оставались освещенными солнцем. Присел — и тут же ощутил уже знакомое чувство падения, легкой невесомости. Растворения в безразмерном полумраке. Ведун попробовал пошевелить руками, ощупать себя. Но, похоже, плащ скрывал своего владельца даже от него самого. Тогда Середин попытался встать и… И оказался на ногах у края своего укрытия.

«Надо же, как интересно… Получается, стоит выглянуть на свет — и ты опять реален? Нужно будет потренироваться. Но для начала попробовать пройти в таком растворенном состоянии хоть несколько шагов».

Ведун поднял собранный мешок, вскинул его на спину, выбрался из ямы и пополз в сторону густой ели, тень от которой падала в двух десятках шагах от него. Встать на ноги молодой человек даже не пытался — проваливаться по пояс ему не хотелось, замучишься потом обратно на наст вылезать. Полминуты пыхтения — и Олег соскользнул в тень, словно лодка в русло реки, без труда промчался почти до самого комля, и здесь остановился, оглядываясь. Высмотрел чуть в стороне ровную линию от ствола одинокой сосны, аккуратно пробрался до нее, стремительно взмыл до самой кроны, которая смыкалась с тенью какого-то лиственного дерева с обширной, но полупрозрачной по зиме кроной. К удивлению Середина, скользить по этой паутине оказалось так же легко, как и по плотному еловому сумраку. А от корня дерева начался плотно облепленный кустарник с тенью почти на две сотни саженей…

Карачун оказался прав: теням лыжи не нужны! Ведун скользил от дерева к дереву, через кустарники и ложбины с такой легкостью, точно подгоняемый ветром листок по поверхности пруда. Ему даже не требовалось отталкиваться — достаточно было посмотреть, куда нужно попасть, и захотеть… И вся его эфемерная сущность тут же мчалась туда.

Не прошло и часа, а Середин уже втянулся: глаза привыкли выискивать впереди, среди путаницы теней, самые широкие темные полосы, находить места их смыкания, перескакивать с одной на другую, не касаясь света, обходить прогалины, хорониться в сумрачных ложбинках, перемахивать поляны по мостам, проложенным высокими соснами, или обходить их вольготными темными ельниками.

Пару раз, правда, Олег промахнулся, выскакивая из тени на свет и глубоко зарываясь в искрящийся снег. Но Середина это только подзадорило — он тут же рыбкой нырял обратно в тень и мчался дальше так быстро, как только позволяло его новое состояние.

Азарт скорости, восторг от внезапно появившихся возможностей на некоторое время так увлекли молодого человека, что он забыл, куда и зачем стремится. А когда вспомнил — то даже не сбросил темпа. Ведь Карачун утверждал, что плащ знает дорогу к святилищу на горе великанов! Раз удивительный подарок бога мрака не мешает мчаться по теням на запад — наверное, он скользит в нужную сторону.

Раза три во время своей стремительной гонки ведун проскакивал через лыжни. Идущие по насту неглубокие полосы, судя по слабой накатанности, принадлежали охотникам, что проходили здесь раз в два-три дня, проверяя ловушки. Видимо, потомки рода храброй росомахи обитали и здесь, добывая себе на пропитание где зайца, где косулю, а где лису. Однако никого из людей Середин не заметил.

Стремительная гонка длилась несколько часов — пока Олег не врезался в какую-то мягкую упругую стену. Это произошло настолько неожиданно, что он даже выкатился в просвет между сосновыми кронами, по грудь провалившись в снег, и потом долго выкарабкивался из рыхлой белой массы, прежде чем снова добрался до тени ствола.

Чуть передохнув там, ведун снова двинулся вперед — и снова неведомая сила остановила его между деревьями.

«Может, не туда иду?» — усомнился молодой человек и, подумав, свернул влево, к ельнику, потихоньку снова ускоряясь.

Так он промчался две сотни саженей, миновал ельник и ивовые заросли и торопливо затормозил…

Впереди открылась небольшая поляна, на которой стоял, укрывшись белой шапкой, деревянный идол, глядя на гостя черными глубокими зрачками.

«Вот проклятие! Граница…»

Похоже, святилище с «Голубиной книгой» находилось совсем рядом. Кому еще, кроме ее служителей, могло прийти в голову расставить в диком лесу заговоренных истуканов, оберегающих невидимую черту?

Ведун заколебался. Заклятия, лежащие на подобных сторожах, были куда страшнее для нежити и духов, нежели для людей. Ведь в нежити, кроме ее странной души, ничего, почитай, и нет. Ее хорошее проклятие на месте убивает, словно тапка — таракана. Смертному легче — у него, помимо души, еще и плоть имеется, каковая эту душу надежно оберегает. Смертный после проклятия обычно отделывается порчей: то лошадь начнет спотыкаться, то мыши у него одежду погрызут, то мешки с припасами прохудятся, то вино прольется, то сам ногу подвернет. Так и живет опосля через пень-колоду.

Порчи ведун особо не боялся — скинуть ее, а то и обратно отвести, для него труда не составляло. Однако в плаще, как понял Олег, ему черту не перейти. Он среди теней сам на духа походить начал.

Снять подарок Карачуна и пересечь границу?

Перейти-то он перейдет. Но тогда о его появлении в святилище наверняка узнают — ведун при том и откроется, и сигнал подаст, чары разрушая. «Серой мышкой, гибкой змеей» прокрасться дальше уже не получится. Выходит…

«Выходит, надо подставить под взор стерегущих гору богов кого-нибудь другого… — ведун попытался почесать в затылке, но здесь, в тени, не смог его нащупать. — Того, кто не привлечет внимания».

В задумчивости он оглянулся по сторонам, скользнул взглядом по деревьям с заснеженными брошенными гнездами…

«О! Кажется, знаю!»

Олег повернулся и заскользил по путанице теней назад, к краю вытянутого ельника, за которым заметил последнюю лыжню.

Что может быть естественнее и безобиднее случайно перешагнувшего запретную черту местного охотника?

Погоня оказалась долгой. Неведомый лыжник шел через лес по прямой, через поляны и опушенные камышом замерзшие болотца, переваливая пологие взгорки. Олегу же пути на свет не было — приходилось обегать открытые места зарослями, пробираться под склонами холмов с северной стороны, метаться направо и налево через лыжню в поисках наибольших теней. И не простых теней, а таких, что непрерывно соприкасаются широкими перемычками. К тому же Олег даже примерно не знал, как давно прошел здесь путник, в какую сторону двигался, да и был ли здесь вообще сегодня…

Однако удача не оставила ведуна — часа через два петляний по заваленному снегом лесу он наконец-то увидел впереди лыжника с большим полупустым заплечным мешком на каркасе из прутьев. Одет охотник был в такую же малицу, как и Олег, и обут в такие же высокие меховые сапоги. Вот только в руках сжимал копье с костяным наконечником, да на поясе не болталось ничего, кроме короткого ножа в замшевых ножнах с беличьей опушкой.

— Надо же, — пробормотал ведун, обгоняя его через густые заросли лещины. — А ведь меня от детей росомахи ныне и не отличить…

Он остановился под сосной, тень которой падала широким мостом через сверкающую прогалину, разрезанную лыжней, затаился, а когда охотник добрался до нужного места — метнулся вперед, стремительно перескочив в его тень. Замер, размышляя, что делать дальше. Однако подарок Карачуна все решил за Середина — и ведун заскользил за путником, сидя в тени того, словно в санях, и не прилагая для того никаких особых усилий.

Охотник неожиданно оглянулся — наверное, что-то почуял. Шмыгнул носом, отер лицо рукавом и полубегом двинулся дальше, утягивая тень с незваным пассажиром. Лишнего груза потомок росомахи, похоже, совершенно не ощущал.

Лыжник оставлял позади сажень за саженью, помахивая копьем и иногда упираясь им в наст. Время от времени останавливался, смотрел в чащу, громко и недовольно пыхтя, и снова бежал через поляны и заросли. Опять останавливался. Олег смотрел ему в затылок и размышлял, как заставить бедолагу перейти границу святилища — притом, по возможности, не выдавая своего присутствия. В голову лезли только всякие глупости вроде негромкого нашептывания, типа «внутреннего голоса», или надписей на снегу перед охотником.

Однако ведун был не уверен, что здешний лесной житель умеет читать. С «внутренним голосом» туземец скорее побежит не на гору великанов, тщательно охраняемую, а к своему шаману за помощью. И быть тогда Середину в очередной раз изгоняемым духом подземного мира! Как там, помнится, его звали? Самсайока?

Охотник снова остановился, посмотрел в лес — и вдруг встрепенулся, побежал туда, завозился меж двух тонких сосенок. Приподнял со снега ветку, вытащил из-под нее довольно крупную куницу. Подставил под ветку обвязанную нитью палочку, оттянул, перекинув куда-то за ствол, достал из мешка кусочек мяса, сунул под ветку. Попятился, убрал куницу в мешок, вскинул его на спину. Взял копье двумя руками, бодро вернулся на лыжню и потрусил дальше. А уже через полторы сотни саженей свернул снова, разжился белкой, настропалил ловушку и побежал. Где-то с версту охотник опять шагал впустую, а затем нырнул в чащу за крупной пушистой лисой.

Так, верста за верстой, мешок охотника потихоньку тяжелел и к сумеркам уже оттягивал ему плечи. Оказалось, что путь обхода ловушек хорошо вымерен — аккурат к вечеру лыжник вернулся к своему селению. Это было видно издалека: множество тропок в снегу, порубленные нижние ветви деревьев, пятна высыпанной золы и россыпи выброшенных костей. Понятно, что люди ходили здесь постоянно и в немалом числе, избавлялись от мусора и занимались прочими житейскими делами. Само собой, здесь пахло и дымом, и некоторой влажной затхлостью, и гнильцой. И уже издалека слышались резкие мужские и женские голоса.

Охотник ускорил шаг, пробежал мимо длинной высокой стены заиндевевшей лещины, повернул — и впереди наконец-то открылся поселок.

Внешне это стойбище очень напоминало то, в котором ведун оказался несколько дней назад: два десятка больших яранг, крытых линялыми шкурами оленей, быков и лосей, с дымовыми клапанами на острых макушках. Между собой семейные жилища соединялись низкими крытыми проходами, и чуть подальше, в центре, проглядывала деревянная крыша маленького домика на столбе, подозрительно напоминающего домовину.

Однако для обычной охотничьей стоянки селение было все-таки слишком большим. Столько людей ближнему лесу не прокормить, за месяц всех косуль и зайцев на десяток верст окрест выбьют и на волков перейдут. Значит, где-то тут имелся схрон с припасами. А где припасы — там и зимовье. Может статься, и теплый земляной дом где-то рядом имеется. Просто сейчас семьям удобнее у своих очагов жить, а не под общей крышей тесниться. Вот вдарят серьезные морозы — тогда и переберутся…

Мысли о быте охотников мгновенно выветрились из головы ведуна, когда он увидел перед ярангами с десяток высоких бородачей в тулупах, расшитых цветами и рунами, украшенных соболиным и горностаевым мехом, опушенных бобром, опоясанных длинными прямыми мечами и ножами. На головах незнакомцев были енотовые и лисьи треухи, на ногах — тоже расшитые валенки…

Впрочем — почему «незнакомцев»? Именно так, судя по описаниям, и должны выглядеть светлые воины, храбрая стража святилища, сохраняющего великую «Голубиную книгу» от житейских невзгод.

«На ловца и зверь бежит, — обрадовался Олег. — Нужно только перепрыгнуть в тень любого из воинов, и они сами отвезут меня на гору великанов».

Трое светлых воинов грузили на сани охапки мехов и мясные туши, ошкуренные деревянные колоды — наверное, с медом, — какие-то тугие узлы. Трое саней, пятеро воинов рядом с ними в охране, еще один — с золотым амулетом в виде маленького колеса с семью спицами на груди. Коловрат, солярный диск. Значит, точно стража святилища, и этот воин у них старший. Еще несколько ратников сновали по стойбищу, то заныривая в яранги, то выскакивая — иногда с какими-то шкурами, посудой или топорами.

Охотник замедлил шаг, свернул к кустам. Его тень ушла глубоко под ветви, коснулась отброшенной далекой елью широкой темной полосы — и ведун перескочил на нее, скользнул вдоль поляны перед ярангами, по самому снегу прокрался в тени саней, а от них — перемахнул в тень одного из воинов, сторожащих сани. Теперь можно было расслабиться и спокойно ждать, когда охранники святилища отправятся домой.

Перед старшим воином стоял на коленях худолицый старик с красным, словно обожженным, лицом и, кланяясь, оправдывался:

— Весна поздняя случилась, светлый воин, выпасы поздно зазеленели. Посему отел слабый у зверей получился, мало кому вес набрать удалось. А нет молодняка — нет и зверя хищного…

— Мы себя не жалеем, со злом сражаясь! — перебил его воин. — Мы ночами не спим, каждый день десятки верст проходим, не допуская темные силы в наш мир! Мы спасаем вас от рабства и гибели! Вы что хотите, чтобы мы голодными из-за вас остались?! Где мясо?! С рода твоего пять пудов назначено сдавать. Пять! А вы меньше трех притащили. Ты хочешь, старый, чтобы я сам искать его начал? Я ведь найду! Но что найду — то уже все мое, без остатка!

— Смилуйся, светлый воин, — упал в ноги старик. — Сами от голода отощали, похлебку из коры хлебаем, траву под снегом роем. Нет у нас более припасов, год пустой совсем. Как до тепла дожить, не знаем…

— Два сорока соболей с тебя причитается! — рявкнул охранник. — А я вижу лишь один!

— Сезон токмо начался, светлый воин! Мы заготовим. Мы довезем…

В общем, в поселке тянулся обыденный сбор податей, все как всегда. Старейшина ни за что не даст лишнего — ибо в следующем году потребуют еще больше. Тиун не уступит ни пяди — иначе недоимки войдут в привычку. Приданная сборщику стража жадно рыскала по ярангам, надеясь поживиться хоть чем-нибудь сверх положенного. Местные жители, не будь дураки, все ценное, конечно же, попрятали. Слезы, порка, крики, несколько синяков — и тиун со старостой договорятся. Если мяса и вправду нет — недоимку возьмут чем-нибудь другим или позднее довезут. Если есть — то, утомив сборщиков и выдавив из них немного жалости, староста его отдаст. Ведь если расстаться с нажитым слишком легко — тягло тут же попытаются накинуть.

За пологами яранг слышались то ругань, то хруст, то скулеж, то женские крики, то рев. Или, точнее, все это вперемешку. Вот из одной яранги выскочила девушка — простоволосая, в одном только меховом комбинезоне, называемом в этом мире керкером, с рыжей короткой шерсткой на лице, отбежала на несколько шагов, упала на живот, громко плача и стуча кулаками по утоптанному снегу. Следом вышел светлый воин, похлопывая по полусогнутому локтю вышитыми заячьими рукавицами. Похоже, совсем новенькими.

Из соседней вылез другой стражник, совсем молодой, лет двадцати с небольшим — борода и усы еще только пробивались, хотя и были уже достаточно заметны. Тулуп, шапка, меч — такой же, как все. На ходу он разглядывал что-то небольшое, на кожаном шнурке.

— Отдай, отда-ай!!! — выскочила следом девочка лет восьми в похожей на колокол кухлянке. — Она моя!

— Альва, стой! — кинулась за ней из яранги женщина с лицом, поросшим пятнистой рысьей шерстью, но не успела: девочка догнала мужчину, вцепилась обеими руками в его тулуп чуть ниже пояса:

— Отдай!

— Пошла вон! — хлестко отмахнулся от нее светлый воин, врезав ладонью по лицу.

Девочка завалилась, слетая с ног, и не упала на снег лишь потому, что не разжала рук, крепко держась за своего врага:

— Отдай! Она моя!

— Отстань! — воин махнул рукой снова, но теперь малышка изловчилась и вцепилась зубами в его ладонь.

— Ах ты тварь! — светлый воин со злобой отшвырнул девочку, выхватил меч, рубанул.

— Альва!!! — завизжала в ужасе женщина, сталь звякнула о сталь… и светлый воин в изумлении замер, глядя на возникшего перед ним врага.

Ведун, стремительно выскочивший из тени и успевший принять удар на саблю, тоже замер — его порыв был столь стремителен, что задуматься над ним Середин не успел и, что делать дальше, теперь просто не знал.

— Сдохни, тварь лесная! — Светлый воин чуть отступил и нанес стремительный удар Олегу в грудь. Тупо и прямолинейно, как ученик на первом уроке рукопашного боя.

Середин чуть повернулся, опустив клинок сабли вниз и отпихивая меч влево, и тут же рубанул обратным движением, раз уж рука оказалась откинутой в полный замах с полуоборотом туловища. Голова светлого воина чуть дернулась и скатилась на снег.

— Значит, так, — скинув тяжеленный заплечный мешок, размеренно произнес ведун. — Меня зовут Самсайока. Я — дух нижнего мира. Дарю смертным подарки и забираю тех, кто их принял, с собой.

Расправив мгновенно полегчавшие плечи, он поднял взгляд на тиуна:

— Уходите отсюда. Все остальное здесь мое!

— Кто ты такой? — хрипло спросил светлый воин.

— Неужели не понятно? — Середин поднял отрубленную голову и кинул тиуну.

— Убейте его! — заорал старший.

Светлые воины повыхватывали мечи, двинулись вперед.

Олег хмыкнул и нырнул в близкую тень яранги.

Стражники святилища остановились в растерянности.

— И где он? Куда он делся?

— Это дух нижнего мира, — ответил стоящий на коленях старик. — Он провалился сквозь землю.

— Сейчас вернем! — Тиун решительно пересек поляну, сгреб левой рукой девчонку, выхватил нож и прижал к ее горлу, закрутил головой: — Выходи! Выходи, тварь черная! Выходи, или я зарежу эту гадину!

По тени от яранги ведун скользнул к стражникам, вдоль их ног метнулся к саням, а от них, по отброшенной сосной полосе — за спину тиуну. Там и выпрямился.

— Буривой! Сзади! — закричали сразу несколько воинов.

Однако Олег успел схватить левой рукой его кисть, вывернуть наружу, одновременно ткнув кончиком сабли в подбородок:

— Я же сказал: здесь все мое…

Нож выпал на снег, ведун оттолкнул тиуна от себя, и светлые воины, все сразу, тут же ринулись вперед. Однако Середину было достаточно сделать шаг назад… И он оказался в тени сосны.

— Что за?.. — растерянно выдохнул тиун. — Так, я сейчас…

Но схватить девочку второй раз он не успел — из сосновой тени опять выступил Олег, и его легкая быстрая сабля опять легла на горло неугомонного сборщика дани:

— Последний раз предупреждаю!

Он услышал позади похрустывание снега…

— Самсайока, берегись!!! — женщина кинулась вперед, сбивая с ног девочку, откатилась в сторону.

Олег выждал еще два мгновения и, только услышав резкий выдох, вмиг пригнулся и крутанулся вокруг оси, уводя саблю вслед движению тела.

— Х-ха!!! — ударил в пустоту светлый воин, достав кончиком меча до груди тиуна.

— Ш-ш-ша! — прошелестел клинок по его тулупу, вспарывая шкуру, рубаху под ней и кожу на ребрах.

— Бей его!!! — опять ринулись вперед светлые воины.

Ведун выдернул косарь, принял первый выпад, уколол под руку, тут же отмахнулся от меча справа, обратным движением рубанул под подбородок, чудом поймал длинный выпад слева и, окруженный со всех сторон, нырнул в сосновую тень, скользнул по ней под ноги нападающих. Вскочил снова и с железным шелестом провел скрещенными клинками один о другой.

Воины повернулись на звук, закричали, ринулись толпой, норовя зарубить его из-за головы, словно орудовали топорами, а не мечами. Ведун спешно попятился, чтобы не затоптали, вскинул косарь над головой поперек, встретил им один удар — уколол под него, второй — уколол под него, третий…

Ощутил пятками рыхлый снег и что есть силы бросился вправо, к высоко груженным саням, растворяясь в их тени. Светлые воины кинулись следом, врезались в узлы, закрутили головами.

Олег, обогнув тенями поляну, выступил со стороны яранги, скрестил клинки, прошелестел сталью:

— Может, хватит?

— А-а-а!

И опять: прямой укол — встреча на саблю с полуповоротом, обратный удар поперек груди, шаг влево, косарь под меч, прямой укол, шаг вправо, меч на саблю, косарем в ответ по локтю, шаг назад, нырок в тень. Быстрое скольжение к саням, от них к сосне — и ведун снова вышел из тени, скрестил клинки, провел одним по другому:

— Вас осталось всего шестеро, светлые воины! Смиритесь!

— Мы убьем тебя, тварь! — звонко выкрикнул молодой сборщик податей.

Бородачи промолчали, но смотрели угрюмо и решительно, разойдясь в полукруг и осторожно подступая к Середину.

— Да что же вы смотрите, мужчины! — отчаянно закричала мать Альвы, крепко обнимая девочку и укачивая, словно пытаясь убаюкать. — Бейте их!!!

Охотников на поляне было всего четверо: старик, пара мальчишек, один взрослый — причем все безоружные. Однако призыв заставил светлых воинов забеспокоиться, остановиться. Тут вдруг послышался шелест, и крайний бородач вскрикнул, схватился за бок, из которого торчало копье, повалился с ног.

— Я здесь! — стукнул Олег клинком о клинок, привлекая внимание, и уже сам направился к стражникам святилища.

Трое пошли на него, двое отвернули назад. Оттуда, из-за кустов, бежал с ножом в руке уже забытый ведуном охотник. Светлые воины вскинули мечи… Но тут им под ноги метнулся старик, пытаясь опрокинуть, и оба меча вонзились в него. Охотник ринулся на крайнего воина, безоружные мальчишки на второго… Дальше ведун не видел, поскольку на него самого напал плечистый чернобородый воин. Который, увы, мечом не рубил и не колол, а попытался подрезать самым кончиком колени — значит, был опытным.

Справа и слева ведуна охватывали бойцы помоложе, и Середин, слегка подпрыгивая, пошел влево, стремясь обогнуть противника в лисьем треухе, прячась за него от более опытного врага.

— А-а-а! — воин кинулся к нему, демонстрируя больше отваги, чем мастерства.

Ведун шагнул навстречу, скрещивая клинки вперед, ловя меч в перекрестье.

— Стой! — рявкнул сзади бородач, но было уже поздно: Олег развел клинки, косарем лупя ближе к острию меча, а саблей — по рукояти, и выбитое оружие, сверкнув, полетело к яранге.

Паренек изумленно ойкнул, провожая его взглядом, получил прямой удар в челюсть и откинулся на спину, открывая Середину путь.

— Интересно, какого цвета у демона кровь, — зло прищурился бородач и тоже достал нож.

Он был спокоен, и ведуну это очень не нравилось. Олег двинулся вправо, от яранги на открытое место.

— Вовк, не лезь! — не оборачиваясь, предупредил светлый воин. — Он меня боится, на тебя нацелился.

— Значит, начнем с тебя, — вздохнул ведун, чиркнул клинком о клинок и быстро двинулся на бородача.

Тот хмыкнул, приподнял меч, полузакрывая грудь, и выставил нож перед большим клинком. Ведун ругнулся, отошел на шаг — в близкой схватке короткий нож опаснее меча. Бородач осклабился.

— А так? — Олег метнулся вперед, рубя врага поверху по правому плечу.

Тот умело отмахнулся, меч и сабля пошли влево, уводя туда же и косарь. Бородач, торжествующе вскрикнув, попытался всадить нож ведуну в открытый бок, но Середин всем телом качнулся еще левее, поворачиваясь, рубанул с замаха, метясь в кисть. Бородач руку отдернул, но по рукаву и ножу клинок попал. На снег закапала кровь.

— Откуда ты такой взялся? — набычился бородач. — Откуда у тебя стальные клинки, тварь буреломная?

— Сам ковал… — честно признался Олег и взмахнул косарем. Скрестил нож с мечом, стремительно вскидывая саблю и направляя кончик к горлу бородача.

Светлый воин отклонился, закрываясь ножом, — и быстрый обратный удар сабли еще раз резанул ему руку.

Нож упал, сборщик податей сморщился от боли:

— Проклятая тварь! Чего тебе нужно?

— Защищайся! — Олег вернул косарь в ножны, рубанул саблей воздух. Сделал выпад, перенос, сближаясь, отбил выпад бородача, упрямо стоявшего на месте.

Еще шаг вперед.

Светлый воин закрыл мечом грудь, и они сошлись вплотную, грудь в грудь и лицом к лицу.

— И что теперь, лесной дух? — презрительно хмыкнул воин.

— Это… — ведун наложил ладонь на обратную, широкую и гладкую сторону своего клинка, с силой нажал и рванул вниз, вспарывая одежду и грудь врага, быстро отступил.

— Проклятие… — бородач растерянно посмотрел на свой обоюдоострый меч, подобных вольностей не позволяющий. — Нужно будет попробовать…

Что именно, он не договорил: его глаза остекленели, и светлый воин завалился набок. Бородач еще дышал — от кровопотери умирают не сразу. Просто быстро слабеют до полного небытия. Ведун опустился рядом с ним на колено, взял за руку:

— Ты был хорошим бойцом, мужик. Извини. Я просто хотел уехать с вами. Сам не знаю, как все это получилось…

Однако охотники стойбища его сомнений отнюдь не разделяли. Пока он дрался с бородачом, они добили остальных светлых воинов и теперь зло пинали мертвые тела ногами. И охотники, и их женщины, и даже дети…

Олег вытер клинок сабли о тулуп затихшего бородача и откинулся на спину, растворяясь в тени соснового ствола. Мгновение спустя появился возле своего мешка, поднял и скрылся в тени снова, отдыхая и переводя дух.

Теперь ведуна мучили три вопроса. Самый главный — заметили его враждебные боги или нет? Пора ждать их появления, или все пока обошлось? И еще два, не менее насущных: как бы поесть и где выспаться? День уже почти закончился, искать место для отдыха в стороне от стойбища поздновато. Оставалось одно…

Подобно легкому невесомому ветерку, Олег скользнул в ближнюю ярангу, облетел ее между пологами, выискивая место, чтобы спрятать мешок, остановился меж двух кутулей солидного размера и…

И ничего! Отсюда, из мира теней, положить вещи в мир реальности оказалось невозможно. Мешок оставался частью его самого, оттягивая руку, и отделяться от невидимого и невесомого духа ведуна не желал. Однако сумрак здесь царил везде, выйти из тени было просто некуда!

Мысленно ругаясь, Середин сделал еще виток вокруг внутренней яранги, потом заглянул в нее. Там, в очаге, тлела темно-малиновым жаром россыпь углей. Тепло она давала, а вот света — нет. Ведун ругнулся снова, выскользнул наружу, остановился под стеной жилища.

Местные обитатели, отведя душу, растаскивали тела. Светлых воинов — подальше в лес, зверью на пирушку. Мертвого старосту, наоборот, посадили у дерева, дали в руку плошку и какую-то костяную палицу с каменным набалдашником, надели на голову шапку.

Впрочем, насколько понимал Олег, судьба старика от судьбы его врагов отличалась несильно. Староста тоже окажется наедине с голодными лесными обитателями. Просто обряд проведут с большим уважением: бросят не на землю, а поместят в домовину на каком-нибудь возвышении; не ограбят, а снабдят подарками и припасами в последний путь; не оберут, а нарядят в лучшие одежды.

Между тем вокруг уже темнело…

Покрутив головой, Олег заметил кусачую девочку, из-за которой и случилось все это досадное недоразумение. Скользнул к ней, вышел рядом из тени, тут же прижал палец к губам и опустился перед малышкой на колени:

— Тс-с…

— Спасибо тебе, злобный Самсайока, дух нижнего мира, — девочка крепко обняла Олега и поцеловала в щеку.

— Ты всегда можешь положиться на меня, храбрая Альва, — улыбнулся ей Середин и тоже тихонько обнял. — А ты не могла бы мне немного помочь?

— Как, Самсайока?

— Разведи огонь у себя в яранге.

— Зачем?

— Я хочу погреться в теплом доме у яркого огня, Альва. Снять одежду, разложить вещи. Приготовить ужин… Если получится…

— Я быстро, Самсайока! — девочка отпустила его и кинулась к жилищам.

Ведун оглянулся еще раз, скользнул следом.

Как он и подозревал, ярангой девочки была та самая, из которой она выскочила вслед за светлым воином. Развести же огонь малышке никакого труда не составило: она просто кинула на угли несколько березовых полешек и с помощью тонкого длинного шеста, похожего на удилище, откинула кожаный клапан на крыше. Поленья почти сразу задымили, а потом разом полыхнули, наполняя небольшое помещение трепещущим красным светом. И чем ярче они разгорались, тем стремительнее наполнялся плотью ведун, и тем тяжелее становился мешок в его руках. И что тоже весьма приятно — Олег начал ощущать струящееся от очага тепло.

Девочка посмотрела на полупрозрачного пока гостя, оглянулась на вход, снова уставилась на него:

— Ты ходишь под землей, злобный Самсайока? Там правда есть еще один нижний мир с лесами, полями и реками?

— Почему ты называешь меня злобным? — ведун протянул руки к огню.

— Не знаю, Самсайока… — неуверенно ответила Альва. — В сказках тебя всегда злобным называют. Ты слуга нижнего мира, ты очень страшный, ты приходишь к нам обманывать и убивать.

— Это верно, — вздохнул Олег. — Обманываю и убиваю я с легкостью. Сегодня вот опять…

— Ты совсем не страшный, Самсайока. — Девочка скинула капюшон, крепко обняла гостя на уровне пояса. — Спасибо тебе, что ты злой и убил много светлых воинов. Если бы ты был добрый, они отобрали бы у меня папин…

Полог приподнялся — и в ярангу с тревожным криком ворвалась женщина, схватила малышку, прижала к себе:

— Смилуйся, могучий Самсайока! Не забирай ее! Возьми лучше меня!

— Куда? — не понял Олег.

— Не забирай ее в нижний мир! Она случайно подобрала твой подарок! Если тебе нужна жертва для темного Кульотыра, возьми меня! — женщина попыталась задвинуть Альву себе за спину.

— Не пугайся, смертная, никто ее не заберет, — наконец сообразил Середин. — Оказывается, я ошибся. Она подобрала не мой подарок, а… это… Чего у тебя там было, Альва?

— Я для папы подвеску вырезала, для счастливой охоты! Вот! — гордо сообщила девочка, выбралась вперед и показала фигурку с привязанным шнурком.

Это был маленький белый заяц, сидящий на задних лапах и высоко поднявший уши. Удивительно изящная и красивая фигурка, учитывая то, что вырезала из кости ее совсем еще малолетка, не имеющая никакого образования.

— Какая изумительная вещица, — покачал головой ведун. — Немудрено, что я принял ее за свою.

— Правда? — Лицо Альвы расползлось в такой широкой улыбке, что она стала походить на розового лягушонка.

Женщина несколько раз натужно кашлянула, вскинула руку, почесала шерсть над бровями, еле заметно качнула головой.

— Нет, это для папы! — бесхитростно возмутилась девочка, поняв мамины намеки. — Самсайока, если ты хочешь, я тебе тоже вырежу…

— Конечно, хочу, — согласился ведун. — Папа-то ваш где?

— Снаружи, со всеми. С охоты вернулся, а тут битва, — ответила женщина, еще раз отерев шерстку на лице.

Олег покосился на Альву, хмыкнул. Трудно было поверить, что эта милая щекастая малышка, когда повзрослеет, тоже покроется шерстью.

— Хозяйка, дозволь мешок свой на время у тебя оставить? — спросил Олег. И не удержался от присказки: — А то так кушать хочется, что переночевать негде.

— Да, злобный Самсайока, вот, у постели клади. Завсегда под приглядом будет, — засуетилась женщина.

— Хозяин возражать не станет?

— Да только рад будет! Ты же дочь нашу старшую от смерти спас, злобный Самсайока! То есть… — спохватилась она и поправилась: — То есть добрый Самсайока! Или… Не добрый? — окончательно сбилась женщина.

— Пусть будет «темный», — предложил ведун, не желая называть настоящего имени. Зачем лишний раз подсказывать богам, где он прячется? Вдруг они слушают?

— У нашего очага завсегда для тебя место найдется, темный Самсайока! Покуда живы будем, всегда приветим с радостью. И детям нашим о том накажем…

— Это радует… — Олег отнес мешок в указанное место. — Припасы у меня, кстати, есть. Просто приготовить не на чем.

— Зачем тебе готовить, темный Самсайока? Охотники рода для тебя жертву готовят, мясо пекут. Победу над светлыми воинами праздновать хотят. Шаман вызывать тебя станет, благодарить и угощать, хвалить и одаривать.

— Этого мне только не хватает… — поморщился Середин. — Как бы он взаправду демонов нижнего мира не вызвал. Где все это действо готовится?

— Знамо где, у шамана в яранге.

— Женщин туда пускают?

— Пусть попробуют не пустить! — презрительно хмыкнула хозяйка.

— Тогда возьми два пучка хвороста, ветки выбирай короткие и помельче, и ступай туда. Как только шаман соберется меня вызвать, брось пучок в огонь. Так, чтобы, когда полыхнет, света получилось поболее.

— Коли ты так желаешь, темный Самсайока, исполню в точности, — пообещала женщина.

— Тогда иди. А ты, Альва-искусница, встань между мною и костром.

— Зачем? — спросила девочка, но просьбу исполнила.

Ведун подмигнул малышке, присел и растворился в ее тени…

* * *

Яранга шамана была заметно больше всех остальных на зимовье. В ней, в отличие от прочих, не было внутренней, теплой загородки. Старый Пурлахтын не чувствовал холода. Белоглазый и облезлый, почти без волос, морщинистый, с лицом, усыпанным большими темными и белыми пятнами, с тонкими ручками и ножками, торчащими из вытертой одежды, он сам походил на одного из духов, с которыми общался. Жена его давно померла, дети выросли, разошлись по своим семьям, и потому жаловаться на неустроенность закопченного жилища было некому. Шаман спал, сидя на выстеленном шкурами полу и поджав под себя ноги, ел вместе с духами приносимые им жертвы, а когда не было подношений — жевал снег и уходил в верхний мир, угощаясь на пирах, что устраивал для духов Нумиторум, великий бог, покровитель живых и мертвых.

Во всяком случае, Пурлахтын не раз рассказывал об этих пирах мужчинам, что приносили ему подарки после удачной охоты, или просящим помощи после охоты плохой.

Яранга шамана была такой же старой, как и он сам, за долгие годы она почернела изнутри от дыма очага и окуриваний для изгнания духов. Шкуры на ней лежали в два слоя, так что, несмотря на свою старость, яранга не промокала под ливнями и не продувалась зимними ветрами. Из добра же Пурлахтын за свою жизнь нажил только бубен, украшенное хвостами бурундуков било с оголовьем из черепа белки да истрепанную малицу, увешанную деревянными и костяными амулетами и украшенную по вороту и подолу зубастыми челюстями соболей, горностаев и куниц.

Дров шаман тоже никогда не заготавливал. Когда хотел развести огонь — просто брал с поленниц соседей, и никто ему в том никогда не перечил. Вот и в этот раз он набрал для костра по охапке то тут, то там, развел огонь, выдув его из черепа росомахи, принесенную тушу оленя порезал ломтиками и развесил их вблизи огня на толстых и лохматых крапивных нитях. Пламя трещало, выбрасывая снопы искр, от близкого жара мясо, крутясь на нитках, запекалось, издавая благоухание, яранга наполнялась теплом… И людьми, пришедшими сюда после наступления темноты.

Охотники садились к костру, хотя и на почтительном удалении, чтобы места на всех хватило. Старшие чуть ближе, молодые охотники дальше. Мальчишки мялись за их спинами. Женщины же, не садясь, вставали вдоль стены, постепенно расходясь от входа все дальше и дальше.

— Сегодня славный день случился для нашего рода, — наконец заговорил Пурлахтын. — Духи снизошли к нашему стойбищу и показали, что они не забыли нас и готовы вступиться за род храброй росомахи, когда справедливость покидает нашу землю, уступая место жадности!

— Позови его, Пурлахтын! — не выдержал кто-то из молодых охотников. — Мы хотим поклониться ему!

— Мы хотим узнать, зачем он это сделал, — мрачно произнес охотник из первого ряда. — Теперь светлые воины придут и перебьют весь род!

— Что ты говоришь, Салтык?! — возмутился охотник в малице с лисьим воротом. — Они хотели убить мою дочь!

— Так убили бы ее одну, а теперь убьют всех!

— Не убьют! Откочуем, не найдут…

— Зимой?! — оглянулся на него старший охотник. — От припасов — в лес и снег? И куда? Али тебе ведомы угодья, никем еще не заселенные? Светлые воины злопамятны. Выследят и вырежут всех от мала до велика. Они за копье с железным наконечником али за нож длинный и то горло режут. А уж за убийство своих… Истребить нас дед плачущий захотел. Посему так и изгаляется.

— Он дочку мою спас!

— Да что ты заладил: «дочку, дочку»? — отмахнулся охотник. — Дочку новую недолго родить. А ныне роду всему погибель!

— Тебе, дух нижнего мира, Самсайока, слуга всесильного Кульотыра, тебе люди смертные сии дары принесли, — усевшись перед самым костром, шаман протянул руку и сорвал один из мясных ломтей. — Тебя они зовут, твою волю ждут услышать…

Пурлахтын засунул ломоть в рот, с громким чавканьем прожевал, покачал головой:

Конец ознакомительного фрагмента.