Ликвидатор. Темный пульсар

Александр Пономарев, 2018

Сталкер Сергей Роднопольский не зря носит прозвище Колдун. Он чувствует и понимает Зону как никто другой и может запросто пообщаться с пси-мутантом, не боясь превратиться в зомби. Его жизнь – череда из сафари для богатых иностранцев, сопровождения исследовательских отрядов и счастливых возвращений домой к любимой жене. Сплошная идиллия, да и только. Однако любой сказке рано или поздно приходит конец. Новое задание запускает цепь случайных на первый взгляд событий, из-за которых жизнь сталкера рушится как карточный домик. Судьба бросила ему вызов. Теперь ход за Колдуном…

Глава 2. Лагерь

Через три часа наш маленький отряд уже подходил к воротам лагеря. Ребята на сторожевых вышках увидели нас ещё до того, как мы вышли к воротам: дорога спускалась с пригорка и хорошо просматривалась даже сквозь ряд не в меру разросшихся вдоль шоссе деревьев. Охранники с грохотом опустили подъёмный мост. С отвратительным скрежетом был вынут тяжёлый засов из проушин, и, с не менее жутким скрипом, распахнуты похожие на детскую аппликацию полотнища железных ворот.

Тяжёлые подошвы наших ботинок вразнобой застучали по толстым плахам моста.

Едва я пересёк условную линию между дозорными вышками, через перила одной из них перегнулся молодой сталкер с белёсым пушком над верхней губой и бездонными синими глазами на любопытном лице.

— Здорово, Колдун! Что-то припоздал ты немного. Никак, случилось чего?

— И тебе не хворать, — проигнорировал я вопрос Сыча.

Возле ворот стоял рослый парень в камуфляже и с «калашом» наперевес. Я пожал крепкую, в мозолях, руку бойца. Синяя бандана, эмблема с солнцем по центру и двумя белыми птицами по бокам ясно говорили о клановой принадлежности сталкера. В нашем лагере можно было встретить представителей любых кланов, кроме разве что «Монумента». Даже непримиримые противники из «Борга» и «Воли» на время забывали о вражде и вполне мирно сосуществовали не только в границах охраняемой территории, но и за её пределами в радиусе километра. Потом они могли хоть горло перегрызть друг другу, но в зоне прицельной стрельбы наших снайперов всем сталкерам настоятельно рекомендовалось сохранять полный нейтралитет. Особо забывчивым об этом регулярно напоминали установленные на вышках хрипящие громкоговорители.

— Так что случилось-то, Колдун? — снова спросил Сыч.

— Ничего не случилось. Просто туристам захотелось подольше погулять, вот я и решил продлить экскурсию.

— А чего Степаныча не предупредил? Мужик весь день себе места найти не может, хотел уже поисковую группу за вами посылать. Это ж иностранцы…

— Слышь, тебя зачем сюда поставили? — Прищурив один глаз, я поднял голову и посмотрел на разговорчивого сталкера.

— Так, это, за подходами к лагерю следить, территорию охранять, — захлопал белёсыми ресницами Сыч.

— Ну так и следи себе. Мал ещё к взрослым дядям приставать.

Парнишка что-то пробурчал в ответ и сердито заскрипел половицами настила верхотуры.

— Как дела, Кот? — поинтересовался я у «яснонебовца», краем глаза следя за туристами: чувствуя себя в безопасности, они заметно приободрились и стали снова вести себя довольно развязно.

— Нормально, сегодня вот последнюю вахту отстою и рвану к своим, — пробасил Котяра, вытаскивая из кармана мятую пачку сигарет.

Он подцепил зубами кончик фильтра, достал сигарету, похлопал по карманам. Я дал ему свою зажигалку и, пока Кот прикуривал, наблюдал за тем, как подоспевший к туристам заместитель коменданта поочерёдно пожал каждому гостю руку, а потом всех повёл в «Касту». Там их должны были накормить, напоить, дать немного отдохнуть, после чего отправить на блокпост к военным, а оттуда экскурсантов обычно забирали вертолётом на Большую землю.

Туристический бизнес кормил не только меня. По сути, весь лагерь жил за счёт богатых любителей адреналина. Одни им впаривали артефакты за сумасшедшие деньги — хотя, что для иностранца две сотни паршивых баксов? — другие обыгрывали буржуев в карты и перепродавали потом выигранное имущество, третьи, как я, например, водили их на экскурсии. Ну а Бобр, нынешний хозяин «Касты», вообще поднялся до невиданных высот, продавая интуристам своё пойло по драконовским ценам.

На соседней вышке раздался громкий щелчок, зашипела магнитофонная плёнка, и старый громкоговоритель захрипел голосом Прусака: «Сталкеры! Лагерь «Светлый» — территория мира и покоя! Здесь вы всегда можете обменять добытые артефакты на пищу и кров по приемлемым ценам!..»

Рупор на вышке продолжал хрипеть, призывая сталкеров не пользоваться оружием и в меру сил участвовать в делах лагеря. Старожилы не обращали на слова коменданта никакого внимания, зато новички прислушивались, останавливаясь и приподнимая головы.

Я попрощался с Котом и двинулся к зданию администрации, чтобы доложить Прусаку о завершении экскурсии и в двух словах рассказать о мародёрах и пути через болота. «Хотя в двух словах, наверное, не получится, — подумал я. — Комендант — мужик дотошный, начнёт расспрашивать, что да как, и ещё, небось, потребует, чтобы я рапорт ему прямо в кабинете написал. А я так хочу поскорее оказаться дома, обнять Настёну, уткнуться носом в её пахнущие травами волосы и стоять так, пока она не хлопнет меня ладошками по спине: мол, хватит обниматься, иди, мой руки и садись за стол. Развел Прусак бюрократию, понимаешь, шагу без бумажки сделать нельзя».

Я так разозлился, что чуть не сплюнул в сердцах под ноги, но быстро взял себя в руки: не пристало свинячить в месте, куда столько труда вложено. Я грустно усмехнулся, вспоминая, сколько понадобилось сил, чтобы поднять это место из руин. Атака мутантов и долгие месяцы власти Чахлого превратили некогда благоустроенную базу сталкеров в настоящую клоаку. После того, как мы выбили бандитов с захваченных ими позиций, а я отомстил Чахлому за убийство Копчёного и Арамиса, пришлось надолго засучить рукава и буквально заново строить жилые дома и общественные помещения. Зато уже через три месяца лагерь было не узнать. Он стал ещё более укреплённым и превратился в небольшую крепость с усеянным острыми кольями глубоким защитным рвом по всему периметру. Дополнительную защиту давали две оборонительные линии из трёх рядов спирали Бруно: одна перед рвом, другая за ним, почти вплотную к трёхметровому забору, по верху которого тоже протянули «колючку».

Помнится, когда ров выкопали, долго думали, стоит ли его заполнять водой. Даже проводили общее голосование по этому вопросу и вроде как решили залить до краёв. Потом всё-таки передумали, поскольку в любом водоёме Зоны рано или поздно заводятся похожие на гигантских пиявок мутанты. А зачем нам эти твари под боком? Поэтому следующие две недели ушли на то, чтобы вырубить соседнюю рощицу, заострить подготовленные колья и под разными углами вкопать в землю.

С тех пор лагерь несколько раз выдерживал атаки мутантов. Дальше рва никто из тварей не проходил. Только два месяца назад, когда особо мощный выброс спровоцировал невиданный по силе и численности монстров гон, одному из большеногов удалось по тушам своих сородичей добраться до второй линии спирали Бруно. Так и то его Дрозд из «эрпэгэшки» завалил, не дал в заборе дыру сделать. Как шмальнул мутанту в лоб с соседней вышки, так я думал, взрывной волной заграждение на хрен снесёт. Но нет, ничего, выдержало укрепление. Зато большеногу мало не показалось: расплескало его взрывом по городам и весям. Я наутро его опорную ногу за пятьдесят метров от забора нашёл.

Прусак обосновался в том же кабинете, где когда-то руководил жизнью лагеря Михалыч. Здесь уже ничего не напоминало о трагической гибели старого хозяина: кровь со стен и пола давным-давно смыли, выбитые стёкла заменили новыми.

В трёх километрах от лагеря находилось неплохо сохранившееся трёхэтажное здание колхозной управы. Там даже стёкла почти все уцелели, но, правда, поросли густым слоем грязи и пыли. Оттуда мы эти стёкла и притащили на своём горбу, как, впрочем, и рамы, и двери, и половицы.

Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, я стукнул кулаком в дверь с табличкой «Комендант» и, не дожидаясь разрешения, вошёл в кабинет. Прусак сидел за столом и что-то записывал в большую тетрадь, склонив голову набок и покусывая длинный рыжий ус. Именно длина и цвет усов обусловили прозвище главы лагеря, а не место рождения (отец Степаныча служил в Германии, там женился и сына на свет произвёл), как всем говорил сам комендант.

— Здрав будь, Прусак! Опять бумаги мараешь? — Я подошёл к окну, сел на приставленный к стене стул и вытянул гудящие от усталости ноги. — Ты чего волну погнал? Шесть сообщений за один день! Да мне Настюха за всю нашу совместную жизнь меньше писем написала, чем ты сегодня накропал. За туристов испугался, что ли? Так они же со мной, чего за них переживать?

Степаныч чуть поднял голову, бросил на меня косой взгляд и снова принялся строчить что-то в тетради.

— Ладно, не хочешь говорить — не надо. Только я — лучший сталкер во всей округе…

— Вот именно! — прикрикнул Прусак и захлопнул тетрадь. — Ты лучший, Колдун, и молодняк это знает. Они копируют тебя во всём, а ты ведёшь себя как последний раздолбай! Да что я тебе говорю. — Он махнул рукой, вытащил из ящика стола пачку сигарет. — Нельзя так себя вести, нельзя! Понимаешь?! Сегодня ты КПК выключил на несколько часов подряд, а завтра Калан или ещё какая-нибудь школота необстрелянная, подражая тебе, возьмут и вырубят его на хрен! Это ты у нас, как заговорённый, между аномалий без сканеров ходить можешь, а они ж в первую попавшуюся ловушку с ходу вляпаются.

Комендант сердито замолчал, сунул сигарету в рот, нервно прикурил от самодельной зажигалки и бросил пачку обратно в ящик.

Я, признаться, опешил от такой проповеди. Ожидал, конечно, что Прусак будет мне шею мылить за интуристов, а он, оказывается, из-за салаг так переживал. Ну, так-то всё логично: это поначалу они молодняк, а спустя какое-то время сумевшие выжить и натасканные ветеранами салабоны становятся зубастыми профи. А чем больше профессионалов в лагере, тем лучше для всех его обитателей. По закону поселения любой сталкер обязан был платить в общак или вносить любой другой вклад в развитие лагеря. Само собой, опытному сталкеру легче денежку отстегнуть, потратить личное время не на общественно полезный труд, как Кот или тот же Сыч, к примеру, а на добычу редких, а значит, дорогих артефактов. В свою очередь общак расходовался на благоустройство и оборону лагеря. Так что выгодная сделка получалась: заплатил небольшой налог — и наслаждайся всеми благами в относительной безопасности. Почему относительной? Да потому, что нет в Зоне таких мест, где тебе ничего не угрожало бы.

— Да ладно тебе, Прусак, что ты завёлся-то, в самом деле? — сказал я самым миролюбивым тоном. — У меня уважительная причина была: нам мародёры на хвост сели. Ну, я и вырубил КПК. И туристам своим велел, чтобы оторваться от бандитов, значит.

— Почти полдня отрывался, да? — буркнул комендант, выпуская в потолок струю сизого дыма.

— Ну да, через болота уходил…

Я рассказал Прусаку, как всё было, не скрывая деталей и ничего не приукрашивая.

— Ладно, так и быть, на этот раз прощаю. — Степаныч раздавил окурок в пепельнице, помахал рукой перед собой, разгоняя дым. — Но смотри у меня, — он погрозил пальцем, — чтоб больше такого не было. Час, другой — это я понимаю, все сталкеры таким приёмом пользуются, но восемь часов подряд… Ты бы хоть иногда включался, чтобы я тут на ушах не стоял. Иностранцы ж всё-таки. Завтра рапорт напишешь, а сейчас иди к Насте, она, поди, совсем уж тебя заждалась.

О том, как Настёна меня ждала, я понял ещё за два дома от нашего гнёздышка: в воздухе витал аромат жареных пирогов с яйцом и капустой — деликатеса по местным меркам. У меня аж слюнки потекли, едва я этот запах учуял. «Наверняка заранее Бобру заказ сделала: у него связи есть с людьми за периметром, любую снедь привезут, хоть устриц с осьминогами, знай только деньги плати. Интересно, что ей от меня нужно? — заинтригованно подумал я. — Вряд ли она просто так решила пироги испечь. Знает, чертовка, что я люблю, и всегда умело этим пользуется».

Настя увидела меня в окно и вышла встречать на крыльцо. В коротком платье цветочной расцветки и красных туфлях на высоком каблуке (мои подарки на её дни рождения) она выглядела на все триста процентов. Проходивший мимо сталкер с эмблемой «Воли» на рукаве не удержался и одобрительно присвистнул. Настёна кокетливо улыбнулась ему и повернулась ко мне.

— Здравствуй, милый. — Она привстала на носочки, обхватила руками меня за шею и жарко поцеловала в губы. — У-у, какой колючий, как еж.

Я провёл рукой по своей щеке. Жесткие волоски щетины захрустели под пальцами.

— Сама знаешь, бриться в ходке — дурная примета.

Я сграбастал Настю в объятья, зарылся в её пахнущие летом шелковистые волосы, нащупал губами нежную мочку уха и слегка прикусил.

— Да уж знаю, сама не раз с тобой ходила. — Она шутливо хлопнула меня по спине. — Ну всё, хватит, хорош кусаться, говорю. Пошли в дом, нечего честных людей смущать.

Пока я с ней миловался на крыльце, возле дома собралась порядочная толпа сталкеров. Парни шли по своим делам, но остановились, чтобы поглазеть на такое чудо: нечасто в Зоне увидишь настоящую красавицу в платье и туфельках (обычно моя жена ходила по лагерю в комбинезоне).

— Так, иди переоденься и быстренько побрейся, — распорядилась Настя, едва за нами захлопнулась дверь. — Негоже в грязной одежде за праздничным столом сидеть.

«Ух ты! По какому поводу праздник, милая? — думал я. — Неужели решилась новость о наследнике преподнести? Что ж, начало неплохое, посмотрим, что ещё ты для меня приготовила».

Сменить экипировку я был не против: от комбеза несло болотной грязью и тиной. А вот бриться я пока не хотел: голодный желудок урчал, как трактор, и я всерьёз опасался, что этот рокот услышат на улице.

— Неплохо бы сначала перекусить, а уж потом заниматься мыльно-рыльными делами, — крикнул я из комнаты, переодеваясь.

— Ничего не знаю. Пока не побреешься — за стол не сядешь.

— Ишь ты, командирша какая. Не боишься? Меня всё-таки не зря Колдуном зовут, могу чего-нибудь и наколдовать.

— Не боюсь! — Настя вошла в комнату. — Ты Колдун, а я ведьма. Наложу на пирожки проклятье, и улетят они к другим сталкерам на столы, а ты голодным останешься.

— Серьёзный аргумент. — Я щёлкнул застёжками «бури», подошёл к любимой и наклонился, чтобы поцеловать.

Настя накрыла мои губы ладошкой:

— Пока не побреешься — никаких поцелуев.

Я изобразил грустного пёсика: низко опустил голову, поднял глаза к потолку и вытянул сложенные бантиком губы — осталось только просительно заскулить и потрясти перед собой прижатыми друг к другу ладонями.

Настя весело засмеялась, игриво шлёпнула меня по руке:

— Ну хватит, нечего на меня давить. Марш в ванную!

Через несколько минут я, вкусно пахнущий самодельным мылом на травах, с лысой, как бильярдный шар, нижней частью лица, появился на кухне. Стол ломился от обилия праздничной снеди. Здесь было всё, о чём может мечтать вернувшийся из ходки сталкер, и даже больше. Центральное место, естественно, занимала запотевшая бутыль с мутным содержимым. Чуть в стороне от неё стояла бутылка красного вина для Насти.

— Как тебе это удалось? — я взглядом показал на посудину с самогоном. — Бобр первачом на вынос не торгует, он и в баре-то его наливает не всем.

— Я ж тебе говорила, что я ведьма, — сказала с улыбкой коварной обольстительницы Настёна. — Поколдовала немного, морок напустила, вот Бобрик и сдался. С вами, мужчинами, этот фокус легко проходит, вы же все очень слабые существа.

— Хочешь сказать, твой муж — тоже слабак? — Я поджал губы и чуть наморщил лоб, приподняв правую бровь.

— Да, милый, — притворно вздохнула чертовка. — Все вы из одного теста слеплены.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, потом я привлёк Настёну к себе и поцеловал.

— Садись за стол, сталкер, пока пирожки не остыли, а самогон не нагрелся, — сказала она, переведя дыхание после долгого поцелуя.

Я не заставил себя упрашивать дважды — желудок уже не просто урчал, а выдавал настоящую симфонию. Первым делом я откупорил бутылку «Мерло», наполнил бокал Насти более чем наполовину, потом зубами вырвал пробку из стеклянного «снаряда» и набулькал себе практически полный стакан пахнущего травами первача. В это время моя половинка раскладывала по тарелкам салат и холодные закуски. Когда всё было готово, я подал Насте её бокал, взял свой стакан в руки.

— С годовщиной тебя, милый! — Настя дзынькнула краем бокала по ободу гранёной посуды. — Четыре года — как один день! — Моя жена пригубила вино и села за стол.

Я остолбенел. «Ну и болван! Как я мог забыть о дне нашей свадьбы? Ну да, это трудно назвать настоящим бракосочетанием. Не было торжественной церемонии и пышного застолья с доброй сотней гостей. Прусак просто объявил нас мужем и женой, сделал соответствующую запись в своей тетради, а потом мы тесным кружком посидели в восстановленной к тому времени «Касте». Вывели излишки радиации водкой, закусили недавно подстреленным мутохряком, Бобр ещё за мой счёт угостил всех, кто был тогда в баре, — вот и весь банкет по случаю особого дня. Но всё равно это не даёт мне право забывать о том, что так важно для Насти. Она вон как старалась, наготовила всего, Бобра уломала первак на сторону продать, а я ей никакого подарка не приготовил. Мог ведь с тем же Бобром договориться, чтобы с Большой земли цветы привезли, конфеты там, ну или духи какие. Или Семакина попросить прибор какой-нибудь для домашних дел сварганить».

— Милый, с тобой всё хорошо? Стоишь как истукан, не ешь, не пьёшь ничего, — встревожилась Настя.

— Всё нормально, — нарочито бодро ответил я. — Просто здесь столько всего, что у меня глаза разбегаются.

Я залпом хлопнул самогон (крепкий, зараза, аж слёзы выступили из глаз, и дыханье перехватило), сел за стол и навалился на еду. Когда первый голод был утолён, налил себе ещё белёсой жидкости на треть стакана, добавил Насте вина. Она смотрела на меня влюблёнными глазами, на щеках её играл слабый румянец, чуть приоткрытые губы влажно блестели. Я буквально кожей чувствовал, как ждёт Настёна ответного подарка, и еле сдерживается, чтобы не спросить, где же он.

Я выпил ещё для храбрости, вытер губы тыльной стороной ладони, кашлянул в кулак и хрипло заговорил:

— Сегодня важный день…

И тут, видимо, Тёмный Сталкер сжалился надо мной: в дверь громко постучали.

— Извини, я сейчас. — Настя выскользнула из-за стола, лёгким шагом отправилась в прихожую, откуда вскоре донесся звук отпираемого замка. Я же выдохнул, мысленно поблагодарил духа Зоны и принялся лихорадочно соображать, как выкрутиться из сложившейся ситуации.

Погружённый в собственные мысли, я не сразу услышал знакомые голоса и увидел гостей, лишь когда по плечу мне ударила чья-то крепкая рука.

— Здорово, Колдун! — Бульбаш буквально вытащил меня из-за стола и сграбастал в свои объятья, хлопая по моей спине.

За ним маячила высокая фигура чернявого грузина. Гиви, как обычно, скалился во все тридцать два зуба, сверкая жгучими глазами из-под густых бровей. Наконец белорус отпустил меня, пригладил спускающиеся к подбородку усы и звонко хлопнул в ладоши:

— Ну и вкуснотища! Расстаралась хозяюшка, сразу видно: любит своего обалдуя, — ишь, стол какой забабахала. Ого! Да тут даже Бобровое чудо есть!

Пока Бульбаш рассыпался в любезностях, Гиви пожал мне руку, пожелал долгих лет счастливой семейной жизни и сел за стол, слева от белоруса. Настя сразу принялась ухаживать за гостями, а я всё стоял столбом и глупо лыбился, глядя на друзей.

Бульбаш с Гиви — единственные, кто остался из старой гвардии. Эти двое всё бросили и вернулись в лагерь сразу, как только узнали о моих с Байкером приключениях. В то время мы ещё восстанавливали «Светлый» после атаки мутантов и разгромной деятельности Чахлого, так что нам дополнительные руки были как раз кстати. Друзья активно включились в работу и помогли не только поднять сталкерскую деревню из руин, но и сделать её одним из самых известных и популярных среди бродяг всех мастей местом. А потом, когда моя персона начала обрастать легендами и зарабатывать славу лучшего проводника Зоны, они без лишних слов согласились тянуть со мной нелёгкую лямку экскурсовода.

— Эй, дорогой, уснул, что ли? — громко сказал Гиви. — Зову тебя, зову, а ты не слышишь. Давай, бери стакан, тост говорить буду.

Гиви на самом деле произнёс тост. Причём сделал это в свойственной только ему манере: красиво и образно. Так могут только настоящие сыны гор. Мы выпили. Потом Бульбаш поздравил нас стихами собственного сочинения. В заключение оба товарища отстегнули от поясов малые контейнеры для артефактов. Гиви с широкой улыбкой положил на стол свою «переноску».

— Красивая женщина нуждается в красивых украшениях. Здесь, канэшна, нет золота и бриллиантов, это пусть муж тебе дарит, красавица. Ты же прими от меня рубиновые огни «ожерелья». Пусть оно оберегает тебя от всех бед и несчастий.

— А я, Колдун, подарю тебе «маяк», — сказал Бульбаш, придвигая ко мне свой контейнер. — Пусть он станет для тебя путеводной звездой и приведёт в счастливую семейную гавань какого-нибудь тропического острова.

— Спасибо, ребята, вы такие молодцы, — захлопала в ладоши Настя. — Мы так рады вас видеть! Правда, Колдун?

— Правда, — кивнул я. — В самом деле, парни, спасибо, что зашли, что подарки вот дарите и вообще…

— Слушайте, я так не могу, — поморщился Бульбаш. — Горечь ведь одна, ну! Гиви, ты-то чего молчишь? Или у тебя в стакане мёд налит?

— Точно! — спохватился Гиви. — Горько! Просто жуть как горько!

И они оба заорали:

— Горько! Горько!

Я переглянулся с Настей, она слегка зарделась и опустила глаза. Тем временем друзья продолжали драть глотки, рискуя оглушить не только себя, но и нас. Пришлось наклониться к жене и поцеловать, а потом ещё раз и ещё, поскольку гости не собирались умолкать. Лишь когда Настя пригрозила оставить их без десерта, сталкеры заткнулись и принялись с аппетитом уплетать угощение.

Когда все немного насытились, Бульбаш показал на стаканы:

— Налей-ка, брат, ещё Бобрового чуда, да и Насте вина добавить не забудь.

— У меня есть, мне хватит, — отмахнулась та.

— Ничего не знаем, — встрял Гиви. — Праздник у нас или где?

— Точно, — поддержал его Бульбаш. — Ну а пока Колдун над стаканами колдует…

— Хех! — усмехнулся Гиви. — Опять каламбурами заговорил.

Бульбаш с довольным видом пригладил усы и продолжил:

— Я вам хочу загадку загадать, так сказать, для умственного развития.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Гиви. — Давай, я мигом её отгадаю.

Настя тоже проявила интерес, поставила локоток на стол, подпёрла подбородок ладошкой. Только я сидел молча, слушая вполуха и лихорадочно соображая, как выпутаться из аховой ситуации.

— Кто победит в схватке между гориллой и леопардом?

— Леопард, — сказал Гиви. — Он такой же сильный, смелый и красивый, как я. Он всех победит.

Бульбаш помотал головой.

— Горилла? — предположила Настя.

Снова отрицательный ответ.

— Тогда кто? — спросили они хором.

— Крокодил! — крикнул Бульбаш, хлопнул себя по колену и громко захохотал.

Настя тоже весело засмеялась, прикрывая рот ладошкой. А Гиви так возмутился, что даже вскочил со стула.

— Какой такой крокодил, э? О нём вообще речи в загадке не было. Мухлюешь, брат!

— Ничего я не мухлюю, — сказал белорус и снова захохотал. Вид расстроенного Гиви его очень забавлял. — В этом вся соль, дружище. Горилла где живёт?

— В Африке.

— А крокодил где? — продолжил пытать грузина Бульбаш.

— Тоже в Африке.

— Ну?!

— Что — ну?

— Баранки гну! Горилла с леопардом на берегу реки подрались и убили друг друга. Крокодил вылез на берег и сожрал обоих. Чего непонятного-то?

— Да ну тебя! — обиделся Гиви. — Какую-то фигню-мигню придумал, честным людям мозги запудрил и радуется.

— Да ладно тебе, брат! — Бульбаш хлопнул Гиви по спине. — Чего ты дуешься. Смотри, Колдун, вон, сидит и вообще ничего не понимает. — Он весело подмигнул мне. — Верно, Колдун?

— Ага! — кивнул я. — Вообще ничего не понимаю. Какие-то крокодилы, леопарды, гориллы — зоопарк, одним словом.

— И я о том! — опять начал Гиви. — Нормальные загадки надо людям загадывать, правильные. Ну, например, зимой и летом одним цветом; что общего между Эйфелевой башней и ножкой женщины? Ой! — Он прижал пальцы к губам: — Извини, Настя, не хотел тебя обидеть.

— На правду не обижаются, — улыбнулась Настя, взяла бокал. — Давайте выпьем за дружбу.

Мы все чокнулись, выпили, закусили. Поговорили о всяких пустяках. А потом как гром среди ясного неба прозвучал вопрос Бульбаша:

— Ну а ты что подарил супруге?

— А он пока ещё ничего не подарил, — сказала Настя.

Приятели уставились на меня, как на привидение. У Гиви бутылка чуть не выпала из рук (он в это время разливал самогон по стаканам), а у Бульбаша челюсть отвисла едва ли не до стола.

— Я как раз собирался, а тут вы пришли, перебили меня.

— Ну так давай, — сказал Бульбаш. — Сейчас тебе никто не мешает.

— Ага! — поддакнул Гиви и поставил бутыль на стол. — Не томи.

Я обвёл взглядом друзей, посмотрел в глаза Насте. Она ласково улыбалась, вся прямо-таки сияла в предвкушении подарка. Сердце громко бухало у меня в груди, руки заледенели, по спине побежала дорожка холодного пота. «Странные дела, — обреченно подумал я, — в Зоне так не волновался, как сейчас».

— У меня непростой подарок, — медленно начал я. — Он не материальный… его нельзя потрогать или надеть… — Глаза Насти медленно раскрывались от удивления, а лица друзей вытягивались, будто резиновые. — Ты очень любишь приключения… романтику… путешествия… — Слова тягучими каплями срывались с моего языка, я словно выдавливал их, пытаясь придумать, что же я хочу подарить. — Зная это, я приготовил… сюрприз… и… выполню любое твоё желание или просьбу, — выпалил я и перевёл дух.