«Вокруг света» и другие истории

Александр Полещук

Во 2-ом издании «„Вокруг света“ и другие истории» Александр Полещук повествует о местах своей творческой службы, размышляет о профессии и призвании журналиста, делится впечатлениями о поездках в Европу и Америку, цитирует рабочие блокноты, документы, письма.Автор представляет уникальные материалы и иллюстрации из истории журнала «Вокруг света» и других изданий, увлекательно рассказывает о героях публикаций — учёных, путешественниках, писателях, художниках.

ГАЗЕТА С ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫМ ЗНАКОМ

Лозунг, из которого в 1920 году возникло необычное название газеты «На смену!» (с обязательным восклицательным знаком), полностью звучал так: «На смену старшим, в борьбе уставшим — спешите, юные борцы!» Черты времени в нём явлены резко. Так и видишь колонну комсомольцев в рабочих блузах и юнгштурмовках, шагающую в светлое будущее мимо обессилевших стариков, сидящих вдоль столбовой дороги человечества. Восклицательный знак в названии газеты остался символом её верности традициям революционного прошлого, пусть и утратившим с годами бескомпромиссную прямолинейность, и зазвучал как призыв к молодому поколению активно вступать в жизнь, брать на себя ответственность за настоящее и будущее.

Десять вопросов инженерам

Отдел комсомольской жизни «На смену!» поставлял в газету значительный объём материалов на разнообразные темы. Анатолий Пискарёв и я «вели» промышленность и стройки, третий сотрудник — сельское хозяйство, четвёртый — комсомольскую тематику.

Лев Лин, мой предшественник, оставил яркий след в истории «НС» очерками и статьями об ударных комсомольских стройках, главной из которых был город юности Качканар. Когда на летучке вспоминали какую-нибудь акцию, придуманную Лином, или его громкий материал, я догадывался, что камешек летит в мой огород. Надо было искать свою творческую стезю, заявить о себе.

Одна из моих статей, написанная в содружестве с учёными и довольно претенциозно названная «Кибернетика. Электроника. Молодость», была напечатана под рубрикой «Ленинские уроки». Работы Ленина часто служили журналистам источником аргументов для идеологической поддержки проблемных выступлений. Но в данном случае никакой натяжки не было: Ленин действительно ратовал за применение «современной науки в области организации труда вообще и специально труда управленческого».

Этой и другими цитатами мы освятили в нашей статье необходимость коренных сдвигов в управлении производственными процессами с применением ЭВМ — электронно-вычислительных машин. Термина «компьютер», как и самих персональных компьютеров, тогда ещё не существовало, но быстродействующие ЭВМ успешно использовались для сложных народнохозяйственных расчётов. В 1965 году, как видно из статьи, в Свердловской области работали пять неплохо оснащённых вычислительных центров. Рассказывая об «умных машинах», журналисты восторгались не только их быстродействием, но и огромными размерами.

Я чувствовал, что нащупал перспективную тему. Повсюду твердили, что наука превращается в непосредственную производительную силу. Рухнул «народный академик» Лысенко, это означало «открытие» таинственной генетики. Космические полёты стали регулярными. Под Свердловском возводили атомную электростанцию. Юмористы на все лады обыгрывали модное словечко — синхрофазотрон. В многочисленных НИИ, КБ, проектных институтах, лабораториях тогдашнего Уральского филиала Академии наук СССР и инженерных службах предприятий рождались дерзкие идеи, специалисты проектировали новые машины, испытывали перспективные технологии. Молодым становилось тесновато в старых стенах, им хотелось быть на уровне достижений мировой науки, открывать пути творчеству за счёт сокращения рутинных операций, поставить организацию труда на научную основу.

В этом меня убеждали и пространные письма моего петуховского друга Валентина Кузнецова. Отработав два года на заводе после окончания Омского института железнодорожного транспорта, он возвратился в институт и готовил кандидатскую диссертацию.

Видишь ли, — запальчиво убеждал меня Валентин, — мы живём в довольно интересное время: автоматчики автоматизируют творческую деятельность человека, математики стремятся формализовать экономику и довести её до математической модели, чтобы остановить словоизвержения экономистов, кибернетики пишут педагогику, чтобы затормозить деградацию наших педагогических институтов, и так далее. Так вот, сейчас я читаю всё, что попадается под руку, о процессах, относящихся к открытию новых знаний, к теориям продуктивного творческого мышления. Для экзамена по философии пишу реферат на тему «Моделирование мышления» — история, принципиальные возможности, философские, психологические, теоретические и технические вопросы.

Какое поле для журналистской вспашки! Но как подойти к молодому специалисту, как его разговорить, приоткрыть его внутренний мир? Рубрику «Если ты инженер» завести было несложно, сложнее было поддерживать её материалами соответствующего уровня.

Одна из первых публикаций показала, что мои будущие герои — народ на язык острый, к печатному слову придирчивый. Я написал, как работают и о чём размышляют молодые сотрудники одного НИИ, в том числе Святослав Тимашев, который занимался расчётами больших оболочек — безопорных перекрытий над крупными сооружениями. Через несколько дней в редакцию поступило письмо Тимашева. Мой герой возмущался чрезмерным восхвалением его личных заслуг, что может быть воспринято как нескромность и умаление заслуг коллег. До этого случая мне не приходилось сталкиваться с такого рода реакцией на печатное слово. Мы встретились и буквально по фразам разобрали мой текст. Я признал, что кое-где переборщил из лучших побуждений, на том и поладили. Потом наши пути не раз пересекались, и я убедился, что всё-таки не ошибся с громкими эпитетами: Святослав Анатольевич Тимашев стал крупным учёным, его работы хорошо известны у нас и за рубежом.

Итак, нужно было найти нетривиальный ход, способный вызвать отклик у столь придирчивой аудитории. Подсказку я нашёл в «Комсомольской правде». Газета публиковала под рубрикой «Институт общественного мнения» обширные анкеты, а потом суммировала и обобщала присланные письма в интереснейших обзорах. Обзоры представляли собой сплав научного анализа с жизнью, представленной не искусно подобранными примерами, а мнениями и суждениями внушительных групп из разных слоёв общества. По этим публикациям руководитель проекта Борис Грушин и журналист Валентин Чикин издали несколько книжек.

В те годы анкетные опросы были очень популярны, с их помощью надеялись найти способы усовершенствования жизни. В 1964 году в ЦК ВЛКСМ была образована небольшая социологическая группа, положившая начало систематическим исследованиям советской молодёжи и ставшая по сути дела родоначальницей одного из направлений социологической науки — социологии молодёжи. Общественный Институт молодёжных проблем при Свердловском обкоме комсомола применял социологические методы для изучения жизненных планов юношей и девушек.

Отец-основатель и многолетний руководитель ИОМ «Комсомольской правды» Б. А. Грушин в книге «Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения» подчёркивает, что появление необычной институции в редакции популярной молодёжной газеты с четырёхмиллионным тиражом было обусловлено переменами как в общественных науках, так и в деятельности прессы:

Былые безапелляционный арбитрализм и скучная идеологическая дидактика с их полным пренебрежением к фигуре реципиента мало-помалу начали сменяться стремлением развивать две основные органические функции журналистики — собственно информирования аудитории и выражения общественного мнения. И это заставило прессу искать новые, более прочные и регулярные связи с читателем, слушателем и зрителем.

Опыт «Комсомолки» я и решил применить. Обратился к профессору Архангельскому с просьбой стать руководителем моего дипломного проекта — цикла статей о проблемах профессионального и жизненного становления молодых специалистов. «Хочу провести социологическое исследование», — смело объявил я. Леонид Михайлович идею поддержал, но заметил, что предстоящую работу нельзя считать социологическим исследованием, это всего лишь способ сбора эмпирического материала для его последующего осмысления и использования в газетных публикациях.

Окрылённый напутствием, я сочинил анкету и разослал около 300 штук в комитеты комсомола нескольких проектных и научных институтов с проникновенным обращением к тем, от кого надеялся получить откровенные ответы. Десять открытых вопросов (то есть, рассчитанных на свободное изложение мнения, без подсказок-вариантов), возможность сохранения анонимности (ею воспользовались немногие) и сама идея прямого диалога редакции с аудиторией обеспечили успех: возвратились 204 анкеты с подробными ответами.

Мои большие статьи «Открытие мира», «И жар холодных числ», «Общественная зрелость» прошли одна за другой в трёх номерах «На смену!». Они представляли собой если не портрет, то, по крайней мере, набросок портрета молодого специалиста Среднего Урала 60-х годов. Количественные показатели я обильно уснастил цитатами из ответов на анкету. Эти статьи с наукообразным предисловием под названием «Этико-социологическая статья в газете» стали моей дипломной работой. Она получила отличную оценку.

Большим форматом

С мая 1965 года «НС» стала выходить пять раз в неделю большим форматом. Штат редакции увеличился, из отдела комсомольской жизни выкроили целых три. Меня назначили заведующим отделом рабочей и инженерной молодёжи, Анатолия Пискарёва — литсотрудником отдела.

Редакция покинула Дом печати и обосновалась на новом месте. Помещение нам предоставили в длинном сером здании у Плотины, которое занимал обком партии, — в боковом крыле с отдельным входом. По пути на работу я иногда встречал первого секретаря обкома К. К. Николаева. Грузный, с неестественно прямой спиной (после ранения на фронте он носил корсет), Николаев неторопливо шагал по тротуару и всегда первым здоровался с идущими навстречу людьми.

Подобно всем советским молодёжным газетам, «НС» была встроена в господствующую политическую, идеологическую и культурно-образовательную систему государства. Однако эта «встроенность» не была жёсткой, а имела некоторый люфт, позволявший экспериментировать, находить адекватный стиль и язык общения с молодёжной аудиторией. Только так можно было поддержать интерес читателей к печатному слову и избежать превращения молодёжного издания в слабую копию партийной газеты. Надо было постоянно выдвигать на обсуждение острые темы, вмешиваться в конфликты, разбираться в нравственных коллизиях молодых людей, тщательно работать над формой и способом подачи материалов, придумывать эмоциональные шапки, оригинальные рубрики и заголовки. Коллеги из других изданий иногда подтрунивали над задиристой и голосистой «молодёжкой», но для пренебрежительных отзывов мы не давали оснований. «НС» даже негласно соревновалась с «Уральским рабочим» и «Вечерним Свердловском»: опубликовать первыми интересный материал на новую тему и тем самым вставить фитиль коллегам считалось делом профессиональной доблести.

Газета варилась в секретариате, где заправляли Евгений Постников и Александр Афанасьев. Талантливые журналисты и поэты, они были мастера на все руки — находили оригинальные темы, разрабатывали линии, советовали, как повернуть материал, чтобы тот заиграл, придумывали броские и точные заголовки, поднимали текст умелой правкой и сокращением, беспощадно высмеивали халтурные и серые опусы, вывешивая журналистский брак на чёрную доску.

Третьим сотрудником секретариата был Михаил Бурзалов. Когда ещё и в помине не было компьютеров с их чудесными программами, внешний облик газеты во многом зависел от вкуса редакционного художника. Он писал заголовки и рубрики, рисовал заставки, ретушировал фотографии, сопровождал иллюстрациями фельетоны и стихи. Бурзалов, выпускник Московского архитектурного института, делал это мастерски. Именно он придумал и начертал энергичным курсивом название газеты, знакомое нескольким поколениям насменовцев.

Зайдя в секретариат вроде бы просто так, а на самом деле для того чтобы удостовериться, что всё в порядке с материалами отдела, застаёшь там следующую картину. Женя, с упавшими на лоб рыжеватыми волосами, вычерчивает макет; Саша, нацелив ручку и ехидно усмехаясь, вычитывает чей-то текст (невольно скосишь глаз: не твой ли?..); Миша, обмакивая кисточку в баночку с тушью, создаёт на кусочке ватмана образ молодого монтажника-высотника в каске и цепях. Дым стоит коромыслом. Присядешь в кресло и тоже закуришь, поглядывая на Афанасьева. Не выдержав психологического давления, тот, в конце концов, извлекает из стопки материалов сданную тобой вчера статью и принимается читать, время от времени хмыкая и иронически цитируя неуклюжие словесные обороты.

Бурзалов придумывал для сотрудников поздравительные открытки с остроумными рисунками и надписями. Первую открытку мне вручили по случаю 25-летия. Не составляет труда расшифровать подписи авторов кратких пожеланий, размещённых на оборотной стороне этого дружеского послания. Тут отметилась почти вся редакция. Вот Александр Афанасьев — он выдал стихотворный экспромт и тут же его отредактировал. Валерий Анищенко, мой однокурсник, — фельетонист, пародист и вообще человек весёлый. Рассудительный Геннадий Чукреев, без устали тащивший рубрику «Ленинские уроки». Балагур и анекдотчик Борис Тимофеев — автор материалов на темы морали и очерков о хороших людях. Заместитель редактора Станислав Самсонов — впоследствии судьба сводила нас в разных ситуациях в Москве. Выпускающий Михаил Азёрный, упорно осваивавший спортивную тематику. Тамара Пахомова — она бесстрашно отстаивала права воспитанников детдомов и боролась за «трудных» подростков. Валентин Кононов в периоды сельской страды объезжал на редакционной машине районы и ежедневно передавал материалы в рубрику «Комсомольская тачанка». Галина Мурзинцева освещала свердловскую театральную жизнь и писала глубокие рецензии на гастрольные спектакли московских театров. Андрей Грамолин — с ним мы вели бесконечные разговоры о своеобразии стиля Андрея Платонова. С фотокорреспондентом Алексеем Нагибиным ездили в длительные командировки. «Цвети и толстей», — пожелал мне Евгений Постников, а Евгений Панфилов, наоборот, посоветовал: «Не будь тучным!»

(В мае 1966 года вместо Ерёмина, переведённого на работу в аппарат ЦК ВЛКСМ, редактором газеты был назначен секретарь Верх-Исетского райкома комсомола Евгений Панфилов, кандидат юридических наук. Евгений был младшим братом свердловского режиссёра-документалиста Глеба Панфилова, который в ту пору делал в столице первые шаги к будущей славе. В 1968 году Евгений устроил для редакции в каком-то кинозале просмотр дебютного художественного фильма своего старшего брата «В огне брода нет» — ещё до его официальной премьеры. Этот фильм, не сразу мной понятый во всей глубине, поколебал привычно-хрестоматийные оценки гражданской войны и потревожил глянец, покрывший за долгие годы образы солдат революции.)

Работа журналиста не состоит сплошь из творчества. Через газету проходило немало формальных материалов — отчётов о комсомольских конференциях, репортажей с первомайских и ноябрьских демонстраций и тому подобных текстов. Чтобы ваять их, достаточно было освоить несколько схем и наработать запас подходящих лексических оборотов. Досаждали поступавшие по телетайпу тассовки, предназначенные для обязательной публикации, — сообщения и отчёты ТАСС о важных политических событиях. Иногда их приходилось ждать до позднего вечера, что не доставляло удовольствия дежурному редактору. В следующем номере надлежало давать отклики уральцев на очередное партийное решение. Подборки содержали обещания «ответить на призыв партии новыми успехами». «Откликались», конечно, сами сотрудники газеты, получив по телефону согласие какого-нибудь активиста на мнимое авторство.

Размышляя об этой стороне нашей газетной работы, я однажды подумал, что у прежней обязаловки было определённое сходство с теперешними рекламными вставками и заказными материалами. То и другое — дань, приносимая журналистами господствующей системе, ритуал лояльности и одновременно условие жизнеспособности газеты.

Бывало, выслушав на планёрке заявки в очередной номер, ответственный секретарь обводил взглядом заведующих отделами и произносил с укоризной: «Всё это, конечно, хорошо и нужно, а читать-то что будут?» Думаю, что 90-тысячный тираж «НС» в шестидесятые годы, — свидетельство того, что в газете было что читать.

У меня нет сведений об экономической эффективности нашего двухкопеечного издания. Редакция в ту пору занималась только своим прямым делом — делала интересную газету, пользующуюся спросом, а материально-технические, производственные и финансовые вопросы находились в ведении издательства «Уральский рабочий». Надо полагать, что «НС» приносила неплохие деньги в бюджет издательства, следствием чего был тот факт, что сотрудники редакции отмечали новоселье почти в каждом построенном издательском доме. (Я получил первое в жизни жильё — комнату в пятиэтажке по улице Пальмиро Тольятти — всего через три месяца после зачисления в штат, будучи ещё студентом; впоследствии мы переехали в однокомнатную, а затем в двухкомнатную квартиру в том же доме.)

Скромная реклама, скромная цена…

Человек созидающий

Всем известно, что Урал — опорный край державы, / её добытчик и кузнец. Строки из поэмы Александра Твардовского «За далью — даль» постоянно цитировали в свердловских газетах, но они всегда звучали свежо, потому что были точны. Сотни славных предприятий воплощали собой индустриальную мощь области. Возводились новые заводы и цеха, доменные печи и прокатные станы, по густой железнодорожной сети сновали поезда, рудники и шахты выдавали на-гора неисчислимые богатства недр («вся таблица Менделеева»). И повсюду трудились молодые рабочие, инженеры, учёные, конструкторы новой техники, достойные стать героями наших очерков и репортажей.

Совместный выпуск молодёжных газет Свердловской, Пермской, Тюменской и Оренбургской областей, посвящённый ударным комсомольским стройкам

За четыре года работы в «На смену!» мне удалось немало поездить по промышленным центрам, большим и малым предприятиям и стройкам Среднего Урала. Командировки давали возможность прервать однообразное течение редакционной жизни (планёрки, сбор информации по телефону, обработка материалов авторов, вычитка гранок, дежурства по номеру) и побывать в незнакомых местах, занести в блокнот новые впечатления. Моя рабочая территория, постепенно расширяясь, охватила Свердловск, Нижний Тагил, Асбест, Реж, Нижние Серги, Михайловск, Арти, Ревду, Первоуральск, Каменск-Уральский, Невьянск, Краснотурьинск, Карпинск, Камышлов, Гари, Североуральск…

Часто бывал в Нижнем Тагиле. Приезжаешь на электричке рано утром, чтобы не терять световой день: холодно, снег под ногами скрипит, кутаешься в воротник, ожидая трамвай, а увидишь пухлые дымы металлургического комбината, поднимающиеся в морозном воздухе, — и чувствуешь себя как будто бодрее. И хотя понимаешь, что жить и работать рядом с этими дымами — совсем не то, что наблюдать их издалека, всё равно думаешь: «А ведь здо́рово, что есть у нас такой громадный комбинат, что мы сами его построили и продолжаем расширять и совершенствовать!»

В Нижнем Тагиле обаяние уральской старины, с былями горы Высокой, рассказами о промышленниках Демидовых и строителях «сухопутного парохода» Черепановых, переплеталось с памятью о первых пятилетках и о войне. Танк «Т-34» на высоком постаменте у проходной Уралвагонзавода напоминал о военном прошлом, но одновременно олицетворял и сегодняшний день предприятия. Все знали, хотя и не говорили вслух, что основная продукция завода — вовсе не грузовые вагоны, а танки, именуемые «машинами» или «изделиями». Разумеется, я писал о тех, кто строил вагоны. А спустя несколько лет побывал в одном из секретных корпусов УВЗ и был потрясён зрелищем танкового конвейера с десятками могучих, технически совершенных бронированных машин, одновременно собираемых и оснащаемых сотней рабочих.

Когда я слышу очередное сетование на неоправданно высокую цену, которой оплачена победа в сорок пятом, я вспоминаю НТМК и УВЗ. Не будь ускоренной индустриализации, мобилизационного рывка тридцатых годов — мы бы проиграли войну, потеряли страну. А Родина бесценна. Да, была жестокость, были неоправданные потери и неправедные приговоры, но была и вера, был порыв. Спор о том, что именно тогда перевешивало, не имеет смысла, подобно спору о том, наполовину пуст или наполовину полон стакан с водой.

Во время войны на Урале началось движение фронтовых бригад. Молодые люди семнадцати-восемнадцати лет давали клятву работать по-фронтовому, с полной самоотдачей. В год двадцатилетия Победы незнаменитым героям тыла устроили встречу в Свердловске. «НС» посвятила им целый разворот. Один из бывших «фронтовиков» Уралвагонзавода рассказывал, что после 9 мая 1945 года его бригада, как ни старалась, ни разу не смогла достичь прежней выработки на обточке танковых башен. Такова была психологическая энергия Отечественной войны.

А в старинных уральских городках с частными домами и огородами благополучно здравствовали уникальные производства, ведущие счёт годов из далёкого прошлого. Городские кварталы группировались вокруг пруда с плотиной. В далёкие времена река давала ход заводским станкам через ремённые передачи и огромные маховики. В один из таких городков, Арти, я приехал, чтобы написать, как на местном заводике, единственном в стране, куют косы, столь нужные в крестьянском хозяйстве (именно куют, а не штампуют — большая разница!). Очерк назвал «Артинский клинок» не ради красного словца. Клинком именовалась первая заготовка и для косы, и для кавалерийской шашки в ту пору, когда знаменитый металлург П. П. Аносов создавал в Златоусте уральский булат. И в том была глубокая символика. Пруток с намеченным для ковки и закаливания клинком, напоминающий маленькую шпагу, попал в коллекцию привозимых из командировок редкостей, что располагалась в нашем отделе на широком подоконнике.

Прошлое и современность на Урале находятся близко, порой сосуществуют. Город Невьянск, носивший прежде название Невьянский завод, был вотчиной Демидовых. Это был тот самый завод, где Демидовы якобы чеканили монету в подвале, а когда тайна раскрылась, подвал с людьми затопили водами реки Нейвы. На территории завода располагается главная достопримечательность Невьянска — наклонная башня с часами, родственница Пизанской колокольни. Но для близкого осмотра она была недоступна, так как предприятие выпускало военную продукцию.

В селе Таволги, неподалёку от Невьянска, меня заинтересовала керамическая фабричка, где делали чудесную майолику. Познакомился с молодыми художниками (дизайнерами, как сказали бы сегодня). Они придумывали кувшины, кринки, сахарницы, чашки, тарелки и другую обиходную посуду, не претендующую на высокий стиль, но прочно опирающуюся на народный вкус. В результате родился очерк «Таволгинская майолика» (как согласно звучат названия нашей травы таволги и итальянской керамики!).

Известный писатель Алексей Иванов, автор книги о Свердловске / Екатеринбурге под названием «Ёбург», утверждает, что Урал — уникальный феномен русского мира, а не просто провинция со старыми заводами. Он ссылается на исследования пермского профессора П. Богословского, писавшего ещё в 20-е годы о горнозаводской цивилизации — культуре, созданной в условиях крепостничества трудами народа по заданиям и в интересах владельцев заводов и разного рода угодий.

Это очень точное наблюдение. Действительно, не найти на карте страны другую столь обширную провинцию, где столь компактно сосредоточены традиционные отрасли добычи и переработки полезных ископаемых. Рудознатцы, кузнецы, камнерезы, углежоги, каменотёсы, доменщики, плотники, грабари, механики и прочие работные люди, несмотря на подневольные условия существования, сформировали здесь профессиональную среду со своими традициями, культом мастерства и трудолюбия. Седой Урал, Урал-батюшка сплотил пришлых по своей воле и переселённых насильно русских и нерусских людей в сообщество уральцев, вызвал к жизни неповторимый пласт народной культуры — речь, бытовой уклад, обычаи, фольклор. Романы и повести, а также пересказываемые из поколения в поколение были составили суровую сагу, повествующую об освоении прежде дикого края — настоящий гимн упорству и разуму человека. Павел Бажов ввёл в литературу уральский сказ — неторопливое повествование, в котором побывальщина соседствует с волшебными преданиями, а герои — не царевичи и витязи, а мастеровые люди.

Именно оттуда, из народных глубин, пришла идея рубрики «Правнуки людей мастеровых», по-своему отразившая на страницах газеты современную ипостась горнозаводской цивилизации. «На смену!» постоянно обращалась к теме преемственности традиций, достоинства рабочего человека. Среди наших авторов было несколько рабочих, умевших на своём опыте раскрыть суть профессии, показать путь к мастерству. Один из них, помощник горнового Нижнетагильского металлургического комбината Василий Панкратов, стал нашим штатным сотрудником, а впоследствии — собственным корреспондентом одной из центральных газет.

Мне нравилось разговаривать с мастерами своего дела, в тонкостях чувствующими и понимающими свою работу. Хотелось проникнуть в тайны ремесла, понять и правдиво рассказать, почему и как у одного получается лучше, чем у другого. В цехе Свердловского инструментального завода остановишься возле какого-нибудь пожилого дядьки в очках, закреплённых на затылке верёвочкой, и замрёшь, зачарованный тем, как он «ловит микроны» — шлифует до блеска и без того зеркальную поверхность изделия, в которой отражается твоя любопытствующая физиономия. Я и сейчас могу без запинки назвать десятка два рабочих профессий, которые, благодаря журналистской работе, неплохо себе представляю: столяр, плотник, каменщик, штукатур, бетонщик, трубоклад, монтажник-высотник, футеровщик, горновой, токарь, сверловщик, модельщик, фрезеровщик, строгальщик, кузнец, клепальщик, прессовщик, сварщик, слесарь-лекальщик, слесарь-сборщик, крановщик, стропальщик, электромеханик, сцепщик…

Есть известная притча о прохожем, спрашивающем у строителей пирамиды Хеопса, чем они занимаются. Каждый говорил о своём: «Гружу тачку», «Копаю землю», «Обтёсываю камень». И лишь один сказал: «Строю пирамиду Хеопса» — осмыслил свою работу как масштабную миссию. Мы, журналисты газеты с восклицательным знаком, как раз и хотели помочь молодым людям осознать государственную значимость своей повседневной работы: «Мы не винтики, мы — народ-созидатель!» Вот почему так много писали о тех, кого теперь уничижительно кличут работягами.

В плакатном восхвалении рабочего человека было, конечно, нечто чрезмерное и порой просто фальшивое. Однако нельзя не сожалеть, что уважение к труду, к производству материальных ценностей вытеснено теперь воспеванием прелестей беспечного существования, успеха, лёгких денег. Труд как высшее проявление человеческого в человеке, преобразование косной материи, торжество интеллектуальных и физических сил — редкий гость и на газетных страницах, и в телепрограммах. Отодвинуто в сторону библейское «В поте лица будешь добывать хлеб свой», дарвиновское «Труд создал человека» и советское «Труд есть дело чести, дело доблести и геройства». Исчез из литературы и СМИ образ человека-созидателя, человека-творца с его трудовой моралью и гордостью за дела рук своих. Его вытеснили супермены, бесшабашные сыщики, звёзды массовой культуры, герои криминального мира, жрицы свободной любви и новые русские буржуа.

Разветвлённая система профессионально-технической подготовки рабочих и специалистов среднего звена, которая создавалась десятилетиями, в 90-е годы пала жертвой разрушительного реформирования отечественного образования. Профессионально-технические училища и техникумы перепрофилированы и переименованы в колледжи, выпускающие бухгалтеров, банковских клерков, парикмахеров, рекламных агентов, секретарей-референтов и других далёких от потребностей материального производства людей. И как только стала подниматься с колен промышленность, развернулось строительство крупных сооружений, выяснилось, что рабочих нужных профессий и производственных мастеров не сыскать. Что же предлагают наши учёные мужи и управители высокого полёта? Конечно, завозить мигрантов из Средней Азии. Но неужели среди официально зарегистрированных безработных в количестве 2,8 миллиона (декабрь 2020 г.) не найдётся желающих приобрести современную стабильную рабочую профессию?

Асбогигант в сетевом графике

Надо заметить, что «НС», будучи органом областного комитета комсомола, охватывала довольно широкий пласт жизни, далеко выходящий за рамки чисто комсомольской повестки, иначе бы она могла превратиться в корпоративное издание для активистов ВЛКСМ. В поле зрения газеты оказывались, например, промахи в организации производства, наплевательское отношение к элементарным потребностям молодых рабочих. Об этом много писал Анатолий Пискарёв.

В 1965 году началась косыгинская реформа — по имени её инициатора, председателя правительства СССР А. Н. Косыгина. После конвульсивных метаний предыдущих лет правительство предложило программу капитального ремонта социалистического хозяйства, перевода его на современные рельсы. Экономика сделалась модной темой. Даже писатели заинтересовались такими не очень понятными материями, как хозрасчёт, прибыль, рентабельность, закупочные цены, фонды материального поощрения и социального развития.

Разумеется, новая проблематика накладывала отпечаток на содержание наших материалов. Но призывные «шапки» с восклицательным знаком не хотели исчезать с первых полос — ведь инерция мобилизационной экономики, оказавшейся незаменимой в 30—50-е годы, продолжала действовать.

Острые проблемы, достойные критического пера, чаще всего возникали на крупных стройках. Проблемы кое-как утрясали, потери списывали, газеты печатали репортажи о вступлении объекта в строй, а потом объект без лишнего шума доводили до ума, чтобы он мог стабильно работать. Именно так случилось с обогатительной фабрикой №6 треста «Ураласбест», которую решили ударными темпами достроить и сдать в эксплуатацию к 50-летию Октябрьской революции.

Асбест — уникальный минерал, представляющий собой длинные волокна, отчего он получил поэтичное наименование горный лён. Известна легенда о том, как уральские мастера преподнесли императрице Екатерине белую негорючую скатерть, сотканную из волокон асбеста. Матушка-государыня не поверила, велела бросить подарок в огонь, и тут произошло чудо: скатерть не обуглилась, а стала ещё белее. Ныне чудесный минерал используют для выработки широкой номенклатуры термостойких материалов.

Хотя громадный карьер близ города Асбеста и уступает размерами кимберлитовой трубке «Мир» километрового диаметра в Якутии, которую мне довелось видеть, зрелище добычи руды и здесь выглядело грандиозно. Руду отваливают направленными взрывами, а потом мощные самосвалы вывозят её по серпантину на поверхность и доставляют на обогатительную фабрику. Не меньшее впечатление производит обогатительная фабрика, где в цепочке огромных грохочущих дробилок руда последовательно обогащается, но не за счёт приобретения ценных добавок, а за счёт удаления и отсеивания пустой породы. На выходе получается чистый продукт.

Шестая обогатительная фабрика должна была стать крупнейшей в мире, поэтому газеты тут же назвали её Асбогигантом. Стройку объявили ударной комсомольской, и обком ВЛКСМ поручил нашей редакции организовать на базе городской типографии в Асбесте издание специального выпуска газеты «На смену!».

Первый номер спецвыпуска газеты на Асбогиганте

Моя командировка на Асбогиганте продолжалась два месяца. Первый месяц работал под началом Александра Афанасьева, второй — сам был ответственным за издание спецвыпуска, а помогал мне студент Александр Шарапов, проходивший в редакции производственную практику. В поисках материала вдоволь набегался по отметкам — этажам основного корпуса высотой, кажется, с десятиэтажный жилой дом — и по огромной территории фабричного комплекса.

Стилистика нашего скромного издания (четыре странички в одну четвёртую газетного листа) напоминала стилистику листовок периода советской индустриализации: «Есть 300 процентов!», «Равнение на знамя!», «Молния!», «Даёшь ударные темпы!» и т. д. Она и не могла быть иной, потому что, несмотря на появление разнообразной техники, методы организации работ в строительстве оставались во многом прежними: призывы, приказы, нажим, штурм.

Возводить комплекс, состоящий из десятков сооружений, согласовывая очерёдность и стыковку строительных и монтажных работ, доставку материалов и оборудования, действия десятков больших и малых подрядных и субподрядных организаций, — очень сложно. На ежедневных оперативках в управлении стоял несусветный гвалт вперемешку с неизбежным матерком: каждый докладчик стремился затушевать свои огрехи лёгким враньём и переложить вину на соседа. Начальник строительного комплекса Поткин и главный инженер Баскин отчитывали отстающих и ставили задачи, прекрасно зная, что они не будут выполнены. Парадоксальная ситуация: инженеров в достатке, все они с хорошим образованием, имеют достаточный опыт, рабочие тоже, в основном, квалифицированные и хорошо оплачиваемые, а вот грамотно соединить и направить к общей цели их усилия никак не получалось.

Однажды на совещании руководителей свердловских строительных трестов и управлений был продемонстрирован фильм о том, как происходит сооружение крупных промышленных объектов в США. Я не верил своим глазам. Неужели возможно так организовать дело, чтобы материалы и оборудование подвозились к необходимому времени и устанавливались прямо с колёс, чтобы не было разбитых дорог, гор кирпича, разрытых котлованов, брошенной техники, простоев и штурмовщины, чтобы объект сдавался в эксплуатацию в заранее назначенную неделю и при этом не было необходимости потом доводить его до ума? Даже подумал, что это какой-то показательный фильм о том, как должно быть. Но нет. Всё оказалось правдой. Через много лет во время поездки в США я услышал ту же невероятную в нашей строительной практике меру времени: строительство суперсовременного отеля продолжалось столько-то недель и столько-то дней, как предусматривалось контрактом и сетевым графиком.

На Асбогиганте тоже разработали и вывесили в конторе для всеобщего обозрения полотнище с сетевым графиком строительства, как в Америке. Однако ход работ никак не укладывался в установленные даты. Стройка безнадёжно затянулась, и наш спецвыпуск с его пламенными призывами стал неуместен. Шестая фабрика комбината «Ураласбест», действительно крупнейшая в мире, начала выдавать продукцию только через два года.

Современник крупным планом

Если бросить на журналистику 1960-х годов взгляд, не зауженный шорами предвзятости, нельзя не заметить её «человеческого наполнения», интереса к внутреннему миру современника. Я имею в виду не скучное морализаторство, которого тоже хватало, а очерки и проблемные статьи, в центре которых находился реальный человек с его индивидуальностью, конфликтами, нравственными поисками, сомнениями. Подобного рода материалы стала публиковать даже «Правда» — официальный орган ЦК КПСС.

Не последнюю роль в радикальном обновлении журналистики сыграл, на мой взгляд, «Моральный кодекс строителя коммунизма». Перечисленные в нём жизненные принципы и правила поведения рисуют идеальный образ советского человека. Однако кодекс не только отражает партийные идеологические доктрины, но и перекликается с постулатами, провозглашёнными в различных религиозных учениях, трактатах мыслителей и творениях писателей. Мысль о несовершенстве людей, испорченных первородным грехом, силами зла или пороками общественного устройства, не давала покоя лучшим сынам человечества, и они создавали в своих мечтах образ грядущего мира, населённого идеальными людьми.

Но мало провозгласить замечательные принципы — они должны войти в жизнь советских людей. Воспитание молодых поколений в духе «Морального кодекса» было провозглашено обязательной задачей коммунистического строительства, наряду с созданием материально-технической базы и формированием гармоничных социальных отношений. На эту цель работали — хорошо ли, плохо ли — государственные, партийные и общественные институции, учреждения образования и культуры, средства массовой информации.

В «НС» считались особо ценными очерки, публицистические статьи и громкие дискуссионные материалы на моральные и социальные темы, которые поставлял, в основном, отдел коммунистического воспитания, возглавляемый Геннадием Чукреевым. Для них не жалели газетной площади, бывало, что и целиком полосу отдавали рассказу о человеческих судьбах, драмах, подвигах, о грустных подробностях нашей обыденной жизни. Время от времени газета затевала читательские дискуссии, были рубрики, обращённые к студентам, призывникам, молодым семьям, любителям искусства, краеведам, молодым специалистам…

Нельзя, конечно, сказать, что современную журналистику совсем не интересует человек XXI столетия. Духовно-нравственная тематика по-прежнему присутствует в «старых» газетах — преимущественно в виде проблемных статей. «Новые» же газеты другие — это газеты событий, сенсаций, политики и бизнеса, человек в них — чаще всего объект воздействия социальных сил и глобального информационного поля, адресат экономических и социальных программ, «звезда», взошедшая на небосклон благодаря чьим-то деньгам, жертва насилия, а то и ловкий и ужасный преступник. Социальные, судебные и портретные очерки, очерки нравов почти исчезли. Повсюду господствует интервью — жанр, не требующий от журналиста особенных интеллектуальных и творческих усилий.

Флагман «гуманистического направления» журналистики шестидесятых — это, безусловно, «Комсомольская правда». Журналисты «Комсомолки» считали, что слово «правда» в названии газеты обязывает их быть предельно честными — пусть и в идеологических границах той поры — и адекватно отвечать на ожидания многомиллионной молодёжной аудитории. Отсюда максимализм высказываний, смелость в степени риска, стремление не провозглашать готовые истины, а искать их в споре. Герои газеты, преимущественно молодые, не считали справедливость, честь, дружбу, мужество пустыми словами. В то же время это были живые люди — ищущие, сомневающиеся, допускающие ошибки, а не отлитые из бронзы монументы.

Один из сотрудников старой «Комсомолки», чьё творчество было заряжено вниманием к человеку, — Василий Песков. Журналист универсального дарования, он мог достоверно, увлекательно и проникновенно рассказать о провинциальных мастерах, учёных, космонавтах, людях с нелёгкой судьбой. В нашем домашнем архиве хранится его письмо с интересными суждениями о профессии.

Как я упоминал в предыдущей главе, Галя решила взять творчество Пескова темой своей дипломной работы. В середине марта 1965 года факультет командировал её в редакцию «Комсомольской правды», чтобы она расспросила Василия Михайловича о творческом пути и «секретах мастерства», как тогда выражались. Она согласовала сроки приезда, тщательно подготовилась к беседе, но смогла поговорить лишь с коллегами Пескова, поскольку сам он накануне улетел в срочную командировку («Он сказал, чтобы вы оставили вопросы»). Расстроившись, Галина всё же написала послание знаменитому журналисту, лауреату Ленинской премии, не особенно надеясь на ответ.

Причина спешного отъезда Пескова вскоре стала понятной. 18 марта состоялся космический полет Павла Беляева и Алексея Леонова, во время которого Леонов впервые в мире выходил в открытый космос, и вскоре в газете появился пространный очерк Василия Пескова о «космических братьях». А в начале апреля Галя получила обещанное письмо. Оно было написано от руки и датировано 29 марта — завидная обязательность и оперативность!

Начинается письмо с краткого рассказа о том, как молодого человека «с улицы» приняли в редакцию воронежской газеты «Молодой коммунар», где он проходил школу ремесла и «учился быть человеком, а это в газетном деле, пожалуй, главное». Дальше шли ответы на вопросы дипломницы.

Проблема вымысла… Для меня этой проблемы никогда не существовало. Какой-то элемент вымысла в материалах, конечно, есть, он необходим как извёстка между кирпичами-фактами. Но форма, которую я избираю, позволяет обходиться без вымысла. Автор почти всегда присутствует в материале, очень часто даже участвует в действии. Его наблюдения, бытовые детали, реплики, пейзаж, замеченные на месте, выполняют роль «извёстки».

Работа с людьми… Время общения с людьми разное. Иногда это три-четыре часа разговора. Иногда путешествие вместе, иногда долгие наблюдения. «Душу раскрывает» человек в том случае, если видит в тебе друга. Стать другом за три часа непросто. Тут многое значит поведение журналиста, манера держаться, характер вопросов, которые заданы человеку. Рецептов тут быть не может. Во всех случаях надо держаться просто, не панибратствуя, но и без тени превосходства.

Что пишут герои?.. Большинству из них журналист становится другом. Обращаются за советом, иногда оказывают трогательные знаки внимания, обращаются с просьбами. По работе в газете знаю, что самое неприятное из писем — это когда герой сообщает, что автор наврал, преувеличил, поставил в неловкое положение. Никто из нашего брата от таких писем не застрахован. Но, бог миловал, таких писем пока что не получал…

Читая письмо, видишь, как резко изменилась наша журналистика. Зачем становиться другом человеку, о котором пишешь? Что это за «трогательные знаки внимания»? Как можно «обходиться без вымысла», если фактов негусто, а материал надо срочно сдать в номер? Моральный императив, выдвинутый Василием Песковым, выглядит ныне безнадёжно устаревшим.

В 1967 году после семи лет успешной работы закрылся ИОМ «Комсомольской правды». Формально — из-за того, что его «коэффициент полезного действия», с точки зрения интересов газеты, уменьшился, редкие публикации перестали вызывать бурный отклик. Фактически же потому, что преобладающая часть информации, получаемой от читателей, оказалась, по выражению Грушина, непубликабельной, поскольку противоречила официальной точке зрения.

Пробуксовка стала ощущаться и в «НС». Читатели реагировали на наши затеи не столь активно, как раньше. Получить десяток откликов на приглашение к дискуссии в очередном «Ленинском уроке» считалось хорошим результатом. Может быть, название рубрики вызывало ассоциации с политзанятиями? Причину мы искали в собственных творческих просчётах. Не сразу осознали, что дело не только в этом. Ушло время бурных диспутов, когда люди после многих лет заморожености мозгов обретали жадный интерес к миру и к самим себе. Да и мы взрослели, замещая опытом и цинизмом энтузиазм молодости.

Сибирский портрет

С тех пор как мать переехала к нам в Свердловск, никого из родных в Петухово не осталось. Иногда я вспоминал наш дом, редакцию, завод, школу, вокзал с километровым знаком «2537», десятки мест, глубоко впечатанных в сознание. Доведётся ли когда-нибудь повидать их? Вспоминалась и широкая площадь с братской могилой и памятником Ленину. Тетрадку с записями рассказов петуховских старожилов я сохранил, хотя и не очень понимал, пригодится ли она когда-нибудь. Как вдруг случайно узнал, что в Свердловске живёт секретарь Петуховского райкома партии двадцатых годов Афанасий Александрович Климов. И я поспешил с ним встретиться.

Разговор наш длился долго. Климову тогда было наверняка за семьдесят, но он хорошо помнил подробности создания и установки памятника Ленину. Вспоминая двадцать четвёртый год, то и дело повторял, резко взмахивая правой рукой, как будто выступал на митинге: «Дорогому товарищу Ленину решили памятник поставить на века!.. На века!»

Вкратце события можно изложить так. В феврале 1924 года Климов был направлен в Петухово секретарём райкома партии. На одном из заседаний бюро райкома он предложил отметить седьмую годовщину Октябрьской революции установкой памятника Ленину «путём субботников и сбора средств по подписным листам». По заданию райкома заведующий заводом Ковач поехал в Ленинград и привёз оттуда гипсовый бюст Ленина. Литейщики местного завода взялись изготовить бронзовую копию. Опыта работы с бронзой у них не было, поэтому качественная отливка получилась не сразу.

У могилы жертв восстания 1921 года, что возле железнодорожной станции, была вырыта яма глубиной около двух метров, заложен фундамент в виде чаши и выведен высокий пьедестал. Накануне праздника революции пьедестал огородили лесами, установили на нём бюст Ленина и прикрепили памятную чугунную доску. Рядом соорудили временную деревянную трибуну и арку.

7 ноября при большом стечении народа состоялось открытие памятника. Оркестр исполнил «Интернационал». Потом был митинг. В это время на станции остановился поезд из Челябинска. Пассажиры вышли из вагонов, махали шапками и кричали «ура!».

Памятник Ленину в Петухово можно назвать в полном смысле слова народным. Собранные по подписке денежные средства были использованы на приобретение бронзы, для оплаты каменщикам, соорудившим фундамент и пьедестал, а также музыкантам духового оркестра, приглашённого из Петропавловска. Все прочие работали добровольно и бесплатно.

Рассказ Афанасия Александровича представлял собой фактически сюжетную канву будущего очерка, но для полной картины не хватало важных деталей. Главное — оставалось неясным, кто является автором скульптурного портрета: ведь одного взгляда на памятник достаточно, чтобы увидеть работу профессионала. В энергичном развороте головы, в том, как вольно распахнут на груди Владимира Ильича пиджак, вообще в той понятности художественного образа, который сразу же читается как образ вождя, видятся истоки будущих творческих поисков советских скульпторов.

Напечатанные на машинке воспоминания Климова пополнили мою «историческую» папку.

Вскоре папка пополнилась. Произошло это так.

Осенью 1968 года, на излёте работы в «НС», я взялся подготовить документальную композицию к предстоящему 50-летию ВЛКСМ и отправился в областной партийный архив, чтобы подобрать документы по истории уральского комсомола. Старинный особняк, где располагался архив, находился как бы в низинке, на пологом склоне. Меня встретила гулкая тишина лестничного пролёта. «Как в склепе», — мелькнула мысль, что называется, к месту: ведь я оказался в известном всем свердловчанам Ипатьевском доме, именуемом так по фамилии бывшего владельца. Здесь, в подвале, были расстреляны отрёкшийся от престола император Николай II, его семья и спутники. Этому событию в 1968 году тоже исполнилось полвека, но, разумеется, о нём не упомянула ни одна газета.

С помощью сотрудницы архива я скопировал найденные материалы, и на их основе мы подготовили разворот в праздничный номер газеты.

Не особенно рассчитывая на удачу, я рассказал заведующему архивом о памятнике Ленину в Петухово и попросил проверить, нет ли в архиве каких-либо документов, проливающих свет на давнюю историю. Ведь в 1924 году Петуховский район входил в обширную Уральскую область, административным центром которой был Свердловск. И документы нашлись! Это была переписка Уралоблисполкома с Петуховским райисполкомом по интересующему меня вопросу. Поясню, почему она возникла.

По решению Второго съезда Советов памятники Ленину предстояло возвести сперва в крупнейших городах страны. Однако люди хотели немедленно увидеть памятник «великому покойнику», как тогда говорили, в своём городке, на своём заводе, на сельской площади. Владлен Логинов, самый компетентный исследователь биографии Ленина, с полным основанием утверждает, что культ Ленина поначалу естественным образом складывался в народе. Другое дело, что впоследствии усилиями партийных идеологов он стал безо всякой разумной меры насаждаться сверху, что привело к обратному эффекту. Учёный пишет:

На смену иконам Богоматери с младенцем и изображениям государя императора с наследником, а то и рядом с ними, в «красных углах» российских изб появились портреты Ленина. Образ его, как бы отделившись от реальной личности, становится своего рода символом новой эпохи, новой веры, борьбы бедных против богатых за справедливость. И для миллионов он превращается в объект чуть ли не религиозного поклонения. Вот почему в СССР любой серьёзный государственный акт, как и любой политический лидер, получали легитимизацию лишь при «благословении» его Лениным. И по табели о рангах каждый лидер значился либо «верным учеником», либо «славным продолжателем» его дела.

Памятники Ленину были открыты во многих городах Урала; гипсовые бюсты и портреты стали появляться в кабинетах, клубах, квартирах. Они олицетворяли живого вождя, он был рядом, с ним можно было даже затеять разговор, о чём рассказал в известном стихотворении Владимир Маяковский.

Провинциальные энтузиасты чаще всего использовали в качестве источника для своих скульптур фотопортреты Ленина, даже газетные иллюстрации. Поэтому вскоре в органы власти разного уровня стали поступать сообщения о появлении поделок, искажающих образ вождя. Острота проблемы видна из статьи Л. Б. Красина, помещённой в сборнике «О памятнике Ленину» (1924). Автор возмущается: «Вместо великолепного несравненного черепа Владимира Ильича, более интересного по своим линиям, нежели дошедшие до нас изваяния Сократа, перед нами голова какого-то рахитичного приказчика или провинциального адвоката».

Обследованием ленинских памятников и ликвидацией «нехудожественных» изваяний занялась Центральная комиссия по увековечению памяти В. И. Ленина при Президиуме ЦИК Союза ССР. В 1926 году комиссия сделала запрос в Уралоблисполком: что за памятник установлен в Петуховском районе, дайте заключение. Соответствующий запрос отправился из Свердловска в Петуховский райисполком. Неизвестно, что на него ответили, но копия письма Уралоблисполкома в Москву сохранилась в Свердловском партийном архиве:

Настоящим сообщаем, что памятник В. И. Ленину в селе Юдине Петуховского района Ишимского округа устроен на добровольные пожертвования. Отливка бюста сделана местным Петуховским метзаводом. (Так в тексте. — А.П.). Разрешение на устройство памятника взято не было. Каких-либо искажений в памятнике не имеется, о чём можно убедиться в прилагаемой фотографии.

Центральная комиссия была удовлетворена ответом и фотоснимком; тем самым памятник получил признание.

Время от времени я задумывался о продолжении поиска, но по скверной привычке всё откладывал и откладывал «на потом». Только в начале 80-х отправился в Ленинград, рассчитывая найти в Центральном государственном историческом архиве СССР (тогда он ещё располагался в здании Сената и Синода) какую-нибудь зацепку для дальнейших разысканий. Ведь именно из Ленинграда, по словам А. А. Климова, Ковач привёз гипсовый бюст. Значит, было какое-то учреждение, занимавшееся реализацией работ скульпторов.

Из разговоров с ленинградскими музейщиками я узнал, что ни одного завершённого портрета Ленина, выполненного с натуры, не существует, а уж скульптурных работ — тем более.

Портретов Ленина не видно:

Похожих не было и нет.

Века уж дорисуют, видно,

Недорисованный портрет.

Строки стихотворения поэта Николая Полетаева — не метафора, а свидетельство современника. Художники и скульпторы действительно оставили лишь «незавершённый портрет»: эскизы, этюды, наброски, сделанные, как правило, второпях — на митингах, на заседаниях, во время случайных встреч с Владимиром Ильичом или — редко! — в Кремлевском кабинете Ленина, поскольку тот крайне неохотно соглашался позировать.

Как будто стремясь восполнить просчёт, скульпторы старой школы, не перегруженные заказами, ринулись ваять вождя после его смерти. В архиве мне попались на глаза расценки на гипсовые бюсты Ленина, выпускавшиеся в Промбюро Академии художеств. Цена малых бюстов, от 3 до 6 вершков, составляла от 95 коп. до 7 руб. 50 коп., большие бюсты, высотой 15 — 17 вершков, стоили от 37 руб. 50 коп. до 70 руб. Встречались и другие документы, показывающие, какой размах приобрела работа по увековечению памяти В. И. Ленина. Однако каталога продаваемых бюстов я не обнаружил. Искусствоведы и музейщики, которым я показывал фотоснимок петуховского памятника, в один голос твердили о руке мастера, но не находили в нём сходства с работами ленинградских скульпторов двадцатых годов.

Скульптор Мария Матвеевна Харламова, приглядевшись к фотографии, поначалу высказала предположение, что автором портрета является её отец, Матвей Яковлевич Харламов, тем более что не все изваянные им в двадцатые годы портреты Ленина разысканы. Однако потом, когда я послал ей снимки памятника в разных ракурсах, Мария Матвеевна сообщила: «Есть некоторые детали, совсем не напоминающие руку М. Я. Харламова. Надо вам поискать в другом направлении».

Ценные документы, касающиеся установки памятника, стопроцентно подтверждающие рассказ А. А. Климова, я нашёл в 80-е годы в Курганском партийном архиве. К сожалению, не удалось найти документ, в котором бы значилось: такие-то и такие-то рабочие с такого-то числа по такое-то занимались отливкой скульптурного портрета Ленина. Архив Петуховского завода не сохранился. В войну на заводе лили рубчатые корпуса «лимонок», каждый из которых по технологии требовалось упаковать в бумагу. На обёртку пришлось пустить заводской архив — иного выхода не было. Фамилии мастеров, создавших бронзовую копию гипсового бюста Ленина, передавались в устной традиции, как имена героев народного эпоса. Это была бригада литейщика Мохначёва с участием формовщика Майорова, обрубщика Деревяшкина и чеканщика Теренина.

События 1924 года легли в основу моего большого очерка, опубликованного в первом номере журнала «Наш современник» за 1984 год. Мой добрый наставник юных лет Александр Фёдорович Поздняков напечатал очерк в курганской областной газете «Советское Зауралье» под названием «Сибирский портрет», назвав его документальной повестью.

Бронзовый бюст благополучно пережил «войну с памятниками» 90-х годов. А осенью 2005 года, приехав на несколько дней в Петухово, я узнал, что оригинал безвозвратно утрачен, вместо него на историческом постаменте с памятной надписью стоит стандартное современное изваяние. Тёмной ночью двое безработных сняли бюст (оказалось, что никому не пришло в голову прикрепить его к постаменту) и разбили на мелкие куски, чтобы продать как металлолом. Однако в приёмном пункте их поджидала милиция: бдительные граждане вовремя оповестили кого надо об исчезновении скульптуры.

Был суд, похитители получили какие-то условные сроки наказания, потому что уникальный памятник, второй в стране по дате установки, не состоял на учёте как охраняемое государством культурное и историческое достояние.

Мешок с кусками бронзы милиционеры поместили в комнату вещдоков. Где он теперь — не знаю.

Слушая рассказ моего земляка, я вспомнил слова Афанасия Александровича Климова: «Дорогому товарищу Ленину решили памятник поставить на века!.. На века!»

Памятник В. И. Ленину в Петухово, установленный в 1924 г. (ныне утрачен). Фото автора

Десакрализация Ленина, то есть снятие с него священного нимба, происходит двумя способами. Одни анализируют и оценивают его поступки в историческом контексте, другие распространяют не имеющие фактических доказательств версии и слухи в угоду господствующим взглядам и конъюнктурным интересам. Владлен Логинов справедливо полагает, что искать в политической деятельности Ленина причины сегодняшних российских проблем по меньшей мере недобросовестно, ибо сейчас мы проживаем совсем другое время. Это то же самое, что винить Христа в крестовых походах и кострах инквизиции, хотя и в том, и в другом случаях клялись словом и именем Божиим.

Как ни крути, а страна под названием СССР, ставшая мировой державой, — это наследие Ленина. Большевики отстояли в гражданской войне, отбили у иностранных интервентов и собрали под красное знамя преобладающую часть бывшей Российской империи. И на Тихом океане / Свой закончили поход… А разобрали страну на составные части уже другие люди через семьдесят с лишним лет.

Сейчас говорят, что ленинская идея союза республик стала миной замедленного действия, взорвавшей Советский Союз. Переместить бы такого теоретика в 1922 год и предложить ему обнародовать план административного устройства СССР по образцу прежних губерний николаевской России. Последствия нетрудно представить: взрыв националистических движений и «парад суверенитетов», а может быть — новая гражданская война.

Наверное, кое-кто просыпается в холодном поту, увидев во сне бальзамированного Ильича, грозящего кулачком из саркофага. Поэтому каждый год в канун дня рождения и дня смерти Ленина в информационное поле вбрасывается тема захоронения его тела. О проблемах, которые при этом возникнут, молчат. Допустим, тело Ленина увезли на Волково кладбище и предали земле рядом с могилой матери. Как тогда поступить с Мавзолеем, давно признанным выдающимся архитектурным сооружением? Что делать с советским некрополем — братскими могилами, захоронениями руководителей государства, прахом выдающихся военачальников, учёных, героев, политических деятелей, замурованным в Кремлёвской стене (вот пятёрка самых известных: Чкалов, Курчатов, Королёв, Гагарин, Жуков)? Как обойти действующий закон, который запрещает перемещать прах умершего без согласия родственников?..

Не дело, говорят нам, что в центре Москвы, на главной площади страны, устроено кладбище. Но разве кладбища бывают только на окраинах? Разве не в центре Парижа находится кладбище Монмартра? А могила Наполеона в Доме инвалидов? Молчаливое присутствие погубителя тысяч людей, несостоявшегося завоевателя Европы, сосланного по приговору триумвирата победителей на пустынный атлантический остров, не только не возмущает толерантных французов, но и поддерживает в них память о достославных деяниях своего великого соотечественника. (Кстати, спустившись под землю и увидев чёрный саркофаг под массивной плитой, я подумал, что именно таким может быть разумное решение проблемы захоронения Ленина и судьбы Мавзолея.)

Верховная власть не вмешивается в дискуссии, предпочитая камуфлировать Мавзолей перед парадами. Можно понять это осторожное молчание: кому хочется прослыть осквернителем праха четырёхсот человек?

Напоминая о том, что выставлять покойника на всеобщее обозрение противно христианским обычаям, Русская православная церковь, однако, не возражает против устройства рядом с могилами рок-концертов и ледовых шоу. Наверное, чтобы воздать за грехи прежней безбожной власти и её безбожным служителям.

А ведь Красная площадь с её сложившимся, занесённым в реестр ЮНЕСКО ансамблем, — наглядная иллюстрация популярной идеи неделимости истории Отечества. Здесь мы видим рядом Покровский и Казанский соборы, памятник Минину и Пожарскому, Лобное место, советский некрополь и Мавзолей Ленина, к подножию которого были брошены в 1945 году фашистские знамёна. Отсюда уходили в бой в декабре 1941-го защитники Москвы; сюда без всяких призывов стекались толпы ликующих москвичей 12 апреля 1961 года, в день исторического полёта Юрия Гагарина.

Лично мне очень жаль, что Красная площадь, место священное и особо почитаемое, постепенно превращается в пространство для концертов и развлечений на фоне исторических реликвий. Как будто нет рядом Манежной площади, самим названием указывающей на своё предназначение для зрелищ.

Шорох пера по газетной бумаге

Газета «На смену!» 60-х годов воспитала многих замечательных журналистов и писателей. Назову несколько имён. Михаил Азёрный, Гортензия Владимирова, Галина Мурзинцева, Василий Панкратов, Людмила Соломеина, Станислав Троицкий, Геннадий Чукреев, Андрей Грамолин стали собственными корреспондентами центральных газет. Станислав Самсонов создал в Москве издательство «Либерея», возглавлял журнал «Библиотека», а его жена Ольга Краева вела несколько программ на радиостанции «Юность» в пору её былой популярности. Александр Тихомиров получил известность как тележурналист, Анатолий Курчаткин — как писатель, автор многих книг прозы.

В свердловских СМИ продолжили успешную журналистскую и редакторскую карьеру Евгений Панфилов, Юрий Дорохов, Анатолий Пискарёв, Юрий Черемовский, Жанна Телешевская, Галина Фёдорова, Алексей Нагибин, Вера Коган (Сумкина), Борис Тимофеев, Юрий Бойко, Анатолий Акимов, Николай Кулешов и другие насменовцы, с которыми мне довелось вместе делать газету.

И в моей профессиональной судьбе «НС», где я проработал четыре года, значила не меньше, чем столичные журналы, которым я посвятил без малого сорок лет. Она незабываема и неповторима, как первая учительница, первая любовь, первый ребёнок. Служба в ежедневной газете дисциплинирует мысль, учит писать быстро и коротко, сдавать материал в установленный срок, понимать, что твоё слово есть дело, а за дело надлежит нести ответственность. Широкая тематика газеты дала возможность познакомиться с реальной жизнью в её разнообразных проявлениях и, так сказать, поверить практикой полученные в студенческие годы знания.

По утрам я спешил в редакцию с предвкушением счастливых творческих мгновений. В троллейбусе, не обращая внимания на толчею, воображал, как поднимусь в отдел, достану из стола незаконченный материал и зачеркну прежний заголовок, заменив его только что придуманным.

И вот уже перо поскрипывает по неровно обрезанному желтоватому листу (их готовили в типографии из срыва — повреждённой части разматываемого рулона газетной бумаги), и в памяти всплывают самые нужные и самые точные слова, подсказывая неожиданные повороты сюжета. Происходит то, что выразительно передано в стихотворении Иосифа Бродского:

Человек превращается в шорох пера по бумаге, в кольца,

петли и клинышки букв и,

потому что скользко,

в запятые и точки.

Мой внутренний редактор незаметно присматривает за ходом мысли, чтобы она объезжала места, где скользко, и в то же время не скатывалась в болото восторженного примитивизма. Я играю по установленным правилам, но никого не допускаю в свой внутренний мир, который совершенствую и обогащаю, раздвигая тем самым границы личной свободы.

Нахождение баланса между естественной потребностью выразить себя, беспрепятственно высказываясь по избранной теме, и сдерживающими эту потребность внешними ограничениями является, пожалуй, самым серьёзным испытанием для молодого журналиста. Кажется, мне удалось найти верное разрешение подобного противоречия на базе понимания свободы как познанной и осознанной необходимости. (Мы в университете диалектику учили всё-таки по Гегелю.) Осознание неизбежных политических, правовых и экономических ограничений свободы высказывания даёт возможность журналисту настроиться на рабочую волну, а не на вечную конфронтацию. Это происходит, разумеется, не вследствие философских раздумий, а почти подсознательно, методом проб и ошибок, в процессе осознания своего места в общественной системе и формирования определённой идейной и социальной позиции. Наставления, полученные в процессе учёбы, внешние указания и запреты, соображения материальной и служебной выгоды, уроки собственного жизненного опыта — всё это сплавляется воедино, превращается в психологическую установку, называемую обычно внутренним редактором. Смею утверждать, что такой вывод справедлив для всех эпох и политических систем.

В ходе социологического исследования, проведённого в 2010-х годах фондом «Медиастандарт», журналистов спрашивали, насколько они свободны в своей работе. Оказалось, что их мнения о собственном положении разительно отличаются от мнений о ситуации в журналистском сообществе в целом. Более 80-ти процентов опрошенных заявили, что работа журналиста в России скорее несвободна и несамостоятельна. Главными ограничителями свободы назвали бизнес-структуры, владеющие СМИ, органы власти, существующее законодательство и… всё того же внутреннего редактора.

Но «несвобода» где-то далеко, «у других». А когда речь заходит о собственной работе, оценки меняются. Больше половины респондентов указали, что в их работе много самостоятельности и свободы; противоположное мнение лишь у десяти процентов. Вот он, вечно живой феномен превращения внешних ограничений и побуждений во внутренние установки, оцениваемые как собственные убеждения! Такого журналиста можно, конечно, назвать конформистом, но следует ли так уж решительно бояться конформизма? Кто как не десятки миллионов советских конформистов всех профессий отстроили и отстояли в боях Отчизну?..

Этим успокаивающим пассажем я и хочу закончить главу из истории замечательной газеты с восклицательным знаком, на страницах которой отразилось время — время молодости, труда и первых раздумий о деле, которое избрал.

В 2020 году «На смену!» могла бы отметить столетний юбилей, однако этого не случилось. Вот какое сообщение было опубликовано 26 августа 2009 года на сайте Уральского информационного агентства URA.Ru:

В Екатеринбурге прекращается выпуск легендарной газеты «На смену!».

Предложение для ФПГ: издание можно сохранить.

Выпуск одной из старейших свердловских газет, «На смену!», будет приостановлен. Как рассказала URA.Ru главный редактор издания Тамара Ломакина, с 28 августа впервые за 89 лет «На смену!» перестанет выходить в свет. Это связано с финансовыми трудностями: последние полгода издание боролось с кризисом, но дальше выживать оказалось невозможно. Ранее газета входила в сферу влияния «Газпром Трансгаз Екатеринбург», однако впоследствии оказалась в самостоятельном плавании. «Это не вина местных газовиков, просто есть указание „Газпрома“ избавляться от непрофильных активов», — говорит Ломакина.

Аббревиатура «ФПГ» в заголовке означает, по всей видимости, финансово-промышленные группы — именно к ним обращена последняя мольба, оставшаяся безответной.

Газета с восклицательным знаком ушла в историю.

Наступивший 1968 год оказался последним в моей насменовской биографии. Шарж Михаила Бурзалова