Круг ада. История

Александр Петрович Золотов

Герои книги – потомки героев книги «Привести в исполнение». В обеих книгах прототипы – живые люди, жизненный путь сохранен достаточно полно. Поэтому, можно считать, что эта книга является продолжением. На долю потомков выпало немало ударов судьбы, жизненных испытаний, от которых можно сойти с ума, но они все вынесли на своих плечах, сохранили страну и сохранили свое достоинство и честь.

© Александр Петрович Золотов, 2022

ISBN 978-5-0056-1406-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Круг ада

Глава 1

Августовский рассвет в степи не радует глаз человека; ночь будто стерла недавние краски лета, поглотила медовые запахи цветов. Неяркий свет наступающего дня неохотно изгоняет тьму, открывая взору почти безрадостную картину приближающейся осени. Пожухлая трава уже залегла, стала добычей вечности, вспаханные поля морщинятся пахотой, стерня скошенной пшеницы колет глаз, призывая к тяжелой работе.

Небольшое строение, затерявшееся среди полей военного конного завода служило полевым станом. В домике одна комната с земляным полом, на котором обильно настелена солома, служившая для трактористов и прицепщиков* постелью. (Прицепщик — помощник тракториста). Утренняя прохлада манила покоем и желанием ещё хоть немного поспать.

Алексей Носов, средних лет мужчина с коротко стриженой головой, посаженной на крутые плечи, вошел в тесную комнатушку, где его бригада пахарей спала крепким предутренним сном. Он пересчитал спящих людей, убедился в том, что все на месте, и никто самовольно не отлучился к жене или милашке. Спокойным, но властным голосом сказал:

— Кончай ночевать. А то скоро солнышко заглянет в ваши задницы.

Кто-то надрывно ответил:

— Михалыч, солнце еще за бугром….

Бригадир усмехнулся, покрутил головой.

— Мужики, не задерживайтесь.

Тихий говор слышался то в одном углу тесной комнаты, то в другом. Мужчины, лежавшие на соломе, еще пахнущей недавней жатвой, стали шевелиться. Кудлатый черноволосый парень, привстав на локте, протирал заспанные глаза, ворчал:

— Неделю жену не видел. Она пришла во сне, ласковая, теплая…, — он сделал трагическое лицо, расстроено оглядел товарищей, — и в самый интересный момент принесло Михалыча. Теперь с «домкратом» работать целый день.

Посыпались смешки:

— Терпи, казак Василий, атаманом будешь!

— Вась, а Вась, говоришь, жена приходила, а чья? Моя Маруська никогда мне не снится, все больше чужие….

— Вроде бы как моя, а там леший их разберёт, главное ласковая и…, — Васька не договорил, за него со смехом выкрикнул молодой парень с раскосыми глазами:

— И чужая…, — от удачной шутки его глаза, казалось смотрят один на юг, другой ищет чужую жену. Едва закончив смех, добавил: «Песню слышал, так там мужик обнимал березку, а думал, что чужая жена.

— Да тут все такие. Может только у дедушки Митрофана Осипова в штанах тишь да гладь?

Сторож, пожилой человек лет шестидесяти обиженно ответствовал:

— Отпрошусь у Михалыча на ночь домой, представляю, как меня бабы встречать будут. Завтра утром приеду и расскажу, с чьей жонкой удовольствие имел. Только, чур, без обид и мордобоя.

Мужики и парни, уже сбросившие с себя путы сна, загоготали:

— На всех тебя не хватит….

— А мне все и не нужны, подумаю, какую калачом заманить.

— Калачом! Ха-ха, калачом…, — взорвалась смехом комнатушка.

В дверях появился бригадир.

— Вы все гогочете, заканчивайте, в поле пора, а еще перетяжку подшипников надо сделать….

— Михалыч, дед Митрофан грозится наших баб соблазнить калачом.

Шутки сыпались со всех сторон, а бригадир в такт шуток сказал:

— А мы его не пустим в село, а если попытается бежать, свяжем.

Зачинщик этого веселого разговора хохотнул:

— Правильно, Михалыч, а то к твоей Катьке попрется.

В комнатушке мгновенно наступила тишина, все знали про Катькин игривый нрав….

— Все, хватит балаганить, солнце уже вот, вот покажется, — Носов опустил глаза и вышел….

Пожилой мужик отвесил обучающую оплеуху Васе.

— Дурень!

Трактористы неспешной вереницей выходили из ночлежки и направлялись к одиноко стоящему под навесом столу.

Нехитрые продукты яйца, хлеб и давно прокисшее молоко быстро поглощались. Настроение быстро портилось. Кудлатый Василий не унимался.

— Михали, ты скажи, почему мы живем как собаки, неделями не бываем в семье? Спим на соломе, спецовки пропитались керосином, постираться негде, да что там постираться, руки не можем помыть.

На него зашикали:

— Замолчи, а то заберут с концами.

Носов не ответил, резко повернулся и пошёл к своему трактору.

Глава 2

Петр Изотов, худощавый мужчина тридцати с небольшим лет, в числе первых подошёл к своему НАТИКу*, любовно похлопал новенький трактор по капоту. (Перед войной новые трактора НАТИ стали активно вытеснять устаревшую модель «Универсал». ) Он не раз замечал завистливые взгляды товарищей, а иногда выслушивал упреки. Тщедушный парень Никита Басов обиженным голосом затянул:

— Тебе хорошо, новый трактор, тебе не надо через каждый круг, лезть под него, снимать картер, и подтягивать эти проклятые деревянные подшипники, какой дурак такое придумал?

Изотов отмалчивался, но на этот раз ему стало жаль обиженного силой и здоровьем парня:

— Михалыч говорил, что бригада скоро получит новые НАТИКи.

— Михалыч может говорить, у него тоже новый трактор, а тут….

Бригадир, услышав разговор про себя, резко откликнулся:

— Никита, работай так, как Изотов, тоже получишь новый трактор, а то сколько раз тебя будил под трактором, сделаешь перетяжку подшипников коленчатого вала и хропака давишь.

Где мне взять столько силы, как у Изотова, квелый я….

— Тогда не ной, лезь под трактор, смотри, ребята уже заканчивают, — строго приказал Носов, — опять последний будешь в борозде.

Последние слова бригадира звучали уже не раздраженно, а зло.

Едва солнце показало из—за горизонта край своего диска, трактора, один за другим, натружено урча, потянули за собой плуги. За плугами с металлическими чистиками спешили прицепщики. Все выше солнце, всё шире вспаханная полоска поля….

День выдался жаркий, солнце нещадно палило, но плуги вспарывали земную твердь, волоча за собой долго не рассевающиеся шлейфы пыли. Очень хотелось есть. Трактористы все чаще посматривали в ту сторону, откуда должна появиться телега, на которой привезут воду, керосин и обед. Когда солнце перекочевало в зенит, Иван Кузьмич, брат-близнец деда Митрофана, осчастливил всех своим приездом. Братья были поразительно похожи, даже бороды седели одинаково, но по натуре были абсолютно разные. Если Митрофан Кузьмич, провел бурную молодость и не зря трактористы опасались отпускать его на ночь в село, то Иван Кузьмич был молчаливым подчиненным своей жены, исполнял ее волю, как свою.

Трактористы спешили к телеге, звеня алюминиевыми мисками и ложками.

— Иван Кузьмич, что привез на обед?

— Все, что привез, можно есть, — невозмутимо отвечал тот.

— А где повариха, кто раздавать будет?

— Повариха не приехала, приболела.

— Тогда ты поворачивайся скорее, жрать хочется, пупок с позвоночником ручкуются.

— Жрать не с — ть, можно подождать.

— Ты, дед, не шуткуй, мы здесь не игрушки играем, — Носов для убедительности поднес увесистый кулак к его лицу. По лицу бригадира было явственно видно, он не шутит.

— А я что не даю, там чугунки, берите, делите….

— Я раздам! — вызвался Митрофан Кузьмич, — а то обед превратится в ужин. На моего братца не обижайтесь, маманя сказывала, что я родился вперед его, а он задержался еще на целый день. Медлительный он.

— Балаболка, — незлобливо усмехнулся Иван Кузьмич.

— Зато бабка довольна…, — крякнул пожилой мужик.

— Это для кого как, может хворостину кладет рядом и подстегивает.

— Э-эх! Зубоскалы, что с вас взять…? — махнул рукой Иван Кузьмич и уселся в тень телеги.

Насытившись, бригада запасалась привезенной водой и направлялись к своим машинам, где в тени своих стальных коней можно недолго полежать и отдохнуть. Через полчаса бригадир подал знак о начале работы. Трактористы неохотно выползали из тени, и через несколько минут люди и трактора продолжили свой нелегкий труд. Изотов, сделав круг, увидел, что трактор Никиты Басова не покидал своей стоянки. Около него находился бригадир Носов, он размахивал руками, видимо ругался. Через небольшой промежуток времени собралась вся бригада. Узнав, в чем дело люди добро улыбались.

— Молодец, Никита, нашел выход.

Носов продолжал возмущаться, чаще обычного применяя слова русского фольклора, которые всегда стимулировали действие.

— Надо же такое придумать, мать, перемать! Лежит, будто ремонтирует, а сам привязал руки к днищу трактора и спит….

— Прости, бригадир, квелый я, зуб даю, больше не повторится.

— Ты не квёлый, ты дурак! — Носов, все больше распалялся, стал трясти перед носом провинившегося парня ладонью, — если кто-то наскочит, то ты первый, а я следом в каталажку за саботаж. Ты знаешь, что я теперь обязан доложить про твои выкрутасы.

Никита изменился в лице, жалобно пролепетал:

— Михалыч, не губи, отработаю, передовиком стану….

— А если кто донесет, да приукрасит, что мы все работаем по твоей закваске?

Со всех сторон слышались заверения:

— Ты наш бригадир, а говоришь непотребное! Своего, товарища да заложить?

— Михалыч, будь спокоен, никто ничего не узнает.

— А вы понимаете, что круговая порука посадит вас рядом с нами.

— Михалыч, неужели из-за такой ерунды и в каталажку?

— Каталажку, не в каталажку, а принудительные работы припаяют.

Бригада расходилась, тревожно переговариваясь:

— Зачем Носов стал кричать, пошутил бы, да и всё.

— Это точно, никто бы ничего не заметил.

— Васька ляпнул про его жену, вот и лютует Михалыч.

— Да дела, как поступит бригадир?

Носов быстрым шагом направился к трактору, его злое беспокойство будто передалось машине, когда ее хозяин дал полный газ, она будто присела, вырывая плуг из объятий пашни, но душевная тяжесть человека и непосильная ноша задавили её. Трактор дал перебой и, испустив дым кольцами заглох.

Глава 3

Носов ворочался с боку на бок, как только он закрывал глаза, ему представлялось как жена его, пока он работает в поле, милуется с кем-то.

— Моя любовь к ней как щит, который защищает её, а она так оборзела, что уже почти не прячется. Хотя мою Катю можно понять, Бог не дал нам детей, она считает, что я непригоден для отцовства, вот она мечется с надеждой заиметь ребеночка. Но я то знаю, что пригоден. В молодости обрюхатил девчонку, женился бы на ней, но Бог прибрал ее к себе.

Носов сел, до боли прижал мозолистые ладони к лицу, будто хотел выдавить из души нестерпимую боль, которая мучила его долго и беспощадно. Непокорная слеза скатилась по небритой щеке. Чтобы как-то отвлечься попытался думать о Никите и его глупой шутке.

— Дурак я! Мне бы посмеяться над ним, а я ему политику пришил. Как повернется теперь дело? — Носов стал успокаивать себя, — ничего не будет, бригада крепкая, дружная. Со временем все забудется. Докладывать никому не стану, а если дойдет до ОГПУ, пойду в тюрьму, может помогу Кате найти счастье….

Кто-то положил руку на плечо бригадира, он обернулся. Изотов сочувственно сказал:

— Не кори себя из-за этого оболтуса, и жена твоя хорошая женщина, а то, что говорят о ней, враки, завидуют бабы ее красоте….

— Спасибо тебе за добрые слова, но дыма без огня не бывает.

— Ты точно знаешь о ее похождениях или наслушался….

— Брось, думаешь люди напраслину на неё наводят?

— Ты ее с кем-то застал?

— Нет.

— Когда увидишь своими глазами, тогда и обвиняй.

— Увижу, сейчас увижу!

Носов встал и направился к двери, Изотов бросился за ним.

Помни, что если не придёшь или даже опоздаешь, под суд можешь угодить, вот тогда вспомнят тебе и Никиту.

— А-а, наплевать….

— Михалыч, остановись, не делай глупостей!

Носов остановился, несколько мгновений стоял без движений, казалось, что испугался своей решимости удостовериться в неверности жены, потом резко повернулся к Изотову.

— Петя, я постараюсь вернуться к рассвету, если не вернусь, ты посади на мой трактор кого-то.

— Может не пойдешь?

— Пойду.

Глава 4

Носов бежал к поселку, но чем ближе становился дом, тем короче и тяжелее становились его шаги. Взбежав на пригорок, он остановился, чтобы перевести дух, собраться с мыслями. Там у подножья пригорка село, но не видно ни одного огонька. Обозначилось слабым светом одно окно, но тут же мрак поглотил его.

— Спят люди…. Куда я бегу и зачем? А если…, — он боялся думать о том, что может произойти, со страхом смотрел в темную даль свой жизни, и эта даль стала приравниваться к смерти.

Носов потоптался на месте и зашагал назад к полевому стану, но душевная боль только усиливалась. Он зарычал, как раненый медведь, и упал ничком на пожухлую траву.

— Что делать? Что делать? — сверлила мозг назойливая мысль, — что делать?

Носов в изнеможении перевернулся, лег на спину. Золотые звезды отрешённо светились спокойным золотым светом. Возможно их тихий свет успокоили страдающего мужчину, возможно они вселили в него ту толику силы, которой ему не хватало. Носов тяжело встал на ноги и решительно зашагал к своему дому. Дворняжка радостным комочком подкатилась ему под ноги, вилась вьюном, отчаянно виляя хвостом.

— Как вы тут без меня?

Он нагнулся и потрепал собачонку, которая едва освободившись от его ладони, подпрыгнула и лизнула его в губы.

— Тьфу, Бобик, — Носов брезгливо сплюнул и вытер губы рукавом.

Бобик, услышав голос хозяина, сделав круг вокруг него, лег на живот и стал подползать.

— Уймись, мне не до тебя.

Тяжелая ноша скорой предстоящей беды опять навалилась на него.

Он сел на ступеньки крыльца, уронил голову на руки, а Бобик, оскорбившись внезапным равнодушием хозяина, стал лаять. Носов не заметил, как открылась дверь, как жена шагнула к нему и, став на колени, обняла. Она почувствовала, как напряглось его сильное тело, поняла его состояние по-женски.

— Истосковался весь. Я тоже не могу уснуть, мне очень хотелось к тебе. Слава Богу, ты пришёл.

Его душа взорвалась радостью, она переполняла его, вытесняя глупые обвинения, сомнения и жгучую боль….

— Лёша, идем в дом, идем!

Катя потянула мужа к двери, но вдруг ослабила свое усилие, её остановила жесткая догадка, которая заставила задать вопрос:

— Леша, ты почему сразу не вошёл в дом, почему сидел на порожках, как неприкаянный?

Вопрос застал его врасплох, он попытался найти ответ, но пауза затянулась.

— Ты поверил сплетням и пришёл проверять? Так?

Он утвердительно кивнул.

— Боялся войти? Да?

Он не стал ей отвечать, поднял на руки, внес в дом, но она энергично запротестовала и соскользнула на пол.

— В чем дело? — опешил Носов.

— Да ты пропитан керосином, идем купаться. Носов закрутил недовольно головой, но он была неумолима.

— Идем! Мой руки, садись, ешь, а я согрею воду.

Носов сидел в корыте с высокими краями, а она намыливала его голову, что-то ласково говорила.

Не было еще в их совместной жизни такой ночи, которая была наполнена до краёв любовью и страстью….

Утреннее солнце уже поднялось над крышами домов, в хлеву мычала не доеная корова. Тревожный стук в дверь разбудил чету Носовых. Катерина проворно вскочила, взглянув в окно закричала:

— Лёша, день на дворе! — распахнув дверь, она увидела встревоженную соседку — жену Никиты Басова, Валентину.

— Ты еще спишь, — а я уже подумала, не случилось ли чего, корова ревет не доеная и на пастбище уже давно пора….

— Ой, спасибо, что разбудила, проспала.

Соседка уже сказала всё, но не спешила уходить, ее распирало любопытство, с кем же Катерина проспала утро.

Носова попыталась закрыть дверь, но Басова подалась вперед.

— Ой, Катя, кто у тебя?

— Нет никого, с чего ты взяла, что у меня может кто-то быть?

Валентина не успела ответить, как послышался голос мужа:

— Катя, заканчивай, собери тормозок*, мне бежать давно пора. (Тормозок — сумка с продуктами).

Лицо Басовой исказилось от удивления, она явно предполагала, что у Катерины в доме любовник.

— Что думала у меня любовник? Какая бы была для тебя удача?

Валентина пыталась что-то придумать в оправдание, но ничего не находила, тогда она перешла в наступление.

— А почему муженёк о твой бочок трется, жене ласки дарит, а мой там, в поле на соломе, без жены страдает?

— Приболел он.

Хорошо болел, что позабыли про всё не свете! Ему можно, он же бригадир!

— Что ты раскудахталась, пришел за инструментом….

Басова хохотала Носовой в лицо:

— Вот потеха будет, когда бабы узнают, что твой муж оставляет для тебя инструмент….

Басова ушла, а Носов грустно подумал о том, что за последние сутки, сложилось сложное положение с соседями.

Глава 5

Носов вернулся к своей бригаде в аккурат к обеду. Звенели как всегда алюминиевые миски и ложки. Радостные возгласы и вопросы о житие-бытие в селе встретили бригадира. Он улыбался, отшучивался, что стало верным знаком хорошего исхода его мучительных сомнений.

По окончанию обеда, Изотов подошел к другу и укоризненно сказал:

— Видишь, как слушать бабские сплетни?

— В худшее почему-то вериться скорее…, — помолчав, отметил, — вижу, что трактор Никиты Басова на приколе, а это значит, что он работает на моем.

— Ты прав, пришлось отдать трактор ему, чтобы кипишь не поднимал, а то разнесет весть о том, что тебя нет на работе со всеми отсюда вытекающими последствиями.

— Ты заговорил, как наш партийный деятель, — затем усмехнулся и добавил, — за него это сделает его жена, она видела меня в поселке.

— Что теперь делать? Не оставлять же НАТИк* этому оболтусу? — возмутился Изотов. (НАТИ — марка трактора)

— Пусть порадуется, а я поработаю на «Универсале», не привыкать.

Прошла еще одна неделя, закончив вспашку зяби, трактора веселой вереницей приближались к селу. Женщины, детишки гурьбой вышли на околицу встречать мужей, отцов, братьев. То там, то здесь вспыхивали частушки-страдания под гармонь.

Я любила по пяти,

Любила по пятнадцати.

Успевала целовать

Раз по девятнадцати.

Эх, страдание, ты страдание.

Пришёл вечер, нет свидания.

Лягу спать, глаза закрою,

Ох, не даёт любовь покою.

По деревне течёт речка.

Течёт, не кончается.

Я люблю его всё крепче,

А он не влюбляется.

Трактористы, чуть смущенные покидали сидения своих тракторов, а веселая гурьба встречающих бросилась к ним, и, несмотря на пропитанные керосином комбинезоны, обнимала их, целовала.

Страсти полегоньку улеглись, на конной линейке*, (Линейка — пароконная повозка на рессорах.) подъехал директор военного конного завода Иван Александрович Дронов, встречающая толпа отодвинулась в ожидании. Трактористам еще надо было установить трактора на стоянки, привести их в порядок.

Дронов подошёл к Носову и строго спросил:

— Почему ты не на своем тракторе приехал, что за выкрутасы?

— Иван Александрович, я позволил Никите пригнать мой трактор, парню очень хочется

новый трактор.

Дронов, почувствовал некую неуверенность, недоверчиво взглянул на бригадира.

— Алексей Михайлович, темнишь, говори как на духу.

Носов замялся, не решаясь рассказать начальнику все.

— Говори, я жду.

— Случилась такая история….

Бригадир не утаил ничего, он смотрел на лицо Дронова и видел, как оно темнеет.

— Да-а…. Задали вы мне задачку, — Дронов снял форменную фуражку, вытер лоб, — не вышла на работу повариха, теперь еще и вы.

— Какая повариха? — машинально спросил Носов.

— Да, та, что вам обеды возила. У неё заболел ребенок, но поди им докажи….

Ладно, ты мне ничего не говорил, но это не значит, что я отдаю вас на откуп НКВД. Если смогу прикрою, поговорю с кем следует. Главное, чтобы никто из бригады туда не капнул и не болтали почем зря. Может и пронесет. Ясно?

— Так точно! Иван Александрович, — по-военному ответил бригадир.

— Все, бывай и попроси бригаду держать языки за зубами.

— Трактор оставить Никите?

— Пусть пока потешится….

Глава 6

В очередной раз сумерки взяли верх над пасмурным днем.

Изотов и его жена Ирина, с малолетними детьми Володей и Толиком коротали вечер. Ирина к предстоящей зиме взяла мужу теплые носки, но ее мысли были заняты событием, которое должно случиться зимой. Она поняла, что беременна, но еще не решалась сообщить об этом мужу. Сомнений почти не осталось, но они были.

— А вдруг это задержка?

Чтобы не молчать, она попросила мужа читать книгу, которая неизвестно откуда взялась на деревне. Страницы этой книги, прочитанной не один раз почти во всех домах деревни, засалены и истерты многочисленными читателями. Но ни один ярый курильщик не посмел оторвать от неё даже кусочка на самокрутку.

Мать Петра, баба Феня, дремала, сыновья Володя и Толик тоже прислушивались к ровному голосу отца, читавшего книгу. Постепенно ночь брала свое, заставляла укладываться спать, комната погружалась во тьму.

Через несколько вечеров книга заканчивалась, звучали требования читать ее еще раз, но соседи уже давно ждали своей очереди….

Очередное головокружение и тошнота убедили ее сообщить мужу, что третий ребенок стучится в семью.

Глава 7

Не пронесло! Следователь НКВД прибыл из района в поселок к вечеру. Дальняя дорога отпечатала на его лице усталость, а на форме дорожную пыль. Председатель сельского совета Юров Антон Петрович почтительно пожал руку неожиданного и опасного гостя. Он уже догадался, что тот прибыл по делу, которое связано с не выходом на работу поварихи Бустиной Татьяны, но предпочел начать разговор с вопроса:

— С кем имею честь говорить? По какому поводу нас навестили?

— Капитан Емельянов Дмитрий Андреевич. А вопрос у нас один. Государственная безопасность.

— Ясно. Поварихой будете заниматься?

— Не поварихой, а ее преступлением.

— Вы сказали, что вопрос один, Государственная безопасность.

Поясните, как может малограмотный труженик, повариха угрожать безопасности страны?

Емельянов недобро взглянул на председателя совета, Юров понял, что задал необдуманный и опрометчивый вопрос.

— Это называется политическая близорукость, наивность и недооценка опасности. Сначала мелкие проступки, укрывательство их, затем саботаж и прямые выступления против Советской власти. Поэтому следует пресекать проступки в самом зародыше, чтобы они не выросли в политические преступления. Теперь ясна позиция партии и НКВД?

— Да-да, ясно, — председатель спешил согласиться и постарался перевести разговор на другую тему, — к нам по делу поварихи или есть еще причины?

— Утром всё узнаете, а сейчас организуйте мне ночлег.

Емельянов повернулся к двери, но не успел сделать и шагу, как она распахнулась и в кабинет влетела жена Никиты Басова, Валентина. Увидев человека в форме, она остановилась в нерешительности.

Председатель совета понял, что случилось что-то нехорошее, попытался остановить ее жалобу:

— Валя, сейчас нам некогда, зайди ко мне позже.

Емельянов понимающе взглянул на Юрова, усмехнулся и покачал отрицательно головой.

— Нет, Антон Петрович, я тоже хочу послушать то, — он сделал паузу, — о чем она пришла сказать. Правильно я говорю гражданка….

Емельянов вопросительно смотрел на Басову.

— Мне нужен Антон Петрович….

— Как ваша фамилия? — уже строгим голосом спросил Емельянов.

— Валя.

Она сглотнула слюну, и с надеждой взглянула на председателя совета, но он уже ничем помочь не мог.

— Это Валя Басова.

— Басова? — удивленно и чуть обрадовано сказал капитан НКВД, — очень хорошо. Итак, Валя Басова, с чем вы сюда пришли? Я слушаю внимательно.

Валя пыталась как-то отвертеться, она просящим голосом умоляла Емельянова:

— Мне надо идти, — увидев строгое лицо работника НКВД, она попятилась к двери, —

мне, правда, надо идти….

— Никуда ты не пойдешь, пока все не расскажешь, будешь упорствовать заберу тебя и

твоего мужа в район, там допрошу. Ты этого хочешь?

Подавленная женщина стояла перед мужчинами, затравленно переводя взгляд с одного на другого.

— Я хотела пожаловаться Антону Петровичу, — она опять замолчала, боясь переступить ту грань, которая может принести большие неприятности.

— Говори, говори смелее, — подбадривал капитан, но она молчала, слезы катились по ее щекам.

— Молчишь…. Хорошо я тебя арестовываю, и до моего отъезда будешь взаперти.

Юров попытался защитить Басову:

— Товарищ капитан, зачем пугаете женщину, она ни в чём не виновата.

— Я вас попрошу не мешать следствию.

В голосе Емельянова звучали нотки угрозы, он назидательно посмотрел на председателя совета, а затем, повернувшись к женщине, приказал:

— Не испытывай моего терпения.

Басова съёжилась и едва слышно сказала:

— Никита меня избил.

— Никита Басов твой муж?

— Да.

— Он часто пьёт?

— Нет, это он на радостях, что ему дали новый трактор.

— Кто же ему его дал?

— Бригадир Носов.

Капитан помолчал в задумчивости и тихо произнёс:

— Носов, Басов, Носов…, — затем живо спросил, — где он взял трактор?

— Как где? Валентина искренне удивилась, — свой отдал.

— Что у Носова есть свой трактор?

— Нет, трактор конезаводской, он на нем работал.

— А почему бригадир Носов отдал трактор вашему мужу?

— Носов бросил бригаду, на ночь ушел к жёнушке своей под бочок, — у Басовой испуг отошел на второй план, женская зависть брала свое, она доносила всё, что знала, — бригадир отдал моему мужу трактор, чтобы он молчал.

— Видишь, какой ты молодец, Валя Басова, помогла следствию. Я все сейчас запишу, ты распишешься….

Юров понял, что следователь НКВД приехал не только по делу поварихи, он смотрел на Басову и думал:

— Вот дура баба, сдала всех с потрохами.

Глава 8

Едва Емельянов вступил на землю поселка, он сразу попал под пристальное внимание сарафанного радио. По деревне пронеслось: «Повариху пришел забирать». (На юге России всех замужних женщин называют бабами, причем это в обиходе самих женщин. Я не стану нарушать традиции, тоже буду называть их бабами).

Все населения посёлка затаилось в тревожном и томительном ожидании, многие пары глаз наряжено смотрели на окна и двери сельского совета.

— Что там делается? — спрашивали они друг дружку, — зачем туда пошла Валька Басиха? Может её тоже заберут?

Как только Валька Басиха вышла из сельсовета, любопытство взяло верх, бабы потеряли страх. Наиболее смелые окружили её, требуя отчета.

— Валюха, ты живая, а мы уже думали….

— Живая, только, как стал меня этот в военной фуражке допрашивать, то со мной чуть — чуть не случилась оказия.

Услышав незнакомое слово, бабы скривили мины.

— Знаем, знаем, что ты ходила до ветру с газеткой, начиталась словечек, теперь умничаешь то с оказией, то с конфузней. Ты скажи, что это такое? С чем его едят?

— Ой, бабы, попутала, не оказия, а конфузя.

— Ты скажи, шо це таке? Може колбаса?

— Про оказию читала, так ничего про неё и не поняла, а конфузя — это когда с тобой

случается неприятность.

Бабы переглянулись, догадливо заулыбались.

— Тебе надо было бежать до ветру?

— Не! У меня стали мокреть подштанники.

Одна молодуха присела и сквозь всеобщий хохот взвизгнула:

— Ой, бабоньки, у меня тоже сейчас будет конфузя.

Едва они справились со смехом, как рыжеволосая молодуха серьёзно спросила: Зачем тебя вызывали? Не заберут ли?

Наступила чуть тревожная тишина.

— Не вызывали меня, сама ходила, мой дурачок напился с радости, что Нос дал прокатиться на тракторе и поколотил меня. Я побежала в сельсовет жаловаться на него, а там этот в галифе….

Бабы опять игриво засверкали глазами, посыпались комментарии:

— Валюха, что-то ты часто бегаешь жаловаться председателю….

— А что? Молодец, Басиха! Председатель парень видный, утешит и приголубит….

— Ну и пусть Никита поколотит, зато есть повод к председателю смотаться….

— Ой, девки, придумаете тоже…, — стала отбиваться Басиха.

— А не за него ли тебя Никита гонял, — продолжали куражиться бабы.

Постепенно весёлое настроение уступало тревоге.

— Зачем или за кем приехал военный…?

Глава 9

У Татьяны Бустиной подкосились ноги, когда до неё дошёл слух, что

село приехал военный из НКВД. Первая мысль ударила ее наотмашь.

— Меня осудят.

Татьяна едва добралась до топчана, тяжело присела. Как же моя доченька, как же моя Светочка жить будет, ей только двенадцать…? Она смотрела в окно, слёзы катились и катились по её щекам.

— Господи, в чём я виновата пред Тобой, в чём мой грех? Боженька, милостивый, я замолю его, я умру, только бы доченька моя была жива и здорова, только бы….

Она не успела закончить мысль, кок стукнула дверь, по шагам она поняла, что пришла дочь. И в ту же секунду из неё вырвался всхлип, она не смогла удержать рыдания.

— Мама, мамочка, — Света не нашла больше слов, опустилась на колени, — мама, мамочка.

Мать обняла дочь, её мысль металась, не находя выхода:

Бежать, бежать! Куда угодно бежать, лишь бы быть вместе.

За этой отчаянной мыслью, пришла еще более страшная:

— Куда…?

Послышался стук в дверь, Татьяна рывком прижала Свету к себе и закричала.

— Не отдам, никому её не отдам!

Кто-то вбежал в комнату, кто-то успокаивал, но она повалилась на пол, чувства оставили её.

Глава 10

Рано утром Емельянов и председатель Сельсовета Юров пришли к директору конезавода. Он встретил их у входа.

— С кем имею честь…? — Дронов прямо и твердо смотрел на следователя НКВД.

Он за свою жизнь и генеральскую должность повидал многих и сейчас пытался определить, с кем он имеет дело, но лицо гостя было непроницаемым.

— Следователь НКВД Емельянов.

Он не назвал ни имени, ни отчества, как бы давая понять, что дистанция должна быть соблюдена.

— Проходите, присаживайтесь. Рассказывайте, с чем пришли?

Емельянов вдруг понял свою ошибку, которая не способствовала нормальному началу разговора. Дистанция оказалась больше чем нужно. Неловкая пауза затягивалась, а Дронов подумал:

— Пытался поставить себя больно высоко, а теперь…, — он не успел додумать эту мысль до конца, говорить начал Юров.

— Иван Александрович, к нам приехал человек из НКВД. Он требует содействия в его многотрудном деле.

— Я это уже понял, но хотелось бы все услышать о трудном деле от него самого. Прошу, товарищ Емельянов.

— Мне нужны характеристики трех человек. Бустиной Татьяны Евгеньевны, Носова Алексея Михайловича и Басова Никиты Сергеевича.

Дронов опустил глаза, подумал: «Носов говорил, что бригада крепкая, дружная, но видимо он плохо разбирается в людях, если в НКВД знают о происшествии в бригаде Носова. Нашёлся кто-то, донес».

У него не было времени на предположения, следователь ждал ответ.

— Пишите.

Емельянов достал бумагу, а Дронов пододвинул ему чернильницу и письменный прибор, подождал, пока следователь приготовится и начал диктовать:

— Алексей Носов, прекрасный работник и очень хороший человек, легко сходится с людьми, что позволяет успешно управлять бригадой. Его уважает не только коллектив, он многоуважаемый человек среди жителей села. Женат, отличный семьянин, выпивает в меру, детей не имеет.

Емельянов поднял глаза, спросил:

— Отношение к труду?

— Вы прослушали, я же сказал, что он прекрасный работник. Плохо работающих работников на должность бригадира не ставим. К тому же награжден медалью «За освоение целинных и залежных земель». Недавно представлен к повторному награждению.

— Ангел, да и только! Но тогда, как понимать прогул совершенный им?

— Во-первых, не прогул, а опоздание на работу.

— Не будем спорить на этот счет, давайте говорить по существу.

— Да он опоздал, но отработал свою норму. В чем его упрекнуть?

— То, что он делал потом, не имеет значения, так как нарушен закон, дан плохой, очень плохой пример подчиненным. И это еще не всё! Чтобы замять свое преступление, он самовольно отдал новый трактор разгильдяю, тем самым поставив исправность техники под угрозу.

Дронов в душе усмехнулся: «Обстоятельный был доклад». Вслух возразил:

— Товарищ Емельянов, ну не сложилось у него в тот день, опоздал, но давайте оглянёмся назад, на свою жизнь. Разве мы с вами безгрешны?

— Сейчас мы рассматриваем не мою и не вашу жизнь, а пытаемся разобраться в мотивах преступления.

— Какого преступления? Оступился хороший человек, а мы его….

— Остановитесь, Иван Александрович, а то вы договоритесь…, — Емельянов сделал паузу, затем добавил, — уже достаточно того, что вы покрываете, как минимум, нерадивых работников.

— Я никого не покрываю и далек от мысли такой, так как знаю своих людей, знаю их хорошие и плохие качества. В данном случае хочу убедить вас в том, что Носов хороший человек.

— Кто такой Носов я уже понял, перейдем к Басову Никите Сергеевичу. Какой это человек, он тоже ангел?

— А что он натворил? — Дронов лукавил, он пытался выиграть время, чтобы найти правильную защиту.

— Емельянов проницательно посмотрел на собеседника.

— Неужели вы ничего не знаете?

— Знаю только то, что знаю, — уклончиво ответил Дронов, — парень с ленцой, но не лодырь. К жизни относится поверхностно, не всегда серьёзно относится к делу, легковесный, он какой-то.

— Саботажник?

— Саботажем может заниматься хитрый и умный человек с твердой волей и определённой целью. Этот же может, по глупости своей начудить. Какой из него саботажник? Привязал руки к трактору, спал, но речей и призывов не произносил, тайных разговоров с товарищами не вел, на забастовки не подбивал. Нашли саботажника….

— С этим разобрались, но жена Басова примчалась в сельсовет жаловаться на избиения.

Дронов устало взглянул на Юрова и кивнул в его сторону.

— Это к нему, — усмехнулся Дронов и вспомнил, что его жена говорила о бабских предположениях: «Не успеет Никита напиться и слово сказать, так Валька рысью в сельсовет…».

— С товарищем Юровым мы уже все обсудили, мне бы хотелось знать ваше мнение.

— Я у них свечку не держал и думаю, что слов председателя волне достаточно.

— Вы отказываетесь дать бытовую характеристику своему работнику?

— Я занимаюсь производством, — генерал Дронов жестко посмотрел на Емельянова, спросил, — что еще?

— Есть кое-что еще, но об этом позже, — капитан повернулся к Юрову и попросил, — Антон Петрович, узнайте, все ли вызванные по делу, явились в сельсовет.

Юров вышел, а между Дроновым и Емельяновым воцарилось стойкое молчание. Дронов делал вид, что углубился в бумаги.

Следователь смотрел на него и думал:

— Генерал, а опустил себя до своих рабочих, защищает их, хорошо это или плохо? Наверное, хорошо, когда люди защищают друг друга, не то, что у нас…, — Емельянов усмехнулся мыслям своим, — у нас доносами топят ближнего.

Едва высунувшуюся совесть свою он грубо затолкал обратно, вглубь своей души, но она упорно стремилась наружу.

— Расслабился я, надо прекратить сопли распускать. Генерал ведёт себя крайне не осторожно, стоит копнуть, и, — Емельянов даже загордился тем, что самого генерала он может пощипать, но осторожная мысль взяла верх, — но зачем мне его душа…? К тому же опасно с ним связываться, он генерал, возможно, есть покровители, тогда и головы не сносить….

Вернулся Юров, его лицо было несколько растерянным.

— Носов и Басов пришли, а Бустиной нет.

— Почему?

Как мне сказали, она сильно заболела, на глазах у дочери упала в обморок. Она лежит, дочь сидит у ее постели, даже в школу не пошла.

— Женские штучки!

— А если вправду заболела?

Емельянов помолчал, раздумывая над сложившейся ситуацией, затем решительно сказал:

— Разберемся позже, а сейчас мне нужна её характеристика.

Дронов поднял глаза, в них читалось злое недоумение.

— Оставьте в покое женщину! Она-то в чем виновата? Заболел ребенок, она мать и потому не смогла дитя свое оставить. Это жизнь, в ней существуют беды и проблемы и к ним надо относиться с пониманием.

— Не нервничайте, Иван Александрович. Мы разберемся, если невиновна, то ничего с ней не случится. Поймите, поступил сигнал, и поэтому мы обязаны разобраться. Мне нужна характеристика на неё.

— Пришла устраиваться на работу, как все, работала в столовой посудомойкой, затем узнали, что хорошо готовит, поставили поварихой. Живет с дочерью десяти-двенадцати лет, тихая и послушная женщина, хорошо работает и прекрасно готовит. Ни в чем предосудительном не замечена.

— Был бы еще один ангел, но ангелов в женском виде не бывает, — иронично заметил Емельянов и покрутил головой, будто воротник гимнастерки душил его.

Некоторое время он еще раздумывал, затем встал:

— Благодарю за сотрудничество, пойду разбираться по существу. Антон Петрович, найдется ли мне место для работы?

— Кабинет коменданта подойдет?

— Вполне.

Глава 11

Трактористы бригады Носова, один за другим давали показания, Емельянов писал.

Предпоследним вошёл Басов, его слегка качнуло. Следователь посмотрел на него так, что Никита съёжился.

— Кто тебя подбивал заниматься саботажем?

После вчерашнего перепоя у него трещала голова, он оторопело смотрел на Емельянова и стал несвязно бормотать.

Емельянов разобрал только одно слово, «саботаж».

— Ты уже успел похмелиться?

— Никита замахал руками, его глаза округлились.

— Не-ет, я сегодня не пил — это вчерашнее…., — он судорожно сглотнул слюну и повторил, — это вчерашнее.

— Отвечай, говори правду, иначе я тебя сейчас отправлю в район, посажу в камеру

— Хорошо…, — Басов покорно опустил голову, — спрашивайте.

— Ты спал под трактором,

— Спал, признаюсь.

— Что тебе сказал бригадир, когда увидел, что спишь?

— Он сильно кричал на меня.

— Что кричал?

Басов даже с помутнённым с похмелья разумом, сообразил, что нельзя говорить

о том, какие слов говорил Носов.

— Я со сна плохо помню.

— Басов, ты начинаешь мне врать. Твои товарищи показали, что он называл тебя саботажником и опасался, что у него из-за тебя могут быть неприятности.

— Я плохо помню….

— Опять врешь!

Басов сник, его похмельная голова запаниковала.

— Да, он назвал меня саботажником. Мы с друзьями перебрали днем раньше, стало невмоготу, вот я и придумал, как отдохнуть.

— С кем дружит Носов?

— Его лучший друг Изотов, они всегда советуются.

— Слышал, о чем они говорят?

— О работе, о женах, о детях.

— О товарище Сталине, что говорят в бригаде?

— Они ничего про Сталина не говорили.…

— Не о Сталине, а о товарище Сталине! По-ня-ял! — взъярился Емельянов.

— Понял, понял, — испуганно лепетал Басов.

— Про Советскую власть в бригаде плохо говорили?

— Я не слышал. Я слышал, как Изотов сказал, что много урожая забирают, могли бы хлеборобам оставлять больше.

Емельянов резко сменил тему допроса:

— Жена Носова гулящая баба?

— Бабы много чего говорят, но никто ничего не знают. Она красивая, статная, мужики вокруг да около вьются, вот бабы завидуют и сплетничают.

— За что ты жену свою избил?

— Много стала брать на себя. Туда не ходи, с тем не дружи, последнюю копейку пропиваешь….

— Ты продолжаешь покрывать товарищей по бригаде, а это очень плохо, придется арестовать тебя за побои жены.

Басов с ужасом взглянул на следователя.

— Никого я не покрываю….

— Не может быть, чтобы народ о политике не говорил, — продолжал нажимать на Никиту Емельянов.

— Я такого не слышал, утром рано в поле, стемнело — спать, некогда говорить.

— Иди, свободен пока, если что вспомнишь, сообщи.

Последним вошёл Носов, остановился у входа, снял кепку.

— Здравствуйте, — голос его чуть дрогнул, выдал волнение.

— Проходи, бригадир, садись и рассказывай все как на духу.

— Что рассказывать, виноват.

— Виноват — это ясно, но мне надо знать, почему прогулял, какие причины тебя привели к преступлению. Может ты в это время занимался антисоветской деятельностью.

— На духу так на духу….

Носов рассказал все, как было, и даже грустно пошутил:

— Наоборот, всю ночь старался, чтобы увеличить население страны, нет у нас с Катериной детей, не получается….

— Ты назвал Басова саботажником. Есть для этого основания?

— Нет никаких оснований, просто, я хотел его пугнуть, чтобы взялся за ум. Иди домой Носов, постарайся увеличить население, а то может, потом не придется.

— Иди, свободен пока.

Емельянов задумался:

— Что делать с поварихой? Вины на ней нет, но нужна бумажка, о ее невиновности, но поди, напиши такую…. Нет, не поймут, там не поймут.

— Емельянов тяжело поднялся со стула и пошёл в кабинет председателя сельсовета. С порога он спросил его:

— Что будем делать с поварихой?

— Пойдем к ней домой, там и допросите, она живет близко.

— Согласен, идем.

Юров вошел первым и попятился, у стола сидела Бустина и ее дочь, на столе лежал узел с вещами. Он растерянно оглянулся на Емельянова, который почему-то сильно изменился в лице. Мелькнула мысль: «Что это с ним?», но собранные вещи заставили его ужаснуться

— Она уже узелок собрала….

Увидев человека в форме, девочка загородила собой мать.

— Не дам маму, она не виновата.

Мужчины стояли в оцепенении, а девочка поняла ситуацию угрожающей, она схватила со стола нож.

— Только попробуйте, только попробуйте.

Бустина потянулась к дочери:

— Света, положи нож, а то тебя тоже заберут, я тогда умру….

— Никто вас не собирается забирать, успокойтесь! — поспешил крикнуть Емельянов.

Долгую паузу прервал Юров:

— Никто вас не тронет, Света, положи нож, — он сделал шаг к девочке, но она изготовилась к борьбе.

Емельянов тронул Юрова за рукав.

— Выйдем…, — лицо следователя побледнело.

Юров согласно кивнул и подумал: «Что с ним?» — но по инерции продолжил говорить:

— Светочка, мы пришли поговорить с твоей мамой, мы не будем отнимать ее у тебя, успокойся. Товарищ Емельянов, скажи ей.

— Я пришёл поговорить с твоей мамой, мы напишем бумажку и я уйду, — голос его дрогнул, а Юров опять подумал: «Что это с ним, не заболел ли?»

В глазах девочки появилось сомнение, а Емельянов продолжил:

— Мы выйдем, а вы успокойтесь.

Мужчины вышли, Бустина продолжала плакать, Света, не выпуская из рук нож, выглянула в окно.

— Мама, они не уходят, курят.

— Положи нож.

— Мама, они опять придут.

— Доченька, ты ножом делу не поможешь, только хуже сделаешь себе и мне. Мне больший срок дадут, тебя тоже могут посадить или сделают так, что тебе будет очень плохо. Положи нож, ты же у меня умница.

— Мама….

— Положи, они же пообещали, что не заберут меня, положи.

В дверях показался Юров.

— Таня, я прошу тебя, перестаньте упорствовать. Я обещаю тебе, что никто тебя не заберёт.

Бустина краем платка вытерла слёзы.

— Мы уже не упорствуем, правда Светочка, будь что будет.

Света положила нож на стол, а Юров постучал в окно и призывно махнул рукой следователю.

Войдя в комнату Емельянов остановился у двери, тревожная тишина заполнила все пространство комнаты.

— Попрошу оставить нас наедине с Бустиной Татьяной Евгеньевной, — он уже справился с собой, но голос не казался официальным.

— Нет, я не уйду, — Света опять бросилась к матери.

— Света, мы же пообещали, что ничего плохого мы твоей маме не сделаем, — Емельянов постарался говорить мягким, доверчивым голосом.

Бустина говорила, Емельянов писал, но в его душе рос протест. Он поначалу пытался подавить его, старался исполнять свои обязанности, но почему-то перед его глазами появилась девушка из далекой юности. Она улыбалась ему, как тогда милой любящей улыбкой. Нет, он не забыл, как арестовали его первую любовь, он также не забыл её наполненные слезами и надеждой глаза. Потом он узнал о ее расстреле.

— Я предал её, — несвязно пробормотал он, его руки судорожно смяли листок, — я предал их, они сегодня опять смотрели на меня. Опять!

Бустина с удивлением смотрела на человека, которого еще несколько минут боялась, как огня, в ней что-то стало таять. Она увидела в глазах этого человека страдания.

— Что с вами? Вам плохо?

Из него вырвалось все, что он старательно сдерживал в себе долгие годы, искал и находил оправдания, но ныне, ныне глаза и слезы Бустиной разрушили возведенную им неприступную крепость….

— Вы, вы поразительно похожи на девушку из моей молодости…, — он помолчал и добавил, — у вас её глаза и слезы тоже….

Татьяна, пораженная признанием, молчала, Емельянов прошёлся по комнатке, он чувствовал, что теряет контроль над собой.

— Той девушки больше нет, она умерла, я предал её! Теперь, я скорее умру, чем предам. Тогда в молодости я попросил эту девушку стать моей женой. С тех пор эти слова никто от меня не слышал, но они сказаны. Теперь они предназначены вам.

— Таня, будьте моей женой!

Татьяна отшатнулась, её воля и мозг отказались ей служить.

— Вы в своем уме?

Безумные слова, сказанные им, привели его в чувство, свалили груз с плеч. Емельянов пришёл в себя.

— Я сейчас ухожу, но я вернусь и повторю свое предложение. Теперь я не предам!

Глава 12

Золотым огнем листьев догорел сентябрь, в первых числах октября восточные ветры буйствовали целую неделю, но потом, будто раздумав, подарили людям теплое и ласковое бабье лето. Постепенно солнце уступило место низким лохматым облакам и слабому морозцу, после чего золото листвы поблекло, уступая место менее привлекательным краскам. Ветер вновь вернул свои права и безжалостно оголял кроны деревьев. Ноябрь бросил на землю сначала дожди, затем ледяную крупу. Осень открывала двери зиме.

Дронов приказал вывесить объявление о том, что состоится праздничное собрание коллектива, на которое приглашаются все жители села.

К назначенному часу, народ толпился у дверей клуба, женщины судачили, а мужики курили.

На сцене стоял длинный стол, покрытый красной скатертью. На стене портрет товарища Сталина и на красном полотнище лозунги: «Да, здравствует Великая, Октябрьская Социалистическая Революция!» «Да здравствует товарищ Сталин!» К назначенному часу зал сельского клуба заполнился до отказа. В ожидании действа народ гадал о том, кому будут вручать ценные подарки, кому грамоты, и благодарности.

Наконец на сцену вышли первый секретарь райкома, за ним вереницей президиум: в форме генерала директор конезавода Дронов, председатель сельского совета Юров и секретарь партийной ячейки Ягодин. Они расселись за столом. Первым слово взял Ягодин, он от имени президиума собрания, поздравил коллектив и присутствующих с праздником Великого октября и пожелал всем здоровья и трудовых успехов. В зале возник удивленный шум и как его результат кто-то с места выкрикнул:

— Почему не выбирали президиум собрания?

Ягодин коротко взглянул на секретаря райкома, тот хранил молчание. Некоторое время в зале установилась мертвая тишина. Встал Дронов.

— Мы решили сегодня отступить от обычных формальностей, сегодня праздник.

Ягодин поспешно перехватил инициативу у Дронова:

— Товарищи, слово для отчетного доклада предоставляется директору хозяйства генералу-майору Дронову.

По залу прокатились аплодисменты.

Генерал налегал на успехи в производстве сельхоз продукции. В конце доклада он торжественным голосом выкрикнул:

— Да, здравствует Великая Октябрьская Социалистическая Революция! Да здравствует наш вождь и учитель товарищ Сталин!

Как положено зал поднялся со своих мест и долго аплодировал. Едва стали стихать аплодисменты, Дронов не дал опуститься залу на свои места, продолжил:

— Разрешите заверить товарища Сталина, нашу Ленинскую партию и правительство в том, что мы и впредь будем усердно трудиться на благо нашей любимой Родины.

Долго не стихали аплодисменты, а когда наступила тишина, он объявил:

— Слово предоставляется первому секретарю райкома партии товарищу Сизову Николаю Ивановичу.

Сизов поднялся, по-хозяйски оглядел ждущих его слова людей, откашлялся и торжественным голосом обратился к залу.

— Дорогие товарищи хлеборобы, Партия, Правительство и лично товарищ Сталин высоко оценил результаты Вашего труда. Товарищем Сталиным подписан указ о награждении Вашего военного конного завода орденом Ленина.

Зал некоторое время переваривал сообщение, затем вскочил на ноги, зааплодировал.

Секретарь терпеливо подождал конца радостной овации и продолжил:

— Мне поручено вручить орден Ленина, что я с удовольствием и делаю.

Под аплодисменты зала, секретарь вручил орден Дронову и долго тряс руку, что-то говорил.

Генерал повернулся к залу и попросил тишины, аплодисменты стихли.

— Товарищи, поблагодарим товарища Сталина за высокую оценку нашего труда.

Взрыв аплодисментов потряс зал.

Наконец зал успокоился и Дронов смог продолжить:

— Товарищи труженики, я поздравляю вас с заслуженной наградой, — аплодисменты прервали речь, а когда они стихли, директор порадовал зал еще раз.

— Каждый труженик хозяйства получит премию в сто рублей.

Аплодисменты пришлось прерывать.

— Товарищи, приступим к награждению тружеников, которые своим трудом обеспечили нам успех.

Зал заинтересованно умолк.

— Решением Партии и Правительства второй медалью «За поднятие целинных и залежных земель» награждается Изотов Петр Никанорович. Указ подписан лично товарищем Сталиным.

Первый секретарь Сизов вручил коробочку с медалью, говорил поздравительные слова, жал руку, а Изотов попросил слово:

— Товарищи, я от всей души благодарю товарища Сталина и наше руководство, — Изотов, глубоко вздохнув и, преодолевая волнение, продолжил, — за высокую награду и заверяю всех, что буду трудиться еще плодотворнее. Большое спасибо нашей бригаде и моему другу Носову, за всемерную поддержку и помощь.

К удивлению зала, директор перешёл к вручению премий, ценных подарков и оглашению благодарностей.

У зала возник вопрос, который шепотом задавался друг другу.

— Почему Носова не наградили, даже отреза материи не дали?

Кто-то напомнил о его опоздании на работу.

— Пройдет праздник, ему об этом напомнят.

В конце своей речи генерал опять поздравил коллектив с наградой и долго благодарил товарища Сталина.

При выходе из клуба взорвалась гармонь страданиями. Женщины и девушки, сменяя друг дружку, пели простые, но милые сердцу частушки, которые зачастую с острым и даже матерным словцом, рассказывали о любви, грустили, веселились, звали в пляс….

Мой миленок хоть куда.

Говорил, у баб он герой труда.

Я в постель его тяну.

Он развел руки, не могу….

Спетая частушка сразу забывалась, но тут же сочинялась новая.

Как гармошка заиграла,

Так запела песню я.

Все четыре ухажёра

Покосились на меня.

Глава 13

Никто не заметил, как чета Носовых ушла домой, где Алексей попросил жену:

— Катя, налей стакан до краев и о себе не забудь.

— Ой, Леша, не переживай подумаешь не дали медальку. Еще заслужишь.

Стакан полный водки Носов осушил залпом, до дна.

— А бес с нею, с этой медалью, но это знак того, что о том случае не забыли, жди суда.

Катерина прижала руки к груди и тревожно спросила:

— Неужто судить будут, ты же все отработал.

— Последние годы они помнят даже то, чего не было. Мало народу сгинуло. Помнишь Андрея Сомова, который по пьяни крыл Советскую власть? Где он? Жене сказали, что дали десять лет колонии без переписки.

В дверь постучали, Носов вопросительно взглянул на жену.

— Кто это за нас не забыл в час веселья?

Катерина пожала плечами и крикнула:

— Да, не закрыто.

Через порог переступили Изотов и его жена Ирина.

— Здравствуйте, можно к вам в гости?

Катя засуетилась.

— Проходите, садитесь, будьте, как дома.

Изотов прошёл к столу и поставил на него бутылку и виновато сказал:

— Я не обмывать медаль пришел….

— Носов перебил его:

— Утешить меня хочешь?

Женщины попытались повернуть разговор в более безопасное русло.

— Муженёчки наши дорогие, давайте выпьем. Со стуком на стол ставились кружки, но мужики молчали.

Изотов вспомнил, как он не хотел сюда идти, но жена настояла.

— Всегда слушай женщин и делай наоборот, — с некоторым ожесточением подумал Петр.

— Алексей, наливай чего сидишь? — попросила Ирина.

Носов ожёг ее взглядом.

— Не твое дело, чем мне заниматься в своем доме. Я тебя сюда не звал.

Катя сорвалась с места.

— Леша, зачем ты так, люди пришли с доброй душой, а ты…, — она отвернулась и заплакала.

— Ира, уходим, — строго и зло сказал Петр.

— Катитесь!

Когда Изотовы направились к выходу, Носов крикнул:

— Заберите водку, подаяния не принимаю.

Изотовы ушли, а Носов наполнил стакан, но Катерина отодвинула его.

— Леша, не пей, ты уже пьян. Ты уже и так натворил делов.

— Что я натворил? Эко дело обидел передовика — орденоносца.

— Завтра протрезвеешь, как в глаза им смотреть будешь. Они не виноваты в том,

что Петру дали медаль, а тебе нет.

— Я работал не хуже его, и знаю, что директор подавал список на награждение, в нем моя фамилия была. Ты знаешь, почему сегодня на собрании не избирали президиум.

— Откуда мне знать? — всхлипнула Катерина.

— Чтобы я там не сидел. Меня всегда избирали. Избрали бы и на этот раз. Неловко бы получилось, благодарности не заслужил, а в президиуме сижу.

Носов посмотрел на плачущую жену, ему стало жаль ее.

— Не переживай за меня, все перемелется. Мука будет.

Он подошел, обнял жену, а она заплакала еще сильней.

— Не плачь, глупая. Просто мне обидно.

Катерина подняла глаза полные слез и выпалила:

— У нас будет малыш.

Сквозь пелену слез она видела, как вспыхнули его глаза, он сделал шаг к ней и остановился, некоторое время молчал. Те сплетни, которые доходили до него, которые он пытался не замечать, стали быстро заполнять его душу горьким сомнением.

Катя, ожидавшая совсем другой реакции, тихо спросила:

— Ты не рад?

Алексей прошёлся по комнате, тяжёлой поступью, спросил:

— Мой?

Катя молча упала ничком на кровать, глухие рыдания прорывались сквозь подушку. Носов боролся сам с собой, он верил и не верил жене. Буря чувств, усиленная водкой раскачивала его сознание. И вдруг простая мысль заставила эту бурю покорно стихнуть.

— Мой ребёнок, не мой, теперь изменить ничего нельзя. Ребенок мой, и точка!

Он несмело подошел к жене, окликнул ее, но она еще сильнее вжималась лицом в подушку. Алексей стал на колени, погладил мозолистой рукой ее голову.

— Прости дурака, прости….

Она продолжала плакать, а он повторял одни и те же слова:

— Прости дурака….

Катерина неожиданно села и выплеснула из себя укор.

— Ты за медалью затосковал, а то, что та ночь подарила нам счастье тебе наплевать! Малыш твой, я рожу его очень похожим на тебя….

Алексей уронил голову на её колени, она зарылась пальцами в его кудри.

— И правда дурак, — Катя нагнулась и поцеловала его курчавый затылок.

Глава 14

От клуба доносились переборы гармоник, женщины и мужчины сменяя, друг друга, распевали залихватские частушки. Некоторые соревновались в пляске. Толпа бурно встречала радостными возгласами победителей.

Пока молодежь веселилась, умудренные опытом женщины готовились к обязательному застолью. Они приносили из дома и ставили на заблаговременно установленные столы тарелки с холодцом, вареное и жареное мясо, хлеб, соленья…. Мужики томились в ожидании, подсылали к гармонистам ходоков, которые страстно и нетерпеливо шептали:

— Закругляйся, столы ждут.

Но догадливые жены с позором выталкивали нарушителей веселья из круга, иногда награждая их символическими тумаками.

Наконец поступило осознанное предложение садиться за столы. В соответствии с правилами, спиртное не устанавливалось на стол. Стаканы наполнялись специально выделенными людьми. Особенно нетерпеливые мужики, крутили головами, ругались:

— Что они там телятся, слюной захлебнуться можно.

Кое — то пытался замаскировать свои вожделения:

— Бабоньки, дорогие! Шулюн остынет.

— С водкой любой шулюм в горле не зацепится.

Начали разносить шулюн*, что было признаком скорого начала застолья. (Шулюн или шулюм — наваристый бульон из мяса баранины. На юге России шулюн варят из грудинки свиньи.)

Первый тост произнес первый секретарь райкома партии Сизов. Он славил партию и правительство, лично товарища Сталина за растущее благосостояние народа, поздравил коллектив с награждением конезавода орденом Ленина, поблагодарил за хорошую работу на благо страны. После первой рюмки он, сославшись на занятость уехал.

Конец ознакомительного фрагмента.