Дом №12

Александр Олейников, 2018

Данное произведение, насыщенное фантазмом и трагикомической сатирой, повествует о весьма загадочных событиях, случившихся во второй половине девятнадцатого века в Петербурге. Ужасные последствия случаются на улицах этого города, множество людей не столь достойного общества пропадают безвести и наконец обнаруживаются насильно утопленными в Фонтанке. Только один единственный факт, связанный с такими убийствами, остается на глазах у государства и местных жителей. Этим фактом является курильня опия, бывшая некогда респектабельной, но теперь же ставшая запрещенной и находившаяся помимо этого неизвестно где, но в поисках которой, по словам очевидцев, были заинтересованы все теперешние утопленники. Главному герою, выходцу из периферии, молодому авантюристу и плуту, удается отыскать эту курильню и втянуть себя наконец в междоусобную распрю между двумя таинственными личностями и происходящую в совершенно других реальностях. Тайны потустороннего мира и разгадка зловещих убийств раскрываются перед ним, о чем он тут же излагает читателю в своих записях.

Глава пятая. Смарагдовый змей

Как-то раз я снова пришел в этот скверный притон самой поздней ночью и тут же присел на липкую и пыльную скамью подле самого входа в черную дверь, так, что я оказался практически в самом дальнем углу помещения, где было поменьше и людей и табачного дыма. На сей раз тут собралось народу несколько больше и каждый из пришедших, видимо, ожидал своей очереди на то, чтобы спуститься вниз.

Я хорошо помню тогдашние свои чувства и никак не переставал досадовать на свою неудачу. Казалось бы, разгадка тайны здесь, вот она, нужно было только взять ее. Но почему-то взять ее у меня не получалось, хотя я даже несколько раз уже почти набирался в душе духа, чтобы шагнуть туда и проскользнуть мимо таинственного стража.

Но такие смелые героические порывы оканчивались благоразумной осторожностью, поскольку, нарушив здешний порядок хоть один единый раз, я мог навечно отстранить себя от разгадки великой тайны. Я стал ждать и томиться, ждать такого случая и с волнением терпеть его длительного появления; я набирался мужества и старался отследить в выборе Тенетниковым своих посетителей хоть какую-либо комбинацию или здравый смысл.

Иной раз я даже помышлял об том, что за одним из таких посетителей по самому выходу его из нижнего этажа утром можно было попросту проследить и допросить его где-нибудь на улице, даже можно было заплатить ему и узнать все нюансы в точности. Ведь ему, надо полагать, нужны были большие деньги для потребления опия, если верить слухам и общему мифу.

Но дело в том, что это-то и был миф, легенда, и простые слухи, а на всего лишь слухи я не мог опираться и рисковать, то есть жертвуя всем своим предприятием. А если окажется так, что денег там требуется грош, и он в них не будет нуждаться? Или же, что своим допросом я смогу возбудить в нем подозрение и он в конце концов сообщит про меня Тенетникову? Что тогда будет?

Нет, так рисковать я не мог и вместе с тем покорно ждал день за днем своего счастья.

Так я сидел и досадовал на свое бессилие, и, не имея более никакой надежды, я уже намеревался встать, как вдруг Тенетников, представший в один кратчайший миг передо мною, окинув и смутив меня своим взглядом, присел ко мне за стол и деликатно сказал:

— Доброе время суток, Иван Андреевич, небось скучаешь? Это ничего что я так прямо?

— Ах нет, что вы, Лев Борисович, — отвечал я с трепетом и путаясь в мыслях. — Конечно же вы, вы… вольны как бы по возрасту своему и вашему положению обращаться ко мне таким тоном. И я очень, поверьте, очень рад что вы наконец обратили на меня свое внимание; я так долго ждал вас… Но я, право, несколько стеснен таким вашим появлением, ужели я смог так отличиться в ваших глазах от всех этих людей?

— Это ничего, что я так внезапно. Мое дело быть всегда полезным и появляться вовремя, однако, я вижу ты и впрямь изумлен, что ж, буду с тобою прям и краток. Долг мой следить за собственной безопасностью и знать всякую мелочную подробность об своих посетителях. В тебе же я вижу человека настойчивого и уверенного в своих возможностях, но, как бы не был ты честен и откровенен, я не могу все же взять и пропустить тебя в свой собственный дом, ибо не знаю, что может находиться в голове у человека, мне малоизвестного и никогда мною невиданного, понимаешь ли?

— Безусловно понимаю, — отвечал я с подобострастием. — Как не понимать, ведь можно ли сейчас в наше время кому-либо доверять и быть в ком-то уверенным? Разумеется, что нет. Все правильно вы говорите и поступаете совершенно разумно и рассудительно, Лев Борисович.

— С тем самым, — продолжал он, хладнокровно смотря на меня, как бы испытывая, — мне пришлось сделать много дел и навести множество справок относительно вас и вашего дела. То есть я просто был обязан узнать вас и самую вашу личность, узнать и понять, что ничего худого за этими глазами не может сокрыться; так я проверяю каждого, прежде чем хочу пустить его к себе… в гости.

— Абсолютное ваше право, Лев Борисович. — Отвечал ему я.

— Не хотелось бы, чтоб ты предвзято думал обо мне и брал этот мой бдительный шаг в пример моему постоянному подозрению. Поверь, убедившись в том или ином человеке, я остаюсь и поныне при своем мнении.

— Вы совершенно правильно поступаете, Лев Борисович. — Отвечал ему я.

— Я сразу же понял, что ты несомненно ищешь то, что по логике твоей и разумению есть существенно важное, но не весьма досягаемое и доступное. И, исходя из того, я по настойчивости твоей и незапятнанности убежден в твоей же честности и любительской перспективе. Итак?

— Вы как всегда тонко подходите к делу и безусловно правы, Лев Борисович. — Все отвечал ему я.

— Тогда ручаешься ли ты в своей сдержанности и скромности своего же языка, который у многих людей бывает развязан так, что даже гадко? Обещаешься ли ты, показав я тебе нечто таинственное и запретное, искомое тобой, хранить это знание до конца своей жизни? Имей ввиду, что я не маленький мальчик и не бросаю своих слов на ветер, а также не допускаю в свою сторону ни малейшего повода к сомнению и несерьезности в своих обещаниях. И что каждый, нарушив данное обещание, в конце концов найдет свою подлую участь, как ее уже находили многие необузданные языком оборванцы, участь, которая свойственна таким вероломным людишкам. Имей это ввиду, многочтимый теперь же Иван Андреевич.

— Я безусловно обещаюсь в своей конфиденциальности и степенности уст своих. — Говорил ему я в небывалом волнении. — Обещаюсь вам, что никогда и ни под каким предлогом или мукою я не разглашу данную тайну и я также заклинаю все силы земли и ветра небес поразить меня страшною карою, будь я несдержанный и необузданный своим языком. Клянусь вам, многопочтеннейший Лев Борисович, клянусь Святым Причастием и Пресвятою Богородицею, силою Честного Креста и Святым Знамением. Клянусь вам хранить тайну и унести ее с собой в могилу (тут я очень истово и набожно перекрестился и склонил голову вперед как бы в молитве).

— Что ж, — говорил мне на это Тенетников. — Вижу, что ты полон честности и благоразумия. Давай же сюда свою руку (он протянул мне свою), а теперь проходи за мной. Добро пожаловать ко мне в гости, ты можешь появляться здесь ввечеру хоть каждый день.

Я пожал его мощную и крепкую ладонь и тут же, по его же приглашению, мы направились в сторону тайной черной двери, так долго меня манившую и которая скрывала за собою разгадку всех тайн и мистических событий.

Открывши дверь и отгородивши черную занавесь, мы чуть было прошли вовнутрь, как вдруг, резко и неожиданно, на меня чуть было не накинулся тот самый загадочный страж, ужасный и настолько мерзкий, что сердце мое заколыхалось как соломка под сильным ветром. Он оскалил свои гнилые зубы, которые были чуть видны от того, что с лестницы внизу лился едва заметный свет, зашипел и хотел было вцепиться мне в горло, как вдруг Тенетников остановил его одним лишь жестом руки и тот отполз обратно, во мрак, откуда так внезапно появился.

— Оставь его, — говорил он этому страшному человеку, это наш друг; отныне всегда пропускай его в обе стороны без малейшей претензии. — Затем он добавил мне: — Не бойся его, это наш страж, он отпугивает непрошенных гостей.

Затем мы пошли далее, вниз, а я, спускаясь в полумраке по ступеням, все шел и с трепетом в душе думал об том страшном человеке.

Было же в его облике нечто жуткое, совсем запредельное и непостигаемое человеческим разумом; точно самый лютый и непонятный страх обуял мое сердце и мой рассудок так, что тут же хотелось сбежать оттуда в немалой панике и отчаянии. Как бы некая сила, которая заставляла человека дрожать и испытывать страх, коя пронизывала душу насквозь и обхватывала мозг, с целью поглотить в нем остатки малейшей здравости. Более я не знаю как подобно описать те чувства, но попробую описать вам его внешность.

Вид его был столь страшен и необычен, что любой способен ужаснуться до самой мизерной песчинки своего рассудка. Одет он был полностью в черную мантию, а помимо гнилых зубов он имел еще и весьма морщинистую и бледную кожу на лице, длинные и цепкие ногти на таких же бледных руках, бровей не было, прямой и длинный нос, и самый неприятный штрих на его лице — черные и круглые очки, делающий такой вид, что у него как бы вовсе не было глаз, а лишь одна пустота.

Но вскоре я перестал думать об нем и, как наличие людей в зале так и присутствие самого Тенетникова, заставили обратить меня мои мысли в весьма другое умственное направление, так что я даже чуть не застыл в недопонимании на том же самом месте.

Перед мною вдруг распростерлось темное и просторное помещение, со множеством длинных лавок и столиков со стульями по всем углам. Имелось еще несколько входов и выходов в другие комнаты и еще Бог знает куда, прикрытые то дверями, а то и вовсе ширмами; большой и круглый стол посреди всего, маленькие и закрытые чем-то оконца, большая и засаленная со временем чужими спинами печь, несколько картин и барная стойка, за коей также находилась большая дверь и доносились какие-то непонятные голоса; была еще одна меленькая дверь под самой лестницей, несколько свечей по углам всей этой залы и одна настольная лампа на барной стойке; Были еще несколько оленьих рогов на бревенчатых стенах, на полу везде пепел и окурки, мундштуки и даже цимермановская шляпа в углу за печью. Все было грязно и неспокойно, я бы даже сказал что отвратительно, а по всему помещению парил густой желто-зеленый смог, весьма зловещий на вид, как бы кладбищенский, но приятный на запах.

Всюду здесь же, на длинных скамьях и стульях располагались… потребители (теперь я буду называть их так), сидящие как бы в бреду, с понурившимися головами и будто спящие, едва держа в своих грязных руках мундштуки и даже роняя их. Все они были худо-бедно одеты и время от времени вставали и уходили; кто-то бормотал во сне бессвязный вздор, а кто-то и вовсе посвистывал и как бы рычал. Лица у всех были мертво-бледные и мелко дрожали судорогою, а их позы в этом ужасном сне были чересчур дикими и неестественным. Одежда у них была испачканной и даже сгоревшие спички висели на их шинелях и рукавах.

Словом, я попал в самую, что ни на есть скверную и отвратительную курильню опия на свете, но где непременно находилась совсем рядом разгадка всех этих таинственных убийств и похищений.

Сам же я на тот момент даже и не знал, что предпринять: с одной стороны я почти два месяца готовился к этому и мечтал добиться своего, вызнать личность Тенетникова и узнать от чего берутся трупы в Фонтанке; с другой стороны я никогда не курил опия и не знал — стоит ли делать это или нет, поскольку, быть может, самая смерть потребителя заключалась именно в курении опия?

Я очень боялся и переживал, что стану одним из утопленников, но в данной ситуации было бы очень подозрительно и вероломно отказаться от него теперь же, ибо, отказавшись, я бы дал повод Льву Борисовичу усомниться в моей клятве; а вдруг бы он решил, что я подослан жандармами и теперь сдам им все его заведение? А если я не смогу выбраться из этого здания и страшный страж схватит меня? Ведь сейчас же ночь, все нормальные люди спят, а не шляются по курильням, тем более запрещенным.

Все эти мысли одолевали меня и я не знал, что предпринять. В конце концов я решил, что лучше не рисковать и опробовать этот запретный опий, ведь от одного раза что плохого может быть? Вон, к примеру, по одному из тех потребителей, что сидел подле самой печи, было видно, что он здесь уже далеко не первый раз. Так чем же я хуже?

Но вскоре Тенетников сбил все мои размышления: он подвел меня к одному из свободных мест на стульях, усадил меня и, с плутовской улыбкой и горящими глазами, обведши взором весь этот сброд и помещение, величаво и грациозно сказал мне:

Конец ознакомительного фрагмента.