Каждый новый день – правда

Александр Олегович Левченко, 2021

Молодой студент Дима Кошкин, живущий в небольшом портовом городе, чувствует себя одиноким и потерянным в этой жизни. Случайно услышанные слова о свободе и ответственности, которую мы несем за свой выбор, рождают в нем универсальную формулу человеческого счастья. Теперь, точно зная, как должны поступать все люди, Кошкин берется испытать эту формулу во всех сферах жизни, не замечая, как тем временем рушатся судьбы близких ему людей, будь то спивающийся отец или друг, находящийся на грани психического срыва. Ключевым моментом в испытании философии Кошкина становятся романтические отношения с замужней женщиной, в которых игра в свободу и ответственность становятся способом обоюдного самообмана, стирающего границы своей и чужой боли. Каждый новый день как бы спрашивает героя о том, правда ли можно подогнать под одну философскую концепцию стихийную и непредсказуемую жизнь. Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Глава 4

Он открыл глаза, когда осеннее солнце уже правило над серым городом. «Проспал», — только и подумал Кошкин. Он взглянул на часы, они показывали половину двенадцатого, Кошкин не успевал даже на последнюю пару. «Твою мать», — злился он на себя. Дима собирался было лечь снова в постель, однако, внезапная мысль о том, что сегодня после пар он должен встретиться с Марией Антоновной, быстро привела его в чувства. Он снова посмотрел на часы. «Ещё успеваю», — подумал Кошкин. В ту секунду он и сам не понимал, зачем ему непременно надо с ней встретиться. Дело точно было не в ответственном подходе к своему образованию, так как он бы с удовольствием проигнорировал бы любую другую встречу с любым другим преподавателем. Но неведомая ему сила гнала его в университет. Что-то, что он пока не понимал. А, может, понимал, но не хотел себе признаваться.

Спустя полчаса он уже закрывал за собой входную дверь и со всех ног нёсся в сторону университета. Кошкин влетел в учебный корпус и направился на кафедру английского языка, где и застал Марию Антоновну. Она сидела на кафедре совершенно одна и была прекрасна, как и в тот день, когда Дмитрий увидел её в первый раз. Сегодня на ней была красная в клеточку рубашка и чёрные джинсы, волосы, как и в тот раз, были снова собраны в аккуратный хвостик, завязанный красной резинкой. Мария совсем не заметила Кошкина, она сидела безучастная ко всему и читала какую-то книгу. Глаза её в этот раз не были такими выразительными, они были полны печали. Кошкин невольно поймал себя на мысли, что любуется ей и, скорее всего, со стороны похож на ненормального. Он посмотрел на часы и удивился, почему она до сих пор здесь, когда пара закончилась ровно двадцать минут назад. Дмитрий хотел было поздороваться, но нерешительность сдавила ему горло. Он вышел обратно в коридор и несколько секунд ходил из стороны в сторону. В какой-то момент он даже захотел развернуться и пойти прочь, боясь своим присутствием ещё больше испортить ей настроение. Но потом всё же собрал свою смелость в кулак и решительно вернулся на кафедру. Мария Антоновна всё так же одиноко и печально сидела, уткнувшись в книгу.

Здравствуйте, Мария Антоновна! — громко и радостно поздоровался Кошкин.

Мария раздражительно подняла глаза, но, увидев лицо Дмитрия, как будто даже немного улыбнулась.

Дима, — сказала она.

Я думал, что вы уже давно домой ушли, — сказал Кошкин. — Почему вы тут сидите совсем одна?

А почему это вы пары опять прогуливаете? — вдруг строго вопросом на вопрос ответила она. — Я даже не думала, что вы сегодня придёте!

Простите, Мария Антоновна, я проспал. Вчера немного загулял, — виновато ответил Кошкин. — Так, а почему вы домой не идёте. Муж вас не потеряет?

«Ты, блин, ещё спроси у неё, как у них дела в постели, придурок ты конченый», — тут же злобно накричал на него внутренний голос.

Ничего с ним не случится, — как-то невесело ответила Мария, как будто не замечая интимности вопроса.

Внезапно на кафедру зашли две пожилые женщины. Это были преподавательницы с кафедры. Они бурно обсуждали какие-то задания, с которыми никак не могут справиться их студенты. На кафедре моментально стало шумно.

Здравствуй, Машенька, — поздоровалась одна из преподавательниц.

Здравствуйте, — ответила Мария.

Они переглянулись с Кошкиным.

Давайте пройдём в соседнюю аудиторию, — предложил Дмитрий. — Я видел, она была свободна.

Давайте, — улыбнулась ему Мария и стала собирать вещи. Кошкин увидел название книги, которую читала Мария Антоновна. Это был «Солярис» Станислава Лема.

Они вышли в коридор. Мария шла чуть впереди Дмитрия, и в нос ему ударил приятный аромат её духов. На их счастье, та аудитория оставалась по-прежнему свободной. Мария села за преподавательский стол, положив на него свои тетрадки и книгу, а Дмитрий расположился за первой партой, будто они были на занятии.

Ой! Чуть не забыла, — воскликнула Мария. — Вот, держите, — она дала ему вырванный тетрадный листочек, на котором красными чернилами были написаны номера упражнений для Кошкина. — Листок можете себе оставить. Консультация у меня по вторникам и пятницам. Приходите и сдавайте свои долги.

Господи, как же их много!

А вы чего хотели, Дима? Будете прогуливать, как сегодня — наберёте себе ещё больше долгов!

Да, я это понимаю, Мария Антоновна! Вы меня извините, всё будет в лучшем виде!

Передо мной можете не извиняться, Дима, — она очень тепло посмотрела ему в глаза. — Это же в ваших интересах ходить на занятия.

Затем она помолчала несколько секунд и снова обратилась к нему:

Но всё равно не смейте мне больше прогуливать пары! — она попыталась сказать это как можно строже, что, впрочем, ей не особо удалось.

Кошкин стал рассматривать бесконечный список его долгов. По количеству заданий на дом ему показалось, что он пропускал английский язык годами. А Мария тем временем не сводила с него глаз. Он показался ей милым и даже немного симпатичным, хотя при их первой встрече он вообще не произвёл на неё особого впечатления. Дмитрий поднял на неё глаза, их взгляды встретились:

Что вы смотрите?

Ничего, — немного смутилась она. — Всё понятно с заданиями?

Понятно, что я не доживу до сессии, — грустно улыбнулся Кошкин.

Мария промолчала.

Нравится книга? — спросил Кошкин, указывая на «Солярис».

Очень даже неплохая, — ответила Мария. — Вы читали?

Не читал, — ответил Кошкин. — Советуете?

Даже не знаю, — смутилась она. — Смотря, какое у вас настроение. А вообще читать любите?

Вообще? Люблю! Вот только теперь решил за учёбу взяться, так что, боюсь, времени теперь совсем не будет.

Хорошо вы за учёбу взялись, — рассмеялась она. — Почти вовремя сегодня на пару прибежали!

Кошкин обрадовался, увидев её улыбку. Он был рад, что она с ним разговорилась. По какой-то неведомой ему самому причине, Дмитрию очень хотелось наладить с ней подобие дружеских отношений.

Я просто проспал сегодня, — начал оправдываться он. — Будильник три раза звонил, а я его не слышал. Точнее слышал, но каждый раз выключал его и ложился обратно спать.

Эх вы, — улыбнулась Мария. — Как вы только до третьего курса доучились?

Для меня это такая же загадка, как и для вас.

Она посмотрела на него, как на непослушного ребёнка. Печаль, которую заметил Кошкин при встрече, совсем исчезла из её прекрасных глаз, теперь она совсем развеселилась.

Ну, так какие книги вы читаете, Дима?

Ну, разные… Классическую литературу, в основном.

А какую последнюю книгу вы читали?

«Анна Каренина», — ответил Дмитрий.

Серьёзно? — оживилась она. — И как вам Толстой?

Ну, как вам сказать? — задумался Кошкин. — Мне, вроде нравится, но как-то… скучно.

Скучно?

Местами, даже очень! Я так и не смог сопереживать героям. Может это со мной что-то не так?

Возможно, она попалась вам не в то время не в том месте. У меня так было с «Доктором Живаго». Я чуть не померла, пока его читала.

Кошкин отвёл взгляд и подумал, что теперь она сочтёт его идиотом, который совсем не разбирается в литературе. «Неужели так трудно было просто сказать, что «Анна Каренина» — лучшее, что ты читал в своей жизни?», — думал он.

Да нет… на самом деле «Анна Каренина» хороший роман, — начал было оправдываться Дмитрий.

Признавайтесь, чем он вам не нравится, — настаивала Мария.

Просто, он же удавится, если в мельчайших подробностях не расскажет нам о каждой детали интерьера в комнате, которая в продвижении сюжета вовсе не сыграет роли, — выдавил из себя Кошкин, — Или обязательно гигантская предыстория персонажа, который за всё время скажет два слова, но описывать его он будет три страницы.

А я на это особо и внимания не обращала, — ответила Мария.

Я вот только на это и обращал, — смущённо сказал Кошкин. — Показалось всё слишком медленным и размеренным.

Поверьте, эта книга точно попала к вам в руки не в тот период вашей жизни? Так бывает. Попробуйте перечитать её в другой раз.

Знать бы ещё, когда этот момент настанет, — усмехнулся Дмитрий.

Всё хорошо, Дима, — она заглянула в его глаза и подарила ему свою мягкую улыбку. — Вам не обязательно должна нравиться та или иная книга. Я же у вас не школьная учительница литературы, которая не допускает критического мышления.

Дмитрий обрадовался этой улыбке. Больше всего на свете в этот момент он боялся показаться ей слишком маленьким или глупым и необразованным.

Дима, если вам не понравился Толстой, то попробуйте прочитать его последний роман «Воскресенье».

А что там?

Там Толстой переосмысливает свою жизнь и свои взгляды. Может быть темы, поднимаемые в «Анне Карениной» вам просто сейчас не особо близки? А «Воскресенье» как поиски новых смыслов жизни. Очень хорошая книга. Попробуйте прочесть, мне будет интересно ваше мнение о ней.

А у вас её нет? Я бы почитал.

Пару минут назад вы собирались плотно взяться за учёбу, а тут уже сразу две книги читать решили, — рассмеялась Мария.

Вы меня уже заинтересовали, Мария Антоновна! — оправдывался Кошкин. — Я попробую для всего найти время.

Вот вы какой плохой ученик! Больше не буду с вами разговаривать!

Тогда и я с вами не буду разговаривать, — улыбнулся Кошкин. Их беседа всё больше напоминала скорее разговор двух хороших друзей, чем разговор студента и преподавателя.

Как вы интересно выкрутились, — сказала Мария. В этот момент Дмитрий заметил, что она не только перестала грустить, но и вовсе сияет от радости.

Так у вас есть эта книга?

Есть! Я купила её в журнальном киоске.

Что там забыла классическая литература?

Я не знаю, — смеялась она. — Там была целая куча каких-то бульварных детективов и женских романов с названиями в стиле: «Страсть под дулом пистолета». И вот среди них как-то затерялся Толстой. Не знаю, возможно, они держали его в заложниках.

Так, когда вы мне книгу дадите?

Вот если придёте на мою консультацию и сдадите мне хотя бы несколько долгов, то книга ваша!

У вас слишком суровые условия, Мария Антоновна!

Ну и не приходите, раз вы такой ленивый, — она сделала обиженный вид.

Я приду, не обижайтесь на меня.

Я не обижаюсь, Дима, — на её лице вновь засияла улыбка. — Если вы считаете, что у Толстого слишком много лишней информации, то вы ещё не читали Виктора Гюго.

Ошибаетесь, я читал!

И как вам?

Это жестокая тема, — рассмеялся Кошкин. — Пишет он, конечно, красиво… Но вот несколько глав подряд посвятить описанию архитектуры Парижа — это мощно!

Да-да, — поддержала Мария. — Или глава посвящённая книгопечатанью! Почему бы и нет?

Вы, наверное, во мне разочаруетесь, но в какой-то момент чтения, я не выдержал и стал подобную информацию просто перелистывать не читая.

Я в вас не разочаруюсь, Дима, — улыбнулась она. — Мне было стыдно, но я стала делать то же самое!

Правда? — сказал Кошкин. — Отлично! Значит нас уже двое!

Вы так любите читать. Так почему вы так не любите учиться? Неужели не интересно?

Вы даже не представляете, как не интересно. Я и в школе ничего не читал и получал тройки по литературе, потому что не мог выносить эти занятия.

Да почему же? Мне всегда нравилось учиться! — сказала Мария.

Я так и понял, — улыбнулся в ответ Кошкин. — Но меня ужасно раздражало, что на уроках литературы дела всегда обстоят так, что ты, ученик, очень туп и не можешь иметь ни малейшего понятия о том, что хотел сказать автор, а вот учитель знает. Так что слушай его. Такое ощущение, будто у школьников вообще своего мнения не может быть. Поэтому тебе и ставят двойки за сочинения, где нужно высказать своё мнение о романе, если твои мысли не совпадает с общепринятым мнением.

Да, школа этим грешит, — ответила Мария. — Вообще, школьные учителя меня тоже раздражают. Просто они преподают такую вещь как литература в стиле точных наук. Я думаю, что ведь писатели тоже были обычными людьми, как и мы с вами. И сомневаюсь, что они в каждую свою строчку пытались обязательно впихнуть кучу смыслов и отсылок. Ну и естественно, святая обязанность школьного учителя, как вы и сказали, подавлять любое личное мнение детей, — она замолчала на несколько секунд, будто пытаясь что-то вспомнить. — У меня в школе учительница литературы была ярая фанатка Маяковского, при этом она просто ненавидела Есенина. И вот однажды нам дали задание написать сочинение либо о Маяковском, либо о Есенине. Ну, вы же понимаете, что в данном случае писать на вторую тему равняется самоубийству.

Такое ощущение, что она решила простым методом узнать, кого ей стоит ненавидеть, — рассмеялся Кошкин.

К сожалению, один мой одноклассник не понял, что это был тест на выживание, — улыбнулась Мария. — Он написал, что ему больше нравится Есенин.

Пацан пошёл против системы!

Короче, на следующем уроке он познал её гнев. Она высмеивала его всё занятие! И прочитала его сочинение всему классу, как позор на весь мир.

Любимый метод учителей убивать в учениках личности, — поддакивал Кошкин.

И на выходе мы получаем то, что люди вообще после таких уроков не хотят ничего читать. Меня и саму после школы от русской литературы воротило. Сразу нагоняют воспоминания о школе. Я в универе читала только зарубежные книги и только к курсу четвёртому решилась на русское. И в каком же я шоке была, когда осознала, насколько русская литература прекрасна. В моей памяти это всегда было нечто отвратительное. Спасибо школьным урокам, — сердце Кошкина замирало, когда он видел горящие от интереса к разговору с ним глаза Марии. Они сидели друг напротив друга, и он чувствовал, как в нём закипает кровь при виде этой очаровательной девушки, с которой он готов был бы сидеть вот так до конца своей жизни, наслаждаясь её голосом и блестящими глазами. — А вообще, я думаю, что автор, когда пишет книгу, действительно закладывает в неё какой-то смысл, однако может же быть так, что строчки книги сами рождают какие-то другие смыслы, независимо от того, думал об этом сам писатель или нет, — Кошкин вышел из транса, куда его завели алые губы девушки. Он понял, что надо меньше отвлекаться на её красоту и больше слушать, а то можно попасть в идиотскую ситуацию. — Ведь в этом и есть суть любого творчества. А если учитель не может сам найти в книге что-то своё, кроме уже заложенных и найденных другими людьми смыслов, и сам же подавляет наличие своих мыслей и мнения у учеников, то разве этот учитель имеет право вести такие занятия? Такое допустимо только в технических науках, как, например, математика или физика, там двойные смыслы вы вряд ли найдёте.

Знаете, Мария Антоновна, у нас на втором курсе была философия, — сказал Кошкин. — Там мы проходили многих известных философов и их учения от древней Греции до двадцатого века. В конце семестра у нас был тест. Всё было просто, давался философ или философское учение, а в вариантах ответа нужно было выбрать, какому философу принадлежит учение или наоборот, какое учение излагал тот или иной философ. И вот парень с нашей группы… Конайкин! Вы его помните…

Помню.

Он дуб дубом, но память у него отличная. Он набрал там высший бал. Как ему сказали, такие результаты студенты показывают крайне редко. Его преподаватели даже хвалили и говорили, что он «новый Ницше».

Вам было обидно, что вас «Ницше» не называли? — рассмеялась она.

Очень смешно! А то и не понравилось, — ответил Кошкин. — Этот тест лишь показал, что у него неплохая память и что он хорошо подготовился к тесту, но он абсолютно не показывает его склонностей к философии. Все эти университетские философы полные идиоты. Они ему там дифирамбы пели, мол, он гениален. Тоже мне.

Да, — задумчиво сказала Мария. — А у меня как раз муж преподаёт философию, — и рассмеялась после этих слов.

Ой! Извините, если обидел, — забеспокоился Кошкин.

Я совсем не обижаюсь, — ласково сказала ему Мария. — Это же не я философию преподаю.

Ну, я тут их так ругаю, а ваш муж один из них.

Ничего страшного, — она продолжала ему улыбаться. — Я сегодня с ним поругалась очень сильно, так что даю вам полное право его ругать.

У Кошкина сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда они неожиданно перешли на личный разговор.

Поэтому вы такая печальная сегодня?

Вовсе я не печальная.

Я когда вас на кафедре увидел, так мне самому плакать захотелось!

А вы ещё и подглядывали за мной, — сказала она, затем на секунду задумалась. — Кстати…

Мария достала телефон и посмотрела на время.

Вам нужно идти? — спросил Кошкин.

Нет, мы можем ещё поговорить.

Дмитрий обрадовался. Казалось, что они могут тут и весь день просидеть, глядя друг на друга и разговаривая о литературе, но его мечтам не суждено было сбыться. В аудиторию внезапно вошли несколько студентов и сказали, что у них тут должно быть занятие. Дмитрию и Марии пришлось уйти.

Как жаль, что нас прервали, — расстроился Кошкин. — Мне очень нравится с вами общаться, Мария Антоновна.

И вы очень интересный собеседник, Дима, — она посмотрела ему в глаза. — Идите домой, и учите уроки. Буду ждать вас на консультации.

Они попрощались, Кошкин вышел на улицу. Погода стояла солнечная, тёплое весеннее солнце приятно грело лицо. Дмитрий спустился к магазину и закурил. Сигарета тлела у него в руках, а мысли были полностью посвящены Марии Антоновной. Он и сам себе не мог ответить, почему не может перестать о ней думать. Их недолгий разговор прокручивался у него в голове снова и снова. «Я не казался ей глупым? Я не слишком много говорил? Ей не было скучно?» — пытался он анализировать случившееся. Он докурил, и медленно побрёл в сторону дома. Выйдя на главную дорогу, он опять столкнулся с Марией Антоновной, которая шла домой тем же путём.

Вы меня здесь поджидали? — пошутила она.

А мне кажется, это вы меня преследовали, — ответил Кошкин. — Вам в какую сторону?

Мне к Покровскому парку.

Можно я с вами? Мне как раз по пути, — соврал он.

Выходит, что можно, раз мы уже идём, — ответила Мария.

После недолгого молчания они разговорились. Теперь Кошкин старался больше шутить, чтобы как можно сильнее рассмешить Марию, что, впрочем, у него иногда получалось. Её смех проникал ему в самую душу, принося с собой истинное удовольствие. В этот момент её смех был для него самой большой наградой, самой большой ценностью.

Они шли по пыльным улицам, мимо проносились шумные автомобили. В некоторых местах лежали грязные сугробы снега. Дмитрий и Мария так были увлечены разговором, что и не заметили, как минули железнодорожный вокзал и подходили к центральной площади Владивостока. В центре города было много людей. Кто-то спешил по своим чрезвычайно важным делам, кто-то хотел поскорее вернуться в свою уютную квартиру, а кто-то, наслаждаясь первыми тёплыми весенними деньками, беззаботно гулял с друзьями.

Дмитрий осторожно поинтересовался у Марии о муже. Она рассказала, что познакомилась с ним, когда училась в университете. Он закончил философский факультет и работал там же преподавателем. Вообще, она неохотно развивала эту тему разговора и поспешила её сменить. Мария рассказывала Дмитрию о том, что никогда не думала, что сама станет преподавателем в университете и после выпуска из университета собиралась уезжать в Калининград, чтобы быть поближе к Европе и работать там переводчиком с немецкого или английского языков.

Почему же вы оказались здесь? — спросил он.

Как-то случайно, — уклончиво отвечала она. — Но мне здесь нравится.

Что здесь может нравиться?

Как что? Нравиться учить студентов, сама много нового узнаю. Это просто вы ленивый и совсем не понимаете, как много упускаете.

Преподаватели совсем мало получают.

А мне не это главное, — отвечала Мария. — Я считаю, что для человека важнее получать удовольствие от своей работы, чем какие-то материальные блага. Что толку от кучи денег, если ты каждое утро просыпаешься с мыслью, что надо идти на ненавистную работу.

Наверное…

А вы так не считаете?

Мне бы лишние деньги пригодились. Но это не главное, конечно.

Кроме того, у меня здесь присутствует какая-то идея.

Какая? — посмотрел на неё Кошкин.

Я приношу пользу обществу! Мне не нужна какая-то бесполезная работа.

Я вот пользу обществу как-то совсем не хочу приносить.

Почему?

Не знаю… людей не люблю.

А почему вы их не любите?

Потому что это не общество, а какие-то паразиты. Они только и думают о том, как бы использовать тебя в своих целях. Люди самые отвратительные создания. Живут для того, чтобы мешать жить друг другу и всем остальным. Диктуют какие-то правила, которые сами выдумывают. Поклоняются деньгам и всяким никому ненужным вещам. Вся их жизнь заключается в потреблении.

Сами сказали, что вам нужны деньги, — она посмотрела ему в глаза.

Сказал, — ответил Дмитрий. — Но я не делаю из этого смысл жизни.

А в чём, по-вашему, смысл жизни?

Я не могу так сразу ответить. Может ваш муж-философ знает… — и тут же он прикусил язык. Дмитрий рассердился на себя, что позволяет себе такие громкие фразы. Но на его счастье Мария совсем проигнорировала его слова.

Ну, ради чего-то вы же живёте?

Все как-то живут. И никто не знает зачем, а потому и гадят друг другу в души, мешают жить. Во Владивостоке население с каждым днём уменьшается, а всё равно тесно.

Как вы мизантропичны, — улыбнулась Мария.

А сейчас все мизантропичны. Это мода такая — быть крутым куском дерьма. И чтоб побольше людей узнало, какой же ты загадочный мизантроп, и как же ты всех ненавидишь. Поэтому я свои чувства пытаюсь скрывать.

И поэтому вы мне сейчас всё это рассказали? — она снова засмеялась, а Кошкину вдруг стало очень обидно. Ему показалось, что она просто смеётся над ним и вовсе не воспринимает его серьёзно.

Вы же сами меня спросили, — пытаясь скрыть обиду, ответил Дмитрий.

Но Кошкину не удалось скрыть перепад своего настроения, и Мария это отлично поняла, а потому сама поспешила перестать смеяться.

Я пошутила, Дима, — сказала она как можно мягче. — Так вам люди, значит, не нравятся, — серьёзно спросила она.

Да, — сухо ответил Кошкин. — Люди и наше общество в целом.

И неужели вам не хочется изменить это общество?

Это вы у людей спросите, хотят ли они меняться. А мне больше всех надо как будто? Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Я уж как-нибудь устрою свою жизнь, а на остальных мне всё равно.

Надеюсь, вы когда-нибудь передумаете.

Они перешли через дорогу и оказались у ворот Покровского парка.

Мы пришли, — сказала Мария.

Как жаль, что вы живёте так близко, — Кошкин улыбнулся ей.

Ещё не передумали прийти на консультацию в пятницу?

Конечно, приду, — сказал Кошкин. — Я же сказал, что взялся за учёбу!

Смотрите, завтра не проспите, Дима, — рассмеялась Мария. — Тогда до встречи.

До встречи, Мария Антоновна.

Она перешла на другую сторону улицы, затем повернулась к Дмитрию и помахала ему рукой. Кошкин смущённо помахал в ответ. «Возьми себя в руки, идиот, — подумал он. — Тебе не хватает ещё проблем с ревнивыми мужьями». Но его чувства были ему неподвластны. Он снова и снова думал о ней, а её смех звучал у него в голове прекрасной музыкой, которую хочется слушать снова и снова.