Девочка и Кхе-Кхе

Александр Наумов

История, полная загадок, тайн и неожиданностей.Дружба, обман, страх. Мечта, цель, смелость.Всё переплетается в одном сне, а может и не сне.Ведь грань между ним и явью так тонка!«Кто же ест радугу?» – вот он, главный вопрос, на который предстоит найти ответ Девочке.

Глава 5

Талисман

«Ну почему тут так темно, ведь я уже давно открыла глаза?!» — Девочка возмутилась внутри себя, потому что помнила, что с ней происходило совсем недавно во сне, и ещё немного побаивалась громких звуков и заявлений.

Страх в её жизни обычно как-то приходил сам, без приглашения. Она часто, будучи малышкой, просила маму не открывать ему дверь. А та только мило улыбалась и говорила, что у страха есть свои ключи, причём для каждого человека и его дверей они разные. Тогда маленькая девочка не понимала, о чём ей пытается мама сказать, как, впрочем, и сейчас, будучи уже большой.

А по её мнению, она была не просто большой, а очень БОЛЬШОЙ, во второй класс ходит, а это почти вся жизнь прошла, еще чуть-чуть — и совсем станет старенькая, как мама с папой, — думала она. Когда она им это заявляла, они почему-то смеялись, а ей было совсем не смешно: ну чего может быть смешного, когда вся жизнь уже позади?

— Милая мы не такие уж старые, — говорила ей мама.

— Ну, конечно, старые, — не соглашалась Девочка. — Ведь вы же совсем не хотите играть, всё время заняты, то в компьютере, то в телефоне. Как будто прилипли к ним.

— Доченька, — в этот момент в беседу частенько включался папа и так серьезно заявлял: — Вообще-то мы работаем, чтоб денежку получить.

И она вспомнила, что папуля всегда такой забавный, когда пытается говорить серьезно, такой строгий. У него даже между бровей складочка появилась. Если провести пальчиком, то можно почувствовать её, наверное, это из-за того, что он часто бровки свои хмурит. В такие моменты она просит его поиграть с ней во «взрослого». Когда он злится, Девочка ему говорит: «Папа, ну давай, включи взрослого!» И в эти минуту он всегда меняется, как будто становится плюшевым мишкой, можно сильно разбежаться и уткнуться в него, и будет не больно. Наоборот, мягко и уютно, как будто это не папсик, а большая-пребольшая подушка, набитая вместо пуха любовью. Так хорошо с ним!

Она помнила, как однажды ему об этом прямо и сказала. А он сначала удивился, поблагодарил. За что? Непонятно! Сказал, что ему очень приятно, что его дочка говорит о своих чувствах так открыто, а затем сильно обнял, наверное, забыл, что я хоть и БОЛЬШАЯ, но всё же ещё маленькая девочка, и поцеловал в щечку. Ну я же говорю, совсем уже старичок стал. Ведь молодые дети так не делают, мы все чаще толкаемся, пинаемся, прыгаем, дёргаем друг друга, а тут обнимашки, целовашки какие-то.

А мама?! Когда я ей говорю, что хочу побыстрее вырасти и стать как она, то мамуля мне заявляет, что я еще успею, и предлагает мне побыть в детстве как можно дольше. А когда я, к примеру, забываю убраться в своей комнате и там на стуле висят колготки, как змеи на лианах, из-под кровати торчит тапочек, как будто крокодила хвост, а на самой кровати как будто прошел гром с грозой. Ну, не в смысле того, что там мокро, а просто всё перевернуто, будто ветер гонялся за подушкой и прятался под одеялом.

В общем, стоило ей только немного заиграться и не прибраться вовремя, ну, подумаешь, какая мелочь, она знала, что её мамочка в эту минуту скажет:

— Дочка, ты уже БОЛЬШАЯ, должна следить за порядком в своей комнате.

Ну точно старушка, ведь они всё забывают. Сама ведь сначала мне говорила:

— Не торопись быть взрослой, побудь там в своём детстве.

«И вот я там только обустроилась, только собралась там пошалить и поиграть, как она мне говорит, что я уже БОЛЬШАЯ, что не ребёнок уже. А кто я? Слонёнок, что ли? Я вообще этих слонов очень сильно боюсь, — продолжила она размышлять, потихоньку просыпаясь. — Ну вот, опять я думаю про страх».

Она помнила, что долго с ним вообще справиться не могла. Всё было страшно. Страшно идти на улицу, страшно знакомиться с другими детьми, страшно оставаться одной в комнате. «А этот противный страх как будто чувствовал и знал и именно в эти моменты ко мне приходил. Я в спальню, он за мной, я свет выключила, а он тут как тут».

— Привет! — говорит мне и так нагло на моей подушке рассядется, ногу на ногу закинет и болтает ей, чуть мне по глазу один раз не заехал. Я ему говорю:

— Иди с моей кровати!

А он:

— Ишь, чего захотела! — и ещё добавляет: — Твоя голова — моя голова!

Чего это он имеет в виду, Девочка не понимала. Как её голова может быть его головой? Ведь у него своя есть.

«Зачем ему моя? Пусть своей думает! Моя голова вон какая, с косичками и бантиками, и вообще, я — принцесса! А этот страх лохматый, косматый — страшилище! Он приходит ко мне, когда никого рядом нет. Родителей боится, особенно папу. Но стоит ему на секунду выйти из моей комнаты, как страх сразу прыгает на мои косички и твердит: „Твоя голова — моя голова!“ Я трясу косичками, а он только с бантика на бантик перепрыгивает и зудит мне на ухо: „Твоя голова — моя голова!“»

И тут же к ней пришли другие воспоминания — про Алёнку, соседку по парте. «Как же она меня тогда сильно расстроила. Я ей по секрету рассказала, что у меня по косичкам страх прыгает, а она разболтала половине класса, а те другим. И весь класс уже знал, хихикали с меня, я с тех пор приняла решение никому ничего не рассказывать. Хоть полбеды будет: страх есть, но никто с тебя не смеётся. Поэтому я рот на замок закрыла и ключи съела. Так мне спокойнее, а то и страха полные штаны, и смеха полные рты. Не надо мне таких подруг! Думаю, всё же мама с папой смеяться бы не стали, но пока им рассказывать, что страх по косичкам прыгает, не хочу. Что-то они еще не просыпаются?! Ну ладно, полежу, ещё подумаю».

И она вспомнила, как родители ей всегда помогают, когда становится страшно. Посидят с ней, поговорят или сказку перед сном почитают. Сейчас вообще это волшебное слово появилось, сразу стало легче.

А косички она с тех пор, как страх первый раз там попрыгал, не любила, предпочитала им просто хвостик. Страх, правда, ещё тот наглец, за хвостик тоже может хвататься, но косички любит больше. И вообще эти косички долгое время были связаны у Девочки с неприятными воспоминаниями про Алёнку и её предательство. Она не могла забыть, как рассказала ей свою тайну, а та проболталась всем. Девочка помнила, как в тот день долго плакала, думала, не остановится. Думала, так домой по реке своих слёз и поплывёт. Но ничего, как-то успокоилась, съела в школьной столовой булочку с сахаром, запила сладким чаем с лимоном, и как-то легче стало. Решила тогда: пусть Алёнка и плачет, что я с ней дружить больше не буду.

Родители ей на это сказали, что вокруг будут разные люди: будут те, что ей дорожат, а будут и те, что захотят обидеть, придать, сделать больно.

— Но это не самое страшное, — говорил папа, — ведь можно всегда людям объяснить свои чувства, сказать, что тебе неприятен их поступок, а если не поймут, то просто отойти в сторону и забыть о них.

— Самое страшное, — продолжала мама, — если рядом с нами будут только те люди, которым на нас всё равно.

«Какое-то ещё слово они там сложное придумали. Равноушие? Нет, равносушие? Не то, что-то позабылось! Равнокушие? А, вспомнила — равнодушие! Они говорят мне, что вот это самое страшное, что может со мной произойти. Учат меня быть готовой помочь другому. Говорят, что всё возвращается. Как бумеранг, который мы летом с ними пускали. Говорят, отпускай добро и будь добром, тогда и рядом с тобой будут всегда те, кто готов помочь в любую минуту. Папа — тот вообще как начнет умничать… Люди, говорит, обросли как черепахи панцирями и совсем забыли о том, какое счастье быть полезным и нужным кому-то каждый день. Тот он у меня ещё философ, как начнёт!»

И она вспомнила, как в эту минуту говорит папе: «Ну всё, лекция началась!» — а он не обижается. «Классный такой! Кстати, а чего он так долго не просыпается? — вернулась она из своих воспоминаний в настоящее. — Обычно папуля первый встаёт. Как солнышко наше такое семейное».

И она решила, что раз так, значит, есть еще время поваляться в постели и поразмышлять. В тот день, когда девочка узнала про «равнодушие», поняла, что Алёнке не всё равно было, раз она про неё всем разболтала. А значит, если ей на меня «невсёравно», то и мне на неё «невсёравно», — решила тогда она. Ну и белиберда же какая-то получается!

Её мысли часто капризничают, не хотят в слова и текст складываться. Бывает, со всех сторон летят, галдят, как утки перелётные. Совсем их уже не слышно. Ну, в тот день она четко для себя решила, что будет доброй девочкой и простит Алёнку. Конфеты, правда, ей ещё неделю не давала и жвачку тоже. Другим давала, а ей нет. А так решила, что во всём остальном «добрая».

Однажды родители ей объяснили, что если тебе не нравится, как с тобой кто-то поступил, скажи ему об этом. Просто подойди к человеку и скажи: «Мне не нравится, что ты со мной грубо разговариваешь», — или: «Мне не нравится, что ты меня толкаешь», — или: «Мне не нравится, что ты на меня кричишь». А после обязательно добавь, что бы ты хотела. Ну, к примеру: «Я хочу, чтобы ты со мной говорил спокойно», — или: «Я хочу, чтоб ты ко мне бережно относился», — или: «Я хочу, чтобы ты уважал моё мнение», — и так далее. «Они, мои родители, конечно, смешные. Ну как я это всё запомню!»

И Девочка вспомнила, как пошла после беседы с мамой и папой к Алёнке мириться. Подошла к ней и сказала:

— Мне не нравится, что ты всем мой секрет разболтала. Я бы хотела, чтоб ты не болтала.

— А я и не болтала, я разболтала! — нагло заявила в тот день Алёнка и показал ей язык.

Ну а я что, хуже? Я ей тоже язык в ответ. Пусть знает, что я тоже так могу! Ну и где здесь взаимопонимание? Хорошо, что в тот вечер всё мамуле рассказала:

— Не удалось у нас примирение, мамочка! Я к ней по-хорошему, а она язык показывает. Бяка какая-то!

— Доченька, радость моя, тебя окружают всегда только самые лучшие для тебя друзья и подруги, те, кому ты по-настоящему дорога. Помни об этом. И даже если сейчас тебе кажется, что это не так, просто попытайся увидеть в самом плохом что-то, что в твоих глазах сделает обидевшего тебя человека лучше, чем кажется на первый взгляд.

— Мама, ну что мне там увидеть у Алёнки, если только прыщ на носу? Ничего у неё хорошего нет!

— Милая, я имею в виду, попробуй в каждом человеке увидеть своего учителя!

— Зачем мне ещё один учитель, когда у меня уже есть Тамара Ивановна? — не поняла её в тот вечер Девочка.

— Дорогая, я немного другое имею в виду. Постарайся понять и принять, что каждый, кто встречается в нашей жизни, нас чему-то учит.

— Ну и чему меня научила эта Алёнка? Только секрет разболтала. Она виновата, а я, по вашему совету, первая пришла мириться и о своих чувствах говорить. И что в итоге? Ничему она меня не научила!

— А давай вместе подумаем, — предложила тогда мама. — Смотри, во-первых, она научила тебя хранить самое важное для тебя поближе к своему сердцу и подальше от тех, про кого ты ещё не понял: друг или недруг, близок тебе или нет. Во-вторых, она научила тебя прощать другого человека, даже когда он сделал тебе больно. Просто прощать и благодарить за опыт. Ну, и в-третьих, она научила тебя открыто говорить о своих чувствах и желаниях. Ведь когда мы копим обиду внутри, то она нас разрушает.

— Мама, ну я же не песочный замок, чтоб меня разрушить.

— Кошечка моя, обида внутри тебя обладает большой силой. Потому что ты её питаешь каждый день. И кушает она совсем не любимые твои булочки с корицей или творожок с малиной, она питается твоими слёзками, твоими надутыми губками, твоими «не хочу разговаривать» и прочими букашками-таракашками.

— Да я вроде уже и не обижаюсь! Поговорила с тобой, и так хорошо стало, успокоилась. Получается, Алёнка и вправду многому меня научила.

— Получается, так. Но самое главное, она научила тебя быть смелее.

— Ну, нет! — не согласилась Девочка. — Я и смелость — это как зима и лето — несовместимо!

— А мне кажется, очень даже, — подмигнула ей мама. — Бывает же в июле снег?

— Ты о чём? — удивилась тогда она.

— Ну, тополиный пух сыплется, будто хлопья снега. Если не знать, что на дворе лето, может показаться, что невозможное стало возможным. Так и у тебя получилось. Ты же смогла! Ты подошла к ней первая и сказала о своих чувствах. А так может поступить только смелый человек. Я очень тебя люблю и очень тобой горжусь!

— Мама, я же ей язык показала!

— А для чего?

— Ну, она мне, а я ей. Она думала, что она одна такая с языком?! Пусть видит, что у меня тоже есть, да подлиннее её будет!

— Ну, что ж, пусть видит! — улыбнулась в тот вечер мама. — Тебе после этого легче стало?

— Мне — да!

— Вот и хорошо, теперь у меня есть не просто дочка с языком, а смелая дочка с языком!

Конец ознакомительного фрагмента.