Сингапурский гамбит

Александр Накул, 2018

Летом 1936 года в сингапурском отеле «Бингли» собираются весьма любопытные люди. Здесь можно встретить русских эмигрантов и немецких ботаников, международных шпионов и масонов-националистов, чёрных магов и тибетских монахов. Во время магического сеанса пропадает один из постояльцев… и это только начало длинной цепи интриг, загадок и преступлений.

Часть II. Под наблюдением

VII. Русская и неизвестная

— Смотрите-ка, — Кроу читал Singapore Herald, — а у нас новый труп!

— Это пропавший постоялец? — осведомился монах.

— Не надо шутить, почтеннейший. Ваши шутки слишком часто сбываются… Послушайте, что пишут: «Загадочное убийство возле холма Монаха. Сегодня утром полковник Генри Б. Терли, 46 лет, заместитель председателя сингапурского отделения Всемирного Теософского общества, был застрелен прямо на веранде собственного дома на улице Виктории, 6. Убийца задержан на месте. Им оказался воспитанник покойного, пятнадцатилетний Киёаки Ёсида, подданный Японской Империи. Причины, побудившие юношу совершить этот ужасный поступок, пока неизвестны. Киёаки Ёсида обучался в Стемфордской гимназии и проявлял выдающиеся способности к живописи. На выставке, о которой наша газета сообщала в номере 35 за этот год, некоторые его графические работы даже нашли своих покупателей». Не правда ли, удивительное совпадение? Заместитель председателя, как же! И этот юный подражатель Ричарду Дадду…

Лобсан взял карандаш и пометил на карте дом покойного полковника Терли.

— Вы знали этого человека? — спросил он.

— Нет. Но это и не нужно. Они там, в Теософском обществе, все одинаковые. Приходится запоминать амулеты и форму бороды… Тут вот что главное — его застрелили сразу после представления Авагдду! Это должно быть связано! Хорошо бы добраться до этого Киёаки Ёсиды!

Лобсан закончил с завтраком, свернул карту и поднялся. Кроу схватил его за край оранжевой рясы.

— Подождите, почтеннейший! — зашептал оккультист.

— Да, что-то еще?

— Прошу, не забывайте. Даже когда будете искать, не забывайте.

— О чем?

— Вы должны мне помочь. Вы видите, где я… Нет, где МЫ с вами находимся?

— В Сингапуре.

Кроу сжался и усох. Из него словно выпустили воздух.

— Вы должны помочь мне. Мы не просто так встретились. И вы не просто так меня терпите. Это судьба устроила нашу встречу! Сама судьба!

— Я тоже так думаю.

— Вы же знаете, что я все потерял. Деньги, учеников, уважение… Все разлетелось. Все в пыль. Я во мраке, монах! Во мраке! Даже сейчас, под этим ярким солнцем… Ничего уж не будет! Ничего! Темная ночь души. Бездна!

Монах молчал.

— Тени идут за мной. Я не вижу выхода.

— Мы будем искать шпиона, — ответил монах, — Я думаю, у вас много тяжелой кармы. Вы совершали ошибки и вели себя недостойно. Теперь пришла расплата. И нам нужно много хорошей кармы. Чтобы было, чем заплатить.

Кроу кивнул и обмяк на стуле. Он молча смотрел куда-то в пространство.

***

Лобсан нахлобучил конусообразную вьетнамскую шляпу и зашагал в сторону океана. Чаши для подаяний с собой он не взял.

На душной улице не было ни души. Грузная крепость гимназии и изящный дворец отеля, обсаженный пальмами, великолепно дополняли друг друга. Монах обошел гимназию со всех сторон, после чего сдвинул шляпу на бок и направился к отелю.

На веранде смуглая горничная протирала пустые столы. Монах остановился на солнцепеке так, чтобы черная тень от крыши легла прямо возле его ног.

— Простите, уважаемая. Можно ли увидеть вашего коридорного? У меня для него важное известие.

— А он сам к вам пошел, — отозвалась горничная. — Домой, в индийский квартал.

— Благодарю! Благодарю!

Монах вышел из ворот отеля и очень осторожно, из-под шляпы, посмотрел на гимназию. В окне второго этажа стояла стройная светлая фигура с биноклем.

Лобсан поправил шляпу и зашагал вверх по улице. Ар-декошные двухэтажные особняки обступали мостовую, словно в Варшаве или Тулузе, и только пальмы и прохожие напоминали, что он в Азии.

На перекрестке дежурил полисмен-малаец. При виде монаха он нахмурился.

— Простите, здесь европейский квартал. Индусам не положено…

Лобсан предъявил квитанцию из отеля Rex. Малаец удивился, но бумагу вернул.

— Чем могу быть полезен… эм… сэр монах?

— Я прибыл сюда как посланник. И разыскиваю две вещи: одну китайскую, другую индийскую.

— Антикварный магазин — через два квартала в ту сторону, сэр монах. За поворотом, у него зеленая вывеска.

— Мне нужен индийский квартал, — уточнил монах, — и китайская закусочная с лапшой.

— Это все одну сторону, сэр монах. Идите мимо собора дальше по Хилл-стрит. Она широкая, вы не ошибетесь. Дойдете до набережной и смотрите, куда вам надо. Если к индусам — идите вправо вдоль реки, пока не придете в речную долину, где холмы. Если к китайцам — просто переходите мост, и вы в китайском квартале. Там в каждом доме по такой лапшичной лавочке.

— Я уверен, что такие лавочки есть и в европейских кварталах.

— Посмотрите в районе «Оранджа». Вот по этой дороге и вверх, до самого ботанического сада. Там есть туристы и китайские торговцы попадаются.

— Они там живут?

— Да, сэр монах. В таких особняках. Как англичане, только отдельно.

— Вы там бывали?

— Не очень часто, сэр монах. Малайский квартал — это в Калланге, это вообще в другой стороне. Делать там нечего, вот что я вам скажу. Глупые народы, понимаете? У китайцев порядок есть, но благородства все равно нет. Ну вы понимаете, видели же, сэр монах. Вы сами со Шри-Ланки?

— Из Тибета.

— Тибетцев я уважаю, — заявил постовой, — благородные люди, сэр монах. Как вы этим непальским гуркхам ввалили, а? Вам даже китайцы ничего сделать не могут!

— Спасибо, спасибо, — произнес монах и зашагал вверх по улице Брас Базах. Благороднорождённый постовой Тенгу Фахри замер на своем посту.

Закусочная «Знаменитая лапша Вана» нашлась быстро. Внутри сумрачно, и все равно душно. Монах устроился под окошком, уточнил у Вана точный адрес заведения, и расстелил на столе карту.

Возле ботанического сада — две отметки карандашом. Одна — адрес Гарри Ли с оборота его карточки, а вторая — дом погибшего полковника Тирли. Особняк Тирли — возле Монашеского холма, а Гарри Ли — на другой стороне, где Оксли. Высоко забрался китайский школьник!

Лобсан пока не знал, как связаны эти два дела, но был почти уверен, что очень скоро они свяжутся вместе. Слишком мало тут европейцев, слишком тесно прижаты они к побережью торговлей и жарким климатом.

А пока он отметил «Знаменитую лапшу» и прочертил по карте дорогу до индийского и малайского кварталов. Потом соединил дом, где жил Гарри Ли, с гимназией Стемфорд. Пути пересекались крест-накрест, и точка их пересечения лежала на том самом перекрестке, где стоял отель Rex и дежурил благороднорожденный постовой Тенгу Фахри.

Лобсан достал бумагу, вписал левой рукой адрес «Знаменитой лапши Вана», вложил в конверт и заклеил. Расплатился, вышел наружу и зашагал уже в другую сторону.

Теперь его путь лежал между Оксли и холмом Елизаветы. По дороге попалось болотце, рядом — красный квадрат общественного колодца из растрескавшегося кирпича. Здесь стирают белье и сплетничают.

Наконец, он вышел к индийской деревне. При виде шафранной накидки сингальцы привычно кланялись.

А вот и новый храм. Лобсан переговорил с дежурным монахом — насколько это возможно между двумя людьми, их которых один знает английский и чуть-чуть санскрита, а другой — сингальский, пали и чуть-чуть английского, и даже число обетов у них отличается.

— А почему этот монах такой большой? — спросил какой-то мальчуган лет восьми.

— Он тибетский монах, — пояснил дежурный, — их там специально выращивают.

— Господин тибетский монах! — закричал мальчик на восьмилетнем английском, — А покажите чудо! Нам дяди из теософии говорили, что вы умеете!

Лобсан усмехнулся мальчику и протянул ладонь. В ладони лежал красный шарик.

— Это мне? — спросил мальчик.

Вместо ответа Лобсан бросил шарик о ступени храма. Шарик подпрыгнул и отлетел обратно в руку.

— Резиновый! — провозгласил мальчик.

Лобсан кивнул, взял шарик с ладони и переложил его между большим и указательным пальцами. Потом растопырил ладонь и помахал ею в воздухе. Раз, и шариков стало двое! Один между указательным и большим, второй между указательным и средним.

— Ух! — сказал мальчик.

Лобсан еще раз встряхнул руку. Шариков стало три. Еще раз. Теперь их было четыре. Монах доставал их словно из воздуха.

— Возьми, смотри, — Лобсан подал мальчику тот шарик, который был между большим и указательным. Тот взял его очень осторожно, постучал пальцем и вдруг со всей силы швырнул в стенку. Шарик отскочил и поскакал мимо мальчика. Когда его удалось поймать, Лобсан кивнул, тряхнул рукой еще раз, и шариков опять стало четыре.

Мальчик и дежурный монах захлопали.

Лобсан, казалось, даже не слышал их аплодисментов. Он снова тряхнул рукой, и шариков стало три. Еще — два. Еще — один.

Мальчик подал монаху шарик — так, должно быть, маленький Суматикирти дарил Будде хрустальные четки. Лобсан взял шарик, положил на ладонь к другому, сложил руки лодочкой, потряс — шарик остался только один.

— Ух!

Лобсан стукнул шариком о порог. Словно доказывал, что шарик, как и прежде, резиновый. Сжал его в кулак, пробормотал мантру, раскрыл ладонь.

Шарика больше не было.

— Лучшая проповедь об иллюзорности, которую я слышал! — провозгласил дежурный монах.

Лобсан снял шляпу и заглянул в храм. Сквозь дым поблескивала статуя Будды. Наш герой сделал положенные простирания, потом подошел к курильнице, достал конверт и стал держать над дымом.

— Приходится много жечь, иначе тут все будет пахнуть, — пояснил за спиной дежурный монах, — Мы прямо над сточной клоакой стоим.

Лобсан распрощался и зашагал обратно. За полицейским участком начались особняки китайских торговцев. Они были очень похожи на английские, только стояли кучно и были все немного одинаковые.

Он постучал посохом. Открыла горничная-малайка в накрахмаленном чепчике.

— Простите, мы не подаем…

— Наш монастырь не нуждается в пожертвованиях, — заверил ее Лобсан, — у нас свое большое хозяйство. Я пришел, чтобы кое-что передать одному из ваших домашних.

Он протянул конверт. Малайка взяла осторожно, двумя пальцами.

— Это для Гарри Ли. Лично в руки.

— Как хорошо пахнет! Как индийские благовония…

— Да. Это духи.

— А что за письмо? Секретное?

— Да. От одной русской девушки. Я не могу назвать ее имя. Возможно, это любовное письмо.

Малайка прыснула.

— Хозяин, если увидит, меня в окошко выкинет! Он у нас вспыльчивый.

— Вы же знаете, у русских почти нет предубеждений против других народов. И я полагаю, сын вашего хозяина…

— Я понимаю! Бедный Гарри, он же совсем голову потеряет. Такие-то новости.

— Русские люди ужасно непредсказуемы.

— Да, а тут русская… Мне отец про русских рассказывал. Давно, лет десять назад, когда еще трамвай ходил, один русский матрос устроил скандал с кондуктором. Трамваи тоже были раздельные, если видели, потому что англичанин с малайцем на одну скамейку не сядет. А кондуктор следит за этим, хотя сам малаец, ну вы же понимаете. И вот этот русский моряк садится к малайцам, а малаец-кондуктор его прогоняет. Тогда он идет к пустой передней скамейке, а она только для европейцев, потому что там хоть чуть-чуть обдувает, и садится. Спрашивает, не запрещено? Кондуктор ему — нет. Тогда этот моряк берет и опускает сидение на спинку, они опускались тогда. И садится на него лицом к малайцам. Ох, что с кондуктором было!..

Монах распрощался и отправился в сторону набережной.

***

Набережная была местом суровым и официальным. Тяжелые административные здания с толстыми колоннами, похожие на белые ящики, выстроились вдоль реки, а между ними полыхала свежая зелень. Вся огромная британская Колония Проливов управлялась отсюда.

Китайцы повсюду, несмотря на сегрегацию. Многие из них — в европейской одежде, причем недешевой.

А по ту сторону парапета, куда ни посмотри, вздымались мачты и пароходные трубы. Корабли и кораблики кишели в Сингапурской бухте, словно тут было место их нереста.

Монах изучал диспозицию. Он уже собирался возвращаться, когда заметил кое-что примечательное.

По серым ступенькам почтового управления поднимался Гвион. В руке у мальчика был большой желтый конверт.

Монах подобрал накидку и отступил в тень за театральной тумбой.

Спустя несколько минут тяжелая дверь с начищенной медной ручкой выпустила Гвиона. Юный валлиец теперь шагал неспокойно: руки в карманах, а ноги, как на пружинах.

Лобсан дождался, пока он отойдет достаточно далеко и по той же улице отправился в Rex. Голова гудела от жары, как колокол.

***

Благороднорожденный малаец по-прежнему стоял на своем перекрестке.

Лобсан собирался сходить к дому Гарри Ли еще раз, когда стемнеет. А пока лег на пол и провалился в тяжелый сон без сновидений, который накрывает ум, словно тонкая черная бумага.

Когда он проснулся, мысли были только о жажде. Лобсан нащупал графин, выпил его полностью, подумал, что хорошо бы кирпичного красного чая с солью и кислым молоком и решил не ходить. А вместо этого пожалел юного Гарри Ли, который прямо сейчас распечатывает письмо.

Такое-то разочарование в четырнадцать лет!

Но ничего страшного.

У подростков быстро зарастает.

VIII. У контрразведчиков

Монах заказал лапшу и еще раз осмотрелся.

В лапшичной было душно, но уютно. Оформление сочетало чистоту и небольшую заброшенность. Такой стиль всегда привлекает европейских туристов, которые хотят окунуться в экзотику, но не отравиться и не запачкаться.

Все заведение поместилось в одной тесной комнате, чуть больше их номера в отеле Rex. Длинная полка, приколоченная к стенам, а вдоль нее — табуреты, похожие на пеньки. За фанерной перегородкой — медный блеск бака с кипящей водой и столбы белых керамических мисочек. Сам тощий и старенький Ли — там, в белом дыму, и с первого взгляда его даже не разглядишь.

Под потолком сохнут связки загадочных трав. Может, лекарственные, может, пряности, а может, просто для красоты.

Входная дверь хлопнула под перезвон колокольчиков. Китаец в школьной форме — ослепительно-белые шорты и легкий пиджак — и с биноклем на шее в два шага оказался возле Лобсана.

— Прошу прощения, — произнес он, — Меня зовут Гарри Ли. Вчера какой-то монах передал для меня вот это послание.

И бросил конверт на стол.

Видно, что вскрывали его очень бережно. Из конверта торчала половина сложенного листка. Если его вытащить целиком, можно прочесть:

Уважаемый Гарри Ли (учащийся)!

Нам необходимо встретиться насчет ваших наблюдений. Адрес: Бикут Тимах Роуд, 112, где китайская лапша.

Про русскую девушку я придумал, чтобы вам передали письмо. Прошу меня извинить.

Неизвестный доброжелатель

— Заберите себе, — сказал Гарри Ли. — Я не хочу чувствовать этот запах.

Монах уложил листок в конверт и спрятал его за пояс. Пахло все равно, но теперь запах можно было не замечать.

— Мы можем здесь говорить?

— Да. Мой отец тоже иногда здесь обедает.

— Я хочу вас кое о чем предупредить. Не следует думать, что это письмо было розыгрышем. Мы просто хотели, чтобы вам его передали лично в руки. Женщины обычно умеют хранить такие тайны.

— Вы монах. Вам легко играть с такими вещами!

— Я не всегда был монахом.

— Вы знаете, сколько у нас в школе девочек? У нас одна девочка. Она учится в моем классе! И она китаянка!

— Ты можешь рассказать, почему тебя не захотели слушать в английской контрразведке?

— Меня выслушали, — Гарри Ли перевел дух. Смена темы хорошо на него подействовала, — но из моей попытки ничего не вышло.

— Не жалуйся. Рассказывай.

***

Дело было несколько дней назад.

Гарри Ли с портфелем подмышкой взбежал по серым ступеням и вступил в выложенный белым мрамором холл, похожий на пещеру внутри айсберга. Мрамор дышал прохладой, но все равно было влажно и душно.

Дежурный в черном полицейском мундире покосился, но подходить не стал. Китайцам в военном управлении делать, конечно, нечего, но Гарри казался мирным и едва ли собирался подбросить адскую машину.

— Что вам угодно, молодой джентльмен? — спросил дежурный секретарь.

— У меня важное сообщение для господина губернатора колонии.

— Простите, молодой джентльмен, но на господина губернатора возложено управление всей огромной колонией Поселений Пролива, которая включает в себя, если вы помните географию, княжества Малайи, этот долларовый арсенал Британской империи, Бруней, Саравак и многие другие важнейшие территории. Почти все время он очень занят, и у него даже нет времени поиграть в поло. Приходится ограничиваться бриджем и крикетом. Он не может принять вас сейчас. И вообще не принимает доклады от гимназистов.

Клерк, видимо, заметил нашивку гимназии Стемфорд. Теперь будет издеваться до конца. Сам-то он, конечно, видел престижные гимназии только из-за забора.

— Мое дело имеет отношение к шпионажу, — сказал Гарри Ли, — Если губернатор занят, мне нужно на прием к ответственному за контрразведку. Учтите, если вы меня не пропустите, я изложу мои соображения в письменном виде.

— Вы думаете, их кто-то будет читать?

— Нет. Но когда дело откроется, вас будет судить военный трибунал. За помощь в укрывательстве иностранных шпионов.

Клерк хмыкнул и велел сначала заполнить анкету. Причём анкета была на четыре листа. Когда с ней было покончено, клерк отправил непрошеного гостя во вторую канцелярию, к лейтенанту Блэру.

Лейтенант Артур Блэр восседал за тонкой перегородкой с матовым стеклом. На еще молодом лице топорщились усы, черные, словно нефть. Стандартный светлый мундир был подогнан по фигуре и удивительно ему шел. Так подходит небогатому денди новенький костюм из магазина готового платья.

Гарри Ли сразу понял, что этот Блэр не очень много решает. Наверняка не больше, чем одних младших контрразведчиков, которому сплавляют странные донесения. Тот, кто действительно может приказать начать аресты, должен быть хотя бы полковником.

На тонкой дубовой столешнице лежала анкета Гарри. Впрочем, дальше первой страницы он еще не продвинулся.

— Значит, это ты тот школьник, который поймал шпиона? — спросил он. Из-под густой брови сверкнул карий глаз.

— В настоящий момент я не смог его поймать.

— Шпион сбежал?

— Нет. Шпион пока ничего не заподозрил. Мы ловим его всем радиокружком.

— Молодцы, хорошо развлекаетесь.

— Для нас это не развлечение. Оно отнимает почти все время, кроме занятий. Мы едва успеваем делать уроки.

— Ну поиграйте в индейцев! Или в шарики! — Блэр отложил анкету.

— Вы помните обстоятельства крушения транспортного самолета TAW восьмого класса Douglas DC-2 во время рейса Буэнос-Айрес — Нью-Йорк? — спросил китаец.

— Нет. Авиаперевозки — это в Транспортное управление. Выходишь отсюда и идешь дальше по набережной. У них есть картотеки. Они у довольствием послушают про шпионов, которые роняют самолеты.

— Авиакатастрофа произошла 3 августа 1935 года, сэр, — сказал Гарри, — Самолет бесследно пропал, когда пролетал район Бермудских островов. Последняя поступившая радиограмма: «Ожидаемое время прибытия в Нью-Йорк — 17:45. CEDNETS». Последнее слово так и не было расшифровано.

— Это очень интересно. Ты не думал, что это может быть просто ошибка радиста?

— Ошибка радиста исключена, сэр. Оператор радиостанции в Нью-Йоркском аэропорту трижды просил повторить последнее сообщение. И все три раза оно было одно и то же: «Ожидаемое время прибытия в Нью-Йорк — 17:45. CEDNETS». И, повторюсь, последнее слово так и не было расшифровано.

— А ты его, получается, расшифровал?

— Нет, сэр. Я не знаю, что значит это слово. Но три месяца назад ваша служба обратилась к криптографам Британской империи с просьбой помочь в расшифровке перехваченной радиопередачи одного из агентов неназванной державы.

Школьник достал из портфеля и положил на стол аккуратно вырезанную заметку из The Times. Лейтенант Артур Блэр кивнул, но не притронулся.

— А вот что удалось перехватить нашему кружку, — Гарри Ли достал три листка из ученических тетради с машинописью, — Вы можете убедиться в их несомненном сходстве, сэр.

Блэр взял странички и посмотрел на них. Лицо оставалось непроницаемым.

— Мне неизвестно, сэр, насколько подлинный шифр опубликован в The Times, но сходство радиопередач, повторю, несомненно.

— Шифр в The Times подлинный. Но неужели ты думаешь, что они не додумались после публикации его заменить?

— Я полагаю, что они могли это сделать, сэр. Но скажите, зачем кому-то, кроме шпиона, передавать зашифрованные сообщения из отеля «Бингли»?

— Почему ты решил, что из «Бингли»?

— Мы пеленговали его, сэр.

— Насчет зашифрованный — не согласен. А вот с «Бингли» согласен. Есть подозрение, кто это делает?

— Нет, сэр. Но это можно установить.

— А вы уже и шифровальную книгу украли? Какие талантливые дети!

— Нет, сэр. Но вам должен быть известен шифр. Ведь кто-то откликнулся.

— Шифр знать мало. Нужен ключ. А лучше вся шифровальная книга.

— Разве после публикации в The Times не нашлось человека, который взломал бы этот код?

— Признаться, не знаю. Скорее всего, нет. Разрабатывать шифры намного проще, чем взламывать. Даже русские сейчас шифруют так, что проще украсть ключ. И мы публиковали шифрованный текст не для того, чтобы найти расшифровку. Там все равно нет ничего, чего мы сами не знали бы.

— Тогда зачем вы его напечатали?

— Чтобы посеять ужас, — невозмутимо ответил Блэр, — Чтобы каждый шпион знал: рано или поздно мы до него доберемся.

— Это очень хитро. Такие хитрости приписывают обычно китайцам.

— Ты слишком много читаешь газеты, раз знаешь, кому что приписывают. Попробуй вместо глупостей читать классику. Шекспира. Гомера. «Журнал для девочек».

— Разве вы не собираетесь арестовать шпиона из «Бингли»?

— Собираюсь.

— Но… почему вы не начинаете? — Гарри с трудом подбирал слова. — Он может уйти в любой момент!

— А что я могу ему сделать?

— У вас, наверное, имеются полномочия его арестовать.

Блэр покачал головой. Ситуация, похоже, его забавляла.

— И как ты себе это представляешь? — осведомился он, — Вот я сейчас звоню, вызываю к себе сержанта из гарнизона и приказываю собирать команду, выдвигаться в «Бингли» и арестовать шпиона. А сержант у меня и спрашивает: «Простите, а кого именно из постояльцев я должен арестовать?» И я не знаю, что отвечать. Или ты предлагаешь арестовать первого попавшегося постояльца и назначить шпионом его?

— Но сэр! У него должны быть передатчик и шифровальная книга. Наконец, у него должны быть связи в канцеляриях. Он должен откуда-то брать то, что потом шифрует!

— Скажи, ты в Стэмфорде учишься?

— Да, сэр. Китайцы там редкость, но мне удалось сдать вступительные экзамены.

— А я вот Итон закончил. Потом служил в Бирме. Перевели сюда. Это считается повышением. Хотя я предпочитаю деревенскую жизнь. А ты?

— Мне нравятся большие города, сэр. Я мечтаю увидеть Лондон, Нью-Йорк, Рим и Вавилон.

— В твоем возрасте мечтать — это нормально. И хорошо, очень хорошо, когда у молодого человека такие смелые мечты. Но вот мне уже скоро тридцать. И если я буду следовать твоим советам, то вместо контрразведки поеду наслаждаться сельской жизнью.

— Я не могу понять вас, сэр.

— Да что тут понимать! — взорвался лейтенант Блэр. — Ты предлагаешь заявиться с отрядом в самый престижный отель Сингапура, где останавливались Киплинг, Моэм, Джозеф Конрад и прочие, арестовать там половину постояльцев и обыскать без ордера все номера? Ты хотя бы представляешь, что там, наверное, половина постояльцев — иностранцы, достаточно богатые, чтобы безвылазно сидеть в этой щелке между Европой и Азией и не замечать жары? По-твоему, их правительствам не будет до этого дела? Дела им нет до Рейнской демилитаризованной зоны, а вот до законности в Британской империи есть! Они просто завалят нотами протеста наше министерство иностранных дел! Все — от президента Франции до короля Албании — будут требовать объяснений! И как ты предлагаешь объяснять? Что ко мне пришел китаец-гимназист, принес три тетрадных странички, и я тут же приказал арестовать и обыскать подданных половины стран Европы? Какая деревня, какая Англия! Меня прямо здесь, не выезжая с острова, на Лу Чу Кан Роуд служить переведут. В новый сумасшедший дом! Пациентом!

Конец ознакомительного фрагмента.