Ностальгии жителей Города-Дома

Александр Муниров

В Городе-Доме живут умные дети и разочарованные взрослые, призраки прошлого и желания настоящего, инженеры и охранники, духи-тадебцо и духи-нгылека, программисты и редакторы, искусственный интеллект и феи. Одни в это верят, другие не верят, а Вторая – знает.Люди постоянно говорят что несвободны, что разные обязательства: перед семьей, перед работой, мешают им достичь желаемого. Но настоящая несвобода – это когда ты не можешь уйти. В этом отношении люди по-настоящему свободны. А Вторая – нет.

Ностальгия третья: о том, чего больше не будет, или за ночь до завтра

Пробуждение оказалось резким и неприятным, а окружающая тишина казалась оглушающей: вокруг больше не было незнакомых людей, в ушах не гремела электронная музыка, рядом спала жена, разложив руки по кровати так, что для Кирилла осталось место только на самом краю. Красный свет сигнальных огней с крыши соседнего более низкого корпуса тускло светил сквозь толстые шторы. Подлетавшим к аэропорту вертолетам наверняка было видно, где эта крыша, вот только зачем, если рядом располагался корпус выше?

— Вряд ли на этом уровне вы найдете квартиру дешевле, — сказала риэлтер три года назад, не уточнив почему, а Кирилл и Света не спросили. Теперь Кирилл был благодарен родителям Светы за шторы — подарок на свадьбу.

В желудке ощущалась пустота, в теле — странная слабость, будто сон, вместо обещанного учеными восстановления, наоборот, поглотил последние остатки сил.

Кирилл поднялся и, стараясь не разбудить жену, пошел на кухню, где в холодильнике, как он знал, ожидали своей участи остатки салата. Часы на кухонной стене показывали глухую половину четвертого ночи, и завтра он будет жалеть о том, что поднялся так рано, чтобы поесть.

— Овощи здесь дорогие, — Светка любила повторять эту фразу, как заклинание, словно продавцы овощей однажды замучаются совестью и снизят цены. Таких заклинаний было много: в Городе-Доме нет свежего воздуха, тесно, мало зелени, не бывает тепла в ее понимании — то есть градусов тридцати — подарка от жаркого летнего солнца.

Кирилл поставил салат на стол и вонзил в дорогие овощи вилку.

Вчера Света рассказала, что на работе ее все раздражает, что Кирилл не так складывает вещи на полках, и что у нее закончилась какая-то косметика, а новая будет добираться на север целый месяц.

А до этого сказала, что Кирилл от нее устал.

— Я чувствую, что это так, — за короткую минуту до того попросив тоном, каким обычно не просят, не ставить стаканы на сушку кверху дном, — я тебе не особо нужна, так ведь?

— Шутишь? Совсем нет, — ответил Кирилл, хотя хотел сказать, что устал слушать, когда ему рассказывают об этом. Но не стал, он знал, подобный ответ приведет к неизбежному душному скандалу с десятком обвинений, главным из которых будет довод о том, что он против светиной воли затащил жену в ненавистный Город-Дом, и теперь Кириллу еще и наплевать на то, что ей плохо.

Не особо нужна? — после спрашивал сам себя Кирилл. Нужна. Но, пожалуй, он и в самом деле не испытывал потребности в постоянных придирках и упреках. А, может быть, и действительно устал от вечного недовольства. Пожалуй, знай он о том, что через три года придется слушать каждый день негатив в адрес окружающего мира, Кирилл не стал бы везти ее сюда. Да и жениться бы, скорее всего, не стал. Но он не предполагал, что к двадцати восьми годам Света явит главным своим качеством сварливость и скверный характер. Кирилл помнил ту Светку, в которую влюбился, и все надеялся, что когда-нибудь она вернется, скинет маску недовольной жены и скажет, что то была игра или какая-то глупость, и отныне все станет как раньше здорово.

А сегодня этот сон.

Холодную курицу, редкий сыр и пожухлые листья салата он запил местной ледяной газировкой, оказавшейся удивительно вкусной для места, где пищевое производство отнюдь не процветало.

Кирилл пил и медленно остывал от сна.

Сон оказался очень реалистичным. Кирилл спускался на нижние уровни Города-Дома, где, следуя современным тенденциям, организовали общественное арт-пространство: в большом зале поставили макет старого парусного корабля, а вокруг разместили зоны отдыха в несколько уровней и разные закоулки для релакса. Оглушительно гремела музыка, и было очень людно.

Зачем Кирилл туда шел? Он не мог ответить. Кирилл не был общительным человеком ни в жизни, ни в работе: программист, поддерживающий промышленный софт. Его офис располагался в Городе-Доме, а софт использовался в промзоне, куда Кирилл ни разу за все время пребывания здесь не съездил; на работе он и коллеги все больше молчали, глядя в мониторы и общаясь, в основном, в чатах. За каким чертом ему понадобилось это арт-пространство, если Кирилл не любит толпу?

Кирилл прислушался к спальне: оттуда не доносилось ни звука. Светка хоть и говорила, что спит очень чутко, и что он периодически мешает ей своим храпом, но на самом деле всегда спала как убитая. Во всяком случае, разбудить Свету по утрам было занятием нетривиальным.

Очень странно, — думал он, — спать рядом с женой и видеть сон о том, как ей изменяешь. И, несмотря на то, что фактически даже во сне ничего не произошло, Кирилл все равно ощущал это послевкусие, странное ощущение колючей совести и желания одновременно.

И все потому, что во сне хотел изменить.

Точнее говоря, если уж быть совсем честным, во сне Кирилл понимал, что собирается изменить Свете, но не мог и не хотел останавливаться.

А теперь хотелось пойти к ней, разбудить, обняв и прижать к себе. Но Кирилл знал, что сонная Света просто отпихнет его и, в общем-то, будет права: завтра рано вставать.

В том сне Кирилл ходил по арт-пространству с кораблем, слушал музыку каких-то диджеев, которую, в целом, и не понимал, и не любил, растворялся в полутьме, периодически разрываемой жгучими софитами, создававшими своим движением визуальный хаос; протискивался мимо людей, пришедших просто потусоваться, мимо этого макета, построенного, как ему казалось, хоть и искусно, но несколько неуместно для Города-Дома. Кирилл искал короткий путь к лифтам на свой уровень, но вместо лифтов увидел ее.

Девушка была моложе Кирилла: длинные волнистые волосы свободно падали на плечи и спину, на лице веснушки, а общий вид был таким задорным и хитрым, какой бывает у людей, задумавших какую-нибудь шалость.

Конечно она была красивой, но Кирилл много кого считал красивым. Красивых людей вообще хватает, и это не повод знакомиться и, тем более, изменять. Но она поймала его случайный взгляд и мягко улыбнулась, и Кирилл улыбнулся в ответ.

На девушке были джинсы и синяя рубашка, она была ниже его и выглядела куда более хрупкой. В искусственном свете ее лицо казалось бледным, а глаза — огромнейшими, глядящими Кириллу в душу. Она протянула свою узкую белую руку и вложила в руку Кирилла, и он через секунду уже обнимал девушку за талию.

— Классно тут? — девушка прижалась к нему, чтобы дотянуться до уха и перекричать музыку.

Кирилл не считал, что здесь классно в целом, но момент был по-настоящему волнительным и потому кивнул в ответ.

Момент был классным.

Кирилл вспомнил, как во сне коснулся носом ее волос, — и это воспоминание заставило его сердце колотиться сильнее.

За кухонным окном тоже мигал красный свет. Тонкая, полупрозрачная кухонная занавеска почти не скрывала ни крышу корпуса, ни, тем более огни, за которыми все тонуло во мраке. На улице опять поднималась метель, отгораживая Город-Дом от всего мира, делая его самым одиноким на свете поселением.

— Пойдем, — сказала девушка во сне и, держа за его за руку, повела за собой. Они свернули в один из проходов, проталкиваясь между стоящих там людей. Зачем кому-то просто стоять в полутьме, — думал Кирилл, шагая за девушкой и разглядывая ее спину. Девушка же шла вниз по лестнице в общее пространство, где стоял корабль, в сквозной проход в нем на другую сторону. В корабле тоже были люди, стоящие и танцующие. Тусклый свет, прятавшийся в деревянной обшивке, создавал мистическое ощущение иллюзорности происходящего.

Иллюзорности происходящего, — усмехнулся Кирилл, — это во сне-то!

Они протолкались сквозь корабль через трап до стены и очередной лестницы, по всей видимости ведущей в какое-то заведение. Здесь в очереди стояли люди, а у самого входа высился рослый мужчина в черной рубашке.

Девушка махнула ему, как старому приятелю, и тот открыл дверь.

Кирилл прокрался к двери спальни и посмотрел на Светку. Все как обычно: волосы разметало по подушке, руки там, где раньше лежал он. Складывалось впечатление, что без него Света наконец-то нашла для себя достаточно пространства, чтобы разместиться на кровати с комфортом.

Позавчера она говорила, что болит живот. ПМС, который у нее всегда проходит тяжело. Кирилл не особо разбирался в женских циклах, но считал, что это естественная функция организма, свойственная большинству женщин, и не является подвигом, и не должна быть причиной злиться на весь мир, даже если больно. Он ведь не злился, когда у него болел зуб, или болела голова, или он уставал. Света считала иначе, становясь в эти дни невыносимо капризной, увеличивая степень жалоб вдвое. А Кирилл рядом с ней чувствовал себя тем раздражающим лишним элементом, который имеет наглость быть здоровым в тот период, когда она — нет.

Во сне с той рыжей девушкой они оказались в вертикальном тесном клубе. За первым же лестничным поворотом, едва оказавшись чуть поодаль от толпы, они уже целовались. Кирилл не помнил, кто кого поцеловал первым, но помнил, что все, что происходило дальше, ощущалось очень естественно: вдруг выяснилось, что Кирилл сидит, девушка сидит на нем сверху, на Кирилле спущены джинсы, а вокруг ходят люди, и всем наплевать на них двоих…

Кирилл пошел в ванную комнату и долго всматривался в лицо в зеркале.

Он не был красавцем, не был уродом: обычный мужчина, чуть бледнее, чем все остальные люди в мире, как, впрочем, и любой житель Города-Дома, почти лишенный солнечного света благодаря закрытому пространству и полярной зиме. Короткие темные волосы, двухдневная щетина, лицо чуть осунулось, наверное со сна, красные глаза. Кирилл не был ни толстым, ни худым, он был обычным и хорошо осознавал свою обычность. Он хорошо делал свою работу, достаточно хорошо, во всяком случае для того, чтобы снимать квартиру в не самом дешевом блоке Города-Дома и откладывать, чтобы лет через пять позволить себе по-настоящему отличное жилье где-нибудь на юге или на западе страны. Но в остальном Кирилл был обычным. У него был неплохой семейный достаток и красивая жена, которая была Кириллом недовольна.

Во сне все закончилось очень просто. Во время той прелюдии, случайно подняв голову, Кирилл вдруг увидел женщину в черном, которая сидела за стойкой бара, чуть выше по лестничному пролету. Она единственная внимательно смотрела на то, что происходило у них. И вместе с ее взглядом вдруг пришло осознание происходящего: он находится в ночном клубе с незнакомой девицей, с которой собирается заняться сексом у всех на виду. Это осознание ударило как молотом, заставив остановиться. Девушка, почувствовав это, тоже остановилась и понимающе посмотрела ему в глаза. Она все еще загадочно улыбалась, но теперь к этой улыбке примешивалась еще и толика сожаления. Девушка поднялась, поправляя свою рубашку, застегивая пуговицы, которые Кирилл уже успел расстегнуть, кивнула ему и быстро пошла по лестнице.

Кирилл же, задержавшись на секунду чтобы поправить джинсы, бросился за ней и проснулся, вывалившись в обычную жизнь.

Он набрал воды в ладони и, скорее бросил ее в лицо, чем умылся.

Итак, формально это не было изменой, но Кирилл все равно чувствовал себя изменником. Впервые в жизни.

Он вышел из ванной.

Красный свет продолжал назойливо светить в окно. В целом, от него имелась некоторая польза: например, ночью не надо было включать электричество для того, чтобы дойти до туалета или посидеть на кухне, все и так видно, пусть и с чересчур резко очерченными тенями.

Две или три недели назад, когда они ходили в гости к одним из немногих друзей, которых успели завести, Света сказала, что ненавидит это освещение.

— Но Кирилл настоял на выборе этой квартиры, сказав, что здесь хороший этаж и приемлемая цена, — эти слова были сказаны будничным тоном и даже с юмором, в контексте какого-то разговора о жилье, но Кирилл уловил очередную претензию, из тех, на которых нельзя прямо поймать.

— Я это просто так… — было бы ответом, скажи тогда Кирилл, что уже устал слушать о том, что она вечно недовольна.

Некоторые вещи Света повторяла так часто, что слова «просто так сказала» было бы правильней заменить на — «постоянно говорю».

— Давай переедем, — ответил тогда Кирилл, просто чтобы показать: он совершенно не против ее точки зрения.

— И затевать очередную кутерьму с вещами? — спросила в ответ Света.

— Если тебе там плохо, давай затеем кутерьму.

— Ну нет, ты ведь этого не хочешь, — хотя Кирилл не говорил хочет или не хочет переезжать.

Друзья, похоже, тогда почувствовали напряженность между супругами, но промолчали, не влезая в семейные разборки. Просто остаток вечера прошел хуже, чем ожидалось, а Кирилл в очередной раз ощутил себя человеком, который в любой ситуации останется виноватым: и квартиру он выбрал неправильную, и переезжать теперь поздно… и вообще все не так.

И он не знал, что с этим делать.

Спать не хотелось.

Утром надо будет идти на работу, и логично было бы вернуться в кровать, но Кирилл уже проснулся, поел и умылся.

Прокравшись в спальню, он снял телефон с зарядки, вернулся на кухню и открыл местные новости. В Городе-Доме все было хорошо в отличие от мировых событий. Местные всегда были позитивными и простыми: в насосной на первом этаже увеличили мощность, комиссия признала Город-Дом самым технологичным строением страны, отрегулирована система кондиционирования, в краеведческом музее открылась экспозиция, посвященная жизни местных племен, которые проживали здесь до появления того, что считается современной цивилизацией. На третьем уровне открылось арт-пространство «Корабль», представляющее собой макет деревянного парусника, разделяющего зал на две части. В паруснике имеется бар, танцпол и лаунж-зона…

Парусник… Кирилл смотрел на фотографии корабля: полутемная неуместная конструкция, зажатая в бетоне и поднимавшаяся вверх копьями мачт под самый потолок.

Может быть, Света о нем рассказывала? Она каждый день изучала разные интересные культурные события, что случались в Городе-Доме, порой присылая Кириллу ссылки на них, без каких-либо пояснений или предложений. При этом, ходить на них Света не ходила, а когда Кирилл звал, пускай это, надо признать, и бывало нечасто, всякий раз находилась причина против: отсутствие времени, плохое самочувствие или что-нибудь еще.

Кирилл рассматривал фотографии корабля.

В отличие от Светы, ему здесь нравилось. Да, Город-Дом сложно было назвать местом, где много зелени, даже снаружи, даже летом. Но зато все построено с большой любовью и постоянно развивалось. Кто бы ни был основным архитектором этого комплекса, сама идея создать локальное пространство для комфортной жизни в совершенно некомфортных климатических условиях была прекрасной, и будущее здесь на шаг ближе, чем в остальном мире. Полярной ночью, когда окружающий мир не был виден за окнами, легко представлялось, как подобные Города-Дома однажды вырастут на других планетах, куда человечество обязательно полетит, когда решит, наконец, все свои бесчисленные бюрократические, политические и финансовые проблемы.

Они приехали сюда по контракту. Кириллу предложили очень выгодные условия, от которых было сложно отказаться.

— Вам придется пять лет жить в Городе-Доме, — предупредила девушка-рекрутер, — на Крайнем Севере. Вас не смущает подобная релокация?

О Городе-Доме ходили легенды, поэтому Кирилл посчитал такую перспективу дополнительным бонусом, от которого, естественно, не стоит отказываться. Но, конечно, сперва спросил у своей супруги.

Света в тот момент не была против. Свою точку зрения она начала менять месяцев через шесть после переезда, понемногу подмечая недостаток за недостатком до тех пор, пока их не стало столько, что о них стало возможно говорить бесконечно. Складывалось впечатление, что любой город кроме Города-Дома был идеальным, а это место будто специально для Светы построено плохим.

Два года. Оставалось продержаться всего два года, напоминал себе Кирилл, когда слушал о том, что на двенадцатом техническом этаже прорвало трубу и все залило, или о том, что здесь всего две службы доставки еды, или о том, что строительство метро перекрыло самый быстрый путь к работе Светы. Два невыносимых года, и можно будет уехать. Кирилл любил Город-Дом, но жену любил больше.

— Два года, — в очередной раз за последнее время пробормотал он, разглядывая фото корабля из сна, и вдруг, к этой мантре присоединилась другая мысль: а что, если и через два года ничего не изменится? Кто сказал, что уехав отсюда в какой-нибудь другой город, например Москву, Светка перестанет жаловаться?

Через два года все действительно могло измениться, но разве люди, которым вечно плохо, в любом месте не найдут причину для недовольства? А что если причина недовольства крылась не в месте жизни, как таковом, а в свойстве характера? А если в нем, в Кирилле? Что если Светка недовольна им, просто проецировала недовольство на окружающее пространство?

Слишком много мыслей для середины ночи. Теперь уже и не заснешь.

Приснившийся корабль расположился на фотографии, на экране реального телефона, лежащего на столе на кухне, очень похожей на образцовые витрины идеальных кухонь в магазинах. Красный свет за окном освещал современную мебель и абсолютный порядок.

Через минуту Кирилл уже доставал из шкафа свой спортивный пиджак и джинсы.

Что я скажу Свете, если она проснется? — думал он в ванной, когда чистил зубы, — что решил прогуляться?

В целом, конечно, это было правдой, пусть и странной. Все лучше, чем сидеть на кухне и жалеть себя. Однако, Кирилл знал также и то, что это была не вся правда, и ее глубинная истина надламывала саму суть семейных отношений. Но, даже понимая это, он не мог остановить себя, зная, что если сейчас не наденет туфли, и не выйдет из квартиры, то будет об этом жалеть.

Света так и не проснулась. Кирилл, не включая свет, собрал себя в приличный вид, положил телефон в карман и тихо щелкнул входной дверью.

Квартирная секция в ночное время подсвечивалась дежурным холодным светом. Умные системы Города-Дома старались как могли экономить электроэнергию, и без того вытягивая ее в невероятных количествах из окружающего мира: спасибо местной гидроэлектростанции и экспериментальным, постоянно обледеневающим ветрякам, героически работавшим под местным, порой бешеным напором ветра.

Он открыл и закрыл дверь секции и оказался в общем коридоре, опоясывающим центральную площадь уровня этого корпуса.

За окном вспыхивал алый свет, давая больше для взгляда, чем местное освещение в коридорах. Панорамные окна будто были созданы для него: ночь, метель, крыша соседнего корпуса подсвечивались алым; все прочее тонуло во мгле, словно Город-Дом и в самом деле стоял не на Земле, а висел где-то на орбите этакой космической станцией из фантастических книг, которыми Кирилл зачитывался в детстве.

Стены раскрашены псевдосеверными мотивами. Сейчас повсеместно шел тренд на создание общественных пространств, из Города-Дома убирали рекламу, превращая коридоры, где это было возможно, в места для прогулок и отдыха горожан.

Что же в этом плохого? Кирилл шел вдоль разрисованных стен и думал, что ему нравится гулять по городу без куртки, несмотря на январь и жуткую стужу по ту сторону теплых стен. В Городе-Доме имелся сервис по прокату зимней одежды для тех, кто почти никогда отсюда не выходил, за исключением тех единичных случаев, когда все-таки требовалось: например, чтобы добраться до самолета. Сама инаковость этого места, отличие от всех других городов казалась Кириллу невероятной. Как Света не ощущает ее? Как будто в других городах метро не строят, и трубы не протекают.

Света говорила, что ощущает себя муравьем. А в других городах разве нет?

На площади с колоннами лифтов в центре стояла непривычная тишина. На лавке дремал хорошо одетый мужчина, неподалеку стояла молодая женщина, уткнувшись в свой телефон и больше ни на что не обращая внимания. У дальней стены, превращенной в панно с мозаичной композицией из людей и деревьев, располагались кадки с вечнозелеными растениями. Между ними деловито ходил работник с лейкой в руке, одетый в синюю форму управляющей компании. Больше ничего не происходило. Город-Дом был тих в этот час суток, и так будет примерно до половины седьмого утра, пока первые люди не потянутся на работу, и все не завертится вновь. Кирилл поднял глаза к палочкам ламп дневного света, выложенным в абстрактный узор. Сейчас горела каждая пятая, погружая площадь в приятный полумрак.

Нужный Кириллу лифт был пустым. Кирилл направлялся вниз, слушая рекламу какого-то йогурта. Приятный женский голос делал ему персональное предложение, рассказывая о здоровье, которое приобретаешь по выгодной цене. Кирилл улыбался, сунув руки в карманы.

Они со Светой никогда не ходили в клубы. Сам Кирилл не любил танцевать и стеснялся своих неуклюжих движений на танцполе, а Света, кажется, считала, что клубы нужны только для того, чтобы искать быстрых знакомств, и, по понятным причинам, этим не интересовалась.

Может быть она и права.

Света и Кирилл познакомились на работе: Кирилл был молодым программистом, начинающим, джуниором, но очень хотел развиваться в своей сфере. Она была контент-менеджером и терпеть не могла свою работу. Он тогда позвал ее вместе пообедать, а потом в кино, а потом вдруг поцеловал, и все дальнейшее происходило так естественно, что было очень странно думать, будто все когда-нибудь может стать иначе, чем вот так: в одном стремительном потоке, мгновенно унесшим обоих. Все прошлые отношения Кирилла, скорее даже «отношения», как бы их надо было правильно классифицировать, ни шли не в какое сравнение с тем идеальным, что у них было со Светой. Во всяком случае, до переезда сюда.

У Светы за плечами имелся опыт непростых отношений с мужчиной старше ее на пятнадцать лет, очень обеспеченным и очень властным. Раньше Света рассказывала, что задыхалась с ним и хотела свободы. В последние два года Света нет-нет но вспоминала о прошлом, рассказывая, например, что раньше у нее была возможность стать творческим человеком, видимо, имея ввиду то, что она бы занималась тем, чем хочется, пока другой мужик в обмен на ее тело оплачивает эту возможность. А Кирилл, хоть и зарабатывал немало, но, видимо, значительно меньше ее бывшего.

Здесь Света работала контент-менеджером в большом магазине.

Кирилл спускался в лифте и опять думал о том, что не знает, как сделать так, чтобы ей было хорошо. Но что странно, если раньше эта мысль погружала его в уныние, то теперь скорее настраивала на некую мрачную решимость и наполняла фаталистичным спокойствием.

Не может. Значит, это надо просто принять и больше не стараться.

Пространство с кораблем располагалось в противоположной части Города-Дома, но слова «противоположная часть», в данном случае, означали лишь необходимость в короткой прогулке по коридорам. Кирилл двигался по широким улицам третьего уровня, специально сделанным прогулочными; по обе стороны располагались темные витрины магазинов, а середина коридоров разграничивалась лавками, растениями или современным искусством: статуями, композициями, рисунками. Кирилл не очень хорошо разбирался в искусстве, но сейчас, в темноте и без людей, они воспринимались острее, ощущались как нечто большее, чем просто статуи, композиции или рисунки, значительно сильнее дополняя идентичность Города-Дома, нежели днем. Будто двигаешься по музею, кем-то и с большой любовью встроенному в обычную человеческую жизнь.

Вот переплетение тонких труб, похожих на трубы промзоны. Вот инсталляция из камней и железной руды — то, ради чего сюда и пришла цивилизация. Вот человек, вырастающий из пола и тянущийся к лампе…

Все было наполнено смыслом, все приобретало новые качества, но видеть это сейчас могли только Кирилл и полицейский, патрулирующий улицу.

За поворотом, ведущим в другой корпус, на радиальных лавках дремали какие-то школьники, одетые в неформальные мешковатые кофты с логотипами рок-групп. Кирилл был уверен, что рок свое уже отжил, и современные дети слушают другую музыку, но, похоже, ошибся — эти ребята были совсем юными. Они были так непосредственны, наивны и чисты, что невольно становилось завидно и горько. Вот девочка прислонилась к плечу мальчика, вот мальчик свесил руку и касался ею теплого пола — в одном этом моменте было больше трогательного, чем в неделе его семейной жизни.

Кирилл в детстве мечтал стать рокером, но потом это желание прошло, как и многие другие детские желания. И не то, чтобы это было плохо, но, глядя на детей, он вспомнил, как тогда считал себя единственно верным носителем правильных идей о том, каким должен быть мир, а рок-музыку единственно верным способом их донести, символом свободы, духом бесстрашия.

Кто знает, — подумал он, — если бы я стал рокером, то может и мир бы стал лучше, и жаловаться на окружающую жизнь было бы меньше поводов.

Он нашел нужный вход — узкую дверь с алым неоновым изображением корабля, а за ней — узкую лестницу вниз.

Музыка. Оттуда неслась музыка: электронная, ритмичная с гулкими басами, с каждым шагом на новую ступеньку становясь все громче. Красный полумрак, сменивший дежурный бледный свет в коридорах, подчеркивал ее, будто намекая, что темп жизни здесь совершенно не такой, как в сонном Городе-Доме этого часа.

Лестница закончилась небольшой площадкой, с которой открывался вид на корабль. Он был действительно таким, как его нарисовал сон: того же размера, деревянный, со стволами мачт. По эту сторону внизу вдоль борта располагались бары, по другую сторону — двери, а пройти к ним было возможно сквозь корабль, в борту которого имелись ворота, через трапик. Нос корабля искрился лазерами, в той стороне виднелась фигурка диджея, согнувшегося над вертушками. Невидимые Кириллу колонки исторгали из себя бит, а густой красный свет превращал окружающее пространство в полутемный адский мир, где предметы и люди смешивались в одну шевелящуюся массу. Кирилл повсюду видел темные силуэты: на палубе корабля, на лестницах, ведущих к палубе, у многочисленных баров на этой стороне. Силуэты корчились в танце, сбивались в компании, разбивались на пары, для которых здесь было достаточно интима, но и эти пары не выглядели отдельными, сливаясь в общий хаос. Хаос предлагал и Кириллу влиться, стать его частью, отречься от ежедневных проблем, объединившись с коллективным разумом этой дискотеки. А дальше уже как получится.

Он пошел вниз по широкой лестнице. Здесь стояли люди с бутылками в руках, склоняя головы друг к другу, чтобы перекричать музыку.

Кирилл разглядывал их и думал, что окажись среди них знакомые, он бы их не узнал. Само это место было предназначено для пребывания инкогнито.

Люди внизу ритмично двигались в такт музыке, их тени вторили им в каждой вспышке света. Какая-то девушка подняла руки в экзальтированном состоянии, а ее тень извивалась. Приоткрыв глаза, она сладко и сонно улыбнулась Кириллу.

Кирилл обошел девушку.

Он прошел мимо барной стойки. Здесь люди пили в одиночестве, глядя перед собой или пытаясь знакомиться, видел, как один силуэт кладет руку на колено другому, и хотя в том ничего особенного не было, в рамках всего происходящего сам момент движения руки к ноге другого человека казался необычайно важным и естественным, будто раздвигал границы возможного.

Он прошел мимо людей, обнимавшихся в кружке, протолкался мимо какой-то процессии, шедшей навстречу, почти не воспринимая их, настолько бесплотным казалось все в этом свете и в этом месте. Люди переговаривались, но Кирилл слышал только музыку. Он шел к трапу, ведущему ко входу в корабль, в его брюхо, а оказавшись на трапе, заглянул в пространство между кораблем и площадкой, но ничего не увидел, только темноту.

В корабле тоже были люди. Кирилл видел лестницу на палубу, бар, человека за стойкой в ослепительно белой рубашке, который кивнул ему и протянул бутылку с пивом. Кирилл отрицательно покачал головой.

Именно здесь он проходил с той девушкой, она вела Кирилла за руку вперед к трапу на противоположную сторону, к темному прямоугольнику двери за ним.

Выход. А вот и прямоугольник. Сейчас перед дверью не было очереди, но тот самый охранник присутствовал. Кирилл ступил на первую ступеньку и кивнул ему, а потом на дверь. Охранник внимательно посмотрел в лицо Кириллу и открыл проход.

За дверью была знакомая узкая лестница ведущая вверх.

Здесь музыка звучала чуть тише, но свет был таким же. Длинные и узкие красные лампы светили под потолком, открывая взору в конце лестницы помещение лаунж-бара с мягкими мешками-креслами.

Кирилл обошел мужчину, стоящего у выхода с лестницы. Огляделся: кто-то курил кальян, порождая медленно плывущие клубы дыма, кто-то целовался, заняв два кресла-мешка и, судя по страсти, их поцелуи вот-вот могли перейти в нечто большее. Окружающим было наплевать.

Той девушки здесь не было. Она ушла в проход дальше, вон в ту дверь.

Кирилл подошел и прислушался. Толкнул дверь. За ней открылась новая узкая лестница. Кирилл поднимался, на этот раз в одиночестве, здесь уже не было отдыхающих. Музыка стихала.

Конец ознакомительного фрагмента.