Крымский излом

Александр Михайловский, 2015

Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, неожиданно оказалась в начале января 1942 года в Черном море на траверзе Евпатории. До начала героического, и в то же время трагического Евпаторийского десанта оставалось всего несколько часов. На кораблях объявлено, что российское военно-морское соединение находится в состоянии войны с Фашистской Германией, а командование осознает, что оказалось в нужном месте в нужное время, когда относительно малыми силами возможно свершить многое. Но в первую очередь необходимо установить связь с Верховным Главнокомандующим и доложить, что у Советского Союза появилась новая и очень мощная боевая единица, и теперь деды и внуки в одном строю будут сражаться против абсолютного зла. Этот момент истины и последующие за ним события послужили не только к изменению хода великой Отечественной Войны, но и течения всей мировой истории. Чтобы узнать, как это было, читайте эту и последующие книги серии «Крымский излом».

Часть 2. Час истины

5 января 1942 года. 16:12. Аэродром Саки

Исполняющий обязанности командира сводной механизированной бригады полковник ГРУ Бережной

Так вот ты какой, товарищ Василевский, человек и пароход…

Защелкиваю дверцу машины и коротко бросаю водителю: «На КП!»

«Тигр» плавно трогается с места и быстро разгоняется — да так, что совершенно не ощущаются все семь с половиной тонн его веса. Нас плавно прижимает к спинкам сидений. Ехать тут недалеко, но наш водитель решил блеснуть — показать, так сказать, мастер-класс. И тут нам навстречу выворачивает трофейный автобус «Опель». Вот, оказывается, как капитан Приходько понял мои слова насчет машины повместительней. В салоне молчание; и генерал-лейтенант Василевский, и майор Санаев пытаются осмотреться, не выдавая своего любопытства. Подруливаем к капониру, затянутому маскировочной сетью сверху, и уже присыпанной снежком. Там внутри стоит штабной «Урал». В двух соседних, от греха подальше, заняли позицию два «Панциря» на танковом шасси. Серо-желтый пустынный камуфляж кое-как заляпан пятнами известки. Пусть у фрицев почти не осталось авиации, но «почти» — это не значит «совсем». Кроме того, адмирал особо нас предупредил, что у фрицев от свалившегося на них «счастья» вполне может поехать крыша…

— Все, товарищ генерал-лейтенант, приехали.

Выхожу из машины, и вижу, что ветер-то разгулялся не на шутку. Открыв дверь в кунг, приглашаю гостей пройти внутрь:

— Командный пункт бригады, товарищ Василевский, и вы товарищ майор, проходите, пожалуйста, не задерживайтесь. Погода на улице далеко не курортная.

Внутри кунга тепло, светло, радостно светятся дисплеи компьютеров. Тут весь мой штаб. Подполковник Ильин из группы товарища Антоновой исполняет обязанности начальника штаба. Майор Гальперин из начальника штаба самоходного артдивизиона стал начальником артиллерии бригады. Командир роты спецназа, майор Гордеев, исполняет обязанности начальника разведки. Тут же бывший журналист, капитан Тамбовцев — отозванный из запаса бывший спец, который в моем хозяйстве занимается «связями с общественностью». А в это понятие можно включить весь советский народ: от товарища Сталина до самых широких народных масс.

Пока капитан Тамбовцев занимается общественностью, мы занимаемся немцами. Но ничего себе дед — службу не забыл и дело знает…

При виде входящего генерал-лейтенанта Василевского офицеры вскочили.

— Товарищи офицеры! — подал команду мой начштаба.

На лице Василевского мелькнула усмешка, словно он вспомнил что-то забавное. Майор госбезопасности Санаев при этом еле заметно поморщился.

— Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант! — приветствовал гостей подполковник Ильин. — Разрешите доложить обстановку?

— Это мой начальник штаба, подполковник Ильин, — пояснил я.

Василевский кивнул и стал расстегивать шинель: к кунге было жарковато (какой мерзляк выкрутил регулятор отопления на максимум?) Найдя взглядом вешалку, посланец Верховного пристроил там шинель и папаху, после чего, приглаживая волосы, подошел к столу.

— Докладывайте, товарищ Ильин, — сказал он, потом обвел взглядом всю честную компанию и добавил: — Кстати, товарищи, почему вы все без знаков различия?

— Товарищ-генерал лейтенант, — вздохнул Ильин, — в нашем прошлом Указом Президиума Верховного Совета СССР с нового 1943 года в Красной Армии в качестве знаков различия снова были введены погоны. В настоящий момент использование погон считаем политически неоправданным шагом, который может вызвать к нам недоверие. А действующими на данный момент петлицами с треугольниками, кубарями и шпалами пока обзавестись не успели, на этой войне воюем меньше суток.

— Понятно… — Василевский обвел взглядом присутствующих. — Давайте рассказывайте все по порядку: что вы, кто вы и чего вы тут навоевали? — Расстегнув воротничок кителя, он заметил: — Жарко у вас тут.

— Давайте начнем с последнего пункта, товарищ генерал-лейтенант, — я кивнул Ильину, — рассказ о нашем происхождении достоин авантюрного романа в стиле товарища Буссенара.

Повинуясь моему кивку, тот повернул к генерал-лейтенанту большой 19-ти дюймовый ноутбук с боевой тактической информационно-управляющей системой.

На экране появилась карта Евпатории и окрестностей с нанесенными на нее текущими позициями войск.

— Товарищ генерал-лейтенант, обстановка на настоящий момент следующая. От захватчиков полностью освобождены города Евпатория и Саки. В Евпатории уже восстановлена советская власть. Гарнизон Евпатории в настоящий момент составляет сводный отряд капитана милиции Березкина, составленный из евпаторийских милиционеров, подпольщиков, и освобожденных из концлагеря военнопленных, который поддерживает порядок и осуществляет зачистку города от бандитских элементов и пособников фашистов. Батальон капитан-лейтенанта Бузинова находится в резерве в городе Саки, а также занимает рубежи на северном направлении, на котором противник пока не обнаружен. Теперь перейдем к позициям нашей бригады. Позиции под селом Ивановка занимает сводный батальон Черноморского флота из нашего времени. Это две моторизованные роты, имеющие на вооружении по десять гусеничных боевых машин пехоты, вооруженных каждая одной 100-миллиметровой и одной 30-миллиметровой пушками, и одна артиллерийская батарея, вооруженная легкими самоходными гаубицами калибра 120 мм. Батальон оборудовал позиции на юго-восточной окраине села Ивановка, и с рассвета отразил больше десяти атак противостоящей ему 22-й пехотной дивизии. Потери противника первоначально оцениваются как значительные.

— Спасибо, товарищ подполковник. — Василевский отвел взгляд от экрана. — Мы видели их позиции, когда подлетали к Сакам. Количество уничтоженных немецких солдат впечатляет даже на глаз. Вы мне вот что скажите: как вам удалось добиться полной нейтрализации немецкой артиллерии? Вы говорите, бои там идут с рассвета, но я совершенно не видел признаков артиллерийского обстрела с немецкой стороны.

Из-за стола поднялся грузный офицер.

— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант… Майор Гальперин, исполняю обязанности начальника артиллерии сводной бригады. — В его скрипучем голосе чуть был слышен восточный акцент. — Основная должность — начальник штаба самоходного артиллерийского дивизиона гаубиц Мста-С, калибр орудий — шесть дюймов. В комплект оснащения нашего дивизиона входит комплекс артиллерийской разведки «Зоопарк», который позволяет определить позиции вражеской артиллерийской или минометной батареи после первого-второго выстрела. — Майор прошелся по кунгу. — Также эта аппаратура позволяет проконтролировать, куда именно падают уже наши снаряды. Исходя из предположения, что с отражением атак пехоты, не поддержанных танками, авиацией и артиллерией, морская пехота справится самостоятельно, мы всю имеющуюся у нас артиллерию собрали в один кулак для контрбатарейной борьбы. Отсутствие вражеских артобстрелов — эта наша лучшая помощь морской пехоте. А артиллерийский кулак у нас, товарищ генерал-лейтенант, не слабый: дивизион самоходных шестидюймовых гаубиц «Мста-С», восемнадцать орудий и две батареи 120-миллиметровых гаубиц-минометов «Нона-С», еще двенадцать орудий… Большую помощь нам оказали работающие по ближним немецким тылам и коммуникациям ударные вертолеты… Ну вы видели эти машины на аэродроме. Еще к полудню обе пехотные дивизии вермахта, которые бросило на нас уцелевшее командование 11-й армии, 22-я и 50-я, потеряли почти всю свою артиллерию и минометы. Тогда же, утром, зенитным огнем самоходных ракетно-пушечных зенитных установок «Панцирь-С» были сбиты, очевидно, два последних «мессершмитта», пытавшихся штурмовать позиции нашей бригады. Скорее всего, они пересидели «Ночь длинных ножей» где-нибудь на аэродроме подскока, но не пережили первого же вылета на штурмовку. Больше вражеская авиация в воздухе не появлялась. О дальнейшем вам доложит подполковник Ильин.

— Погодите… — Василевский достал из кармана трубку, — интересно у вас получается — батальон противостоит пехотной дивизии…

— Товарищ генерал-лейтенант, — вмешался я, — во-первых, эти пехотные дивизии неполного состава, уже потрепанные под Севастополем. Во-вторых, в наших частях морской пехоты бойцы и командиры так вооружены и обучены, что их, образно говоря, можно сравнить с волками, а их противника — с овцами. А батальон волков всегда справится с дивизией баранов, к тому же лишенных танков, авиации и артиллерии. Ну и, кроме того. боевой дух и моральное превосходство сначала русского, а потом и советского солдата над всякими европейцами. Если хотите, можем проехать на позиции, увидите все своими глазами…

— Спасибо за приглашение, товарищ полковник… — Василевский встал и потянулся за своей шинелью.

— Извините, товарищ генерал-лейтенант, но в таком виде вам на позиции идти нельзя! — остановил я его, и краем глаза заметив, как напрягся Санаев. — Ваша генеральская шинель и папаха слишком заметны и представляют отличную цель для вражеского снайпера. Мы в ответе перед товарищем Сталиным за жизнь и безопасность его представителя. Да и совершенно не хочется информировать немецкое командование, что на плацдарм прибыла важная шишка: чем меньше они знают, тем спокойней спать нам. Правильно, товарищ майор госбезопасности? — обратился я к Санаеву.

Конец ознакомительного фрагмента.