Страшная общага

Александр Матюхин, 2019

Возможно, и вы попадете сюда. Кто-то о вас скажет: «Видел у Страшной общаги». Скорее всего, это будет ваше последнее воспоминание, если только вы не один из ее жителей. Детский сад для мертвых, фотограф смерти, ожившие статуи ангелов, говорящая голова мертвой девушки, мавка-убийца – всё в этом здании, одиноко стоящем на пустыре чуть в стороне от центра большого города. Что таится в Страшной общаге, какие тайны скрывает ее комендант, для кого она становится домом, а кто, однажды войдя, уже не найдет пути обратно? Страшная общага. Здесь живут чудовища.

Анна Коршунова

Имя и мрамор

Оккультный кружок выпускного класса гимназии, в которой училась Лиза Вернова, носил гордое название «Перо и Ворон». Но на самом деле был лишь кучкой фриков, которые правила настольной игры принимают за книгу мертвых имен. Причина, по которой Лиза оказалась среди них, лежала смятым в ком клочком бумаги разыгранного фанта где-то на дне мусорной корзины. А Лиза теперь здесь, на кладбище, время — чуть за полночь и холодно.

Ну не то чтобы холодно — это ведь Питер. А в Питере все «не то чтобы».

Время от времени Лиза косилась на телефон в нервном ожидании звонков или сообщений. Она сказала Филиппу, что ночевать будет у Риты Голубевой, и это не то чтобы ложь — так, полуправда. Потому что до открытия метро ночевать ей все равно где-то придется. Но обманывать брата (разумеется, чтобы он не беспокоился) ей было совестно.

А теперь у нее еще и воображение разыгралось. Чувствовать на себе чей-то взгляд из темноты вполне нормально. Разве нет? В конце концов, разве не нервы пощекотать они сюда пришли?

Лиза резко обернулась. С намерением застукать, как на нее пялится кто-нибудь из одноклассников. Но никого за ее спиной не было, если не считать красивой статуи скорбящего ангела. Изваяние выглядело, будто его установили совсем недавно. Что странно — ведь они находились в старой части кладбища. Но покоробило Лизу совершенно не это, а удивительно трепетное, едва уловимое чувство узнавания. Ее рука сама потянулась к гладкому белоснежному мрамору…

— Не моргай, — шепнули сзади с хрипотцой.

Лиза удержалась от изумленного вскрика и почти заехала шутнику в лоб, но тот удачно увернулся.

— Что ты нервная такая, Вернова? — Возмущенный шепот споткнулся о ее фамилию и превратился в бас.

Никита Голубев стоял… нет, нависал над ней со своими метр девяносто, а черная мантия свисала с его тощего тела, как со скелета. И только бордовые кеды да туповатое выражение лица выбивались из общего антуража их ночного приключения.

— Потусторонние силы не любят, когда к ним не проявляют почтения.

— А то, что ты собираешься заняться вандализмом, — это проявление почтения?

— Не вандализмом, а почетным ритуалом.

— С покрашенным черной краской для волос петухом.

— В книжке ничего не сказано, что петух должен быть брюнетом от природы, — фыркнул горе-оккультист.

Лиза передернула плечами и отвернулась. Чтобы еще хоть раз она делала что-нибудь на спор! Если Филипп узнает, где она шаталась всю ночь и чем занималась… ну, кричать он не будет, конечно. Но стоило Лизе представить в глазах брата разочарование, у нее тут же холодели пальцы.

— Да что ты вылупилась на эту статую в самом деле! — На этот раз к ней подошла Рита, почти такая же длинная, как ее брат. Ее песочно-часовую фигуру не мог скрыть даже балахон.

Лиза не могла ответить. Вернее, произнести объяснение вслух. Но звучало оно примерно так: «Знаешь, по соседству с могилой родителей стояла красивая статуя. Лицо у нее было мужское, и все-таки выглядела она точно так же… вернее, ощущалась точно так же. Ты не чувствуешь? Разве тебе не хочется к ней прикоснуться?»

Но сказала Лиза другое:

— Давайте уже поскорее начнем. Холодно.

Услышав предложение, Никита всучил Лизе книгу:

— Держи, ты единственная, кто еще не выбрал себе ритуал.

Лиза скривила губы и пролистнула искусственно состаренные страницы. Все было таким нелепым, начиная от черного петуха и заканчивая яичными скорлупками. Она пыталась найти себе что-нибудь попроще и побезопаснее — на всякий случай. Лиза не была суеверной, но окружающие ее декорации и неспокойная совесть изрядно давили на впечатлительность. Ей было не по себе, тело покалывало, как будто она отлежала сразу все места.

Когда Лиза пролистывала книгу во второй раз, поймала себя на мысли, что ищет что-то конкретное. Что именно, она не понимала, но, если бы оно попалось ей на глаза, мгновенно бы узнала.

Пролистнув книгу в третий раз, она ее захлопнула — резче, чем следовало, и раздраженно пихнула в руки Никите.

— Эй, не пытайся соскочить! — возмутился он.

— Я и не пытаюсь, просто тут все ерунда. У тебя есть перочинный нож?

— Нет, но у меня есть гвоздь.

— Не ржавый, надеюсь?

По выражению бледного лица Никиты Лиза поняла, что угадала. На выручку пришла Рита. Она протянула Лизе перочинный нож, маленький, похожий на зубочистку, со смешным девчачьим принтом. Но швейцарская сталь была швейцарской сталью — Лиза ощутила это подушечкой пальца.

Она покрутила нож-зубочистку в руках и, сама не ожидая от себя последующих действий, подошла к мраморной статуе почти вплотную.

«Нужно написать под лопаткой, — пронеслось у нее в голове. — Чтобы потом можно было легко спрятать».

Нагнувшись, Лиза нырнула под крыло статуи, включила фонарик на телефоне.

— Что ты делаешь? — послышался встревоженный голос Риты.

На мгновение Лиза застыла, задумавшись, что она действительно делает. Какая-то мистическая уверенность в нормальности происходящего улетучилась, и Лиза подалась назад. Задела плечом край крыла и заранее поморщилась в ожидании боли. Но боль не пришла, и Лиза вновь ощутила апатичную уверенность в своих поступках. Обнажив лезвие ножика, Лиза твердой рукой выцарапала под крылом статуи свое имя. По ее телу тут же разлилось приятное щекочущее тепло.

Лиза закатала рукав толстовки, сделала маленький надрез на ребре запястья и смочила выступившей кровью выцарапанное имя. Ветер не добирался до Лизы, укрывшейся под крылом статуи, но волосы девушки шевельнулись на макушке. Лиза пригладила растрепавшийся хвост и спрыгнула на землю.

— Что? — с вызовом бросила она товарищам. — Я свою часть выполнила, теперь ваша очередь. Кто будет резать петуха?

Как только Лиза это произнесла, ребята услышали пронзительный визг мигалки. Вся дерзкая бравада резко схлынула с лица вместе с краской. Ребята застыли в едином онемении, а затем — каждый за себя. Горе-оккультисты бросились врассыпную быстрее, чем Лиза успела вдохнуть. Она развернулась и также побежала прочь, мысленно коря себя за тупость. Что ее дернуло писать на могильном изваянии собственное имя?!

Ох, только бы этот позор не дошел до Филиппа! Сперва ноги были ватными, и от страха тело почти не слушалось. Но, добежав до края кладбища, Лиза почувствовала себя в безопасности. Никто не видел ее лица. Не пойман — не вор. А надпись выцарапана в укромном месте, не знаешь — так и не найдешь. Только переменив бег на шаг, Лиза поняла, что задыхается.

Никого из «друзей» поблизости не видать. Машин и прохожих тоже. Запоздало ей пришла мысль, что мимо просто проезжала скорая.

Лиза порыскала по карманам в поисках телефона, и ее сердце снова екнуло — неужели потеряла? Она ощупала себя и наткнулась на знакомую выпуклость в заднем кармане джинсов.

Надо заказать такси до дома. Что сказать Филиппу, она придумает, как-нибудь выкрутится. Сердце постепенно перестало колотиться в ушах, Лиза полностью успокоилась, только ежилась от холода. Назначенная машина подъедет через четыре… три минуты. Лиза нервно оглянулась в зеленую гущу кладбища, но ни разбежавшимся друзьям, ни блюстителям закона она была не интересна. Приложение сообщало, что машина подъедет через две минуты. И тут — шорох: кто-то все-таки ее нашел. Лиза выдохнула и напустила на себя как можно более невозмутимый вид. Но, обернувшись, вмиг потеряла напускное хладнокровие.

— Кто ты такая?! — пискнула она и, попятившись, ударилась о паркующуюся рядом машину.

Искры из глаз… ну, это слабо сказано! Но боль как-то быстренько ретировалась, потому что… ну, потому что.

Таксист высунулся из окна и с невозмутимостью человека, повидавшего всякого, произнес:

— Девчонки, с такими штуками вам мини-вэн нужен, ко мне в салон не поместитесь.

Под «такими штуками» он, вероятно, имел в виду крылья. Значит, Лиза не спятила, и не только она видит девушку-статую. Девушка-статуя же, подбоченившись, стояла на тротуаре и разминала кисти рук. Ее лицо было повернуто в сторону Лизы, но разглядывала ли она ее или просто смотрела в ее сторону — понять Лиза не могла.

Потрясенной же выглядела она одна, таксист не повел и бровью, сочтя девушку-статую косплеером с фестиваля, — видели, знаем. Зевнув, он раздраженно напомнил о себе:

— Так что, заказ переоформлять станете или поедете одна?

Лиза моргнула раз, моргнула второй. Девушка-статуя никуда не исчезала, и каким-то подкожным чувством Лиза знала, что она улыбается.

Лиза потянулась за телефоном и переоформила заказ. Затем подумала: неужели она собирается поехать домой с этим… существом? Как на такую гостью отреагирует Филипп? Что вообще происходит, в какую дикую историю она впуталась? Самая рациональная мысль, что все это глупый розыгрыш, вытеснялась из ее головы все тем же зудящим подкожным чувством.

Машина подъехала быстро, и девушка-статуя поместилась в салон без проблем.

— Сейчас прямо, потом направо, — голос девушки-статуи был глухим, как стук камней, но при этом было в нем что-то по-детски непосредственное.

Лиза заметила, как таксист хотел возразить, что адрес вбит и маршрут построен. Но, поймав в зеркале заднего вида взгляд (взгляд?) девушки-статуи, он передернул плечами и тронулся с места.

Лиза во все глаза таращилась на свою попутчицу. Попутчица же с интересом разглядывала мелькающие за окном городские пейзажи. То, что с интересом — Лиза опять-таки чувствовала.

Каждые минут пять Лиза открывала рот, чтобы заговорить, а затем захлопывала обратно.

— Теперь налево… направо, — только и говорила девушка-статуя, не отвлекаясь от созерцания города.

Когда они прибыли на место, таксист посмотрел на пассажирок с сомнением, но ничего не сказал. Только внимательнее вгляделся в лицо Лизы, как будто запоминал на случай, если ему придется опознавать ее по фотографии. И укатил, оставив их почти на пустыре рядом с не слишком лицеприятным домишкой. Старая Общага — что-то из разряда городских легенд, над которыми Лиза подтрунивала… видимо, до сегодняшнего дня.

— Ты ведь не собираешься меня тут убить и закопать? Или убить и съесть? Или просто съесть? — поинтересовалась Лиза почти истерично.

Девушка-статуя оглядела Лизу с ног до головы:

— В тебе не очень много мяса, мне кажется.

— Так себе шутка, — небрежно отмахнулась Лиза.

— Твоя тоже.

Лиза так и не поняла, что произошло, но ее отпустило. Она расслабилась. Девушка-статуя как будто повторяла Лизины интонации, словно они были лучшими подружками. Лиза ведь не станет никого убивать, закапывать или есть. Следовательно, бояться девушки-статуи ей тоже не стоит.

— Пойдем внутрь. За такими, как я, охотятся, а внутри безопасно.

Лиза с недоверием покосилась на дом. Он не производил впечатления места, которое можно охарактеризовать словом «безопасность».

Но занятно другое: откуда статуя, ожившая каких-то полчаса назад, знает, где безопасно, а где нет?

— Ну и что это за место? — Если Лиза ввязывалась в неприятность, она должна знать, сколько эта неприятность будет ей стоить.

— Я и сама точно не знаю, — поразительно, как быстро девушка-статуя училась разным интонациям, — сейчас она говорила смущенно-извиняющимся тоном.

Ха! Сама непосредственность.

— Как тебя зовут? — резко сменила тему Лиза.

— А как бы ты хотела?

Почему-то этот вопрос очень смутил Лизу, она нахмурилась, но девушка-статуя опередила ее с ответом:

— Аделаида! Называй меня Аделаидой!

Лиза не удивилась. В детстве она обожала это имя и просила всех называть ее именно так.

Внутри все оказалось… не так, как снаружи. Как будто здесь и правда кто-то обитает. Лиза вылупилась на варана в аквариуме без стекла, но Аделаида взяла ее за руку и потянула в сторону лифта.

Выйдя из кабины, Лиза чуть не задела контейнер с краской. Стены длиннющего (отельного) коридора были все в побелке, и характерно пахло ремонтом.

Аделаида уверенным шагом направилась вперед по коридору мимо новеньких дверей, не отмеченных ни номерными табличками, ни дверными ручками. Они были гладкими, серыми и вызывали неприятную ассоциацию с надгробными плитами. Только на одной из них был выбит номер — «54».

Девушка-статуя остановилась напротив нее. Лиза с сомнением покосилась на вставленный в замочную скважину ключ.

Если бы они были в комиксе, Лизу бы давно раздавило количеством вопросительных знаков над ее головой.

Внутри все было чисто, как после качественного ремонта. Запах краски не бил в нос, как в коридоре, — окно было открыто нараспашку. Лиза хотела подойти к окну и посмотреть, не попала ли она случайно в какой-нибудь карман пространства и времени, но Аделаида ее опередила и закрыла окна.

— Здесь так пусто, — сказала Лиза, лишь бы что-нибудь сказать.

Когда они остались один на один, Лиза поняла, что… нет, она не боится, даже чувство тревоги ее покинуло. Остался только дискомфорт от чувства нереальности происходящего. Все тело немело, как будто намекая: «Ущипни себя, и мы проснемся». Но ничего не происходило, Лиза по-прежнему стояла напротив девушки-статуи в побеленной комнате старого дома, который (ха-ха) внутри больше, чем снаружи.

— Пусто, — согласилась Аделаида извиняющимся тоном, — как и у меня в голове. Наверное, потому что у меня пока что не хватает воображения.

— То есть это место может меняться по твоему желанию? — с сомнением переспросила Лиза.

— Понятия не имею, — Аделаида пожала бы плечами, но эта часть ее тела была еще скована. — Поживем — увидим. Ты ведь мне поможешь?

— В чем именно? — Лиза не была уверена, что хочет знать ответ на этот вопрос.

— Во всем, — ответила Аделаида, словно это было само собой разумеющимся.

Девушка-статуя подошла к Лизе вплотную и положила мраморные руки ей на плечи. Лиза вздрогнула — от статуи повеяло стылым кладбищенским воздухом.

— Ты меня оживила, и я для тебя теперь вроде как младшая сестра. Или старшая? Выбирай, как тебе нравится! Ты теперь за меня в ответе — люди ответственны за то, чему дали жизнь.

Лиза засомневалась, но согласилась.

Утро было промозглым и свежим после проливного дождя. Лиза — помятой и невыспавшейся. В экстремальных условиях она спать не привыкла. Что касалось комфорта, Лиза была стопроцентным комнатным растением. Мягкая постель или хотя бы кушетка. В комнате Аделаиды не было даже одеяла.

Школьный рюкзак она предусмотрительно оставила у Риты — интересно, они с братцем догадаются его захватить? Лиза достала телефон, чтобы набрать горе-подружку, но затем серьезно задумалась. Страшный недосып и нудная математика, а дома теплое одеяло и подписка на стриминговый сервис. Только сперва нужно кое-что разведать. И вместо контакта «Мастер Маргарита» Лиза нажала «Филипп». Через два гудка вызов был принят.

— Ты рано, лисенок, — низкий ласковый голос брата отозвался в душе Лизы яркой радостью. — Не спали?

— Ну что ты! — Лиза издала нервный смешок. Пусть лучше считает, что она всю ночь развлекалась с подругой, а не шлялась по кладбищу и оживляла ангелоподобные статуи. — А ты где?

— Стою в пробке на мосту, кажется, впереди авария, — Филипп звучал так привычно и обыденно, что Лиза засомневалась, а не было ли ее ночное приключение странным сном. И он работает не дома. Значит, можно…

Как будто прочитав ее мысли, Филипп продолжил — его голос окрасился насмешкой:

— На плите остатки пасты, убери в холодильник, если не доешь.

— Ну не знаю, может, все испортится к моему приходу после школы, — протянула Лиза, тоже насмешливо. Они друг друга поняли. — Филипп?

— Да?

— Я тебя обожаю.

— В честь чего это? О, и правда авария. Мне пора, до вечера, лисенок.

Лиза облегченно вздохнула — выживать весь день в школе не придется. Домой в душ и спать…

Она не сразу заметила одну-единственную припаркованную машину. Ну… что тут такого, с другой стороны? Разве тут не может быть кого-то из постояльцев? Лиза огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить, с какой стороны они вырулили вчера из города и долго ли ей придется шлепать до ближайшего метро. Зарядки на активное использование навигатора у нее не хватит, а портативный аккумулятор остался в школьном рюкзаке.

Поломавшись, Лиза снова поглядела на припаркованную машину. Черный агрессивный представительский класс — на таких маньяки не ездят, разве что извращенцы. Лиза двинулась в ее сторону. Стекло со стороны водительского сиденья опустилось. Молодой человек за рулем посмотрел на Лизу озадаченно, если не сказать — растерянно.

— Ты чего? — Лиза не ожидала такого выражения лица, поэтому тоже несколько растерялась.

Незнакомец выглядел слишком молодо для такой машины, так что это либо чей-то водитель, либо богатенький сынок.

Он оглядел Лизу с ног до головы, с пристальным вниманием, от которого ей стало не по себе. Нет, не потому что на нее пялились. Он как будто прикидывал, ну… сможет она кого-то убить или нет. Из тех ли она людей, кто подвязывается на всякую фигню, или нет. В общем, какие бы вопросы он ни поставил у себя в голове, они однозначно обзавелись плюсиками.

— Просто не ожидал, что ты сама ко мне подойдешь, — сказал он на ломаном русском. Иностранец. Чех? Поляк? Лиза была не сильна в распознавании акцентов. А вот новую неприятность она смогла распознать на раз. Выходит, он все-таки не просто так тут стоял. — Садись, скоро дождь соберется.

Лиза напряглась. Что, если развернуться и добежать до дверей? Это странное общежитие пустит ее обратно? А ее гипотетического преследователя? Есть ли кто в округе, кто сможет прийти на помощь, если она закричит?

— Мне нужно с тобой поговорить, я не стану делать ничего дурного.

— Иными словами, я могу отказаться и мне за это ничего не будет? — уточнила Лиза.

— Отказаться ты не можешь. Садись в машину, — отрезал он и добавил уже чуть мягче: — Пожалуйста.

Какой вежливый похититель! Лиза плюхнулась на место штурмана. В салоне работал кондиционер, несмотря на то что на улице было не жарко.

— Ничего не знаю, — сказала Лиза и скрестила руки на груди, решив сразу идти в отказ.

— Но я ведь еще ничего не спросил, — удивился «похититель» — его акцент придавал интонациям голоса подкупающую беспомощность.

— Тем более ничего не знаю.

— Хочешь где-нибудь позавтракать?

— В меня по утрам и крошка не лезет, — соврала Лиза.

— Кофе?

— Изжога.

Он не стал продолжать. Убрал ногу с тормоза и медленно выкатился на дорогу. По близости не было ни души, но он все равно включил поворотник. Вежливый водитель.

— Ну и? — Лиза не выдержала первой. — Если это ритуальное похищение невесты, то ты ошибся девушкой.

— Мне нужно знать, что вчера произошло на кладбище. Это ты оживила статую? Как ты попала в ее убежище? Я целую ночь пытался проникнуть внутрь.

Лиза рассмеялась. Получилось только чересчур театрально — даром она ходила в драмкружок в седьмом классе.

— Ты себя слышишь?

«Похититель» бросил на Лизу укоризненный взгляд. Что-то вроде «ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь».

— Ты тоже из этих психов-оккультистов? — Лиза решила незаметно съехать с темы.

— Нет.

— Масон? Иллюминат?

— Если ты выцарапала на мраморе свое имя, у тебя большие проблемы.

— Большие проблемы начнутся у тебя, если ты не высадишь меня у ближайшего метро, психопат!

Ей показалось или ее нападки его немного смутила? Он поморщился и снова кинул на Лизу изучающий взгляд.

— Я довезу тебя до метро, — согласился он. — Мне казалось, с такими людьми, как ты, будет проще разговаривать.

— С какими — такими?

«Похититель» замолчал, наверное, подыскивал правильное выражение. Лиза не стала его торопить и незаметно переложила телефон, чтобы легче было до него дотянуться. Ее манипуляции не остались незамеченными, но собеседник ничего не сказал по этому поводу.

— С теми, кто уже столкнулся с неординарным. Об этом ведь не так просто кому-нибудь рассказать. Я думал, ты будешь, самое меньшее, озадачена…

— Я озадачена! — гневно перебила его Лиза. — Потому что пока что это все похоже на похищение! Но я, так уж и быть, постараюсь забыть номер твоей машины, если ты высадишь меня немедленно!

— Ты сказала, тебя нужно подвезти до метро.

— Я передумала, — фыркнула Лиза и, когда «похититель» начал сбавлять скорость, махнула рукой: — Ладно уж, до метро так до метро. Но не разговаривай со мной больше! Я боюсь умалишенных.

— Можно я хотя бы представлюсь?

— Нет.

— Если тебе нужна будет помощь…

— Нет! — пискнула Лиза почти истерично. Она отвернулась к окну и сильнее вжалась в сиденье, как будто это могло сделать ее менее заметной.

Уже стоя на эскалаторе, считая собственное сердцебиение, Лиза подумала, что вела себя не очень нормально (хотя насколько нормально можно вести себя в такой истории?). Она нутром отвергала контакт с новым знакомцем. Точно так же, нутром, ее влекло к Аделаиде.

Могли ли эти обстоятельства быть связаны между собой? Если да, то в какую историю она влипла?

На следующий день в школе случилось то, что случилось. Кто-то проболтался о вылазке кружка «Перо и Ворон» на кладбище. Разумеется, беда Лизу не обошла стороной.

Филиппа редко вызывали в школу. Хоть Лиза и не была пай-девочкой, она изо всех сил старалась, чтобы ситуация не выходила из-под контроля. Но в этот раз на ее стороне не оказалось ни красноречия, ни госпожи Удачи.

Брата вызвали сразу, без посредничества Лизы, поэтому у нее не было шанса объясниться. Да и как тут объяснишься?

Когда Филипп вошел в кабинет директора, Лиза не стала оборачиваться: ей было стыдно.

Директриса чинно поприветствовала его. Лизе было сложно представить, каково это — видеть в своих бывших учениках взрослых людей. Ведь Филипп сам вырос за этими партами, и рос, говорят, не самым прилежным образом. А теперь посмотрите на него: курица-наседка для непутевой сестрички, да еще и в люди выбился.

Филипп прошел в кабинет директора и занял место подле Лизы. Он не щелкнул игриво ее по плечу, как делал обычно. Встревоженный воздух донес до обоняния Лизы едва ощутимый знакомый одеколон. Обычно это означало «спокойствие». Теперь это была «тревога».

Лиза не выдержала и бросила на Филиппа затравленный взгляд. Его профиль — правильный, благородный (а ведь Лиза помнила его прыщавым подростком, как и седовласая женщина, сидящая напротив них). Цепкий взгляд ярких серых глаз (насколько вообще могут быть яркими серые глаза) был направлен на директрису и представлял человека, который готов к конструктивному… нет, не диалогу. Торгу.

Усевшись на переднее пассажирское сиденье, Лиза вяло натянула ремень безопасности.

— Сердишься? — Она искоса поглядела на брата.

Филипп ответил не сразу. Отрегулировал зеркала заднего вида (дольше обычного). Монотонно защелкал поворотник.

— Не сержусь, лисенок, — сказал он наконец ласково. — Просто расстроен. Я полагал, что смогу избежать всех ошибок взрослых.

Они тронулись, а затем молчали целых два поворота. Лиза не знала, как оправдаться, да и нужно ли было вообще оправдываться? Просить прощения? Сделать вид, что ничего серьезного не произошло, и попытаться разговорить брата на другую тему?

Лиза приоткрыла рот, но, взглянув на сосредоточенное лицо Филиппа, тут же его закрыла.

И тут ее прорвало. И чем дальше заходил ее рассказ, тем бредовее он звучал для самой Лизы. Когда она говорила, то сама себе не верила. Потому что… потому что сама не могла проследить логику своих поступков. Почему она пошла на кладбище вместе с этими придурками? Почему выбрала именно этот ритуал — ведь его даже не было в той дурацкой книге. Как она вообще додумалась выцарапать собственное имя под крылом у статуи, да еще окропить ее своей кровью?

Филипп был крайне аккуратным водителем, поэтому, когда он резко ударил по тормозам, Лиза не удержала удивленного вскрика. На мгновение ее оглушил возмущенный сигнал позади следовавшей машины. Он же и привел Лизу в себя. Ну вот, приехали. Теперь они отправятся не домой, а в лечебницу.

А брат тем временем смотрел на нее, как будто впервые в жизни увидел.

— Ты ведь не подшучиваешь надо мной? — спросил Филипп, едва ли не с детской обидой.

Лиза остро ощутила нехватку обращения «лисенок» и, сглотнув, покачала головой.

— Хорошо. Тогда диктуй адрес этой… Общаги.

— Зачем это? — растерялась Лиза. Реакция брата сперва ее успокоила, но теперь она ощущала необъяснимую тревогу. Зачем ему видеть Аделаиду? Чтобы убедиться, что Лиза не врет? Нет-нет, ведь он только что ей безоговорочно поверил. Чтобы… что? Под сосредоточенным взглядом Филиппа она стушевалась. — Я не запомнила адрес. Но, кажется, я помню дорогу.

Лиза понятия не имела, как отнесется Аделаида к внезапному гостю. Они не обсуждали такое. В смысле это подразумевалось само собой: ожившая статуя, которую Лиза должна скрывать и оберегать ото всех. Позднее бы наверняка выяснилось их особое предназначение и прочая и прочая. А теперь о ее существовании знает не только Лиза, но и Филипп, и тот странный парень.

На самом же деле это было ужасно трудно — держать в себе такие секреты. Невольно начинаешь задумываться, а все ли хорошо с твоей головой. Ведь друг, о котором знаешь только ты, — воображаемый друг. Лизе очень не хотелось сходить с ума, притом так, чтобы об этом никто не знал. Даже Филипп… особенно Филипп. Уж лучше вовремя обратиться к специалистам.

Но реакция брата была потрясающей. От слова «потрясение». Лиза всегда знала, что он ей доверяет, но чтобы настолько!

— Аделаида? Это я, — Лиза постучала в номер «54». Дверь распахнулась резче, чем Лиза ожидала.

— А я все гадала, придешь ты или нет! — певуче протянула Аделаида и втянула Лизу внутрь. Кажется, она попыталась сделать это нежно, но девушке почудилось, что в каменной хватке у нее треснули кости.

Аделаида так и светилась от счастья. Насколько подобное выражение применимо к статуе, разумеется. Ожившей статуе. Она была выше Лизы примерно на голову, лицом красивее как минимум в три раза и с такой ангельской статью, что девушке невольно становилось не по себе. От Аделаиды буквально исходили волны восторга, доброжелательности и одухотворенности.

Единственное — что-то в ее облике изменилось. Лиза застыла на месте.

— Честно говоря, я думала, что умру тут со скуки, — призналась Аделаида, и Лиза узнала в ее голосе собственные интонации.

Когда она повернулась к Лизе спиной, девушка уставилась на два неровных скола у статуи на лопатках — Аделаида обломала себе крылья. Только тогда Лиза заметила, что комната, в которой она находилась, была больше похожа на мастерскую резчика по камню, нежели на скромную комнату в общаге.

Куски мрамора были разбросаны повсюду, но Аделаида обращала на них внимание ровно столько, сколько бы Лиза на выдернутые расческой волосы.

Заметив изумленный взгляд подруги, Аделаида фыркнула:

— Ну не всю же жизнь я буду сидеть запертой в четырех стенах! Только представь, что будет, если я выйду в мир с крыльями за спиной.

То есть что она каменная с ноготков на ногах до самой макушки, ее не беспокоило? Только крылья? Серьезно?

— О-о-о, а кого это ты с собой привела? — Лиза почувствовала, как Аделаида напряглась, словно кошка, ожидающая нападения сильного хищника. Отвратительное ощущение, но Лиза как будто напряглась вместе с ней.

Они стояли в молчании достаточно долго. Достаточно, чтобы заметить, что настороженность Аделаиды по отношению к Филиппу меняется заинтересованностью. Достаточно, чтобы почувствовать себя третьей лишней.

— Ты, должно быть, Филипп? — Статуя первая прервала ужасающую тишину. — Лиза про тебя рассказывала.

Дежурная фраза — дань вежливости — показалась Лизе наглой ложью.

— Аделаида, — сказал брат, и статуя прикрыла глаза, как будто ее только что благословили.

А затем к Лизе как будто подобрался злой великан и стукнул девушку по голове. Это случилось, когда Филипп повернулся к ней, как будто только что вспомнив о ее существовании:

— Лиза, оставь нас одних ненадолго.

— Что?

— Ты меня слышала.

— Но это бессмысленно! Я ведь… мы ведь пришли вместе! Я ведь тебе ее показала! — Лиза отдавала себе отчет, что ведет себя как расстроенный ребенок, которого выгоняют из комнаты из-за взрослого разговора.

Филипп бросил на нее совершенно незнакомый взгляд. Так он на нее не смотрел даже в далеком детстве, когда грозился сдать в детский дом.

Лиза повиновалась, съежившись, утопила голову в плечах. И вышла в пахнущий ремонтом коридор.

Минуты тянулись как на экзамене в ожидании результатов за тест. Сперва, гонимая чувством несправедливости и великой обиды, Лиза хотела подслушать разговор брата и статуи. Но стены оказались толстыми, не в пример большинству современных новостроек. Так что единственное, что ей оставалось, — отмерять расстояние от лифта до дальней стены.

Когда Филипп позвал сестру обратно в номер, Аделаида посмотрела на Лизу, как кошка на открытую банку с консервами.

— Мы с твоим братом сошлись на мнении, — пропела Аделаида, — что ты должна нести ответственность за того, кого оживила.

Лиза вопросительно изогнула бровь.

— Я о крови, которой ты меня питаешь. Раз уж Филипп узнал о нашей с тобой связи, мне стоило спросить у него разрешения. И он позволил тебе быть моим донором. Разве не замечательно? У меня есть право жить, и очень скоро мы станем сестрами!

Что за бред?!

Лиза резко обернулась к Филиппу, но тот лишь повел плечами:

— Я подожду тебя в машине.

И был таков. Лиза хотела тут же пуститься за ним следом, но Аделаида тихонько кашлянула. Этот звук привел девушку в чувство.

Разумеется, как она могла забыть? Ведь всего минуту назад ее ткнули в это носом, как собачонку.

Стянув с плеч рюкзак, Лиза с неохотой достала перочинный нож, который так и не отдала Рите Голубевой. Она провела ножом по коже — аккурат под первой раной.

Домой с Филиппом Лиза ехала в гробовом молчании.

Ночами Лизу стали посещать тревожные сны. Наутро их содержание она плохо помнила, к счастью. Но вот чувство необъяснимой тревоги посещало ее все чаще.

Поэтому синяки у нее под глазами становились заметнее. Рукава рубашек с кофтами — длиннее. Несмотря на то что в Питер заскочили жаркие деньки, Лиза не могла позволить, чтобы кто-нибудь увидел ее порезы. А их становилось все больше.

Каждый раз Лиза задавалась вопросом, почему она режет себя именно таким образом? Стройным рядком, будто засечки на стене, подсчет дней. Не теребит старые порезы, не высекает их на менее заметных местах. Той же логике она наверняка следует, когда изо дня в день приходит в Общагу навещать Аделаиду. А логикой этой зовется чужая — каменная — воля.

— Спасибо!

Лиза удивленно моргнула и вскинула голову. Из глубокой задумчивости ее вывел певучий голос статуи.

Она стояла посреди комнаты в платье насыщенного синего цвета. Поскольку наряд был с Лизиного плеча, платье новой обладательнице оказалось слегка коротковато. Но та, кажется, была только рада посветить длинными молочно-белыми ногами, с каждым днем приобретающими всю большую гибкость.

— Пользуйся, — сказала Лиза без особого энтузиазма. Ей захотелось бросить нечто колкое, мол, все равно она эту тряпку не носит, хоть так пригодится. Но нет — это было ее любимое платье.

Комната, которая раньше выглядела ничуть не лучше побеленного холла, стала приобретать очертания и индивидуальность. Находиться в ней было одновременно приятно и омерзительно.

На самом деле все Лизе здесь импонировало, начиная от светло-бирюзовых стен и заканчивая пузатыми кружками из «Старбакса». Аделаида деликатно заимствовала (воровала) ее вкусы. Здесь еще не висели постеры любимых сериалов и не валялись корешками вверх коллекционные издания графических романов. Быть может, эту часть Лизиной личности она забирать и не собиралась, так как считала наименее ценной? Что ж, тогда Аделаиде не много останется: жизнь гика полностью ему не принадлежит, а кочует от фандома к фандому.

Но должно ли это волновать Аделаиду? У нее ведь теперь был Филипп.

И осознание именно этой беды Лизу и уничтожало.

Она поняла, что крах пришел несколько дней назад. Тогда она впервые застала Филиппа здесь, у Аделаиды. Застала — звучит так, словно она застукала их за непотребством или в постели.

Красивая спина Аделаиды была обнажена, а Филипп со знанием дела отшлифовывал безобразные неровные выступы — остатки отломанных крыльев. И вроде бы — что в этом такого? Но Лиза ощущала, как будто присутствовала при каком-то откровении.

— Ну что ты куксишься, как шестилетка? — С неприсущей каменному изваянию плавностью Аделаида присела рядом с Лизой, закинула ногу на ногу. Так, что даже Лиза не смогла удержаться от взгляда на слегка приподнявшуюся юбку. — Неужели ты ревнуешь, что в вашей с братом жизни появился кто-то третий?

— Ревную, — честно призналась Лиза. — Но не в этом дело.

То, что она произнесла, стало открытием для самой Лизы. А вот Аделаида, кажется, не повела и бровью. В ее белесых глазах плескался восторг и предвкушение. «Ну же, скажи это вслух, дурочка, облеки свои страхи в реальность» — говорил этот взгляд. Лиза тряхнула головой и поднялась. Достала нож и сделала порез, новый — возле локтя.

— Филипп заедет ко мне после работы, — крикнула Аделаида ей вслед. — Думаю, ты можешь не ждать его сегодня к ужину.

Мраморная стерва была права. Филипп не приехал даже к самому позднему времени, к которому он возвращался с работы.

Лиза минут пятнадцать сидела с набранным, но не отправленным сообщением: «Ты где? Ждать к ужину?»

Какой она покажется — наивной или упрямой? Ведь ясно же, где он. И ясно, что к ужину ждать не стоит. Она откинула в сторону телефон, так и не нажав на «отправить».

Лиза разжарила пельмени, отпивая колу из горла двухлитровой бутылки. Есть ли смысл соблюдать приличия — все равно никто ничего не скажет.

Пережевывая подгоревшее тесто, Лиза долго выбирала сериал. Затем взялась за джойстик, вошла в игровой магазин и принялась искать, на что можно потратить деньги. Не удовлетворившись, она покосилась на стопку купленных и не прочитанных книг, но и эти «сокровища» ее не впечатлили.

В конце концов Лиза заварила чай и, укутавшись в плед, уткнулась носом в диван. Да так и уснула.

Сон ей снился нехороший, если это был вообще сон. Лиза проваливалась в тревожные воспоминания.

Ей пять, и она лежала на этом же самом диване. Только сейчас она ждала возвращения Филиппа настолько сильно, насколько раньше его боялась.

Прошел примерно месяц с похорон.

Лиза перестала сбегать под крыло статуи с соседнего надгробья.

Она не нужна была брату — за шестнадцать лет он привык быть единственным ребенком в семье. Его эгоизм, надменность и пренебрежительное отношение к младшей сестре кое-как держались на поводке родителями. Но после их смерти поводок порвался, и то, что делало их семьей, рухнуло как карточный домик. Сбыть ее с рук? О, Лиза до сих пор не сомневалась, что он мог это сделать! И сделал бы. Если бы… если бы не…

В одну ночь все изменилось, как по щелчку. Уснув однажды на диване, проснулась Лиза в своей постели, заботливо укутанная в одеяло. С кухни были слышны вкусные запахи.

С тех пор Филипп ни разу не поднял на младшую сестру ни руки, ни голоса. И речи об устрашающем детском доме больше не заходило никогда.

Проснувшись, Лиза не хотела открывать глаза. Надеялась, что, как и в детстве, чудесным образом окажется в кровати. Но реальность била яркими солнечными лучами в окна гостиной.

Лиза лениво скатилась с дивана и прислушалась к звукам в квартире. Затем на цыпочках подкралась к комнате Филиппа и заглянула внутрь. Кровать была идеально заправлена: либо он не приходил, либо приходил, но рано ушел. Лиза бросила взгляд на часы. Еще одно открытие с утра пораньше: она безбожно опоздала в школу.

Что ж, и стоит ли в таком случае торопиться?

Лиза долго провозилась со сборами. Не то чтобы она действительно решила прогулять занятия, просто так вышло (футболка сама себя не погладила, спонжи для тональника затерялись на дне косметички, сыр оказался низкопроцентным и плохо плавился в микроволновке).

Когда Лиза все-таки вышла из дома, то поняла, что в школу все-таки не попадет.

Прямо у ее парадного — наглость какая! — стоял тот самый псих-похититель. И не просто стоял — стоял пафосно: облокотившись на машину, выкуривая сигарету.

— Нужно поговорить, — сказал он. Снова этот раздражающий акцент.

— Вот так вот, да? Даже без «здрасте»? — насупилась Лиза.

«Раздражающий акцент» смерил ее взглядом, оценивая. А затем ожидая. Но Лиза стояла на месте — просто смотрела на него и улыбалась.

Пожалуй, в этот раз она была готова поговорить.

Лиза заказала карамельный латте и выжидающе уставилась на «раздражающий акцент».

— Ян Новак, — сказал он, словно бы прикинул, сколькими прозвищами Лиза могла величать его в голове.

Она же прыснула, показательно сдерживая смешки.

— Постой-постой, я даже знаю, что ты сейчас скажешь! Ты…

— Из пражской алхимической семьи, — Ян не позволил ей закончить за него.

Лиза откинулась на спинку кресла и неожиданно для себя самой приняла серьезный вид. Если отбросить в сторону здравый смысл (она кормит живую статую кровью — какой тут здравый смысл?!), то этот пазл можно сложить в одну картинку. С одной стороны — каменное изваяние, которое ожило каким-то магическим образом. С другой — парень из Праги, который за ним охотится.

— Много лет назад наши семьи нашли небольшое месторождение редкого вида мрамора, из которого вывели новую породу големов. Они были гибкими, выносливыми, долговечными и разумными. Наши скульпторы придавали им форму ангелов, как будто крылья могли бы их облагородить и замаскировать ту суть, которой они являлись.

Ян прервался, когда официантка принесла их заказ.

Легко живется магическим конспираторам в современном мире. Рассуждаешь о чертовщине на полном серьезе, но примут тебя не за сумасшедшего, а за гика.

Лиза хлебнула кофе, игнорируя принесенную трубочку.

— Если тебя это утешит, от крыльев она совсем не в восторге, избавилась от них при первой возможности.

Если Ян и обратил на ее слова внимание, то виду не подал.

— Как оживляли алхимики големов, думаю, для тебя уже не секрет.

Лиза покосилась на левую руку и спрятала ее под стол, словно такой жест мог что-то изменить.

— Но со временем стало понятно, что цена за такой дар непомерно высока. Человек, кормящий статую своей кровью, каплю за каплей отдает голему собственную жизнь. Если ты продолжишь кормить эту тварь, то умрешь, а она займет твое место.

Ян произнес эти слова с участливой обыденностью, как врач предупреждает заядлого курильщика: если он не бросит курить, то очень скоро умрет. Но что делать Лизе? Если для курильщика все упирается в его силу воли, то Лизин выбор невелик. Хочет она того или нет — сегодня вечером она явится к Аделаиде и преподнесет ей дань.

— Ну, ноги у нее явно длиннее моих, вряд ли окружающие не заметят разницы.

— Дело не в том, как она выглядит, и даже не в том, как она себя ведет, — объяснил Ян. — Она просто заменит тебя собой и — как бы это попроще объяснить? — займет твое место во Вселенной. Какая разница, кто такая и как выглядит Елизавета Вернова, если на ее месте кто-то есть и баланс соблюден? Подмена не будет ни для кого ничего значить.

— И много у меня осталось времени? — спросила Лиза.

Ян внимательно оглядел Лизу:

— Сколько тебе полных лет?

— Эй!

— Я серьезно.

— Шестнадцать.

— Сколько раз ты ее кормила?

Лизе не хотелось закатывать рукав и считать порезы на людях, при Яне.

— Одиннадцать, кажется.

— В таком случае у тебя осталось пять дней. Големы не любят торопиться, но и выжидать слишком долго не станут. Когда твоя кровь окрасит ее мрамор в шестнадцатый раз, для тебя все закончится.

— Прямо как в сказке, — попыталась пошутить Лиза. Она по-прежнему под гипнозом Аделаиды или это просто нервное? Взяв трубочку, она собрала остатки пенки по краям стакана. — И что мне делать? Я ведь не могу не ходить к ней, понимаешь? Это не мой выбор… — Лиза запнулась, и сердце екнуло, когда она нашла решение: — А что, если я не буду ходить к ней не по своей воле? Я могу рассказать обо всем брату, когда он узнает, что Аделаида угрожает моей жизни, он обязательно мне поможет! Он бы мог запереть меня у нас в квартире… и даже приковать, ну, знаешь, как оборотней в фильмах…

— Нет! — отрезал Ян, и Лиза почему-то вздрогнула. — Во-первых, скорее всего у тебя начнется ломка, и ты умрешь. Если бы все было так просто, этой проблемы никогда не возникло бы.

Почему-то Лиза опасалась услышать его «во-вторых».

— Во-вторых, твой брат не станет тебе помогать.

Лиза прыснула, но внутри у нее все съежилось и похолодело:

— Что за бред? Это же мой брат!

— Нет.

Повисла долгая пауза.

— Ты можешь сколько угодно прикидываться передо мной дурочкой, но прекрати обманывать саму себя, — сказал Ян несколько резче того тона, в котором протекал их прежний разговор. У него впервые прорезались эмоции. — Ты ведь знаешь, что произошло с твоим настоящим братом одиннадцать лет назад…

— Да ничего я не знаю! — крикнула Лиза, подскочив с места.

Посетители и официанты кофейни с любопытством покосились на их столик. Она сделала глубокий вдох, второй, третий. Ян сидел напротив нее по-прежнему с непроницаемым лицом, глядя на Лизу снизу вверх.

— Я ничего не знаю, — повторила Лиза, уже почти шепотом, как будто признавалась и извинялась за что-то. Но она ведь не виновата! Не виновата?

Тяжело опустилась на слегка протертое кресло. Поерзала, стараясь отыскать потерянный уют, но ей это так и не удалось. Спрятав лицо в ладони, Лиза постаралась собраться с мыслями. Этот человек не запутает ее, а Аделаида не отнимет ее жизнь, а Филипп… а Филипп…

— Мой брат не любил меня, — не отрывая лица от ладоней, сказала Лиза. Она услышала, как Ян слегка подался навстречу, чтобы лучше слышать собеседницу. — У нас была большая разница в возрасте — почти шестнадцать лет. Шестнадцать лет родители любили его большего всего на свете, а потом появилась я — маленький комок неприятностей, с которым нужно было всем делиться.

Мне было пять, когда произошла авария. Филипп уже не жил с нами, единственное, что я о нем знала по-настоящему: он меня не любит, и я его боюсь. Он был моим единственным родственником. Но он был совсем молодым, разве кто-нибудь смог бы вменить ему в вину, если бы он не потянул заботу о своей маленькой сестре? Разумеется, я была ему не нужна! Я была непослушной, а после трагедии совершенно несносной. Квартира, в которой мы тогда жили, была недалеко от кладбища, на котором похоронили родителей. Я часто сбегала туда, сидела часами на коленях у ангела…

На слове «ангел» язык Лизы споткнулся о нёбо. Она покачала головой:

— Статуя. Это была статуя из белого мрамора, такая же гипнотически прекрасная, как и Аделаида, только с мужским лицом. Меня тянуло к изваянию, как…

Как к Аделаиде. Неужели она уже сталкивалась с големами в детстве?

— Но я не писала на нем своего имени, и уж тем более не кормила своей кровью! Я просто… — Лиза сглотнула, пытаясь не разреветься на людях. — Я просто плакала. Но что можно было взять с ребенка, который потерял обоих родителей и остался во власти человека, которому было на него наплевать?

Ян молча смотрел на Лизу, не вмешиваясь в ее монолог. Девушке не нужны были наводящие вопросы — она заговорила сама:

— А потом все изменилось в одну ночь. Я чувствовала, что происходит что-то такое… я знала. Часто дети знают больше взрослых. Но я смолчала, сделала вид, что все в порядке. Потому что Филипп стал заботиться обо мне, понимаешь? Я стала чувствовать, что я в безопасности и что меня любят так, как любили родители. Это было важнее. И я люблю Филиппа. Этого Филиппа. Моего Филиппа! И мне все равно, что…

— Что это кусок камня, убивший твоего настоящего брата и занявший его место в жизни?

— Нет, — покачала головой Лиза. — Это мой брат!

— Ты упрямишься, и твое упрямство может стоить тебе жизни, — незаинтересованным тоном сказал Ян.

— Ты хочешь сказать, что Филипп может причинить мне вред?

— Не исключаю, что он любит тебя… по-своему, — согласился Ян. — Но у големов есть родовая память, Лиза, они сделаны из одного цельного куска мрамора. Все големы суть одно. Их родственная связь гораздо крепче, чем та… — Ян постарался подобрать правильное слово: — Нежность, которую испытывал к тебе «Филипп» все это время. Если ты думаешь, что между тобой и Аделаидой он выберет тебя, — ты глубоко ошибаешься. И такая ошибка может стоить тебе жизни.

Лиза прикрыла глаза, чувствуя тошнотворное головокружение. Она сдержала рвущийся наружу кашель, опасаясь, что ее вывернет наизнанку.

— Ты неправ, — она уже не пыталась придать голосу твердости и игривости поведению — ей было не до игры.

— Что ж, верить мне или не верить — выбор твой, я тебя предостерег. Теперь я хочу попросить тебя о помощи. — Ян сделал короткую паузу и, когда убедился, что Лиза его слушает, продолжил: — Мне не добраться до Аделаиды, пока она находится в том доме. Он считает меня угрозой и не пускает внутрь.

Несколько дней назад Лиза бы рассмеялась ему в лицо, но не теперь.

— Но ты, по ее мнению, не представляешь для нее никакой угрозы. Поэтому я скажу тебе, как можно обезвредить статую, а ты это сделаешь.

Увидев, как Лиза побледнела, он продолжил:

— Статуя оживает благодаря имени, которое на нее наносят. Все, что нужно сделать, это стереть имя с ее тела. Технически это даже не убийство, а помощь — ты поможешь статуе вернуться в ее изначальное — природное — состояние.

— Звучит неправдоподобно просто, — вяло отозвалась Лиза.

— Неужели? — Ян выгнул бровь, и Лиза поняла, какую глупость сморозила. Как, позвольте, она доберется до надписи у Аделаиды на лопатке? А как она заставит голема не двигаться, пока уничтожает надпить? Да и расцарапать камень — это не масло на хлеб горячим ножом намазать!

— Ты продолжишь подкармливать голема своей кровью, и, когда его кожа смягчится, приобретая человеческую эластичность, ты сделаешь то, что я тебе сказал.

Спрашивать, что случится, если Лиза не справится, было глупо.

— А если я попытаюсь выманить ее за пределы Общаги, ты мне поможешь?

Ян не ответил и даже не моргнул, но Лиза приняла это за положительный ответ. Подумав, он оставил на салфетке свои адрес и номер.

Вечером Лиза провела много времени в ванне, пытаясь смыть с себя грязь и страх прошедших дней. Но намокшие порезы напоминали о ее кабале все сильнее. Сегодня Аделаида была живее обычного, и Лиза знала, что Филипп у нее уже побывал, — едва ощутимый, но такой знакомый запах одеколона витал в воздухе, отравляя надежду на счастливый конец.

Выключив воду, Лиза замерла. В квартире она была больше не одна. Лиза наспех обтерлась полотенцем и, накинув халат, выглянула из ванной.

— Филипп? — Она не смогла изгнать нотки тревоги, но запах разжариваемого мяса успокоил девушку раньше родного голоса:

— Да, лисенок?

Его отклик повис в воздухе.

Оставив мокрые следы на кафеле, Лиза проскользнула в свою комнату и переоделась. Затем пришла на кухню и принялась резать салат.

— Я сегодня не ходила в школу, плохо себя чувствовала, — Лиза постаралась произнести эти слова непринужденно, как будто они вовсе не предназначены для того, чтобы скрыть неуютное молчание.

— Наверное, у тебя переутомление. Иди отдохни, я позову тебя к ужину, — в свою очередь сказал Филипп. Выдержать недежурный тон ему удалось гораздо лучше, чем Лизе.

— Мне уже лучше.

Тут Филипп впервые повернулся к ней лицом. Темно-серые глаза вцепились в нее с такой проницательностью, что Лизе стало нехорошо. Она опустила взгляд и с запозданием поняла, что порезала ножом подушечку указательного пальца.

Если Филипп и хотел что-то сказать, то передумал. Лиза сунула кончик пальца в рот и зажмурилась. Если все так будет и дальше, она не выдержит. Она… Не справившись с эмоциями, Лиза смахнула со стола миску с салатом. Звук битого стекла не только не отрезвил ее, наоборот — раззадорил злость. Она потянулась за тарелкой, но прохладная уверенная рука Филиппа ухватила ее за запястье.

— А ну перестань, — сказал он строго, но без гневной вспышки, которую Лиза ожидала и на которую надеялась. Если бы он разозлился на нее, это бы означало, что он настоящий. Но Филипп никогда не поднимал на нее голоса. — У тебя бинты намокли, а ты их не сменила. Кто так делает?

Вот и вся забота.

Лиза сглотнула вязкую слюну и разрыдалась, уткнувшись носом в грудь Филиппа. Брат положил руку ей на макушку и погладил, как котенка.

Мясо гневно шипело на сковородке, постепенно превращаясь в сухари. Кажется, сегодня они останутся без ужина.

Лиза вскинула руки и крепко обняла Филиппа, ощутив два ровных шрама у него под лопатками.

Интересно, нужна ли ожившим статуям еда на самом деле?

— Что-то ты сегодня рано, — Аделаида обвинительно ткнула в нее пальцем и прищурилась (неловко — теперь она умела демонстрировать эмоции не только голосом и жестами, но еще и мимикой). — Прогуляла школу?

— Не твое дело, — буркнула Лиза, стягивая с плеча рюкзак. Ей не хотелось задерживаться надолго. По большей части из-за страха пересечься с Филиппом.

Аделаида хмыкнула и повернулась к Лизе спиной, эту самую спину гордо демонстрируя. На ней были новенькие брюки и блуза с вырезом сзади. Лиза невольно (как и хотела Аделаида) обратила внимание на ровный изгиб ее лопаток. На коже-мраморе больше не было ни намека на обломанные крылья.

Филипп позаботился о том, чтобы у нее не осталось шрамов. Ведь в его время ему пришлось заботиться о себе самому.

— Подойди сюда, я тебя накормлю, — небрежно бросила Лиза, как будто ее кровь была никчемной подачкой.

— Куда-то спешишь? — Попытка быть безразличной позабавила Аделаиду.

Запретив себе нервничать и выказывать страх, Лиза вытащила из кармана нож и размотала бинты на руке. На этот раз она взяла с собой отцовский охотничий нож. Вряд ли зубочистка, которую она так и не отдала Рите, поможет ей быстро стереть имя на мраморе. Если Аделаида и обратила внимание на обновку, то виду не подала.

Новый порез — она почти привыкла, и боль больше не казалась ей острой.

Аделаида нежно, почти любовно, взяла ее за руку и поднесла белоснежные пальцы к сочащейся кровью ранке. Кровь быстро впитывалась в белоснежный мрамор. Лиза вспомнила наставления Яна, но пока что они ничем не могли ей помочь — кожа-мрамор представлялась пока что непробиваемой. Сколько ей придется ждать, и самое главное — сколько нужно отдать самой себя, чтобы голем стал уязвимым? И будет ли у Лизы время и силы воспользоваться своим хрупким преимуществом?

Тошнота подкатила к горлу, и Лиза попыталась отстраниться от Аделаиды. Но статуя лишь крепче перехватила ее запястье, сжав до ослепительной боли. Лизе показалось или она услышала, как хрустнули кости?

— Отпусти, на сегодня для тебя достаточно, — огрызнулась Лиза и встретилась взглядом с Аделаидой. Бескровные губы статуи изогнулись в недоброй улыбке:

— О, маленький лисенок, ты мне приказываешь? Мы не подчиняемся. Мы подчиняем, — голем стиснул запястье Лизы еще сильнее — на этот раз оно точно хрустнуло, глаза девушки заслезились, она заскулила от боли.

Лиза ухватилась за плечо Аделаиды здоровой рукой в тщетной попытке освободиться. Статуя снисходительно улыбнулась и… отпустила Лизу.

Она решила поиграть в кошки-мышки? Или ей просто нравится запугивать Лизу? Разбираться в логике действий девушки-статуи Лиза решила на бегу, поэтому без промедлений попятилась в сторону выхода.

Сперва она услышала знакомый запах. Потом сильные руки тяжело легли на ее маленькие плечи.

Вот ирония — тот, на чью защиту она всю жизнь полагалась, теперь был непреодолимым препятствием на пути к спасению.

— Филипп, пожалуйста, — Лиза не знала, на что надеялась. Она почувствовала себя маленькой, беззащитной и преданной. Ее губы задрожали, и она не смогла повторить просьбу.

— Поранишься, лисенок, — мягко сказал Филипп и с легкостью забрал у нее охотничий нож.

— Разве это не здорово — вся семья в сборе! — лучезарно улыбнулась Аделаида и снова сократила дистанцию. — Я до сих пор поверить не могу, как удачно все получилось. Я ведь выбрала эту девочку совершенно случайно, а ты когда-то выбрал ее брата. Теперь я займу ее место, и мы будем братом и сестрой не только по мрамору, но и по крови. По имени!

— Ты не слишком торопишься? — Низкий бархатистый голос Филиппа заполнил комнату.

Лиза поежилась, и его пальцы сильнее стиснули ее плечи. Больно. И без того слабая надежда, что он пришел ее спасти, таяла на глазах. Нет, он не спрячет ее за спину, не защитит от опасности. Если он и правда испытывал к ней нежные чувства, они окончательно уступили его природе. Мрамор крепче крови.

— Тороплюсь? — искренне удивилась Аделаида. — О нет, наоборот! Мне стоило проявить настойчивость раньше.

Лиза крепко стиснула зубы. Нет, она не станет давить на жалость, но и сдаваться так просто она не намерена!

Подгадать идеально подходящее время невозможно, поэтому — сейчас или никогда!

Пусть Филипп и не был человеком, но кости и кожа у него человеческие. Лиза изо всех сил ударила его по ноге и подалась корпусом вперед, высвобождаясь из крепкой хватки. На мгновение хватка ослабла, Лиза почувствовала, что ее ничто не удерживает. Но ее схватили за ворот толстовки, как котенка за шкирку. От резкого захватала Лиза не устояла на ногах и повисла в руке Филиппа.

С каменной невозмутимостью он встряхнул ее, ставя на ноги. Не нарочито грубо, но и без нежности.

Аделаида тем временем подошла к Лизе почти вплотную и забрала из рук Филиппа охотничий нож. Потянув Лизу за руку, она любовно огладила шрамы.

— Один… три… пять… семь, — еле слышно считала статуя, — двенадцать. Осталось четыре. Тебе ведь шестнадцать лет, маленький лисенок?

Лиза сглотнула вязкую слюну и плотно сжала губы. Ян просчитался с жадностью Аделаиды. Ей хочется всего и сразу.

Аделаида крепко перехватила ее руку и легонько надавила на лезвие ножа. Кровь заструилась, обнажая тринадцатый порез. Голем ловко подхватил стекающие струйки крови, и они легко впитались в камень, словно в губку.

Лиза дернулась в последний раз, прежде чем ощутила, как ее конечности наливаются каменной тяжестью. Аделаида нежно улыбнулась ей, и девушка заметила, что глаза голема почти блестят.

Хватка Филиппа ослабла, а затем он вовсе отпустил Лизу. Сопротивление было сломлено — она уже точно никуда не денется.

Аделаида провела ножом по руке Лизы еще раз и еще. Четырнадцать. Пятнадцать. Лиза почувствовала, как ладонь голема, стискивающая ее запястье, становится мягче и теплее. Девушке, наоборот, стало нестерпимо холодно. Вот он, тот рубеж, перед которым у Лизы могло бы оказаться преимущество перед големом. Но она слишком ослабла, у нее нет ничего, чем бы она могла защищаться. Да и выцарапанное на камне имя было далеко — под лопаткой Аделаиды. Статуя ни за что не позволит Лизе даже взглянуть в сторону надписи.

Аделаида занесла руку для последнего пореза и на мгновение замерла.

— Знаешь, на самом деле это волнительно, — прошептала она и облизала губы. Они даже слегка заблестели от слюны. — Я не знаю, стоит ли говорить какое-то напутствие? Или тебе, может, стоит сказать какое-нибудь напутствие?

— Иди к черту, — процедила Лиза, но Аделаида лишь снисходительно улыбнулась.

— Брат мой, а что ты сделал в такой волнительный момент?

Филипп подошел к Аделаиде сзади и невесомо поцеловал почти мягкие волосы.

— Ничего не делал, — бесцветным голосом сказал он и впервые за все это время посмотрел в глаза Лизе. Помнит ли она, как выглядел настоящий Филипп? Разумеется, нет. Ее заполнили другие воспоминания, нужные голему, который заменил живого человека собой.

Теперь Лиза узнавала его черты — ангел с соседнего надгробья. Под его крыльями она пряталась от проливного дождя, но чаще всего — от Филиппа.

— Я… — Спазм сковал ее горло.

Обида и ревность победили чувство страха. На краю гибели Лиза поняла, что не очень беспокоится за свою жизнь. Ей плохо от предательства. Какое отвратительное, беспомощное чувство односторонней привязанности! Ведь Филипп, по сути, убивал ее, а она продолжала его любить.

Лиза не сразу поняла, что нож выпал из руки Аделаиды и она не успела сделать последний надрез. Статуя побелела. Можно было подумать, что кровь отхлынула от ее лица, но это просто мрамор приобрел изначальный цвет. Ее глаза снова окаменели, а красивое лицо застыло в гримасе испуга, перемешанного с непониманием и отчаянием.

Лиза ощутила, как ее тело приобрело прежнюю подвижность, и отпрянула от Аделаиды, едва удержавшись на ногах.

— Ты! — взревела Аделаида — ее голос был похож на удары камень о камень. Она обернулась к Лизе спиной, и девушка увидела зачеркнутое имя под ее лопаткой.

— Прости, — сказал Филипп с болезненной искренностью. Ей показалось или она увидела выступающие на его глазах слезы?

Аделаида сделала неуклюжий рывок в его сторону, но Филипп не двинулся с места. Еще шаг — она потянулась к его шее. Еще шаг — и Аделаида застыла на месте. Изящная белоснежная статуя с безобразно перекошенным лицом.

Время для Лизы застыло вместе с Аделаидой. Она сделала вдох, затем второй, третий, проталкивала воздух в легкие все глубже и глубже.

Филипп стремительно обогнул разделяющую их статую и схватил Лизу в охапку, прижимая к груди.

— Прости, — выдохнул брат ей в макушку. — Прости, прости, прости! Я не должен был сомневаться ни минуты, я не должен был подвергать тебя такой опасности, я не должен был делать тебе больно!

Этих слов оказалось достаточно, чтобы Лиза разрыдалась от облегчения, вжавшись лицом в футболку брата. Неожиданно множество вещей для нее стали не важными. Их связь оказалась крепче мрамора.

— Мне кажется, у нас могут возникнуть неприятности, — шмыгнув носом, сказала Лиза и с неудовольствием покосилась в сторону Аделаиды. Ведь где-то снаружи обитал Ян, который все знал об их странной семейке. — Как ты думаешь, после дел, что мы здесь натворили, нам позволят снять комнату на время?