Самая страшная книга 2019 (сборник)

Александр Матюхин, 2018

Страшно?.. Серия «Самая страшная книга» – лицо современной русскоязычной литературы ужасов. Уже вполне узнаваемое лицо, полюбившееся тысячам читателей. Страшно?.. Страшно интересно! Собрание леденящих душу историй. Галерея кошмаров разных эпох и миров. Уникальный проект, восхищающий высоколобых критиков и признанных мэтров. Страшно… Еще как страшно! Перед вами – уже шестая такая антология, «Самая страшная книга 2019». Главная хоррор-антология страны. Книга, пропустить которую вы не имеете права. Потому что это действительно СТРАШНО.

Лепила

— Жри таракана, урод! Жри, кому говорю…

Жанна изо всех сил сжала тонкие пальцы на шее Жирунделя, пригибая его голову к пластиковому контейнеру из-под морковки по-корейски — с тройкой дохлых, крупных рыжих тараканов на дне. В карих глазах Кислоты — верховода и заводилы небольшой компании — крепла злость. Жанна очень не любила, когда ей перечили — особенно те, кого она считала «ссыклом и никчемышами». А уж если вдобавок они были толстомясыми, как Ленька, стоящий на коленях возле серого бетонного кольца с бледно-красной надписью «ГАЗ», криво торчащего из пыльной земли окраинного пустыря, то Жанна запросто могла прийти в бешенство.

— Жри, падла! Ну!

Ленька отчаянно замотал головой, с губ сорвалось: «Кхы-ы, не, не».

— Кислота, а ты их это… сиропом полей, — хихикнул Илья, щурясь на полуденном июньском солнце. — Клубничным. Он еще и добавки попросит!

Стоящие рядом с ним Костя и Денис промолчали. Происходящее им совсем не нравилось, но перечить Жанне не хотели ни один, ни другой. Дело было даже не во втором месте по рукопашному бою, которое она заняла на областных соревнованиях полтора месяца назад, а в том, что Ленька сказал про нее такое, чего говорить — никак не стоило…

Жанна скосила глаза на Илью:

— Ты предложил, ты за сиропом и вали! Чего тормозишь?!

— Кислота, ты че? Я же это… приколоться хотел. Че ты сразу, а?

Он знал — если Жанна шутку не поддержала, то лучше отыграть назад. Иначе может прилететь и ему. Бывали случаи…

— Не хочешь жрать? — Жанна снова переключилась на Леньку. — Ла-а-адно, полудурок… Тогда собачьим дерьмом рожу намажу. Тюфяк сегодня целую кучу навалил, как знал, что пригодится. Дэн, пакет дай. Ну, быстрей!

Цыганистый, низкорослый и прихрамывающий на левую ногу Денис с явной неохотой сделал три шага, протянул Жанне желтый пакет-«майку». Она достала из него длинную резиновую перчатку и старательно завязанный прозрачный пакетик с собачьими фекалиями.

Положила его на ребро кольца, возле контейнера, и без спешки начала натягивать перчатку.

— Когда я ее надену, будет поздно. Лучше жри.

— Я н-н-не… — Ленька с ужасом переводил взгляд с пакетика на контейнер. — Па-а-ачем-му? Я н-н-ниче-е-его…

— А, ты белый и пушистый, оказывается? Ниче-го-о-о, скоро будешь коричневый и некрасивый… Лучше ням-ням, Жирундель: время кончается. Ну?!

Ленька громко всхлипнул и потянулся к тараканам.

Ребята слаженно отвернулись в тот момент, когда Ленька положил насекомое на язык. Закрыл рот и начал медленно жевать. Илья почувствовал, как желудок выталкивает к горлу тугой ком тошноты. Отвернулся и обильно сплюнул — раз, другой, часто и глубоко дыша ртом.

Плечистый неповоротливый Костя спасовал секунд через десять. Глуповатая веснушчатая физиономия застыла в гримасе нерешительного протеста.

— Кислота, может, харэ? Ну его…

— Не харэ. Пусть жрет. По одному за уродку, дуру и гадину. В другой раз подумает, прежде чем сказать… Все пускай думают.

Илья сдавленно закашлялся. Затею Жанны он не одобрял, но признаваться в том, что упомянутые ею ругательства всецело были его выдумкой — не собирался. Не стоило даже давать повод для подозрения, потому что в таких случаях она становилась еще тем клещом: вцепится и не угомонится, пока не узнает всю подноготную…

Жрать вместо Леньки тараканов вперемешку с дерьмом Илья не желал. А ведь придется, если настоящий расклад вдруг выплывет наружу. При далеко не ангельском характере Жанна люто, отчаянно ненавидела ложь, карая за нее жестко и беспощадно, не делая различий между приятелями и недругами.

Леньку она шпыняла уже давненько, но в основном по мелочам, походя. Толстый, «плюшевый», с задержкой развития Жирундель вызывал у нее глухое раздражение, потому что напоминал младшего брата — пухлую, вконец избалованную скотину, почти без остатка забравшую себе родительскую любовь и внимание. Вот и срывалась время от времени, но без последствий…

Ленька безропотно сносил ее плевки, издевки, тычки. Словно Жанна была для него неизбежным и неодолимым злом, на которое не имело смысла жаловаться Ольге Андреевне, единственной живой родственнице, которая стала опекуншей Леньки после гибели родителей, бездетной и самозабвенно любившей племянника.

Честно говоря, сейчас Илья напрочь не мог упомнить, что дернуло его наклепать на Леньку. То ли скука, то ли плохое настроение: а может — все вместе…

Правда, он думал, что Жанна сорвет злость обычным способом, разве что тычков с подзатыльниками будет в два-три раза больше. Но она в тот день вдребезги разругалась с родителями и потому уготовила другую месть.

Илья мысленно костерил себя последними словами, но молчал. Оцепенело глядя, как Ленька глотает таракана, неверными движениями засовывает между посеревших губ следующего… Как будто что-то заставляло смотреть, не отводя взгляда. Во рту возник и не мог исчезнуть странный привкус, словно Илья сам только что размолол зубами хрусткую хитиновую оболочку цвета свежей ржавчины…

Он часто сплевывал вязкую, клейкую слюну, и с каждым мигом ему все сильнее мнилось, что Жанна обо всем догадается — и рассвирепеет вконец. Но минуты шли, а все оставалось по-прежнему.

Ленька сунул в рот последнего таракана, тяжело задвигал челюстью. А потом произошло то, чего Илья никак не ожидал.

Жанна резко надорвала пакетик с дерьмом и впечатала его в лицо Леньки. Растерла парой скупых, яростных движений.

— На, скотина жирная! Гарнир!

— Не, ну зачем, Кислота? — Костя покачал наголо бритой головой, с неприязнью глядя на Жанну. — Зря ты, епырь-жопырь, так…

— Да, зачем? — нахмурился Денис. — И так наказала уже…

Илья замер, выжидая, что будет дальше.

— Да пошли вы… Он не на вас пасть разинул. Я сама разберусь, чего ему до хрена, а чего — добавить…

Голос Жанны был страшен: приглушенный рык перемежался с шипением, от которого в груди заерзал шершавый холодный сгусток. Ненависть вылепила из симпатичной мордашки страшноватую маску, бесновалась во взгляде.

«Опять со своими поругалась, — понял Илья. — Сука, быстрее бы это все закончилось».

— Заткнись!

Он обмер, лихорадочно пытаясь сообразить, не произнес ли последнюю мысль вслух… И тут же с облегчением понял, что приказ Жанны относился не к нему. Ленька тоненько подвывал, часто вздрагивая всем телом. Изо рта тянулась ниточка слюны с рыжеватыми вкраплениями.

— Заткнись, урод!

— Да пошла ты… — с неожиданной злостью буркнул Денис. Шагнул к Леньке, доставая из кармана спортивных штанов мятый носовой платок. — Слышь, щас вытрем…

И — осекся, замер. Илья увидел, как в светло-карих глазах приятеля ворохнулось недоумение, тотчас же сменившееся испугом. Причину его Илья осознал через пару секунд, и холодный сгусток в груди взорвался, нашинковывая мышцы и мозг ледяной шрапнелью.

Ленька перестал выть и теперь хихикал, размазывая дерьмо по лицу. Илья медленно сглотнул, пытаясь убедить себя, что в хихиканье нет жутковатых, болезненных ноток, говорящих лишь об одном…

— Спятил, кажись, — Костя хрипло первым произнес то, что читалось на лицах у всех. — Жирундель, хорош, ну… Кислота, епырь-жопырь, ты че наделала?

— Тихо, тихо, — процедила Жанна, но Илья уловил в ее голосе ростки страха. — Притворяется, небось, урод… Заткнулся, кому сказали?!

Она схватила Леньку за подбородок и сжала что есть сил, заставляя замереть.

Вгляделась.

Илья следил за ней с дикой, вытеснившей остальные чувства надеждой. И в то же время — почему-то не сомневался, что надеется зря. Присосалась к душе обреченная уверенность, что Ленька точно тронулся умом, сбрендил… И это уже не исправить.

— Платок дай! — Жанна вдруг повернулась к Денису. — Быстрее!

Лицо у нее было бледное и отчаянное, но в глазах не мелькало и тени раскаяния. Жанна взяла платок и начала быстро, старательно вытирать Леньке лицо. Тот не сопротивлялся, продолжая хихикать. Жанна не затыкала его, негромко матерясь сквозь зубы, но Илья видел, как подрагивают ее руки.

Спустя минуту она побросала в пакет контейнер, платок, разорванный пакетик, перчатку.

— Все, уходим!

— А он как? — Денис угрюмо кивнул на Леньку.

— Он? — Жанна колебалась всего секунду. Потом подскочила к Леньке и сильно хлопнула его по спине.

— Домой вали! Пошел!

Тот вдруг умолк, заморгал, словно вникая в сказанное, а потом грузно, неторопливо потопал с пустыря, не оглядываясь на четверку.

— Вопросы кончились? Будем считать, что не было ничего.

Ребята молчали, глядя на уходящего Леньку. Жанна выдохнула сквозь зубы и чуть смягчила тон:

— Ладно, согласна, перегнула. Но назад уже не отмотаем, не кино. Да и так подумать: а что такого-то? Он и так с прибабахом был, а сейчас еще немного добавилось. Не убили же.

— Зря… — обронил Костя, не поворачиваясь к ней. Денис кивнул.

Жанна обвела друзей разочарованным взглядом.

— В общем, делайте что хотите. А я пошла. Надеюсь, вы со мной.

Она спокойно зашагала в другую от Леньки сторону, слегка покачивая пакетом.

Илья почесал нос, протяжно вздохнул:

— Пацаны, это… Ну, в самом-то деле, уже все. А я на Кислоту стучать не буду: в натуре, не убили же… Пошли, а?

Он шагнул вслед за Жанной, и этот шаг переломил угрюмую нерешительность друзей. Через минуту на пустыре никого не осталось.

Неделю спустя.

Новость принес Костя.

Сгрузил на горячий песок крохотного пляжа, целиком занятого их компанией, три запотевших «полторашки» дешевого «Буратино» и невесело оповестил:

— Тетка Жирунделя к Игнатьевне ходила. Сейчас слышал, бабки у магаза болтали… Епырь-жопырь, чего теперь делать, а?

Рука Жанны замерла на полпути к бутылке. На закаменевшем лице резко обозначились скулы: в жестком и — одновременно — растерянном прищуре коротко плеснулся испуг.

Денис и Илья царапнулись взглядами, колода карт в пальцах последнего мгновенно перестала быть послушной, тасовка сбилась с привычного ритма.

— И все? — сдавленно уточнил Денис.

— Ага.

Жанна все-таки дотянулась до бутылки. С хрустом свернула пробку, глотнула, закрыла бутылку, положила на песок.

— Подумай, может, чего забыл… — в ее голосе не было ничего, кроме равнодушия, но Илье показалось, что оно — как задернутые кулисы. За которыми набирают силу совсем другие чувства.

Костя помотал головой:

— Не, все сказал.

— Па-а-анятно… — Жанна мазнула взглядом по Денису, Илье. — И чего вы рожи-то как у покойников слепили? Страшно стало?

— А тебе не стало? — огрызнулся Денис.

— А может, и не стало! Вот если подумать, что мы про Игнатьевну знаем? Что она с нечистой силой тра-ля-ля? То ли ведьма, то ли еще какая-то фигня фигнянская…

Илья бросил колоду на песок, нервно защелкал суставами пальцев.

— Так и говорят…

— То-то, что — го-во-рят! А кто-нибудь видел, что она с чертями или демонами тусуется? Говорить что угодно можно. Я вот сейчас скажу, что Костян на самом деле — Человек-паук. Поверите?

Ответа не последовало. Жанна выдержала недолгую паузу и улыбнулась — широко, победно.

— Да, кстати! Кто помнит, с чего про Игнатьевну такие слухи идут?

Илья неуверенно пожал плечами:

— Лечит она, что врачам слабо́… Почти с того света вытягивает иногда.

— Точно! Потому и считают, что ведьма. Типа, если медицина ручками развела, а Игнатьевна помогла, то без нечистой силы не обошлось. Точно никто не знает, но все языками треплют! Правильно, что еще в нашем захолустье делать, как не чушь всякую выдумывать…

— А как же этот… Старченко или Сварченко? — встрял Денис. — Который зарплату рабочим на лесопилке зажимал, а потом за одну ночь поседел. Говорят, Игнатьевна ему показала, что за грехи бывает.

— Сколько это лет назад было? Пять-шесть где-то? А еще я слышала, что его тогда менты за что-то прессовали, посадить хотели. Думаю, что он из-за них поседел, а не Игнатьевна помогла…

— А Галька Мартышка?!

— Которая наркотой торговала? Обычная передозировка… Или ты поверишь, что она от собственных мозгов в горле задохнулась? Бред же. Ты побольше наших бабок слушай, они тебе еще чего-нибудь расскажут. Например… да чего угодно.

— А… — Денис беспомощно посмотрел на друзей, ища поддержки. Жанна ухмыльнулась с явным превосходством:

— Что, ничего не вспоминается? Вот и прикиньте, за столько лет, и — всего два случая, которые и без чертовщины легко объясняются. Против Игнатьевны-целительницы я возражать не буду, тут нормальных примеров хватает, что все так и есть. А все остальное…

Она говорила спокойно, неторопливо, словно разъясняя очевидное. Но Илья не сомневался: Жанна убеждает не их — себя. Ее испуг никуда не делся, он отодвинулся вглубь, потесненный «простыми и правдивыми» доводами, за которые Жанна будет держаться до последнего…

— Думаю, что тетка к Игнатьевне ходила, чтобы Жирунделю мозги на место вставить. Вот и все. А вы тут большой жим-жим устроили… Согласны?

— Фиг его знает… — пробормотал Костя.

Остальные промолчали.

— Ну вас! — фыркнула Жанна. — Очкуйте дальше, а я купаться.

С речки они засобирались часа через два, когда горизонт неожиданно превратился в сплошную темно-серую опухоль, быстро наплывавшую на городок.

— На весь вечер зарядит, — пробурчала Жанна, застегивая босоножки. — И завтра тоже обещали. А я так надеялась, что нет…

Натягивающий шорты Денис внезапно замер в нелепой позе, звучно хрипнул горлом, словно отхаркиваясь. Жанна смерила его удивленным взглядом:

— Ты чего?

Вместо ответа он судорожно кивнул в сторону тропы, бегущей к заброшенной железнодорожной ветке. Все уставились туда.

Ленькина тетка осторожно спускалась по крутой насыпи, балансируя пухлыми руками, вымахавшие сорняки до пояса скрывали невысокую фигуру в голубом сарафане. Ее и четверку разделяло около полусотни шагов, но даже с такого расстояния Илья рассмотрел лицо Ольги Андреевны: застывшее, пугающее… Маска. От прежнего добродушия не осталось ничего.

— Братва, бежим, не? — сыпанул растерянной скороговоркой Костя.

— Стоять, — приказала Жанна свистящим шепотом. — Кто слиняет, гнидой буду считать… Запомните намертво — мы не при делах. Если что, молчите: я сама как-нибудь. Одеваемся, спокойно.

— А вдруг бить будет? — сдавленно проговорил Илья.

— Не очкуй, прорвемся…

Илья покорно принялся натягивать футболку, стараясь глядеть в землю, но взгляд неумолимо тянуло в сторону насыпи. Денис надел шорты, и теперь бездумно управлялся с завязками. Один узел, второй, третий…

— Харэ! — шикнула на него Жанна, и он испуганно замер. — Кроссовки не забудь…

Они закончили сборы, когда Ольга Андреевна была всего в десятке шагов.

— Ну, все? — спросила Жанна с деланой беззаботностью, как будто не замечая женщину. — Двинули, пока не ливануло.

Илья помедлил, желая пристроиться к ней за спину, стараясь не смотреть на тропу.

— Лепила-лепила, кривое рыло…

Тетка Жирунделя заговорила нараспев, и в то же время — без малейших эмоций, мертво. Это сочетание пробрало Илью сильнее всего, и он застыл на месте, прикипев взглядом к невысокой фигуре в нескольких метрах от них.

— Глазки — врозь, зубки — врозь, приходи-ка как гость…

Слева от Ильи прерывисто и громко дышал Денис, сзади послышалось и тут же сгинуло неуверенное «а-а-аы-ы» Кости. Жанна превратилась в изваяние, чуть приподняв напряженные плечи, словно готовясь к рывку, драке. Ольга Андреевна поочередно переводила взгляд — такой же неживой, как и голос — с Жанны на Дениса, на Илью, на Костю. Как будто отмечала каждого печатью, от которой нет избавления…

— Была плата богатой, отработай же плату. Не врагом и не другом, воздавай по заслугам. День ли, ночь во дворе: приходи поскорей…

Ольга Андреевна замолчала. Илья со страхом ждал, что будет дальше.

Губы женщины внезапно дрогнули, в глазах мелькнуло подобие сожаления, словно она хотела что-то сказать или заплакать. Маска дала трещинку, но та осталась первой и единственной.

Тетка Леньки повернулась и быстро зашагала обратно к насыпи, провожаемая тревожным молчанием четверки.

— Никто не обоссался? — с фальшивой тревогой спросила Жанна, когда фигура в голубом сарафане скрылась за насыпью. — А то показалось мне — журчало что-то… Дэн, не ты?

— А ты самая смелая, что ли? — прошипел Денис. — Ты же говорила…

Жанна угрожающе сжала кулаки, шагнула к нему.

— Что я говорила?! Что все хорошо будет, и нам по миллиону подарят? Нет?!

— А это что было?! — Денис махнул рукой в сторону тропы.

— У тебя с ушами проблемы? Ладно, для глухих: стишок про какого-то лепилу с кривым рылом.

— Леха Шаман трындел, что так на зоне врачей называют, — вклинился в перепалку Костя. — Или, епырь-жопырь, лечилы… Не, лепилы, точно.

— Врачи тут с какого хрена? — опешил Денис.

Жанна развела руками:

— Может, у тетки Жирунделя тоже крыша поехала?

— Ты сама-то в это веришь? Сука, из-за тебя все…

Жанна ударила его кулаком в нос: коротко, умело. Денис вскрикнул, попятился, пряча нос в ладони. Нога угодила в ямку, он оступился, упал. Но сразу же начал подниматься, упрямо прогнусавив:

— Сука. Правильно тебя Ленька назвал…

Жанна молча прыгнула к нему, целясь ногой в лицо. Денис в последний момент убрал голову, и ребро босоножки чиркнуло его по уху. Жанна сумела не «провалиться», спружинила на носочках, развернулась, собираясь атаковать снова. В потемневших глазах крепла даже не злость — ярость.

— Э, завязывайте! — Костя сгреб ее обеими руками поперек живота, потащил назад. Второй пинок чуть-чуть не достал до подбородка Дениса.

Жанна яростно барахталась в захвате, локоть ее правой руки едва не расплющил Косте нос. Он громко матюгнулся, поднатужился и отшвырнул Жанну подальше от себя и друзей.

— Уймись! А то подеремся!

— Ну, давайте! Трое на одну! Ссыте?!

Илья прыжком очутился между ними. Растопырил руки, не давая Жанне сцепиться с Костей и побаиваясь, что вот-вот огребет сам. Отчаянно заорал:

— Заткнулись на хрен! Совсем, что ли?!

Он не ждал, что его послушают, но крик неожиданно подействовал. Жанна медленно разжала кулаки, презрительно сплюнула:

— Друзья называется. Да пошли вы вместе с лепилой, кто бы он там ни был.

— Кислота, погоди… — начал Илья, но Жанна показала ему «фак» и стремительно зашагала к тропе. Останавливать ее никто не стал.

— И что теперь делать? — растерянно бросил Костя, перескакивая взглядом с парней на Жанну и обратно.

— Прощения просить, — сказал Денис. Сочащаяся между пальцев кровь капала на камуфляжную майку.

Илья озадаченно посмотрел на него:

— У Кислоты?

— У Ленькиной тетки… Скажем, не хотели такого, это все Кислота. Нет, виноваты, конечно, но с другой стороны… Зараза, как бы сказать-то получше?

— Может, сразу перед Игнатьевной извиниться? — угрюмо проворчал Костя.

— Не… Говорят, если она что-то начала делать, то заднюю не включит, хоть ты обосрись…

— Если не включит, зачем тогда к тетке идти?

Денис с надеждой посмотрел на друзей.

— Ольга Андреевна добрая. Может, пожалеет, и к Игнатьевне сходит… Что-то же надо делать?

— Пожалеет, ага. Ты ее глаза видел? Мне стремно было…

— А вдруг она реально с ума сошла? — Илья обрадовался, что вместо него это спросил Костя. — И, епырь-жопырь, получится хрень какая-нибудь…

— А что ж она тогда не в психушке? — процедил Денис.

— Может, она только в этом совсем ку-ку стала… А так — нормальная. Бывает же такое?

Илья развел руками.

— Да фиг его знает… Может, и бывает.

На несколько секунд повисла тишина. Денис стащил майку, приложил ее к носу, невесело оглядел друзей.

— Пошли, чего стоять-то? Польет скоро. По дороге сообразим что-нибудь…

Сообразить ничего не получилось. Все десять минут до расставания шли в тягостном молчании, как будто затронувший их четверку раскол продолжал шириться, грозя новой ссорой. Илья втайне надеялся увидеть поджидающую их Жанну, но увы…

Дошли до перекрестка, на котором обычно расходились в разные стороны, неловко затоптались на месте.

— Ладно, пацаны… — первым нарушил молчание Костя. — До завтра.

Денис зябко повел плечами, отнял майку от носа.

— А с теткой как быть?

— Может, завтра решим? — вздохнул Илья. — Я, это… Думал, с Кислотой все-таки надо вместе, раз уж так вышло. Попробовать уболтать. Если не захочет, то — другое дело.

— А почему — кривое рыло? — внезапно спросил Денис. — Ну, лепила — кривое рыло…

— Это врач, который набухался в жопу, — грустно пошутил Илья. — Засечешь пьяного перца в белом халате — щемись куда попало.

Денис даже не улыбнулся. Скупо, задумчиво кивнул:

— Ладно, увидимся. Звоните, если что…

И они разошлись.

Дома Илья первым делом набрал в Гугле «лепила, кривое рыло». Ему хватило полчаса, чтобы понять — ничего внятного он не найдет. Разве что несколько сайтов подтвердили правоту Кости насчет жаргонного названия врачей.

Ближе к концу поисков он поймал себя на мысли, что всерьез хочет, чтобы тетка Леньки повредилась рассудком. Ведь нет ничего хуже, чем ждать и бояться чего-то непонятного…

Потом он почти безвылазно сидел «Вконтакте», время от времени скидывая в личку Денису и Косте «все ок?». Ответы были такими же скупыми, не дававшими повода для тревоги. Илья написал и Жанне, та прислала в ответ злющий смайлик.

В половину первого друзья одновременно вышли из Сети. Жанна еще была онлайн, Илья написал ей: «завтра надо поговорить, очень важно», но сообщение осталось непрочитанным.

Спать он собрался в начале третьего, перед этим взяв с кухни нож побольше и поострее. Лег на бок, прижался спиной к стене и сунул нож под подушку, крепко сжав в ладони темно-коричневую деревянную ручку.

Засыпал Илья плохо, часто разлепляя тяжелеющие веки и беспокойно обшаривая взглядом тесноватое пространство десятиметровой комнаты. Ища любой намек на нечто выбивающееся из намозолившей глаза обстановки, но наконец соскользнул в тягучее, липкое забытье. В нем не было ничего, кроме каркающего усталого голоса, раз за разом повторяющего уже знакомые слова. «Лепила-лепила, кривое рыло. Глазки врозь, зубки врозь, приходи-ка как гость…»

«Игнатьевна, хватит!» — Илья затыкал уши и бежал — медленно, как под водой, надеясь найти место, где жутковатый стишок будет не слышен. Но слова, казалось, просачивались сквозь плоть, лезли в голову, неторопливо, но верно подталкивая к безумию…

Он хотел проснуться, и не мог, — трепыхался во сне, как мошка в паутине. Потом вдалеке возникла кособокая, нескладная человеческая фигура в белом, щедро забрызганном кровью халате. Она бросилась к Илье, протягивая неестественно длинные худые руки с хищно растопыренными пальцами к его груди, как будто собираясь вырвать сердце. Вместо головы над воротником халата торчал такой же — белый с красным — бугристый ком размером со средний арбуз, без носа, глаз, рта…

Звонок лежащего на подоконнике мобильного разбудил Илью за миг до того, как пальцы лепилы уперлись ему в грудь. Илья судорожно рыскнул по комнате взглядом без единой капли сна, убеждаясь, что он в ней один, что все без изменений, и схватил старенький «Самсунг». Номер был незнакомый, но Илья без раздумий нажал кнопку, принимая вызов.

— Але!

— Кирюха, не разберу, это ты, что ли? — протараторил в ухо молодой, чуть картавящий женский голос. — Это теть Зина Шашенина, мамку мне покличь…

— Вы это… ошиблись, — выдохнул Илья. — Нет здесь таких.

— Точно ошиблась? — огорчилась женщина.

— Да.

— Генка, стервец, номер неправильно записал, поди. Ладно уж, извини, что побеспокоила…

— Не страшно. И, это… спасибо.

— За что?

— За то, что разбудили…

Он нажал отбой, положил телефон на место. И только сейчас осознал, что ухитрился взять его, не выпуская из руки нож. Вымученно улыбнулся:

— Кривое, сука, рыло… Хрен тебе, а не мое сердце.

Старенькие электронные часы на компьютерном столе показывали без четверти десять. Илья вернул нож на кухню и сразу же сел за компьютер, зашел «ВКонтакт».

Никто из троицы в Сети не появлялся. Илья кинул им в личку «все ок?» и потопал в туалет. Вяло позавтракал, полтора часа погонял в «танчики», снова зашел «ВКонтакт». Все три сообщения остались непросмотренными.

«Начало первого уже… — Илья взял телефон, набрал Костю. — Не могут же все дрыхнуть?»

Мелко, противно задрожали пальцы. Длинные гудки вселили надежду, оказавшуюся недолгой. Костя не ответил. Дозвониться до остальных тоже не получилось. Илья чертыхнулся и начал одеваться.

Жанна жила ближе всех, в паре минут ходьбы. На детской площадке во дворе дома Илья увидел ее брата — Ярослава. Тот с ногами забрался на скамейку и кормил голубей, отщипывая кусочки от батона. Птицам доставалась половина, каждый второй кусочек Ярослав кидал себе в рот.

Илья направился к нему.

— Яр, привет! Сестра дома?

Десятилетний, большеглазый и похожий на филина толстячок лениво кивнул.

— Привет… Дома, да. Мама с папой в райцентр уехали, а я с Тюфяком погулять вышел. Но он удрал куда-то: жду, когда прибежит.

— Давно гуляешь?

— С час где-то. А ты зайти хочешь? Жанка вчера злющая была, вообще как зверюга. Думаю, сегодня тоже будет.

— Ничего, я быстро. Два слова сказать.

— Иди, дверь не закрыта. — Ярослав отправил в рот очередной кусочек мякиша и снова уставился на голубей. — Фиг ли смотрите, жопы с перьями? Нате, лопайте. Гули-гули…

Илья быстро зашагал к ближайшему подъезду недлинной панельной пятиэтажки, мгновенно найдя взглядом окна нужной квартиры на третьем этаже.

Никакого шевеления за стеклами. Правда, комната Жанны была на другой стороне, но Илья не стал тратить время на беготню вокруг дома. Домофон в подъезде не работал уже давно, и парень шустро одолел пять лестничных пролетов: замешкался у двери, решая — стоит ли входить без предупреждения.

Нетерпеливо нажал серую клавишу звонка.

«Плям-плям… Плям-плям…»

Чуть-чуть выждал, снова позвонил, следя за дверным глазком: не потемнеет ли. Прислушался. Вроде тихо.

«В туалете, что ли? Или в ванной?»

Новый звонок и полминуты ожидания перемен не принесли. Илья решительно повернул серебристую узорчатую — под старину — ручку, толкнул дверь от себя. Перешагнул порог.

— Кислота, это я! Разговор есть.

В комнате Жанны раздался слабый не то стон, не то всхлип. Страх набросил удавку на шею и начал затягивать ее. Илья замер, до боли сжав дверную ручку, борясь с желанием выскочить обратно в подъезд.

Сдавленно позвал, не сводя взгляда с дверного проема Жанкиной комнаты:

— Кислота… Это ты?

Шлепанье босых ног по линолеуму было неторопливым и сбивчивым, как будто идущий в коридор человек плохо держал равновесие. Или топтался на месте, раздумывая — стоит ли вообще показываться Жанне на глаза.

Илья напрягся, безуспешно пытаясь унять ожившую в теле дрожь. И снова выдавил, готовясь в любой миг рвануть подальше:

— Кислота… Ты че?

Тень, пересекшая порог комнаты, выглядела совершенно нормальной, человеческой, и Илье чуть полегчало. Раздавшийся следом стон-всхлип вернул все на свои места, удавка страха затянулась до предела, сделав тело ватным, неуклюжим…

В этом звуке отчетливо сквозила та же самая болезненность, которую Илья слышал на прошлой неделе в хихиканье Леньки. Спустя секунду Жанна вышла из комнаты и повернулась к приятелю лицом.

Что это именно она, Илья понял по короткой мальчишеской стрижке и ее любимой черной майке с изображением Призрачного гонщика на полыхающем байке.

Потому что узнать Жанну по лицу было невозможно.

В нескольких шагах от Ильи стояла уродина. Похожую он видел в ужастике про мутантов, название которого уже вылетело из головы…

Небольшой курносый нос Жанны задрался еще больше и скривился вправо, притягивая взгляд провалом пугающе огромной ноздри: как будто в нее запихнули невидимый палец и вдобавок — оттянули в сторону. Второй ноздри не было видно, словно ее приплющили к носовой перегородке.

Губы приоткрытого и перекошенного рта растянулись так, что из нескольких трещинок выступила кровь. От прежней ровности мелких зубов пропал и след, они либо наползали друг на друга, либо выгибались вперед…

Левый глаз сильно косил к переносице, а правый был немного утоплен в глазницу. Но совсем страшным его делало верхнее веко — задранное, неподвижное, не позволяющее скрыть уродство.

Аккуратный подбородок с ямочкой расплюснулся, съехал вправо. Скулы остались прежними, но уши выглядели так, словно лишились хрящей. С полторы дюжины глубоких длинных шрамов-рытвин перепахали щеки, виски, лоб.

Шея, плечи и все остальное было нетронутым, изменения коснулись только лица. Полное впечатление, что кто-то перелепил его на новый, кошмарный лад.

Лишь сейчас до Ильи дошло, что Жанна не кричит от боли. А ведь такие перемены не могли обойтись без нее, никак не могли! Если только их виновник не обладал особыми возможностями. Запредельными, потусторонними…

Жанна подняла руки к лицу, ощупала его кончиками пальцев: нервно, дергано. Опять простонала-всхлипнула и шагнула к Илье.

— Не-е-е… — тот отпустил ручку, попятился. Запнулся о порог, но не упал, успев схватиться за дверной косяк.

— Эугуэу… — сказала Жанна, ее глаза светились чистым безумием. — Аопыогыы…

Она открыла рот еще шире, и Илья увидел язык подруги — страшный, искореженный. Илья молча, отчаянно замотал головой. «Не подходи!»

Жанна медленно пошла вперед, и это помогло ему избавиться от жуткого, набирающего силу оцепенения. Он отпустил косяк, качнулся назад, ломая протест собственного тела: сделал шажок, второй…

И без оглядки бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Выскочил из подъезда, на секунду замер, решая — что дальше.

Побежал к детской площадке, лихорадочно пытаясь придумать, что скажет Ярославу. Почему-то крепло убеждение, что если брат Жанны явится домой один, то она обязательно сделает с ним что-нибудь страшное, непоправимое…

Илья добрался до скамейки, распугав голубей, встал напротив Ярослава. Тот испуганно сжался, побледнел.

— Т-ты чего?

Илья понял, что вид у него еще тот. Конечно, после увиденного в квартире…

— Яр, Яр… — он пробовал улыбнуться, но губы не слушались. — Ты, это… домой не ходи. Родителям позвони, чтобы побыстрее ехали. И сам подальше куда-нибудь уйди.

— А-а что такое? — боязливо спросил толстяк. — Жанка еще больше разозлилась?

Илья торопливо закивал, агрессивными жестами изобразив что-то непонятное самому себе.

— Как черт! Чуть лицо мне не разодрала. Не ходи!

— Ладно, ага… Все расскажу про эту заразу психическую…

Илье внезапно захотелось врезать ему по носу. Со всей дури, чтобы кровавые сопли широким веером — отсюда и до подъезда. Ведь если вдуматься, Ярослав как никто другой виноват в жестокости сестры. Не будь брат такой эгоистичной тварью, Жанна не срывала бы зло на Леньке: и не было бы тараканов, собачьего дерьма, стишка про лепилу. Того, что Илья видел минуту назад.

Казалось, Ярослав прочитал его мысли. Слез со скамейки и проворно засеменил с площадки, оглядываясь — часто, с опаской. Илья кое-как унял желание метнуться за ним, пнуть в копчик…

«Да все, на хрен, виноваты», — выдохнул он сквозь зубы и поспешно зашагал прочь, доставая телефон.

Звонок Косте закончился точно так же, как и четверть часа назад. Денис тоже не отвечал.

Илья сломя голову побежал к дому Кости.

На долгий суматошный трезвон, перемежаемый стуком в дверь, никто не откликнулся. Илья выскочил из единственного подъезда старой бревенчатой двухэтажки, растерянно огляделся.

— Внучек, потерял чегой-то? — дребезжащий голос был полон жгучего любопытства. Илья обернулся, посмотрел вверх. Из окна второго этажа выжидающе глазела узколицая остроносая старуха в очках, явно из племени «высоко сижу, на всех гляжу, обо всем расскажу».

— Бабушка, Костю не видели?! — не раздумывая, выпалил он.

— С первого этажа, что ль?

— Да!

— Ой, внучек! Дык его ишшо по утречку на скорой увезли! И мамка его с ним туда же!

Мир в глазах Ильи пошатнулся, потемнел и размылся.

— Что с ними?!

— Мамка-то ладом! У Костика с рукой чтой-то беда. Прям кошмар, как искривилась! Я такое первый раз видела, а скоро ужо девятый десяток выйдет-то, как живу…

— А с лицом у него все нормально?! — перебил ее Илья.

Старуха озадаченно моргнула, зачем-то потерла ухо.

— С лицом, говоришь? А чегой-то с ним не так должно быть? Лицо как лицо…

Она говорила что-то еще, но Илья сорвался с места, побежал к Денису, чувствуя, как в груди усиливается противный холодок, хотя на улице было жарко.

Он надеялся увидеть Дениса живым и здоровым, но случившееся с остальными заставляло готовиться к иному раскладу.

Дома у Дениса он застал лишь его малолетнюю сестру и приглядывающую за ней соседку.

— Ногу ему изуродовало, — сказала женщина, скорбно кривя рот: неверие в ее глазах переплелось со страхом. — Да жутко так, как будто половину косточек перемололо. Но крови — ни капли, мистика как есть. И ведь ничего не говорит, не помнит: как затмение нашло, что ли… Антон Борисыч в командировке, Наталья с Денисом поехала, меня вот попросила с Дианкой посидеть.

Она помолчала, словно припоминая что-то. А потом спросила — робко, будто преодолевая себя:

— Вы Игнатьевне ничем не досадили?

Илья молча помотал головой и ушел.

Спустя десять минут он стоял перед квартирой Ольги Андреевны. Закусил губу, сдерживая слезы: и с силой нажал кнопку звонка.

«Дз-з-з!»

За дверью была тишина.

«Дз-з-з! Дз-з-з!»

Этажом выше послышались шаги, на лестнице возник высокий худой невзрачный мужик средних лет — в мятой майке, черных трениках и шлепанцах на босу ногу, с пакетом мусора.

— Не звони, уехали… — скучно обронил он, проходя мимо Ильи.

— Как — уехали?! Куда?!

— А я почем знаю? На такси вчера вечером. Ленька с ней, и сумки с вещами: как в отпуск прямо.

Мужик ушел. Илья постоял с минуту, тупо, неверяще глядя на дверь квартиры, а потом зашагал вниз на негнущихся ногах.

В голове бултыхался только один вопрос: «Что делать?»

Вариантов было не так уж и много. Рассказать все родителям или попробовать справиться самому.

Первое не хотелось делать жутко, до дрожи. Во втором варианте уживались страх и — то возникающая, то снова исчезающая и почти безрассудная тяга доказать неведомому злу, что он способен постоять за себя.

Илья брел как в тумане, куда-то сворачивая, блуждая во дворах, переходя неширокие улицы где придется, один раз едва не угодив под машину. Он не знал, куда направляется, но точно не хотел идти домой. Троицу расплата настигла именно дома, причем Жанну — уже засветло. Возможно, он сам до сих пор цел и невредим именно потому, что вовремя покинул квартиру…

Илью вернули в чувство первые капли дождя. Он посмотрел по сторонам, отыскивая убежище; улыбнулся — скупо, безрадостно. Бездумное шатание привело его к недостроенному и бесповоротно заброшенному торговому павильону на выезде из города.

Около трех лет назад их компания обустроила здесь подобие штаб-квартиры. Не обошлось без стычек с другими положившими глаз на недострой, но безжалостность Жанны при поддержке остальных сделали свое дело.

Правда, в последнее время они приходили сюда все реже. А сейчас Илья осознал, что их четверка вряд ли будет прежней. Что все поменялось — навсегда и безвозвратно. Поменяли они сами — глупо, жестоко, не задумываясь ни о чем…

Он всхлипнул, еще раз, еще… Потом заплакал, не пытаясь сдержать слезы, и пошел ко входу в павильон. Он не знал, чего хочет больше: укрыться от дождя или побыть в прошлом. Пусть так, пусть недолго.

Небольшой торговый зал встретил привычным полумраком. Во время недолгой, но яростной войны за недострой три из четырех окон были разбиты, а потом заделаны фанерой и полиэтиленом. Раньше компания разгоняла полумрак светом фонариков и полудюжины свечей, а иногда, под настроение и по возможности — костром, который разжигали в центре помещения.

Илья вытер слезы, включил фонарик на телефоне. Пятно света пробежало по грязному бетонному полу, осветило дальний угол. Старый, не раскладывающийся диван-книжка и донельзя обшарпанное, но еще крепкое кресло-качалка — любимое место Жанны — стояли там же, где и раньше.

— Простите меня…

Покаянный шепот всколыхнул угрюмую тишину и растворился в ней без остатка.

Шорох за спиной!

Ужас еще не успел раскромсать сознание, а Илья уже шарахнулся прочь.

Прыжок, другой.

Он поспешно развернулся лицом к источнику звука. Луч фонарика заполошно рванулся вперед, отыскивая — кто, что. В воображении ожили забрызганный кровью халат, бугристая голова, хищно скрюченные пальцы.

— Пшел, су… — набирающий силу крик стремительно погас, — …ка. Э-э, ты кто?

Попавшее в пятно света и застывшее в причудливой позе обнаженное существо не двигалось, давая рассмотреть себя. Оно было тщедушным, не больше средней собаки, но причислять его к животным Илья бы не стал. Руки-ноги-тело выглядели скорее человеческими, и в то же время — в них имелось что-то странное, несуразное…

Скоро он понял, в чем дело.

Метрах в трех от него сидел уродец. Его левая нога росла из впалого живота, начинаясь там, где должен был быть пупок. Он, правда, никуда не исчез: торчал выше, рядом с правым соском. В глаза бросалось колено — размером с крупный помидор, огромное для такой худой, по-паучьи длинной ноги. На плоской, словно расплющенной стопе было всего два пальца.

Правая нога росла, откуда полагается. Но голень выглядела так, как будто ее переломали в двух местах и перелом не успел срастись. Три недостающих пальца с правой стопы перебрались на левую, нависая верхним рядом.

Гениталий Илья не заметил, но под кожей паха лениво ерзало-пульсировало что-то бугристое, округлое: как будто потревоженное в спячке.

Грудная клетка съехала вправо, и на ее месте перекошенным частоколом выпирали тонкие ребра. Левое плечо смотрело вверх, правое — вниз, и вдобавок сильно выдавалось вперед. Худющие руки висели плетьми. Правая была на треть короче и росла из подключичной впадины. Тонкие, неожиданно изящные кисти не имели никакого изъяна, разве что левая смотрела ладонью вперед, как при вывихнутом запястье.

Под бледной кожей костяными желваками упруго выпирали ключицы. На кривой длинной шее с пугающе острым выступом сместившегося вниз кадыка сидела круглая, безволосая и неестественно большая для такого тела голова.

Но самым жутким было лицо уродца.

«Глазки — врозь, зубки — врозь», — вспомнил Илья, невольно скривившись от отвращения. Увиденное исчерпывающе описывалось одним словом: мешанина. Будто лицо было подобием кубика Рубика, который старательно перекрутили, как можно затейливее поменяв местами рот, глаза, нос и все остальное.

Но этим не обошлось: черты лица сильно исказились, став похожими на отражение в кривом зеркале.

— Ле… лепила, — произнес Илья. — Только п-подойди, су… сука…

Тварь спокойно наблюдала за ним обоими глазами: узким, расположившимся там, где обычно бывает переносица, и вторым — чрезмерно выпуклым, размером с крупную сливу, торчащим на месте левой щеки.

Илья поймал взгляд нижнего глаза, и хотел сказать что-нибудь еще, громче, с угрозой… Но вдруг осознал: желание сопротивляться тает сосулькой в кипятке. Лепила гипнотизировал его, подчинял своей воле.

Шажок назад дался Илье с диким трудом, а отвести взгляд не получилось вовсе. На второй шажок сил уже не осталось, и он опустился на колени, безвольно завалился на спину.

Лепила нагнулся, опираясь на все конечности, и направился к нему. Расхлябанно, напоминая увечного паука, и ни на миг не выпуская из вида.

— Уйди… — с ужасом прошептал Илья. Голосовые связки еще слушались, но кричать уже не получалось.

Уродец приближался. Осталось четыре шага, три… Обезображенное лицо Лепилы не выражало никаких эмоций. Илья где-то читал, что такие лица бывают у тех, кому предстоит сделать что-то насквозь обыденное, привычное. Или же тварь просто не могла испытывать никаких чувств.

«Не врагом и не другом, воздавай по заслугам», — всплыло в голове. Уродец добрался до него, приблизив голову вплотную к лицу Ильи. Глаз еще больше вылез из орбиты, взгляд давил, словно хотел заглянуть в душу и понять, какой кары заслуживает очередная жертва…

Илья ждал, что Лепила примется за его лицо, но ошибся. Пах ощутил прикосновение холодной ладошки, уродец начал задирать футболку, обнажая живот.

Пошевелиться было невозможно, и Илья выл — уже беззвучно, исступленно желая проснуться. Лепила управился быстро, задрав футболку до солнечного сплетения. Кончики пальцев скользнули по животу, будто примеряясь, — а потом уродец плавно надавил, и плоть Ильи отозвалась несильной болью.

Рука Лепилы прошла сквозь кожу, мышцы, добралась до внутренностей. Илья ощущал, как ладошка хозяйничает в кишечнике, но мучений не было, словно взгляд снижал боль до терпимой…

Пальцы короткой руки нырнули под подбородок, изувечив голосовые связки в несколько скупых, выверенных движений.

Пятерня добралась до позвоночника, замерла… А потом — сдавила его. Илья услышал короткий, негромкий хруст, и перестал чувствовать свое тело.

Лепила неспешно, аккуратно вынул руку из живота. Короткая рука переползла с горла — на глаза: смежила веки. Открыть их Илья не смог. Веки словно склеились, спаялись намертво…

Спустя секунду он услышал звуки быстро удаляющихся шагов: Лепила закончил воздавать по заслугам и уходил.

Телефон в неподвижной ладони завибрировал, первые аккорды «Колобка» «Алисы» раскрошили тишину. Илья слушал мелодию и не знал, чего ему хочется больше: дождаться помощи или умереть как можно быстрее…

Вадим Громов